Secret baby

— И ты его не нашла? Ты качаешь головой, — Нет, до тех пор, пока я чуть не столкнулась с ним на тротуаре. Я искала везде. — Вау, — глаза Кэми расширились, зациклившись на твоем рассказе, бокал с тонкой ножкой для шампанского деликатно балансирует в ее пальцах. Он снова пуст, как и твой, и, когда появляется официант, ты просишь принести еще одну порцию. В этом и есть смысл бездонной выпивки, верно? — Ты смелая, — бросает она, зачерпывая кусочек яичницы, — Растить ребенка в одиночку. — Ты милая, — так и есть. Тебе действительно нравится Камилла. Именно она протянула руку помощи несколько недель назад, когда Саймон и Кайл приехали, и с тех пор пытается выманить тебя из дома. Поэтому, когда Кайл позвонил Саймону в пятницу вечером и предложил прийти к ним с Орионом посмотреть футбол, Кэми через десять минут написала смс. > Бездонные мимозы на бранче в воскресенье? Или мы можем сидеть и смотреть футбол в течение двух часов. Захватывающе. Ты и не подозревала, как сильно тебе не хватает… просто быть собой. Тебе, не будучи матерью Ориона, тебе, не выстраивая свои отношения с Саймоном. Проводить время вне своей квартиры, не беспокоясь о кормлении, подгузниках, дезинфекции бутылочек и бесконечной уборке. Саймон снял большую часть нагрузки, взял на себя большую часть работы, но все равно было сложно отвязаться от материнства. Не говоря уже о том, что оставлять Ориона даже на несколько часов было стрессом. Сегодня утром Саймону пришлось чуть ли не силой вытаскивать тебя за дверь под крики ребенка. От разлуки у тебя закладывало уши, в животе бурлило от беспокойства, которое медленно уходило со временем, когда ты допивала одну мимозу и переходила к следующей. — Так ты придешь на ужин, да? — ты моргаешь, быстро пытаясь соотнести ее вопрос с реальностью. Твоя голова немного затуманена, конечности немного плывут, и ты уверена, что если бы встала прямо сейчас, то наверняка ухватилась бы за стол, чтобы поддержать свое неустойчивое равновесие. Наконец, ты улавливаешь суть происходящего, — Так, ужин. В следующие выходные, — она кивает. — Угу… — она пищит от смеха. В ее словах нет ничего комичного, но с четырьмя мимозами в вас обоих все кажется немного смешным, — У нас. Джонни приедет, и их капитан. — И ты будешь готовить? — она делает кислое лицо и снова смеется. — Я постараюсь.

***

Кайл маячит рядом с тобой, когда Саймон открывает дверь. Он один, без ребенка на руках, и в квартире на удивление тихо. Улыбка, которая перекидывает твои губы вверх, неконтролируема, и ты хихикаешь, когда он приподнимает бровь, — Спасибо, Кайл, — они кивают друг другу, и большая рука ложится на твою талию, направляя тебя внутрь. Дверь со щелчком закрывается. Ты вяло дрейфуешь к нему, утыкаясь носом в его грудь, и глубоко дышишь. Он усмехается, — Привет, мамочка, — твой низ живота вздрагивает, резинка туго скручивается, пока чуть не лопается. — Привет, папочка.

***

Саймон направляет тебя в спальню, положив ладонь на твое бедро, поддерживая тебя в вертикальном положении, когда ты опрокидываешься набок, и динамика твоего равновесия безнадежно сбивается, — Малыш? — Уснул около часа назад без шума, — он проводит руками по твоим плечам и вниз, пальцы ложатся на верхнюю часть квадратного выреза твоего платья, слишком полные сиськи завязываются бантом, — Как ты себя чувствуешь? — Немного навеселе, — жадное желание воспламеняет твою кожу, прокладывая дорожку от напрягшихся сосков вниз, к тому месту, где пульсирует твой клитор, и трусики, уже намокшие для него. — Хочешь снять это? — Да, — икаешь ты, — пожалуйста, — он приподнимает бровь. — Может, тебе стоит выпить немного воды… — Нет, нет, — ты цепляешься за его запястье и тянешь, хотя все, что делаешь — это притягивает тебя ближе, словно ты проиграла в перетягивании каната, но он держит тебя крепко, близко, как всегда. На твоем языке апельсиновый нектар и грушевое просекко, и ты прижимаешься ближе, прожорливое желание ползет по позвоночнику, обгоняя тебя. Алкоголь делает тебя смелее, это спусковой крючок, которого ты ждала с тех пор, как он вернулся домой. Но ты так и не смогла спустить его. Он наклоняется над тобой, и ты приподнимаешься на цыпочки, чтобы прижаться лбом к его лбу, — П-пожалуйста… сними это. Твое платье быстро исчезает, оставляя тебя стоять перед ним в паре бледно-голубых трусиков и бюстгальтере, оставшемся еще до беременности, в который ты пыталась втиснуться и в основном безуспешно. Твои груди вываливаются через верх, болят и ноют, так как Орион не питался уже несколько часов, а нос Саймона скользит по твоей шее, когда он расстегивает застежку сзади. Ты хнычешь, когда они вываливаются на свободу, — Бедняжка, — он воркует, держа их обе в своих руках, большими пальцами щекоча твои соски, и провожает тебя спиной вперед к кровати, колени подгибаются, когда ты упираешься в угол матраса, тело и душа превращаются в жидкость, когда он укладывает тебя на спину. Его глаза — темные, глубокие колодцы тоски, они голодно обшаривают все твое тело, прежде чем он поддается долгому поцелую, который стекает вниз, по ключицам и к груди, дразня сосок и одновременно оттягивая трусики в сторону. — Саймон, — ты извиваешься, преследуя его, отчаянно сопротивляясь его медленному темпу, бормочущие мольбы наполняют воздух, — Папочка… — Ш-ш-ш. Полегче, мама, — ты насквозь промокла, чувствуешь его тяжесть на своих бедрах, капли росы влажно падают на твои локоны. Он проводит пальцем по твоему клитору, скользит вниз к твоей дырочке и обратно, исследует, разрушает, рот смыкается вокруг твоего соска, когда он проталкивает палец глубоко, со стоном впиваясь в твою плоть. — О боже, о, бля… — задыхаешься ты. Это чуждо, чувствовать его частичку внутри себя после столь долгого времени, ширина его пальца больше, чем ты ожидала, он медленно раскрывает тебя, пока их не станет два. Твоя голова кружится, ты в бреду и в то же время сосредоточена, потрясенная сочетанием того, как он сосет тебя и гладит внутри тебя. Это табу, это недуг, это удовлетворение от того, что он вытягивает твое молоко на свободу, успокаивая боль от твоей полноты, но у тебя нет разума, чтобы заботиться об этом. И никогда не было. Облегчение ошеломляет, тугие спирали сжимают твои мышцы, и он капает немного на твою грудь, когда переходит к следующей, мастерски орудуя. Ты изливаешься ему в рот, тепло капает из уголков его губ, а свободная рука сжимает его, пытаясь выдоить все до последней капли. — Не могу налюбоваться, как ты хороша на вкус, милая, — ты запускаешь пальцы в пояс его джинсов, пытаясь вытащить его, возишься с пуговицей, молнией, пока он не обхватывает твою руку своей, прижимая твою ладонь к тяжелой твердости своего члена, — Нужно, чтобы ты была трезвой для этого, — нежно пробормотал он, — Хочу, чтобы ты помнила, когда будешь принимать его, когда я снова наполню тебя, — ты глотаешь, твое тело кричит. Ты хочешь этого сейчас, хочешь, чтобы он был внутри тебя, но инстинктивно понимаешь, что он не сдвинется с места. Он отступает назад, постукивая тебя по икрам, — Пятки на край кровати, мама, — и втягивает воздух, раздвигая твои колени, — Испортила трусики, милая девочка. Приподнимись для меня, — они исчезают, отброшенные в темный угол комнаты, и он встает на колени. Ты почти смыкаешь колени, хочешь сомкнуть их, внезапно осознавая, что он находится прямо на уровне глаз и все видит, но он прогоняет эту мысль из головы, когда его рот находит твой клитор. — Ох, — это единственное слово, которое произносит твой мозг, погребенный под высокими стонами. Он ест так, будто проголодался, два пальца снова находят свое место, язык щелкает по твоему бутону с почти неистовой скоростью. — Везде сладко, не так ли? — он целует эти слова в твою киску, вибрации гравия в его голосе только подталкивают тебя выше, ближе к пику, — Так сладко для папочки, — ты хнычешь, всегда испытывая небольшой стыд от этого слова, даже когда сама его произносишь, — Моя идеальная девочка. Ты кончишь для меня? Сожмешь эту маленькую киску вокруг моих пальцев? — удовольствие пульсирует, напрягает твои мышцы до жжения, и он впихивает тебя в него, затягивает под накатывающие волны оргазма, бедра гонятся за его языком, ляжки смыкаются вокруг его головы, захватывая его в ловушку, крепко удерживая. Именно это ты и делаешь. Ты держишь его крепко. Слишком крепко. Держи его так, будто это удержит его здесь. Не даст тебе его потерять. После этого он прижимает тебя к себе, шепча что-то на ухо, неразборчивое в твоем одурманенном состоянии, слабом, как у куклы. Ты легко засыпаешь, когда он укладывает тебя под одеяло и через некоторое время осторожно будит, чтобы дать тебе напроксен и воду. Тебе придется выпить воды, прежде чем Орион снова начнет есть, и сцедить ее, но в этот момент единственное, что имеет значение, — это его грудь, прижатая к твоей спине, и его пальцы, вычерчивающие круги на твоей коже, — Спи, мама.