Надежда ястреба

Темно. Сыро. Холодно. Ноги затекли от долгого сидения в одном положении мыслей почти нет, только ощущения. Запах склепа, будто бы я лежу в братской могиле. Вокруг много людей. Все молчат, погруженные в свои раздумья, только маленькие дети всхлипывают на груди у матери. Сил плакать у них уже не осталось. Еды не приносили уже 3 дня, но я больше не чувствую голода, может я действительно умер? Я поднимаю голову и вижу перед собой старика, он разглядывает свою ладонь в которой блестит медальон. Внутри видимо фотография родных, которых ему не суждено увидеть. Из за двери послышались шаги, тяжёлые, от них мурашки по коже. Идут за очередным пленником. Воздух стал густым от всеобщего напряжения. Дверь открылась и человек вошёл внутрь. Он прохаживался по нестройным рядам и наконец остановился передо мной. Я поднял голову, из-подлобья смотря на надзирателя. -Встань! - его голос звучал резко, я опёрся на колено и поднялся пошатываясь на слабых от голодовки и затекших ногах. Человек надел на меня наручники (в чем не было необходимости, я бы не смог вырваться, и не смог бы избить его, так как сил совсем не осталось), повел по длинному коридору и втолкнул в комнату допросов. Там он привязал меня к стулу. Эту процедуру со мной они проделывали часто, с тех пор, как мои раны позволили мне хоть немного держаться на ногах и в сознании. Бедолаги, со мной такое не пройдёт... Надзиратель отошёл к стене и встал по стойке смирно. В комнату вошёл один из офицеров в лощеном мундире, с зализанными до жирного блеска темными волосами. Я узнал его. Это он с самого первого дня допросов стоял позади двух других надзирателей и с холодным безразличием смотрел на то, как мне лили на лицо воду, пока я не начинал захлёбываться, выкручивали руки и прижигали кожу раскалённым чугунным прутом. Теперь его лицо выражало призрительное раздражение, будто он смотрел не на человека, а на вшивую дворнягу, укравшую у него кусок мраморной говядины под сливочным соусом. Случайно вспомнив о еде, я невольно сглотнул пустую слюну. Щека вспыхнула от внезапного удара наотмашь. Видимо, так офицер хотел привлечь мое рассеянное внимание. Я поднял на него пустой усталый взгляд. Мне не было больно, я уже давно перестал чувствовать что-то, кроме боли, так что это было обычным утром, или вечером, или ночью... Я перестал различать время суток в этой темной дыре. - Ты будешь говорить, или мне нужно помочь тебе? - офицер смотрел на меня с высока. Я молчал. Удар. Снова пощёчина. - Хватит пялиться. - его голос был на удивление спокойным и тихим, будто он сам не то чтобы очень хотел знать то, что знаю я. Я опустил голову, чтобы лишний раз не раздражать его. Если меня снова будут пытать, так же, как на прошлой неделе, скорее всего, мое тело не выдержит. Но лучше уж так, чем выдать им секретную информацию. - Говори. Куда нацелена ваша армия? По какой дороге они пойдут? - Я молчал. Раньше мне нравилось издеваться над моими мучителями колкими остротами, но сейчас горло совсем пересохло, и от второго удара офицера, голова снова закружилась. На этот раз, удар пришелся под дых. В глазах потемнело. Меня бы вырвало, если бы было чем, но я просто закашлялся. Офицер попал точно в мое сломанное ребро. Я поморщился от боли, сдерживая стон. - Хорошо тебя выдрессировали, псина. - он схватил меня за отросшие грязные волосы и поднял мою голову, поворачивая в разные стороны, будто любуясь результатом. Посмотреть было на что. Разбитые, сухие губы, синяк на скуле и под глазом, налитые кровью от боли и гневливого упрямства глаза. От одного уха оторван кусок, оно воспалилось и начало гноиться. Вдоволь насладившись зрелищем, он резко, с отвращением, откинул мою голову. - Не хочешь по-хорошему, будет по-плохому...- Он подозвал к себе надзирателя, который привел меня сюда и велел ему отвязать меня. Грубым движением меня подняли со стула и повели по коридору к неширокой лестнице вниз. Я знал что меня там ждёт. Я видел как туда уводили других людей. Спустя время, их приносили обратно в сырую комнату, они больше не походили на людей, скорее на куски плоти, какое-то время сохранявшие способность дышать. Но через пару часов даже этого они больше не делали. Сопротивляться больше не было никаких сил. Я и шел уже еле переставляя ноги, переодически спотыкаясь, так что в пыточную меня практически занесли под руки. Там уже не было стула. Только цепи свисали с потолка. С меня сняли наручники и приковали цепями, так что я стал похож на безобразную морскую звезду. Пахло кровью и железом. Надзиратель подал офицеру плеть и разложил на столе всевозможные орудия пыток. Со многими я еще не был знаком. Офицер молча начал орудовать хлыстом, но из моего рта не вырвалось ни единого звука, кроме сдавленных стонов. Мне не хотелось доставлять ему удовольствие. Когда практически вся поверхность моего тела покрылась кровоточащими ранками, он наконец успокоился и подошёл ко мне практически вплотную. Он знал что я не вырвусь и не смогу и пальцем его тронуть. Его ехидная рожа была так близко, что я не удержался. Все равно живым мне отсюда не выбраться. Я плюнул ему в лицо кровавой слюной и попал прямо в глаз. Офицер отпрянул от неожиданности, с омерзением вытер глаз чистым платком с вышитыми инициалами и бросил на меня взгляд полный ненависти. Я улыбнулся из последних сил, но улыбочка вышла вымученная. - Хаха, что, забрызгал, товарищ начальник? Простите я не специально. - голос, которым я давно не пользовался, звучал хрипло и тихо, но был полон ехидства. Помирать, так с музыкой! - Чтож, значит ты знаешь, что тебя теперь ждёт. - А я смотрю у вас фетиш, а, товарищ начальник? - мне снова прилетело в ребра. На этот раз вместо кашля из моего рта вырвался глухой смех, к моему сожалению, в нем я услышал нотки истерики. Я продолжал смеяться пока меня били, пока резали кожу и лили на лицо воду. Я смеялся над своими мучителями. Надзиратель подал офицеру раскалённое клеймо с эмблемой в виде четырехконечной звезды, а я смеялся. Офицер поднес ее к моему лицу, а я смеялся. Я почувствовал жар и невыносимую боль в левом глазу, но продолжал смеяться. В комнату ворвался ещё один надзиратель и что-то прокричал. Дальше я помню только яростные крики и звуки выстрелов. Помню как меня освободили от цепей, и я рухнул в чьи-то руки с глухим стоном. - Он ещё жив! Скорее! - проговорил тот, кто держал меня в сильных руках. - Так точно! - отозвались из глубины комнаты. Дальше только темнота.