Демжин и Сокрушение

— Женя, ты выйдешь за меня? — чуть запинаясь, спрашивает Давид. У неё внутри все перевернулось. Ноги подкосились, дыхание остановилось, сердце замерло, а голова перестала работать. Что же ей делать? Голоса в голове наперебой сыпали советами, перебивая и крича. Она бы и сама схватилась за голову и закричала. Но она стояла, чётко смотря перед собой. Она — сокрушение. Но он её сокрушил. «Мы встретились с тобой в невероятный год…» Сколько ей тогда было? Двенадцать? Тринадцать? Почему они выбрали именно тот заброшенный переулок? Переулок, который потом стал принадлежать ему. Его хриплый голос, его слишком мужественный и грубый голос для двенадцатилетки, вопрошает её. И улыбка сама играет на её губах. Улыбалась ли она так когда-то ещё? На его вопрос она могла ответить только «да». Он целует её руку, и они вместе кружатся в танце, нелепом, потому что он не умеет танцевать вальс, но принадлежавшим только им. «Когда уже иссякли мира силы…» Интересно, кто этот земенский мальчишка, которого они поймали на улице и заставили их поженить? Она любуется своим кольцом, всё еще держа руки на его плечах, ногами попадая в такт уличных музыкантов. Она выбрала кольца для них. А он украл. Прямо из-под носа доверчивого продавца, который подумал, что бедные дети просто заблудились и им нужна помощь. Чушь. Помощь им не нужна. Помощь нужна тем, кто окажется рядом с ними. Они — монстры и они скрепили свой союз в тёмных улицах Кеттердама. «Все было в трауре, все никло от невзгод…» Зачем он купил этот чертов клуб на этой чертовой улице, в этом чёртов переулке, где всё пахнет ей? Иногда он даже видит её рыжий локон, исчезающий за стеной. Слышит её смех, разливающийся не иначе как у него в голове. Он точно знает, что они больше никогда не встретятся. Он точно знает, что без ума от неё. Она точно знает, что он без ума от неё. Он точно знает, что она без памяти влюблена в него. Она точно знает, что без памяти влюблена в него. «И были свежи лишь могилы…» Их тайный шифр, который был составлен из любимых стихов равкианской писательницы Анны Ахматовой, казалось, отображал их жизни. Иногда он и вправду думал, что выдумал её. Но потом её голос, застрявший в воспоминаниях, резкий, жёсткий, так не похожий на его жену, повторял: «Я уйду и не вернусь». И она вернулась. Вернулась через пару лет. Им пятнадцать. Он стал на голову выше, а она прекраснее. Они всё ещё женаты, всё ещё безрассудно влюблены, но не могут смотреть в глаза. Она соврала, он сглупил. Они стоят друг друга. На её глазах блестят слёзы, но его голос непоколебим. Его голос выгоняет её за дверь. «Без фонарей, как смоль был черен невский вал…» Она пришла ещё раз. Им девятнадцать. Тогда она видела его, искалеченного и какого-то не такого. Сейчас она была не такой. Её глаз, теперь только один, всё также горько плачет. У него не хватает сил её прогнать. Рядом с ней он был слабым. Он не должен быть слабым — она делала его слабым. «Глухая ночь вокруг стеной стояла…» Она другая. Неживая. Искусственная. Её не существует. Она не человек. Он легонько проводит голыми руками по её щеке, только по её. Потому что её не существует. Потому что она живая. Он снова гладит её по щеке, теперь шершавой, израненной, смахивая слезу. Она поломана и от этого ещё более живая, и от этого он ещё больше задумывается, а существует ли она. Но она существует, и она держит его за пальцы, отдаляясь, шурша платьем. Он думает, что на ней бы и мешок хорошо смотрелся, но на самом деле хочет видеть её голой. Она отпускает его. Но теперь он точно знает, что она вернётся. «Так вот когда тебя мой голос вызывал…» — Нет. — её голос твёрд как никогда. Лицо всех присутствующих озаряет непонимание и смятение. И только она всё понимает. И только она безмятежна. Она подхватывает юбки и бежит. Так свободно, как давно не бежала. Он — убийца, он — преступник. Она — убийца, она — преступница. Они идеальная пара. Они всё ещё женаты. «Что делала — сама еще не понимала…» Она открывает дверь. Нет, она выбивает дверь. Её радость, её поток светлого и чистого света сразу находит самый тёмный уголок этого заведения — его. И она знает, куда бежит. «Ты выдумал меня. Такой на свете нет…» Он сразу узнает, что она здесь. Но он не идёт к ней, а ждёт, откладывая стопку незаполненных бумаг. Он готов сжечь их дотла, лишь бы увидеть её. Он готов сжечь всё и всех дотла, лишь бы увидеть её. На его губах играет улыбка. Он умеет улыбаться? Она научила его. Она врывается в кабинет как ураган. Ураган, который накрывал его с головой, каждый раз, когда она была рядом. Он обнимает её и целует прямо в губы. Она — сокрушение. Но он её сокрушил. — Мы всё ещё женаты, демжин, — тихо, смеясь и издеваясь, кусая мочку уха напоминает Женя. — Ты думала, я когда-нибудь смогу об этом забыть, портниха? — Каз прижимает девушку ближе и вдыхает аромат духов, до боли знакомый ещё со дня их свадьбы. Теперь он её никуда не отпустит. Теперь она никуда не уйдёт. В конце они были счастливы. Счастливее всех. «Ты выдумал меня. Такой на свете нет…»