Мой бриллиантовый апрель

Мудаки и дороги. Мудаки, создающие дороги и мудаки, создающие на них пробки. Умеренно ползущие справа и норовящие вписаться в ряд слева. Резко тормозящие впереди и критично поджимающие сзади. К столичным заторам сложно привыкнуть. Еще сложнее — не поддаться истерии, не счесть констатирующие факт цифры на часах за издевательство и разжать стиснутые до боли в мышцах челюсти. Длинные пальцы, закончив барабанить хаотичную мелодию на кожаном руле, в который раз тянутся к телефону. Отправленные два часа назад сообщения так и висят непрочитанными. Тринадцатый за все то же время вызов смеется непрекращающимися гудками. Не стерпев таких выходок, блондин наказывает свой телефон небрежным броском на пассажирское сиденье, откуда тот непременно спружинивает на пол салона. Переживает? Нет, просто отхода. Из-за чего ему нервничать? Молчаливый абонент находится в прекрасной компании — полные зип-локи психоактивных веществ наверняка преданно развлекают прекрасную принцессу, оградив от гложущего чувства одиночества. Она всегда так делала. Чужое безмолвие вполне объяснимо. Оксикодон. Кокаин. Что там могло ещё быть? Голубин сосредоточенно крутит в голове шестерёнки, пытаясь пересчитать принесённые брюнеткой пакетики, но натыкается лишь на зияющие дыры в полотне собственной памяти. Он сам их повыжигал. Тем плотным Венесуэльским сплифом, что долго хранил на особый случай. Шишки оказались действительно хорошими, и сейчас Глеб почти не жалеет. Вспомнить бы, за что ему придется отчитываться перед сто третьими. На паранойе встреча кажется неизбежной, и он начинает сначала — оксикодон, кокаин, алкоголь. Насчёт первых трёх пунктов Глеб не сомневается — Карина никогда не обходится без своего любимого коктейля. Из личных запасов блондина было только немного травки, и та рассыпалась пеплом по дну мусорного ведра. Сказать, что не знал о ее употреблении? Ну так ведь проверят мочу и выяснят, что не только знал, но и нюхал через одну купюру. Спустить все в унитаз? Хороший вариант, но что делать с девицей, которая объебалась до такого состояния, что не может элементарно поднять трубку? Глеб знает — ответ у него прямо перед носом, но он не может его разглядеть, отчего бесится ещё больше. И всё-таки, мыслительный процесс разгоняет кровоток внутри гудящей головы. Вызвать частников, прокапать, отвезти домой. Москва — столица передозов, проблем не должно возникнуть вообще. А что, если они уже его ждут? Голубина бьет резкий прилив жара, пока воображение рисует страшные картинки, главными персонажами в которых фигурируют обмякшее девичье тело, карета скорой помощи, выбитая дверь и караулящие в прихожей менты. Глоток прохладной воды немного приводит в чувства. Глеб цепляется за последнюю резонную идею, по привычке протягивая руку к подставке за телефоном — лучше найти контакты нужных медицинских центров заранее, пока есть пара лишних минут в пробке. Ну да, конечно. Не он ли какое-то время назад швырнул айфон, подобно мусору? Хотя как ещё назвать телефон, в котором тебе никто не отвечает? Бегло оценив обстановку на дороге, чтобы убедиться в безопасности дальнейших действий, парень ныряет под пассажирское, на ощупь разыскивая мобильный. К влажным от испарины пальцам быстро налипает пыль. Унизительно. Он не ощущает радости, когда, наконец, добирается к металлическому прямоугольнику. Только сильное желание вымыть руки.

***

Не похоже, что пробка вообще имеет надежду рассосаться. Поглядывая на циферблат наручных часов, Карина раскручивает в голове сожаление о том, что не поехала на метро. Очевидно, что тотал блэк лук, безупречный макияж и вылизанная укладка — подходящий образ для свидания, а не замусоренной подземки, но она опускает этот факт, не считая значимым. Куда важнее сейчас не думать об опоздании, мысленно размусоливая любой пустяк. Несмотря на проглоченную перед выходом таблетку гидазепама, тревога сочится по каждой артерии, вене и капилляру Истоминой, выходя наружу легким тремором. Искоса поглядывая на таксиста, она лезет в небольшую сумочку за добавкой. Закинувшись таблеткой насухую, рассчитывает, что производное бензодиазепина справится заодно и с разболевшимся на нервной почве желудком. Удобно всегда иметь под рукой одну пилюлю от любого недуга. Наконец машина съезжает с загруженной магистрали, ускоряясь между кварталов. Девушка заметно успокаивается, однако продолжает высматривать нужный ресторан бегающими зрачками, хоть знает наверняка, что до места назначения остается минут пять неспешной езды. Будь у нее машина с правами, доехала бы за две. Брюнетка пожимает плечами, отзываясь на собственные мысли. «Может, хорошо, что я не вожу». Не увидев никого около входа в ресторан, Карина было уж сама тянется к ручке. Красивая картинка о том, как водитель в смокинге открывает дверь и девушка выплывает из Майбаха, встречаясь взглядами с Голубиным, а затем он берет ее под локоть и уводит внутрь заведения, непременно придерживая двери и ненавязчиво поглаживая спину не ниже второй трети, одномоментно рушится, рассыпаясь мелкими осколками ровно на том месте, где она представляла Глеба. Она мигом придумывает другой сценарий — он устал ее ждать и уже занял забронированное место. Сидит, попивая вино, и непрерывно мониторит улицу, дожидаясь появления Карины. Убеждение столь сильно, что ей кажется, будто она может ощутить скольжение чужих глаз по собственному лицу. Поэтому она дожидается водителя, старается как можно изящнее выйти из машины и очаровательно улыбнуться, кивнув головой с коротким «Спасибо». Ноги ватные, но она держится. Выученная за столько лет напускная уверенность помогает как нельзя лучше. Хостес встречает Истомину типичным приветствием и вопросом, на имя кого была оформлена бронь. Внимание девушки рассеяно — пропуская мимо ушей половину сказанного работницей, она высматривает заветную белую макушку. Ей очень хочется увидеть небрежно собранный пучок с выпущенными наперед прядями. Так Глеб особенно похож на Курта Кобейна. Глобально, конечно же, нет никакой разницы. Главное, чтобы он просто там был — она ждала этого дня год. — К сожалению, Глеб Геннадьевич еще не пришел, — сообщает приветливая девушка после того, как Карина выдавливает из себя известную фамилию, — Могу предложить вам выбрать напитки, пока вы будете дожидаться спутника. Отдав легкий тренч в гардероб, Истомина наобум заказывает себе бокал белого полусладкого. Ей действительно все равно — разнородный алкоголь давно перестал отличаться по вкусу, лишь иногда удивляя девушку своей крепостью. Все, что ей нужно — промочить горло и смыть остаточную горечь от употребленной таблетки. К тому же, спиртное закономерно усилит её седативное действие, притупив болезненную реакцию на отсутствие блондина. Айфон вибрирует новым уведомлением, и брюнетка слишком резво для своего нынешнего состояния схватывает его, усердно концентрируя взгляд на бесконечной карусели оповещений. От Глеба нет ни одного. Она хочет написать ему первая, но вовремя тормозит ни то от гордости, ни то из-за отсутствия желания навязываться. Живот начинает выворачивать пуще прежнего. Но раз смартфон уже в руках, можно заняться думскроллингом, коротая время и отвлекаясь от вновь нарастающей тревоги. — Карина? — несколько минут спустя со стороны доносится покашливание и мягкий баритон, и девушка испуганно отрывает глаза от экрана. Сердце пляшет в бешеном канкане, а тошнота обволакивает пищевод. Она давит улыбку. — Глеб! Привет, — взяв себя в руки, Истомина встает с кресла, чтобы приобнять парня за плечо и оставить осторожный поцелуй на щеке. Голубин цепляется за девичью талию, одаривая спутницу самой обворожительной на её памяти улыбкой.

***

— Карина? — раздражённо выкрикивая, Глеб влетает в собственную квартиру практически с ноги, запыхавшийся от резвой ходьбы. Скулы напряжены. Ноздри раздуты. Лицо блестит от выступившего пота. Злость, замешанная на наркотических отходах, всегда выглядит примерно одинаково. Ответа не следует. Он слышит лишь негромкую музыку, доносящуюся из гостиной. Сразу узнает низкий голос Эми Уайнхаус, догадываясь, что гостья запустила одну из пластинок коллекционного винила на граммофоне. Первым делом идет в направлении звука, но комната встречает его пустотой. Глеб отмечает маломальский порядок, явно отличающийся от того состояния, в котором помещение находилось перед его отъездом. Аккуратная стопка вещей, в которых девушка пришла накануне вечером, сложена на краю кровати в спальне. Рядом лежит миниатюрная сумочка, являясь на деле самым настоящим сундуком Пандоры, если бы богиня вместо бед носила там наркоту. Разница, однако, минимальна. Черный айфон поблескивает на прикроватной тумбочке. Неуёмный интерес обуревает Глеба, и парень даже не силится сопротивляться этому позыву прежде, чем вернется к поискам девушки. Хотя он, несомненно, догадывается, где она может быть. Вариантов остается действительно немного — кухня и ванная. По-хорошему стоило бы бросить все и убедиться, что Карина в порядке, но Глеб не может пошевелиться. Не может сместить фокус своего внимания с чёртового мобильного. «Я просто проверю, включен ли он. Это не займет дольше секунды.» Ему нужно точно знать, что она не просто так осознанно его игнорировала. Чужой телефон в мгновение находится у него в руках, после краткого нажатия клавиши разблокировки вспыхивая обилием новых сообщений и пропущенных вызовов. Среди них числится и его 13. Еще примерно столько же от абонентов «Дукалис» и «Лёша». Есть и одиночные, ничем не выбивающиеся вызовы. На них Глебу все равно. kdukalis: Леша написывает все утро и звонил 4 раза, но я пока игнорирую kdukalis: Пожалуйста, предупреждай, когда в следующий раз соберешься лгать ему насчет ночевок со мной kdukalis: Ты вообще где? kdukalis: Не пугай меня, ты живая? vstrvl: Не знаю, что у вас там с Ксю за тусовка, что вы обе не выходите на связь в 10 утра, но я буду рад выслушать твои оправдания, когда будешь в состоянии говорить. vstrvl: Очень хочется верить, что ты не наебала меня снова и не укатила торчать на какой-то притон, воспользовавшись моим отъездом в ЛА Глаза бегают по этим сообщениям так же случайно, как устройство оказалось в Глебовых руках минутой ранее. Полученная информация тешит и без того разбалованное мужское эго. Уголки рта незаметно для него самого плывут вверх. Это не радостная улыбка — самодовольство, легкая тень отвращения и возмездия режут худое лицо поперек. Когда-то он был парнем по ту сторону экрана, точно так же выслушивая сказки о девичьих посиделках, переживая о каждой минуте молчания и пропущенном звонке. Находиться в нынешней позиции ему нравится куда больше. Вернув телефон на место, он выплывает в сторону ванной. Дверь оказывается незапертой, и Голубин стучит дважды для приличия, хоть и догадывается, что никто не ответит. Карина громкая и хаотичная — даже находясь вне поля зрения, она неизменно дает о себе знать. Сейчас её присутствие можно отследить лишь по оставленным вещам и включенной музыке. Мозг атакуют тяжелые флешбеки, но не вызывают прежнего трепетания где-то внутри. Пару лет назад он написал об этом песню. Метафорический ангел улетел, забрав с собой способность чувствовать. Глеб только надеется, что ему не придется проживать это снова. — Ебаный пиздец, — парень восклицает негромко, словно от увиденной мизансцены все силы сбежали, не желая разбираться с последствиями. В доверху наполненной ванне безмятежно покоится худое женское тело. Голова откинута на спинку, собранные в высокий пучок волосы открывают повернутое набок умиротворенное лицо. Окантовка из мелких пузырей по краю контрастирует с розоватой водой, намекая, что какое-то время назад здесь была высокая пена. Имя брюнетки вперемешку с матами заполняет небольшое пространство помещения. Глеб становится на колени, хватая девушку за плечи, и вытаскивает повыше над уровнем еле теплой воды. Она поднимается волнами, вытекает на пол и заплескивает одежду, отчего парню становится холодно и мерзко. Дрожащими кистями он отвешивает несколько слабых пощечин, с облегчением наблюдая как Карина хмурится, инстинктивно скрещивая руки на груди. Она пытается спросить, что он, мать его, делает, но Глеб опережает её, срываясь на крик. — Охуеть, она живая! — подскочив на ноги, Голубин артистично вскидывает ладони, расхаживая вперед-назад. — Глеб, что случилось? — ощущая себя крайне некомфортно, Истомина подтягивает колени к подбородку, обхватывая руками. Исподлобный взгляд снизу-вверх без слов просит смилостивиться. — Что случилось? Ты серьезно? Тебе с какого момента рассказать? С того, где ты не ответила ни на один мой звонок или с того, где я нашел тебя без сознания в холодной ванне? — Боже, блять, я просто вырубилась. Ты в ванной никогда не засыпал? — Карина чувствует себя уязвимой, находясь фактически вдвое ниже Голубина. Словно маленький ребенок, попавший под гнев строгого родителя. Парень добросовестно отворачивается, когда она встает и кутается в полотенце. — Не гони дуру, Карина. Какого хуя ты вообще… Ты что, блять, резалась? — Глеб не жалеет неприязни, бесцеремонно дергая девушку за запястья, чтобы рассмотреть получше. — Ты совсем больной? — Истомина вырывает руки, потирая покрасневшую кожу, — Больше делать мне нечего, как вскрываться в твоей квартире. Да что на тебя нашло? Ты перебрал вчера, совсем мозг поплавил? — Розовая вода наводит на определенные подозрения, особенно если дело касается тебя, — сталь в голосе парня неизбежно ломает что-то внутри, и брюнетка пропускает несколько вдохов, неверующе всматриваясь в его лицо. Горло дерет подступивший ком. Это мог сказать кто угодно, только не он. — Это твоя пена для ванны, Голубин, и она, блять, красная, — протягивая ладонь к той самой банке, девушка оправдывается, цепляясь за надежду успокоить парня, — Ты уехал, сказал развлекаться тут. Я немного прибралась и решила принять ванную. Почему ты злишься? — она тянется к чужому предплечью, но Глеб ускользает из доверительного прикосновения, выруливая в сторону спальни. Влажными стопами Карина шлепает по холодному полу следом. — Почему я злюсь? Ты притворяешься или действительно не понимаешь? О чем я должен думать, прекрасно зная тебя и то количество наркоты, с которым ты завалилась вчера вечером? — А, ну то есть сесть за руль и уехать на другой конец города объебанным — это пиздец как безопасно? План, достойный выполнения, — Истомина теряет последние капли самообладания, выдавая эмоциональный и громкий ответ, — Почему-то вчера ты был вообще не против употребления веществ, умело скручивал себе косяки и занюхивал кокаин с моего живота. А потом в пять утра тебе приспичило свалить на студию, оставив меня тут одну. Что я должна была делать? Ждать тебя, будто святая? Может еще блинов напечь? — Ты думаешь дело в этом? — блондин улыбается мерзко, слабо покачивая головой, — Начни чуть раньше, может, найдешь нужную зацепку. Карина смотрит неотрывно. Анализирует каждую морщинку на безупречно красивом лице, но натыкается лишь на глухие стены собственной беспомощности. Выдержать тяжелый взгляд зеленых глаз становится настоящим испытанием. — Я тебя не понимаю, Глеб.

***

— …Мне кажется редко кто смотрит на вещи под этим углом. Я тебя очень хорошо понимаю. — Теперь нас таких как минимум двое, — Глеб жмёт плечами, выпуская тонкую струйку дыма. Он залипает на то, как серые клубы, переливаясь в обилии искусственного освещения, уплывают ввысь, смешиваясь со столичным смогом. Карина не может увести взгляда от точеного профиля парня, рассеяно кивая на озвученную фразу. Девушка все ещё способна поверить в сказку, даже когда ей далеко за 20. Все похоже на затянувшуюся, слишком яркую дереализацию от ксанакса. Незаметно для Голубина брюнетка щипает себя за предплечье, забравшись внутрь рукава тонкого пальто, и трусливо оглядывается по сторонам, словно боится обнаружить себя на жестком диване с затекшей от неудобной позы шеей. Они ждут такси. Глеб вытянул Карину из ресторана за несколько минут до прибытия транспорта, чтобы насладиться сигаретой под открытым небом. Истомина не стала сопротивляться — ей тоже важно подышать. Прохлады апрельского воздуха должно быть достаточно, чтобы заземлить девушку и отсечь фантазии о грядущей ночи. Глеб всего-навсего предложил показать свою коллекцию первых изданий пластинок Нирваны. В чем может быть подвох? — Мне кажется, я ни с кем не вела таких бесед, — признается брюнетка, открыто заглядывая в Глебовы глаза.

***

— Ты не поверишь, это взаимно, — вскидывая брови, парень безумно кивает головой, — Я тоже нихуя тебя не понимаю. Но не думай, что ты вся такая хитровыебанная, загадочная и гениальная, кое что о тебе я все-таки смыслю, — Глеб тянет уголки рта ещё шире, навечно уродуя ту самую, первую, очаровательную улыбку в памяти Карины, — Ты пишешь мне и предлагаешь пересечься на недельке, оправдывая это тем, что очень соскучилась, — парень поджимает губу, изображая гротескное грустное лицо, — Потом заваливаешься ко мне домой с пятью годами по 228 статье, предварительно навешав своему парню лапши на уши о том, как собираешься к подружке. Улавливаешь нить, нет? Я все ещё не могу на тебя злиться? Истомина замирает на месте, оторопело теребя край полотенца. Она смотрит в сторону Глеба, но никак не на него, а куда-то мимо, с трудом собирая мысли в единую кучу. Ладонь зудит от желания со всей силы заехать по Глебовой милой мордашке. — Зачем ты лазил в моем телефоне? Что за посягательство на личные границы? Почему с моей стороны это too much поехать с тобой на студию, а с твоей вполне нормально копаться в чужом телефоне? — Это единственное, что тебя сейчас волнует? — Да! Потому что если бы ты не полез ко мне в телефон, этого разговора бы не состоялось. — Если бы я случайно не увидел эти сообщения, ты бы продолжила использовать меня как замену своему парню в периоды эмоционального голодания. Так это у вас, в психиатрии, называется? — Но это не так, — она тихо бормочет себе под нос, ссутулившись. Глеб верно подметил факты, но трактовка не имеет ничего общего с реальностью — все перекручено с точностью наоборот. Она не может озвучить это сейчас, потому что Глебу её «любовь» даром не упала. Сколько у него таких? Целый телефон и одна песня про понимание, принятие и кровное родство. Одни и те же разговоры о Луне. Девушку наполняет спектр не поддающихся опознанию чувств, и она физически не может с ним справиться, замирая безразличным изваянием. Хочется одновременно расплакаться, осев на полу, кричать и топать ногами, разбить все хрупкое в этой квартире так же, как Голубин сделал это с ней; колотить парня в грудь и обвинять его в том, что он все испортил. Море подавленной ревности и наигранного безразличия ради пары-тройки встреч раз в пол года. Каков итог? Такая нужная и счастливая несколько часов назад Карина сейчас прослыла обыкновенной шлюхой. Это он выставил её в таком свете, элементарно всунув нос куда не следовало. Находиться в одном помещении с Глебом становится невыносимо.

***

Невыносимо жарко. Невзирая на промозглую погоду и работающий кондиционер, девичьи щеки пылают так, что можно обжечься. Всему виной Глеб. Он съехал вниз по сидению, склонив голову вправо, и вещает спокойным размеренным голосом Карине прямо в ухо, пока машина несет их сквозь мрак по полупустым московским дорогам. Сейчас он, кажется, делится впечатлениями от того фильма, премьеру которого имел честь посетить недавно. И вроде ему даже понравилось, ибо как тогда еще объяснить частые смешки, пробившиеся в сознание Истоминой лишь благодаря щекотным выдохам в области шеи. Наверное, слова слышались бы намного отчетливее и сомнений в сути сказанного не было бы вообще, если бы она не была полностью увлечена другим. Тонкие пальцы Глеба с контрастирующим на фоне горячей кожи металлом колец бессовестно блуждают по почти не прикрытому платьем бедру. Через тонкий слой колготок чужая кисть нежно поглаживает покрытую мурашками кожу, с каждым разом все глубже ныряя под черную блестящую ткань. Он делает это настолько непринужденно и естественно, что Истомина мимовольно ловит себя на мысли, что для парня подобные поездки давно стали частью рутины. Догадка мгновенно нагоняет в душу скребущих кошек. Она отвлекается на тяжелые капли, ни с того ни с сего забарабанившие по стеклам. — Кажется, у погоды такая же биполярка, как у нас с тобой, — подмечает Голубин, — Мы вообще во многом похожи. — Мы и погода? — Мы с тобой. Я чувствую, будто встретил родственную душу, — выдыхает парень, зарываясь носом в кромку темных волос. Признание пробивает девушку до дрожи. Связь с реальностью поддерживается лишь благодаря концентрации на стекающей вдоль стекол воде, хоть немного отвлекая от нарастающего внутри напряжения. Эту технику однажды посоветовал случайный прохожий, словив Истомину посреди магазина в разгар панической атаки. Представившись психологом, он всучил свою визитку с предложением помочь проработать эту проблему однажды. Карина так и не решилась позвонить — она знает, с каким дерьмом придется заявиться на порог к доброму толстяку. Он явно не готов. Или она не готова. Водитель мягко тормозит в освещенном фонарями дворе, и мотор перестает урчать, оповещая о долгожданном прибытии. Карина вылетает из машины навстречу дождю, забив на макияж и укладку. Жадно хватает кислород приоткрытым ртом, наконец обретая малейшее подобие умиротворения. Она описывает про себя каждую доступную для восприятия деталь, стараясь при этом сохранить лицо и не стать в глазах парня бесповоротно сумасшедшей. «Холодный ветер. Шум проливного дождя. Колючие удары тяжелых капель. Теплый бомбер Глеба на плечах и осторожное прикосновение к запястью. О влажный асфальт трутся шины отъезжающего такси. Теперь мы одни. Запах дорогих сигарет оседает на рецепторах, смешиваясь с приятным послевкусием белого вина. Мягкие губы втягивают в неторопливый, но слишком короткий поцелуй.» Она практически счастлива. — Мы идем? — Глеб тянет за руку настойчиво, весь взмокший, но неизменно прекрасный. Он жмурится, мелко вздрагивая веками каждый раз, как на кожу прилетает очередной колкий хрусталик с неба, растекаясь по щеке подобием слезы.

***

— Я ухожу, — девушка озвучивает очевидное, наспех вернув на тело снятые накануне вечером шмотки. Не прошло и половины суток, но тот факт, что Глеб сам с вожделением снимал каждый предмет одежды, стал казаться сюрреалистической небылицей, как и все, что между ними вообще когда-либо происходило. Три долгих года обнулились меньше, чем за три минуты, став лишь болезненным воспоминанием на дне той черной дыры, где у людей анатомически находится сердце. Глеб не старается сдерживать гнев, вкладывая в последний хлопок дверью остатки неозвученных упреков. Горящие от стыда щеки мокнут от безудержного потока слез. Повинуясь гравитации, соленые капли стремятся вниз, срываясь с подбородка и орошая белый мрамор мелкими кристаллами.

***

Еще одна страница жизни. Еще один бриллиантовый апрель.