Трепет

Сашка приоткрыл глаза. Из-за темноты в доме он сначала даже и не понял, где находится, поэтому закрыл глаза до того, как они успели привыкнуть к темноте. Шея ужасно болела, и Шишинин повернул голову. Его затылок пробороздил стену, и Саша поморщился. Он вновь приоткрыл глаза и обнаружил, что всю ночь проспал в ужасно неудобной позе, прижав голову к стене. Тогда Сашка попытался перевернуться, но ноги не слушались. Они затекли и занемели, и Шишинин обнаружил что практически их не чувствует. Но сменить позу он не мог еще и потому, что поперёк лежал Виталька. Спина Окорокова лежала на Сашкином животе, но тот сначала этого даже и не заметил, то ли спросонья, то ли из-за того, что Виталя был слишком лёгким. Шишинин приподнял голову, отчего и без того больная шея заныла еще сильнее, взглянул на спящего Виталика, волосы которого распластались по разным сторонам, на его выражение лица, которое было одновременно и умиротворенным, и удовлетворённым, и не решился его тревожить. Саша опустил голову, но получилось слишком резко и его затылок ударился о стену, издав глухой стук, от которого Виталька резко поднял голову. Мальчишки уставились друг на друга сощурив глаза и пытались понять что происходит. — Мы проспали? — спросил Виталя. — Куда? — Шишинин нахмурился и еще больше задумался, отчего голова заболела сильнее. Виталька тоже задумался и тоже нахмурился, то ли от мыслей, то ли от боли в голове. — Домой надо идти... — сказал Окороков через минуту, когда Сашка почти отчаялся услышать ответ на свой вопрос. Шишинин вздохнул и от разочарования резко опустил голову, снова ударившись о стену. Виталька сощурился, пытаясь увидеть что происходит, а потом хохотнул. — Виталь, ну не уходи... — жалобным тоном произнёс Саша. — Давай ещё пять минуток вместе полежим... — А мама, вдруг расстроится? Я уже два дня дома не появлялся... — Она поймёт. — Шишинин лениво махнул рукой, а потом взмолился, — Ну пожалуйста, Витальчик... Не будь Виталька слишком сонным, он бы определённо думал несколько минут, и выглядел бы при этом таким серьёзным, будто эта просьба действительно стоит размышлений. Саша же считал, что тут и думать нечего, — попросили, значит нужно оставаться. Но Виталя был сонным, поэтому согласился сразу же, желая уберечь себя от Сашкиных причитаний, которые непременно последовали бы, если бы Виталя думал хоть на секунду дольше. — Ладно, давай еще полежим... — вздохнул Окороков. Шишинин тут же повеселел и, раз уж Виталька уже проснулся, всё-таки выбрался из-под него. Виталя как будто бы только сейчас заметил, что все это время лежал на животе Сашки, и, смутившись, приподнялся, чтобы тому было полегче. Шишинин, впрочем, этого даже и не заметил. Саша лёг рядом с Виталиком, перекинул через него руку, которая, оказывается, тоже занемела, а сам взглянул на его лицо, которое теперь видел отлично. Глаза привыкли к темноте, да и лежали мальчишки теперь совсем близко... Виталька чуть повернул к нему голову, желая посмотреть на друга в ответ, но Саша лежал на его плече, поэтому Виталя чуть было не задел своим носом лоб друга. Под "полежим" Виталя, скорее всего, подразумевал сон, но Сашка об этом и не думал. Он, конечно, не выспался, но сон отошел на второй план, когда Виталька сообщил что собирается идти домой. Саша конечно знал, что тот уйдёт, он понимал, что Виталя не может оставаться у него дома вечно, особенно когда его родители не знают где он, но эта новость все равно огорчила его. Сашке не хотелось отпускать Витальку домой, хоть на час, хоть на всю жизнь, хотелось задержать его у себя дома, рядышком, хотелось на секунду дольше ощущать его взгляд на себе, и чтобы эта секунда стала бесконечной. Шишинин абсолютно не помнил ни новогодней ночи, ни первого января. Портвейн подарил мальчишкам воспоминания и забрал их, и юношам оставалось только ждать пока они вернутся. Саша не помнил того, что произошло, но чувствовал, что случилось что-то важное, что-то, что изменило его отношение к Витальке. Изменило сильно, разделив на "до" и "после", и Шишинин ощущал эти изменения, хоть и не знал с чем они связаны и откуда взялись. Первым Сашкиным открытием стало то, что его взгляд постоянно опускался на Виталькины губы, а привычные обнимашки стали ощущаться совсем по-другому. Шишинин и до этого засматривался на Виталькины губы, размышляя о том, какие они, а теперь глядел на них еще более бесстыдно, будто намекая Витале на что-то, о чем сам позабыл. Если раньше Саша мог только догадываться о том, какие же Виталькины губы мягкие и нежные, какие горячие и приятные, то теперь он будто знал об этом. Вопросы исчезли, осталась только странная тяга к ним, к Виталькиным губам, которая сводила с ума. — Ты чего? — спросил Окороков, и Сашке пришлось поднять взгляд. — Ничего, не проснулся еще просто... — ответил Шишинин, кашлянув от неловкости. Не скажет ведь он ему о том, что засмотрелся на его губы потому что хочет... Хочет что, поцеловать? Да нет, это ведь даже звучало смешно, а выглядело бы, наверное, в тысячу раз смешнее и нелепее. Саша ведь и не видел никогда, чтобы мальчики целовались по-настоящему, поэтому представить картину не смог. Смог, конечно, но получилось как-то странно и неестественно, поэтому Шишинин быстро бросил эту затею. Да и вообще такие мысли он прогнал, не желая на ерунду время тратить. И все же объяснить свой интерес было очень сложно, даже себе. Именно поэтому Сашка и соврал, что просто задумался, заспал, хотя на самом деле он намеренно пялился на губы Витальки, выдумывая себе какие-то странности. Саша от этих мыслей и всей этой ситуации очень смутился, кровь прилила к щекам и Шишинин уткнулся носом в плечо Витальки, то ли желая спрятаться, то ли не позволяя себе глядеть другу в лицо. Впрочем, глядеть он все равно не перестал: Саша скосил взгляд и наблюдал за реакцией друга. Виталя и так смотрел на Шишинина с трудом из-за того, что лежали они слишком близко, а теперь стало еще сложнее. — Ты чего? — снова спросил он. — Ничего, шея затекла... — снова соврал Саша. Шея у него, конечно, затекла, но дело было вовсе не в ней. — Может мне подвинуться? — Виталя нахмурил брови и собрался отодвинуться, но Саша его остановил. — Нет, Витальчик, с тобой удобнее. И Виталя остался. Вздохнув, он лёг обратно, и Сашка снова положил голову ему на плечо, и снова его взгляд опустился на губы Витали, и снова Саша смутился, но на этот раз с места не сдвинулся. Мальчишки провалялись в постели еще около десяти минут, в частности по вине Сашки, который постоянно останавливал Витальку, если тот вдруг собирался встать. И вот, очередная Виталькина попытка увенчалась успехом: — Саш, ну все, я пойду... — пробормотал он, но встать не попытался. А зачем, если его уже три раза укладывали обратно, потянув за плечо... Саша вздохнул и приподнялся, а Виталя, который уже отчаялся уйти из этого дома (или хотя бы встать с кровати), удивлённо посмотрел на него. — Ладно, пойдём провожу... — сказал Сашка, и мальчишки по очереди встали с кровати. Поднявшись, Шишинин осознал что болит у него все, каждая косточка. Ноги никак не хотели передвигаться, спина не хотела разгибаться, а шея не хотела держать голову, которая, как ни странно, тоже болела. Еле как мальчишки вышли из комнаты, но, вместо того чтобы идти к входной двери, они пошли на кухню. Оба юноши очень хотели пить, но у них не получилось утолить свою жажду даже двумя стаканами воды. Устав стоять, Саша сел на стул, и Виталя последовал его примеру. Несколько минут мальчишки просто молча глядели друг на друга, но тишину нарушил Виталька, взволнованно спросив: — А так и должно быть?.. — Как? — недоуменно переспросил Саша. — Ну, я вот пить хочу... — Виталя пожал плечами, не зная как выразить свою мысль. — Нууу... Да! — уверенно сказал Саша, хотя он и сам толком не знал как должно быть. Виталька пожал плечами и снова погрузился в раздумья, пока Сашка наблюдал за ним. — И как я это маме объясню... — тоскливо сказал Виталя и вздохнул. — Так и скажи: у друга был! — предложил Шишинин. — Не хочу врать... — Окороков погрустнел еще сильнее, казалось, будто его голова скоро окончательно разочарованно опустится на стол. — Ну так ты и не врёшь, Витальмон! Ты же действительно у меня был, просто мы еще гуляли... Ты ведь не соврешь, просто опустишь некоторые детали. Виталька засомневался, но все же кивнул. — Ты прав... — сказал он задумчиво. — Конечно прав, а когда я не был прав? — ответил Сашка. Мальшички еще немножко посидели в тишине, размышляя каждый о своём. Саша старался найти источник этих странных и непонятных мыслей, которые возникли у него утром и терзали его до сих пор, а Виталька, наверное, так и думал о своих родителях. Так и не придя ни к какому решению, Шишинин попытался отвлечься: — Твои родители до сих пор меня не любят? — спросил он. — Я тебя больше не упоминал... — признался Виталька, а потом вздохнул. — Наверное стоит им о тебе рассказать, просто я боюсь, что мама расстроится... — Слушай, Виталь, если тебе не хочется - не рассказывай, — Саша пожал плечами и ухмыльнулся. — Не расстраивай по пустякам родителей. Виталька открыл рот, собираясь что-то сказать, но не нашел слов, поэтому просто пожал плечами. Получилось довольно нервно, и Шишинин понял, что Виталя действительно волнуется по этому поводу. — Я со своими о тебе тоже не говорил... — признался Саша. — Они и так меня бессовестным считают, а если вдруг узнают о том, что я продолжил тебя, ангела, с правильного пути сбивать, то вообще обозлятся. Сашка тоже посерьёзнел, когда начал рассказывать о родителях. Несмотря на то, что его особо не волновало мнение родителей, Шишинину все равно не хотелось бессмысленных ссор. Несмотря на то, что Саша был самодостаточным и плевал на мнение окружающих о себе, подобные мнения и комментарии все равно не были приятными, особенно от близких. Сашка смирился с тем, что родители видят его неисправимым хулиганом (каким он, впрочем, и был, только вот в ином ключе), но выслушивать истерики о том, что ему нельзя тянуть на дно остальных ребят Сашке совсем не хотелось. Наслушался за всю жизнь, устал уже. — А что они тебе говорили? — удивленно спросил Виталя, вырвав Сашу из размышлений о своей семье. — Что я на тебя плохо влияю. Запрещали с тобой общаться, мол, ты такой хороший, а я такой плохой... — Шишинин вздохнул. — Да ладно... — глаза Витальки расширились. — Правда. — Сашка пожал плечами. — Вот так. Поэтому мои родители настроены ко мне так же, как и твои... Окороков молчал, не зная что сказать, а Шишинин погрустнел так, как недавно печалился Виталька. — Саш... — позвал Виталя. — Ммм? — Сашка поднял на друга взгляд. — Ну не грусти... — Виталик хотел сказать что-то еще, но правильные слова никак не хотели подбираться, и юноша замолчал. — Да я не грущу... — Саша грустно улыбнулся. — Я уже привык, так что не волнуйся. А вот тебе, наверное, действительно не стоит обо мне родителям рассказывать... Вдруг поругаетесь, а ты у меня чувствительный... Виталя тихонько хихикнул, и Саша тоже повеселел, глядя на друга. — Это звучит не очень-то мило, если честно... — признался Виталька. — Но ты ведь знаешь, что я имел в виду, правильно? — Шишинин приподнял бровь и Виталя кивнул. — Только хорошее. — К такому легко привыкнуть... — смущённо улыбнулся Окороков. Когда душевные беседы на кухне подошли к концу, мальчишки наконец-то вышли к двери. Виталя отговорил Сашу провожать его до дома, заставив остаться у себя и лечь спать, и Шишинин не смог перечить другу. Ему вообще очень нравился такой серьёзный, доминантный Виталя, и пусть таким он был редко, Сашка всегда приходил в восторг. Несмотря на то, что Шишинину запретили провожать друга до двери, просто так его отпускать Сашка не собирался. Перед тем, как Виталя облачился в пальто, Шишинин обнял его. Крепко, нежно, так, будто они прощаются на долгое время. Виталя тоже обнял Сашу, и руки его чуть дрогнули, когда Шишинин уткнулся ему в шею, выдохнув. В объятьях Витальки Саше было тепло и уютно, и юноша не желал отстраняться, хоть и понимал, что постоянно держать Виталю он не может. Шишинин пробормотал Окорокову в шею что-то неясное, и Виталька хохотнул: — Что?! Саше пришлось немножко приподнять голову, чтобы Виталя его расслышал. — Не хочу, чтобы ты уходил. Без тебя даже спать плохо... — Да мы же увидимся потом... — попытался угомонить внезапную нежность Саши Виталя. — Обещаешь? — спросил Шишинин, хотя он ни на секунду не сомневался в том, что они скоро увидятся. — Обещаю. Сашка улыбнулся Виталькиному обещанию, хоть тот этого и не видел, а потом поднял руку и накрутил его прядь волос на свой палец, сам не зная зачем. Если раньше Саша плохо понимал что творит из-за портвейна, то теперь не понимал просто так, и это пугало. Все действия, все мысли были странными, ему не свойственными, и Шишинин боялся поделиться этим с Виталькой. Думать об этом было сложно, а говорить тем более. Поэтому Саша молчал, молчал и продолжал творить эти глупости, что приходят ему в голову. А Виталя просто стоял, стоял и терпел, и Сашка боялся спросить его о чём он думает. Вдруг там что-то совершенно противоположное его ожиданиям? Раньше юноша бы совсем не расстроился, даже пошутил бы, а теперь Шишинин боялся этих мыслей, своих и Виталькиных, как огня. Впрочем, интерес Сашки только рос, но рос и страх. Только вот Шишинин не привык себе отказывать и не привык думать, прежде чем говорить, поэтому спросил: — А о чём ты думаешь?.. — и тон его был серьёзным, искренним, уязвимым... Совсем не таким, какой был вчера. — О том, что домой нужно идти... — Ответил Виталя, но тут же поправился, вспомнив вчерашнюю реакцию Шишинина на его ответ. — Шучу, о тебе... — Так о чём в итоге? — переспросил Саша. — О тебе. — снова ответил Виталька. — Правда? — Угу. Шишинин улыбнулся, удовлетворённый этим ответом. — И о чём думаешь?.. — лукаво спросил он. — О том, что ты мне в шею дышишь. — честно ответил Виталя, и Саша опять нахмурился. Шишинин отстранился от друга и хохотнул. — Хам! — и обернул вокруг его шеи шарф. — Сначала пальто... — пробормотал Виталька, но Сашка отмахнулся. — Новый стиль! — И набросил на него пальто, заправив шарф внутрь. На голову Витальки Шишинин надел его шапку, предварительно аккуратно поправив его волосы. — Перчаток не хватает. — заключил Сашка и сунул Витальке лежащие на полке у выхода. — Это не мои... — сказал Виталя. — Я вообще без перчаток приходил... — Да без разницы, потом отдашь! Наверное... Надевай, в общем!! Окороков замотал головой и запахал руками. — Не буду!!! Чужие!!!! — Да это мамины, Виталь! Надевай, иначе сам тебе напялю! Окороков снова запротестовал, и Сашка действительно исполнил сказанное. Он перехватил его руку, взял перчатку и надел ему на руку. Саша поступил так и со второй рукой, пока Виталя наблюдал за этим с широко распахнутыми глазами. — Ну, чего вылупился? Это образ такой, без перчаток никак... — Сашка вдруг сам смутился своей настойчивости и начал оправдываться. — Да и тебе по размеру подошли... — Давай снимем?.. — От этого предложения Шишинин смутился еще сильнее и уже готов было самостоятельно сдёрнуть мамины перчатки с рук Витальки, но тот вдруг покачал головой. — Ладно, оставим раз образ... Я их верну обязательно, маме передай... — Да она даже не заметит! Виталя вышел из квартиры и спускался под пристальным взглядом Сашки. Шишинин закрыл дверь только когда Виталька скрылся из виду, и только он это сделал, как сразу же побежал к окну, выглядывать друга. Пришлось чуток подождать, но Виталя все же показался под Сашкиным окном, и Шишинин открыл окно. Не успел Виталька поднять голову, как Саша запел: — Поднялся рассвет над крышей, Человек из дома вышел Поглядеть на жизнь поближе Вздумал с утра. Виталька остановился, повернулся к другу, ища его в окне, и захихикал, а потом опомнился и начал беспокойно оглядываться. Сашка же продолжал: — Человеку много ль надо- У него на сердце радость, Он смеётся снегопаду, Солнцу в небе и ветрам. Виталька помахал Шишинину рукой, но тот не остановился. Своим «Лай-ла-ла-ла» Саша, вероятно, разбудил многих. Если не всю улицу, то весь дом точно. — Человеку много ль надо- Надо, чтобы друг был рядом, Песня чтоб была на случай, Случай любой. Виталик, осознав что тот не собирается останавливаться пока не допоет (а когда допоет, то начнет заново), поспешил удалиться, и Шишинин пел ему в след своё громкое «Лай-ла-ла-ла-ла, Лай-ла-ла-ла-ла»... Саша действительно не унялся даже когда Виталя окончательно скрылся из виду. Шишинин закрыл окно, улёгся на кровать, но продолжал петь. И пел он все тише, и тише, перейдя сначала на шепот, а потом просто шевеля губами до тех пор, пока не остановился. Уснул. Сашка проснулся после обеда. Если раньше голова болела из-за похмелья, то теперь начала из-за дневного сна, который оказался для Сашки лишним. Утро его не задалось с самого начала, начиная от боли во всем теле и заканчивая взволнованной матерью, которая бегала по квартире и причитала: — Где же мои перчатки, где они, неужели у Людочки оставила?.. Сашка молчал в тряпочку, и все дошло до того, что мама позвонила своей подруге, чтобы узнать у нее не видела ли та ее перчатки. Даже если бы Сашка был абсолютно здоров и мысли его не занимал Виталя, он бы все равно не мучался угрызениями совести. Зачем так переживать? Ну потеряла, ну и что? Найдёт потом, Господи... — Саш, ну посмотри получше под шкафом!.. — попросила мама, а когда юноша не отреагировал из-за того что задумался, женщина дала ему подзатыльник. — Посмотри под шкафом, оболтус. Из-за тебя поди посеяла, отвлёк меня!.. Юноша зашипел, потёр затылок, но все же пошёл к шкафу. Искать он, конечно, не собирался, просто наклонился для вида. — Нету. — ответил он. — Мам, да они найдутся завтра, я чувствую... — Чем ты чувствуешь, Саш, третьим глазом, аль оком другим? Смотри не ослепни только, провидец!.. Сашка надулся от обиды и раздражения и замолчал. Теперь точно маме ничего не расскажет до того момента, как Виталя ему перчатки вернёт, раз так к нему относятся!.. Когда мама чуть успокоилась (если быть точнее, перестала бегать по квартире, а просто ушла на кухню и начала громко жаловаться на свою жизнь), Саша расслабился. Теперь он мог полностью погрузиться в размышления о своих чувствах, хотя эта формулировка казалась Шишинину странной и неправильной. Саша и сам не понимал как назвать "это", но теперь он точно знал, что оно было, и что от "этого" не отвертеться так быстро, как хотелось бы. Шишинин задумался об этом из-за того, что очень соскучился по Витальке. Они не виделись всего пару часов, но Сашка уже успел заскучать. И вроде есть чем заняться, вроде увидятся скоро, вроде не произошло ничего настолько серьёзного, чтобы сломя голову бежать к другу, только вот Саша еле держался чтобы не сорваться с места и не убежать к Виталькиным многоэтажкам. Такая тоска Сашке была несвойственна и неприятна, потому что вместо сладкого чувства привязанности и дружбы Саша ощущал лишь мучения. Шишинин буквально не мог ни на чем сосредоточиться, и без того несобранный, юноша теперь стал совсем бесполезным. Но даже отдыхам от дел он насладиться не мог, ведь в голову лезли только обрывки праздничных воспоминаний и сам Виталя, только мысли были странными и необычными, такими, от которых щеки краснели сами собой. Мама же просто решила, что сынок не может оклематься после бурного праздника, что отчасти было правдой, только вот влиял на него не алкоголь, а Виталя. Он от Витальки и так ходил как пьяный, а с алкоголем окончательно ушёл в разнос, вот и не помнит ничего... Задумавшись, Сашка не заметил как к нему подсела мама. Она наблюдала за ним, ожидая что сын ее заметит, но тот все молчал, все глядел куда-то вдаль, и женщина не выдержала: — Ну? — Что? — Сашка недоуменно уставился на мать. — Рассказывай как отметил. О боже, как не вовремя. Саше ничего не оставалось, кроме как попытаться сплести из обрывков воспоминаний правдоподобную, а главное подходящую, версию. — Да я с друзьями справлял, в компании... — начал было Сашка, но его перебили. — А кто там был? — Да многие... Виталя был, например... — мама открыла рот, но Саша не дал ей вставить и слова. — Вот, но мы рано ушли. Погуляли немножко, полюбовались зимней красотой, а потом пошли по домам. Ну, первого января мы тоже рано встретились, потому что выспались хорошо, практически ведь не выпили... Тоже погуляли немножко, в гостях были у знакомого, ну а потом по домам... — Ну конечно, прямо так просто все? — недоверчиво спросила мама. — Конечно! А как ещё? — Неужели правда? — женщина хохотнула. — Этот Виталя хорошо на тебя влияет. Стоило тебе сразу с него пример брать, а не наоборот!.. — Да, мама, конечно! — согласился Саша, лишь бы мама сменила свой гнев на милость. — Я и сам чувствую, что с Виталькой изменился... И Саша не врал, он действительно ощущал эти изменения, которые появились в нём при появлении в его жизни Витали. Движения и жесты, которые раньше казались Сашке смешными и нелепыми, теперь использовал он сам. Раньше он думал, что волосы на палец накручивают только девчонки, и то только глупые, а теперь и сам так делал. Не замечал порой, но делал ведь! Да и мысли о Витальке стали для Сашки целым открытием, ведь раньше он никогда и ни о ком так не думал, не привязывался, а теперь его тянуло к Витале словно магнитом... Саша конечно не думал, что все это связано с какой-то, не дай бог, влюбленностью, он ведь и не знал, что так можно! Не думал, но все равно ни с кем своими мыслями не делился. В глубине души он чувствовал, что что-то в этом не так, да и реакция матери на любой скрытый вопрос о Витальке очень настораживала Сашу, злила его. Шишинин просто не понимал как могут быть связаны отношения между мальчиками и любовь, это ведь разные вещи, совсем не совместимые! Мама улыбнулась, томно вздохнула, а потом вдруг спросила: — А где вы гуляли? — Ну... — Саша задумался и вдруг вспомнил все те моменты прогулок, которые забыл. Щеки тут же покраснели, когда в голове всплыли картинки воспоминаний, и юноша тут же запнулся, начал мямлить что-то непонятное, пытаясь не проговориться, но это вдруг стало очень и очень сложно. В мыслях вертелись воспоминания о поцелуях, о словах, которые Сашка наговорил Витале, и юноша покраснел еще сильнее. — Саш, ты чего?.. — спросила удивленная мама. — Кхм... Да мы по городу прогулялись, а потом вокруг дома... — сказал Сашка и кашлянул. — Ничего интересного... Юноша пробежался взглядом по комнате, потом почесал затылок... — Ой, что-то у меня так голова заболела, я пойду водички попью... — неправдоподобно сказал Саша и мигом выскочил из комнаты. Юноша действительно пошёл на кухню и налил себе воды, надеясь хоть как-то остудить разбушевавшийся пожар чувств. Шишинин коснулся губами края стакана, но тут же поставил его обратно. Свои собственные губы теперь стали ощущаться по-другому и сразу пробуждали в Саше воспоминания о Витале, и юноша тут же покраснел, ему тут же захотелось провалиться под землю, чтобы никто никогда его не видел. Шишинин коснулся губ, не веря в произошедшее. Коснулся, и воспоминания заиграли еще ярче, перенося Сашу в тот момент. И юноша снова ощутил Виталькины губы, снова увидел выражение его лица, когда тот слушал глупые объяснения Сашки. И объяснения ведь действительно были глупыми, Шишинин бы никогда такого не сказал, если бы был трезв! Саша больше никогда не притронется к алкоголю и не позволит себе опьянеть, потому что пьянея он творит ужасные, неправильные глупости! Но больше всего Сашку испугало то, что он хотел этого тогда и хочет до сих пор. И утром он чувствовал себя так странно, потому что действительно хотел поцеловать Витальку!.. Юноша сел, не в силах устоять на ногах, которые вдруг ослабли. Больше всего Сашу испугало то, что все глупости, которые он наговорил Витале в ту ночь были правдой. Невозможной, удивительной, но правдой. Все чувства, которые должны были оказаться не более чем помутнением рассудка от выпитого алкоголя были реальностью, они не прошли, не исчезли, не испарились, они стали только сильнее. Так что же это значит, Саша влюбился в Виталю? Шишинин схватился за стакан с водой, но так и не сделал ни глотка. Да нет, этого ведь быть не может, такого просто нет в природе! Сашка никогда такого не видел, даже мальчишки со двора такого не говорили, а значит это все бред, несуществующий бред! Саша, наверное, заболел чем-нибудь, поэтому такое выдумывает... Шишинин поставил стакан на стол и рывком встал. Юноша начал ходить по кухне, встревоженно глядя в пол, но даже это не помогло ему привести мысли и чувства в порядок. Да нет, Саша ведь ничем не болел, он был абсолютно здоров! Такое заметили бы, вылечили давно... Шишинин снова сел на стул, схватился за голову и сжал свои волосы, но даже легкая боль не отвлекла юношу от размышлений. А возможна ли вообще любовь между мальчиками? Саша вознамерился спросить об этом у матери или отца, подскочил с места, но тут же начал кружить по кухне, отбросив прошлую идею. А что они скажут, а вдруг это действительно болезнь, вдруг расстроятся? Если об этом нигде и никогда не говорили, значит это что-то очень плохое, возможно даже несуществующее, а значит говорить об этом без уверенности в обратном не стоит. А что, если Сашка действительно влюбился в Виталю? Что, если это возможно? Это и звучало странно, неправильно, а выглядело, наверное, ещё хуже! Саша, в общем-то, и не знал толком как любовь выглядит. У него были отношения с Анжелкой, он ухаживал за несколькими девочками раньше, но все это было как-то поверхностно. Сашка ведь ни к одной из них по-настоящему не привязывался, не любил. Анжела сама настояла на отношениях, да и это, вроде как, правильно и хорошо, а остальные девочки были просто первыми попытками Саши проявлять свои чувства. Ни с кем Шишинин не был так близок, как с Виталей, и никого он так не любил. Сашка не знал как должна проявляться и выглядеть любовь, поэтому стал разбираться в своих чувствах к Витальке. С этим тихим, меланхоличным юношей Саша был готов на все, и в огонь, и в воду, лишь бы тот был рядом. И без того безбашенный Шишинин, у которого ни день не проходит без приключений, с Виталей становился еще более активным, и еще более странные идеи возникали в его голове. С ним Саша никогда не сдерживался, не думал о том, что делает что-то не так, что его осудят (и хоть Шишинин задумывался о таких вещах очень редко, Виталя все равно стал его "островком спокойствия")... Они были полными противоположностями, абсолютно разными людьми, которые сошлись на почве интересов. И эти интересы отошли на второй план, когда Саша узнал Витальку получше. Неужели уже тогда Шишинин начал влюбляться в Окорокова?.. Виталя был другим, не таким, как все. Он был Сашкиным «инопланетяниным», это тот решил давно, только вот теперь это слово и Виталькина индивидуальность заиграли для Шишинина новыми красками. Виталя был не просто "особенным", он был уникальным. Настолько, что многие могли этого просто не заметить. И эта была высшая степень уникальности. И Саша никогда не перестанет восхищаться Виталькиным талантом. Никогда, потому что ничего лучше он в жизни не видел. Ничьё исполнение классики и современной музыки не будет лучше Виталькиного, ничья музыка не заиграет так, как его... Ах, какой красотой обладал Окороков... Такой необычной, нежной, прямо как сам он, прямо как его характер, как талант... Юноша никогда не видел мальчишки красивее, да и девчонки тоже. Виталя превзошёл всех. Его мягкие, гладкие волосы, к которым так хотелось прикасаться Сашке, его чёрные глаза, которые на свету становились карими, отливая то розоватым, то янтарным цветом... А каким красивым Виталя был при свете закатного солнца, каким прекрасным!.. Когда розовый, почти что алый свет окутывает его лицо, подчёркивая черты, когда яркие лучики играют на нём, заставляя морщиться от света... И Саша всегда засматривался на Виталькины губы. Каждый раз, начиная с их первой совместной прогулки и по сей день они манили Шишинина. Слегка пухлые, тихонько трепещущие, сладкие и желанные, — такими были губы Витали, такими их видел Саша. Их хотелось касаться, хотелось целовать... Прижаться своими губами нежно-нежно, ласково-ласково, и никогда не отстраняться. И Шишинин помнил их вкус, то ощущение, которое подарил мальчишкам быстрый поцелуй... И не было на свете ничего прекраснее и вкуснее Виталькиных губ. От этих мыслей щеки запылали, дыхание участилось, а сердце забилось быстрее, норовя выпрыгнуть из груди. Саша снова сел и снова схватился за стакан с водой, но, вместо того, чтобы попить воды, прижал стекло к щеке, надеясь остудить пылающую румянцем кожу. Шишинин не знал возможно это или нет, но точно знал, что влюблён. Влюблён не в какую-то девочку, как думала мама, а влюблён в Виталю, своего самого лучшего, самого близкого и любимого друга. Эта мысль радовала юношу своей ясностью, но в то же время сильно пугала. Как же это возможно, почему же это произошло?.. И самое главное - как сказать об этом Витале?! А стоит ли говорить, надо ли его расстраивать, надо ли портить о себе мнение? А вдруг Виталька посчитает его странным, вдруг перестанет с ним дружить? Саша, хоть и не до конца понимал что в этом такого ужасного и неправильного, все равно очень боялся. Боялся в частности из-за того, что никогда и нигде такого не видел, а потому и не знал чем и как плохи или хороши подобные чувства. Впрочем, если бы какой-нибудь друг Саши признался ему в таких чувствах, Шишинин бы рассмеялся ему в лицо. Он просто не знал, что такое возможно, поэтому посчитал бы это шуткой, и даже не подумал бы, что этот бедняга говорит серьёзно. Только вот оказавшись в подобной ситуации, Сашка и сам стал таким беднягой, и теперь мучался. Держать все это в себе было очень тяжело, практически невозможно. Юноша то топал ногой, то стучал ногтями по столу, то двигал кружку, то прижимал ее к щекам, но решение не приходило. Тогда Шишинин резко встал, решив сейчас же бежать к Витальке и во всем признаться, но быстро оставил эту идею. Решив не садиться обратно, юноша ушел к себе в комнату. Он сел на кровать, потом лёг, потом снова сел. И как же он признается лучшему другу в своей влюблённости, как посмеет разрушить дружбу? А мысли о том, что Виталя не отказался от поцелуя в ту ночь и на следующий день только сильнее огорчали Сашку. Виталя, вероятно, просто не понимал что они творят, ведь это Шишинин целовал его, а тому ничего не оставалось, кроме как подчиняться!.. Юноша почувствовал себя настоящим уродом, насильником, ужасным человеком. Виталя ведь всегда странновато выглядел после его поцелуев, а значит ему точно не нравилось, просто сказать боялся!! Саша лёг, перевернулся на живот и уткнулся лицом в подушку. Эмоции рвались наружу и юноша не знал как себя усмирить. Сашка пролежал так около минуты, не больше. Усидеть, точнее улечься, в нужном положении он не мог, все постоянно было "не тем", мешало, как мешали мысли. То одеяло ему надоело, тогда Шишинин сбросил его на пол, то подушка, которая улетела следом, то лежать устал... За всеми этими действиями Сашка окончательно решил, что никуда не пойдёт. Он вообще теперь из дома не выйдет, не увидится с Виталькой, свету белому не покажется. С Окороковым он видеться не может, иначе моментально разболтает о чувствах, которые совсем недавно открыл для себя и еще не успел в них полностью разобраться... Впрочем, разбираться было не в чем, — Саша и так знал, что это за чувства, только вот не понимал причины их возникновения. Казалось бы, все просто. Это ведь любовь, чего тут сложного? Только вот Саша мучался в догадках и размышлениях, чего обычно не делал, поэтому получалось у него не очень хорошо. Продуктивно, но очень энергозатратно. *** Вернулся домой Виталька рано утром, и сразу же пошёл спать. Никто его не остановил, хотя мама уже не спала. Она попыталась задать Витальке несколько вопросов, но тот отвечал что-то глупое и несвязное, поэтому женщина быстро отстала, позволив сыну отдохнуть. Уснул Окороков сразу же, как только его голова коснулась подушки. Два дня "беспробудного пьянства", так себе это представлял Виталя, сильно сказались на его режиме сна. Если раньше юноша не мог уснуть даже за час, то теперь он отключился просто моментально. Проснулся Окороков к вечеру и чувствовал себя просто ужасно. Голова болела, волосы окончательно растрепались и теперь торчали в разные стороны, и глаза никак не хотели открываться. Как только юноша вышел из своей комнаты, на него тут же обрушилась тысяча, а то и больше, вопросов матери. Виталька на ногах стоял с большим трудом, не говоря уже о том, чтобы отвечать на какие-то вопросы мамы которые, по правде говоря, слушал в пол уха. Юноша оклемался только через полчаса, когда выпил три стакана воды и пять раз умылся. Но даже тогда он ощущал себя помято и нездорово. Мама, которая не получила ни одного ответа ни на один свой вопрос, продолжала бегать вокруг Витальки и причитать: «Где же ты был, почему же ты меня не предупредил?..», и только теперь Виталя смог что-то ответить. — Мам, да я у Алёны был... — соврал он, и получилось, на удивление, очень правдоподобно. — А почему не сказал, почему не приходил домой?.. — всхлипнула женщина и прикрыла лицо руками. Виталя приподнял брови, и потянулся успокоить маму, а та будто бы этого и ждала. Она обняла сына, погладила того по спине, а Виталька вздохнул. — Да идти далеко. Мы гуляли немного, но совсем в другой стороне, поэтому я и не заходил... — юноша пожал плечами. Виталя бы себе не поверил, но мама, кажется, велась. — Точно у Алёны, Виталенька? — переспросила мама, и Виталя кивнул. — Мгм... — выдавил из себя юноша, и женщина вздохнула. — Так чего же ты ничего ей не подарил, невежливо ведь... Виталя вдруг вспомнил о кольце, которое было надето на его безымянном пальце. Окороков даже не думал о значении, когда Сашка надевал на его палец кольцо, но теперь вдруг понял, что на безымянном пальце обычно носят обручальное кольцо. Впрочем, Саша, вероятно, об этом даже и не думал. Переодевать Виталя все равно не станет. Юноша попытался спрятать руку и мама, слава богу, ничего не заподозрила. — Подарю обязательно... — ответил Виталька. Вслед за подарком Саши юноша вспомнил о том, что за два дня так и не вручил ему гитару, которую купил специально для него! Какой ужас, вот это действительно получается невежливо... Виталя поджал губы, размышляя о подарке и надеясь не забыть о нём после этого разговора, а мама продолжала: — Давай ей тоже украшение купим? Или статуэтку, если она любит? А может шкатулку? Туда и украшения можно положить, и другие вещи... Женщина окончательно угомонилась, начала болтать спокойным, будничным тоном и Виталя был очень этому рад. Признаться честно, Виталька планировал поговорить с мамой о Саше, но увидев ее настроение сразу же передумал. Тем более сейчас, как только она наконец-то выбросила из головы Виталькины проступки, нельзя было нарушать эту идиллию. Юноша практически не слушал мать, только кивал и поддакивал, размышляя о своём, пока женщина продолжала придумывать идеи для подарка Алёне. — Тебе, наверное, деньги нужны, да?.. Ах, какое все дорогое нынче... Ну ничего, для Алёночки не жалко... — Виталя кивал. — А давай вместе завтра сходим на рынок и в магазин, посмотрим что-нибудь? При мыслях о рынке Виталя улыбнулся, и мама сочла это за радость совместного времяпровождения, только вот юноша думал вовсе не о ней. Как бы стыдно не было в этом признаваться, но Виталька думал о Саше, совершенно позабыв о маме, которая так желала внимания сына. Общаясь с ней, Виталя думал только о своём друге, желая скорее увидеться, прокручивая в голове все совместные моменты и воспоминания... — А хочешь чаю, сынок? — спросила мама, обрадовавшись улыбке сына. — Хочу. — ответил Виталя, хотя пить чай не хотел. Ему просто не хотелось маму расстраивать... Женщина убежала на кухню, а юноша остался в гостиной. Виталя откинулся на спинку дивана и провел рукой по лицу, стараясь вернуть себе привычное самообладание, только вот с этим пунктом сегодня были проблемы. Юноша никак не мог взять себя в руки, тело его не слушалась, а мысли путались. Проблем добавляло то, что Виталька не мог вспомнить практически ничего с недавних гулянок. Воспоминания были, и Виталя это знал, но ничего четкого вспомнить не мог, поэтому решил пустить все на самотёк. Самотёком Витали оказалось построение чёткого плана событий. Если он не может вспомнить сразу все, то пусть хотя бы вспомнит с чего все началось и закончилось, правильно? Юноша рассудил так, поэтому задумался. Если начинать с новогодней ночи, то мальчишки пошли к Таньке домой... Они немножко выпили и начали играть в «Фанты», только вот после третьего задания Виталя перестал что-либо запоминать. Помнил только, что вопросы им попадались каверзные и странные, которые вгоняли обоих мальчишек в краску. Попытки вспомнить сутки первого января тоже не увенчались успехом. Виталя помнил тяжелое пробуждение, помнил смешной акробатический номер Сашки и помнил «Queen», но после... Как недостающие детали пазла, как размытая фотография... — Виталенька, пойдём чай пить!.. — позвала мама. Окороков вздохнул и решил больше не мучиться. Юноша встал с дивана, в глазах потемнело и Виталя покачнулся, но вскоре продолжил свой путь к кухне. Лёг спать Виталька тоже очень рано, в надежде что голова перестанет болеть. Юноша улёгся на кровать, укрыл себя одеялом и несколько раз зевнул. Виталя уже привык к тому, что засыпает он долго и мучительно, но в этот раз все получилось очень и очень быстро. Не успел юноша задуматься, как уснул... Один залп, второй... Небо окрашивали яркие огни, и Виталька залюбовался этой красотой. Запускали салюты редко, потому что стоили они очень дорого, но как это было зрелищно, как чудесно!.. Виталя каждый раз подбегал к окну, когда слышал хлопки залпов. И вот, теперь ему не нужно было бежать, не нужно было высматривать чудесную картину из окна, ведь запускали салют совсем близко, и мальчишки стояли на улице и видели все так ясно и чётко, будто салют запустили специально для них. Виталя вздохнул, наслаждаясь этим чудом, которое разделяет с Сашкой, и приоткрыл рот, чтобы что-то сказать, но Шишинин вдруг повернул его к себе лицом и поцеловал. Нежно, ласково, он прижался своими губами к Виталькиным и закрыл глаза, а Окороков удивлённо глядел на него. Виталька схватился за предплечья друга, вознамерившись оторвать его от себя, но растворился в этом моменте, в Сашкином поцелуе, и его руки соскользнули вниз, к плечам Шишинина, и это пробудило в Витальке еще больший интерес, ещё большее удовольствие. Как приятно было целовать Сашу, как восхитительно было касаться его так, не просто как друга!.. И все же действия Сашки были внезапными, неожиданными, резкими, и Виталя невольно смутился, засомневался в ясности его чувств, в правильности поступка... Когда Саша отпустил Витальку, и его руки окончательно соскользнули вниз, повиснув по бокам, Окороков нашел в себе силы спросить о том, что же это было. — Почему ты это?.. — спросил Виталька. — Потому что захотел. А ты хочешь? Что это за ответ такой странный, что он значит? Виталя вздохнул, но получилось прерывисто. Что ему ответить, правду? А что в этой ситуации было правдой?.. — Хочу... — честно ответил Виталя. Не желал он сейчас распинаться, да и правильные слова никак не подбирались, поэтому юноша ограничился простым «хочу», которое стало красноречивее всех слов, всех признаний, которых мог придумать Виталька. Это «хочу» было пропитано столькими эмоциями, столькими чувствами, что юноша снова вздохнул, и снова прерывисто. И Саша поцеловал его еще раз. Ощущения были такими непривычными, но такими приятными... Когда Виталя целовал Алёну, то все было не так. Натянуто, будто обязательство, а с Сашей ему было легко и просто, и в животе зарождалось теплое, приятное ощущение. Виталя вздохнул, и сон рассеялся. Юноша поморщился и перевернулся на другой бок, желая вернуть приятное ведение, которое он, между прочим, даже не успел осмыслить. Виталька просто знал, что оно ему понравилось, и что он хочет еще, что хотел бы остаться в этом чудном сне навечно. Юноша снова вздохнул, уткнулся носом в подушку и заснул. Саша вел себя как идиот, но милый идиот. Саша вел себя как всегда, а Виталя, вместо того, чтобы отчитывать его за поведение и бубнить себе под нос про безопасность, смеялся с этого. Алкоголь действительно был странной, но приятной штукой, особенно когда с ним веселился Саша. Без него Виталя, наверное, даже не попробовал бы ни шампанского, ни портвейна. Без Сашки в этом не было смысла. Шишинин начал крутиться, еще и приплёл к этой ситуации все свои прошлые многочисленные падения, и Виталька не выдержал: — Ой, Саш, заткнись... — Виталя хохотнул. Юноша совсем не злился, просто постарался принять серьёзный вид. Он и в трезвом-то виде на Сашу очень редко злился, а в пьяном тем более не станет. — Такой ты милый когда серьёзный. И сердишься так красиво... — сказал Сашка, и Виталя смутился. Эти комплименты прозвучали двусмысленно, но смутился Виталька скорее из-за того, что задумался о том, какой из смыслов привлёк его сильнее. — Я не закончил... — попытался запротестовать юноша, но Шишинин просто провел рукавом по носу, стерев оставшийся след. Виталька закатил глаза и взглянул на Сашкину руку, ища грязный след. — Саш... Но Шишинин прервал его очередную воспитательную лекцию поцелуем. Он взял Виталькино лицо в свои ладони, отчего горячие щёки Витали на секунду остудили холодные ладошки Саши, но тепло Витальки быстро передалось Шишинину, когда тот коснулся своими губами его. Окороков вмиг позабыл про недавнее падение, про мороз и остальные проблемы, которые мучили его несколько минут назад. Остались только они, целующиеся посреди улицы мальчишки, и их чувства, которые они выражали через поцелуй. Получился он коротким, но даже этих секунд Витальке хватило, чтобы сильно покраснеть и запутаться в своих же мыслях. Юноша застыл, не зная как ответить на внезапное проявление любви. Пока Виталя думал, Сашка чмокнул его в щеку, и Окорокову стало еще сложнее. Мысли превратились в запутанный клубок ниток, который не распутаешь сколько не пытайся. Что значат эти поцелуи, чего ждет Саша, как следует поступить, — эти вопросы терзали и без того запутанные мысли Витальки, а Сашка, тем временем, подгонял юношу с ответом: — Виталь, ну не молчи... — попросил он. — Ээээ... — глупо произнёс Виталя и пожал плечами. А что тут скажешь? Окороков действительно пытался придумать что-то более интересное и креативное, но в голову ничего не приходило, и Виталька ограничился самым простым и, по совместительству, самым глупым вариантом. — Вита-а-аль?.. — нервно позвал Шишинин. — Что значит «ээээ»? — Пойдём дальше? — внезапно спросил Окороков. — Ну... Пойдём. И мальчишки пошли, только вот с каждым шагом Виталя все больше возвращался в реальность, оставляя сон позади... Юноша проснулся очень удивлённый своими снами. Обычно сновидения запоминались ему яркими картинками и ощущениями, а эти два Виталя помнил так, будто они были вовсе не выдумкой, а обрывками воспоминаний. С этими мыслями юноша пошёл в ванную комнату, все размышляя об удивительных снах. Юноша пил чай и думал о Сашке из своего сна, ел и думал о нём, играл на пианино и думал о нём... И вот, когда пальцы сами начали играть «Трепет», Виталька вдруг понял, что это были вовсе не случайные сны, а действительно обрывки воспоминаний, которые он не мог вспомнить. По телу пробежался холодок, руки задрожали, и юноша допустил ошибку в своем же произведении. Виталя остановился, уставился на клавиши и задумался. Да нет, не может это быть правдой!.. Сашка ведь не стал бы целовать его в губы, да еще и добавлять, что хотел это сделать! Или мог? Виталька подскочил и начал наворачивать круги по комнате. Впрочем, его хватило только на два круга, потом он сел на диван, схватил подушку, прижал к себе и начал вздыхать, а так же беспокойно теребить край подушки. Если Саша его поцеловал, значит он хотел, правильно? Если он поцеловал его снова, значит ему понравилось, а это значит он точно желал этого... Но почему?! Не мог ведь он просто "хотеть", у этого обязательно должна быть причина. Например, влюблённость, ну или просто очень близкие отношения... Виталя, конечно, не видел людей, которые целовались бы не состоя в романтических отношениях, но вдруг такие есть? Саша ему уже говорил про то, что он с друзьями ведет себя очень тактильно, так может это одно из проявлений его тактильности?.. Выглядело это странно, да и звучало не очень. Но что это было, если не дружеский поцелуй? Неужели Саша... Да нет, этого просто не может быть! Он ведь не такой, у него девушка была... Хотя у Витальки тоже была, но он ведь "такой"! Да нееет, Саша просто не может быть "таким"... Витале, конечно, очень хотелось бы верить в то, что Шишинин может быть в него влюблён, но звучало это неправдоподобно, да и Окороков уже смирился с тем, что им с Сашей не быть вместе... А может Витале спросить Сашку об этом поцелуе, узнать что же тот действительно чувствовал?.. Да нет, это просто глупо! Да и Виталька только на словах такой смелый, а как до дела доходит, так он и двух слов связать не может... Нет, лучше уж сделать вид, будто ничего не было, а лучше вообще с Сашей не видеться и не общаться. Хотя второй пункт был совершенно невозможным, как уже успел понять Виталя. Поэтому оставалось только молчать в тряпочку и делать вид, будто ничего не произошло. Саша, наверное, этого даже и не вспомнит, а если и вспомнит, то не придаст этому внимания. Для него такое, наверное, является чем-то обыденным и повседневным, что это так, повеселиться, а Виталька сохранит эти воспоминания у себя в сердце, и они будут сниться ему еще много-много ночей, и сны эти будут самыми приятными и любимыми. Виталя о Саше плохого не думал, но различия в их характерах действительно пугали юношу. Пугали в частности из-за того, что для Сашки это может стать проблемой. Пусть Шишинин и говорил иначе, пусть он никогда не сможет любить его так, как желает Виталя, а потому эти переживания ни к чему, Виталька не мог себя сдерживать. Окороков привязывался сильно, горько... У Сашки, наверное, с этим было полегче. Виталя был другим, действительно другим, поэтому плохо понимал как именно влюбляется Саша, как привязывается к людям и кем в его жизни является сам Виталя. Шишинин много раз говорил юноше о том, что тот любит его, но как друга, много раз показывал свою привязанность, но чисто дружескую, выбирал дружить с ним... Но этого было недостаточно, потому что этих "но" было слишком много. Саша любил его, но для Шишинина они были просто друзьями, а вот Виталя... Виталя влюбился. Глупо, странно, неправильно, но сильно и бесповоротно. Виталя вздохнул и положил подушку обратно, а сам взглянул на свои руки. Счастье его было коротким, потому что каждый раз, когда Окороков получал от Сашки какой-либо знак внимания, то сразу же задумывался о том, что тот испытывает, о чём думает... И Виталя знал, что о дружбе, и от этого ему было грустно, действительно грустно. *** Саша перебирал свои кассеты и размышлял, когда вдруг мама позвала его к телефону. — Са-а-аш, тут тебя! — крикнула она, и юноше пришлось оставить свои размышления на потом. Со вчерашнего дня Саша думал о Витальке, и до сих пор он не смог ничем себя отвлечь. За какое бы дело юноша не брался, мысли все равно возвращались к другу, которого теперь, впрочем, и называть так было стыдно. Саша снова и снова вспоминал поцелуи, вспоминал счастливое лицо Витальки и ему становилось очень совестно... Юноша даже не надеялся на то, что Виталя тоже захочет этого поцелуя. Он ведь всегда был... Послушным, нежным, тихим... Саша просто принудил его, вбил эти гадости в голову, а иначе Виталя бы ни за что не согласился на такие поцелуи. У него ведь и возлюбленная есть, зачем же ему Саша нужен?.. От того, что этой таинственной возлюбленной Витальки стала Сашина тёска, становилось ещё хуже и больнее. И Шишинину было стыдно, ему хотелось извиниться за эти мысли, за свое поведение и тактильность, но он боялся. Боялся лишь мысли о том, что ему придётся столкнуться с Виталькой лицом к лицу, придётся объясняться... Саша боялся что он проболтается, а он проболтается. Оставалось только отсиживаться дома, перебирая кассеты и помогая маме с домашними делами, параллельно мечтая о Витальке. Сашка подошёл к телефону и взял трубку из рук матери, после чего приложил к своему уху. Он ожидал услышать голос какой-нибудь надоедливой тёти, которую он видел раз в жизни, и то не помнил, и которая засыпет его новогодними поздравлениями, но вместо этого услышал голос Витальки. Родной, любимый, ласковый... У Шишинина кольнуло в груди, когда Окороков спросил: — Саш? Юноша сглотнул. Разговаривать с Виталькой было больно, страшно, а вдруг Саша случайно проговорился, а вдруг Виталя сам все поймёт?.. — Привет, Виталь... — тихо произнёс Шишинин. — Ты в порядке, не заболел? — удивлённо спросил Виталька, услышав безжизненный голос Саши. Юноша тут же кашлянул и попытался принять привычно весёлый вид. — Да не, все в порядке! А ты чего вдруг звонишь? — удивился Сашка. — Я волнуюсь из-за перчаток. — сказал Виталя, и Сашка хохотнул. Да уж, вот это точно в его стиле, — волноваться из-за таких мелочей... Шишинин улыбнулся, впервые за день, искренне и нежно. — Ах, точно... И что ты предлагаешь? — лукаво спросил Саша. — Ну, надо сегодня увидеться... Давай через часик? — предложил Виталя. — Ты свидание назначил? — хохотнул Саша, но как только осознал, что ляпнул, ему тут же захотелось хлопнуть себя по лбу. — Ну, формально да... — Окороков задумался. — А ты какой смысл имел в виду? — А что, их несколько? — нервно хихикнул Саша и нервно почесал шею, удержав телефонную трубку между плечом и ухом. — Деловое и романтическое. — ответил Виталя, и тон его тоже изменился, только вот Сашка не понял почему. — Ха... — Шишинину стало настолько неловко, что он не смог связать и двух слов. Это было ужасным для Сашки чувством, так как человеком он был разговорчивым, и всегда знал что и когда стоит говорить. — Ну... — Виталя, казалось, тоже очень хотел сменить тему разговора. — Придёшь? — Приду! Тогда жди через час, прибегу к твоим многоэтажкам... Мальчишки попрощались и Саша положил трубку. Чувства от разговора остались смешанные. С одной стороны, Шишинин был очень рад поболтать с Виталей и еще более рад с ним наконец увидеться, но с другой - он ведь очень волнуется, он страшится это встречи, так как же он на нее пойдёт? Но деваться было некуда, поэтому Сашка стал ждать назначенного времени, сильно волнуясь и не находя себе места. Шишинин пришёл к Виталькиным многоэтажкам даже раньше назначенного времени, — не смог больше ждать. Окороков, как оказалось, тоже вышел раньше, поэтому Саша увидел его сразу же, как только подошёл достаточно близко к подъезду. Сердце забилось быстрее, дыхание сбилось, и Шишинин непроизвольно ускорил шаг. Виталя держал в руке что-то большое, и Саша не решился бросаться к нему в объятия, как планировал изначально. — Виталя!! — позвал Сашка, и Окороков наконец-то обернулся. — Ой, Саша! Шишинин остановился около своего друга с довольным выражением лица. Сердце все ещё норовило выскочить из груди, но волнения отошли на второй план. Виталька улыбнулся и протянул другу то, что держал в руках. Саша, признаться, даже не обратил на этот предмет особого внимания, и только теперь увидел, что это гитара. — Это мне?.. — ошарашенно спросил Сашка. Виталя кивнул, а потом затараторил: — Саш, ты знаешь, я так восхитился, когда впервые увидел тебя за игрой на гитаре, так поразился... Музыка для меня является чуть ли не жизнью, а тут ты, играешь на музыкальном инструменте, извлекаешь из гитары такие прекрасные звуки, и я... — Окороков прерывисто вздохнул. — Я не мог не подарить тебе гитару, Саш, потому что играешь ты чудесно... Пожалуйста, делай это почаще, ради меня!.. Шишинин молчал, слушая речь Витальки, и сердце его затрепетало. Щеки покраснели, губы растянулись в улыбке... В груди зародилось приятное чувство, и Саше снова захотелось поцеловать Витальку, прижаться к его губам крепко, но нежно. Юноша сдержался, хотя пальцы подрагивали, желая хотя бы коснуться друга, ощутить его бархатную кожу своей... Сашка снова взглянул на подарок, которые Виталя вручил ему и юноше стало еще теплее и приятнее. Витальке нравится его музыка, нравится его игра! Виталя был композитором, он был профессионалом, а Саша так, дворовым мальчишкой, который и учиться то полноценно не учился... И Виталя оценил, полюбил его игру... Саша загордился собой и своими умениями, только вот радовало его не то, что получалось у него прекрасно, а то, что Виталя был рад. Он ведь все это не для себя, не для кого-то, а для Витальки... Может раньше он и пытался произвести впечатление на кого-то другого, то теперь мечтал и думал Саша лишь об Окорокове, и свою игру посещал ему. Не только игру, впрочем, а любые свои действия. Если Виталька доволен, если ему нравится, то Саша будет ему играть, будет, даже если пальцы в кровь сотрутся, даже если ночь на дворе, даже если никому больше не понравится... Лишь бы Виталя был счастлив, лишь бы улыбался ему. Улицу окрасило закатное солнце, и Сашка вспомнил все свои размышления насчёт Виталькиной красоты. Снова взглянул на него, и снова залюбовался тем, как последние лучики играли на его чудесном лице. — Ну?.. — не выдержал Виталя, и Саша вспомнил о том, что все еще не ответил на вопрос друга насчёт подарка, не ответил на его пламенную речь. — Виталь, ты - чудо! — чувственно воскликнул Шишинин, и взмахнул руками, стараясь выразить то, на что не находил правильных слов. Гитарой, которую держал в руках, он чуть не пришиб Виталю, и тот улыбнулся привычному ходу событий. — Это такой прекрасный подарок, я в таком... Виталёночек, я в таком восторге, ты не представляешь!... — продолжал Саша, но снова задохнулся от переполняющих его эмоций. Тогда Шишинин обнял Виталю. Обнял, наплевав на все границы которые собрался выстроить в их отношениях, наплевал на свои мысли и рассуждения, потому что они перестали иметь значения. Виталя был тут, он был рядом, а остальное неважно. Саша будет сдерживаться, когда это понадобится, Саша остановится, если Виталя попросит, а пока... А пока он не может и не хочет отпускать Окорокова из своих объятий. Сердце громко ударилось о грудную клетку когда руки Витали коснулись Сашкиной спины. Шишинин уже привык к тому, что обнимает именно он, а бедный Виталя просто застывает в его объятиях, и вот Окороков наконец-то коснулся его в ответ, обнял, прижался... Щеки Сашки загорелись румянцем, и юноша уткнулся носом в плечо Витали, стараясь сдержать нахлынувшие чувства. — Знаешь, мне никогда не дарили таких подарков... — сипло пробормотал Шишинин. — Да?.. — одними губами спросил Виталя, но Саша его понял, хоть лица и не видел. — Мгм... Юноша вздохнул, отчего плечо Окорокова обожгло горячим дыханием Сашки. Виталя тихонько вздрогнул, но не отстранился. Через время мальчишкам все же пришлось отстраниться друг от друга, хоть Саша и делал это неохотно. Шишинин осторожно повесил свою новенькую гитару себе за спину, как обычно делали "крутые пацаны с гитарой", и Саша очень надеялся, что Виталька оценил этот жест. Сашка слышал о том, что гитарам холод вреден, поэтому очень волновался за свой новый музыкальный инструмент, и постоянно оглядывался. Виталя был музыкантом, поэтому не понаслышке знал о том, как важно ухаживать за инструментом, поэтому подарил Саше гитару сразу с чехлом, так что волнения Шишинина были определённо лишними, но юноша все равно не мог расслабиться, уж больно ценным для него был Виталькин подарок... Саша видел только головку грифа, и то не полностью, и то в чехле, но даже от этого ему становилось легче. Мальчишки медленным шагом пошли в сторону Сашкиного дома, чтобы тот оставил свой подарок дома. На этом настоял сам Саша, ведь точно знал, что их с Виталькой прогулки обязательно содержат в себе несколько опасных падений и травм, и Шишинин не хотел, чтобы новенькая гитара приняла удар на себя. Дома ей будет безопаснее, да и там тепло... И вот, Виталька прервал Сашкины размышления: — Слушай, я все не могу успокоиться, а ты нашёл замену коньяку?.. Глаза Сашки удивленно расширились. Точно, коньяк, и как он мог забыть?!.. — Да... Нет, вообще-то, я, признаться, совсем об этом позабыл... — Саша вздохнул, а Виталя ошарашенно взглянул на него. — Так у тебя до сих пор стоит в бутылке чай, вместо коньяка?! — Ну, да! А что?.. — Шишинин смутился. Да что же в этом такого, что Виталя так распереживался? Да родители его не пьют никогда, эта бутылка у них в доме стоит как трофей!.. Надо будет в чай спирта долить, получится коньяк... — Саша, даже не думай делать то, о чем ты подумал! — предупредил Виталька. — Что? А откуда ты?.. — Сашка удивлённо взглянул на друга, а тот вздохнул. — Да по тебе все видно, Саш... Тем более я тебя знаю, ты поди опять какую-нибудь глупость задумал... Шишинин обидчиво тряхнул головой. — А вот и нет! — Сашка надул губы и отвернулся. — Нет?.. Виталя всерьёз испугался, что зря оклеветал друга, и Саше стало совестно. — Ладно, задумал. Надо в бутылку спирта налить, а потом... — Саша!.. Это плохая идея!! — Да ты на все так говоришь! — Шишинин махнул рукой. — И каждый раз я оказываюсь прав! Ну, тут Сашке возразить было нечего, юноша просто отвернулся, надувшись от обиды. — Саш, надо где-то коньяк достать... — вздохнул Виталька. Шишинин удивлённо уставился на него. — И где мы, по твоему, его возьмём? — спросил он. — Ну, у тебя же есть связи?.. — попытался предложить решение проблемы Виталя. — Да я пол Саратова оббегал, пока портвейн искал, а ты про коньяк говоришь!.. — Саша вздохнул. — Да уж, вот невезуха... — А я говорил, что нам не стоило его пить... Шишинин застыл. — Жалеешь?.. Сашка очень боялся услышать "да". — Нет!.. — поспешил оправдаться Виталька. — Только вот проблем много... — Да пёс с ними, с проблемами, Виталь! Главное ведь воспоминания, да?.. Саша задал вопрос не подумав, и только потом понял, какой смысл в него заложил. — Да. — ответил Виталя и улыбнулся. Саша тоже улыбнулся. Только вот была в его улыбке тень, которую отбрасывали все тоскливые мысли, ужасные мысли о том, что все это неправильно. Весь путь от Виталькиных многоэтажек до Сашкиных Окороков распинался о вреде вранья близким и о возможных последствиях. Да таких, до которых Шишинин не додумался бы даже под портвейном... — Отец твой подойдет к бару, откроет, возьмёт свой подарочный коньяк, нальет в стакан, выпьет, а там чай. И что он сделает? — спросил Виталя в сотый раз за пятнадцать минут. — Что? — В обморок упадёт! — со всей серьёзностью ответил Виталя, а Сашка засмеялся так, что чуть не упал. Окороков удивлённо спросил. — Что?.. — Смешной ты... Ладно, уговорил, пойдём искать коньяк. Только вот, боюсь, он может быть только у Генки Василька, у него всегда алкоголя больше всех... Виталька скривился, услышав это имя, а Саша хихикнул. — Ну, тогда не пойдём... — весело заключил Шишинин. — Нет! Идём… Саша хохотнул, но протестовать не стал. Мальчишки зашли в подъезд и начали подниматься к квартире Генки Василька. Дверь им открыла Ленка, подруга Гены, с которой мальчишки познакомились на позавчерашней вечеринке, которую Саша хотел бы забыть. — Ой, мальчики, привет! — поздоровалась Лена, вспомнив ребят. — Лена, правильно? — дружелюбно спросил Саша, а потом протянул ей руку для рукопожатия. Лена, которая часто находилась в компании парней и уже привыкла к подобным жестам, пожала Сашке руку, а потом протянула ее Витальке. Окороков пожал ей руку, но куда более смущённо, чем Саша. — А мы к Гене, он дома? — спросил Шишинин. — Конечно. Заходите, мы тут чай пьём... И они действительно пили чай. Саша удивится, ведь Василёк никогда не казался ему человеком, который любит проводить свободное время за чашкой чая и приятной беседой с любимой... Вот уж точно олицетворение фразы «Все мы люди»!.. Мальчишки прошли вглубь дома. Саша оставил свою гитару у входа, аккуратно поставив у стены, и юноши отправились на кухню, вслед за Леной. Гена поднял взгляд на новоприбывших и его глаза на секунду расширились. Но на губах тут же появилась ухмылка. — Шурик, Виталий... Кто бы мог подумать, хм? — поприветствовал Гена. — Я зачастил в последнее время... Ну, праздники ведь, пойми и прости! — Саша хохотнул. Ему, признаться честно, эта компания совсем не нравилась. Гена был полезным, но не интересным человеком. По крайней мере для Сашки. К своим он относился с большой любовью, но с чужими заводил только взаимовыгодные отношения. Впрочем, Саше большего и не требовалось. — Ну, Шурик, какими судьбами к нам? — наконец перешел к делу Гена, и Шишинин решил не медлить. — Ген, мне нужна бутылка коньяка. Василёк приподнял бровь. — Шур, коньяк - вещь недешевая... — Гена пожал плечами, и Саша знал, что это значит. — Ты же знаешь, Ген, я в долгу не останусь... — Знаю, Саша, знаю... — Генка вздохнул. — Ладно, «Араратовский пятизвездочный» пойдёт? — Пойдёт! Ну, а от меня чего хочешь? Как-то не хочется такой долг в долгий ящик откладывать... Василёк понимающе кивнул. Он задумался, поглядел на Ленку, потом снова перевел взгляд на мальчишек, и вдруг что-то придумал. — Слушай, Шурик, а твой Виталий ведь на пианино играет? Глаза Лены засияли, она повернулась к Окорокову, а тот смутился внезапному вниманию. — Ну да, а что? — Саша взглянул сначала на Витальку, потом на Гену, но так и не понял к чему тот ведёт. — Леночка моя просто обожает звучание пианино. Она и сама хочет научиться... — Василёк взглянул на Лену и улыбнулся. — Может Виталий твой сыграет нам пару песен? Вот и рассчитаетесь за коньяк. Сашка задумался всего на секунду, а потом удовлетворённо хмыкнул. Это была очень простая плата за целую бутылку коньяка. Шишинин глянул на Витальку и вопросительно приподнял брови, ожидая его решения. За него он отвечать не станет, и если Виталя не захочет, то попросит у Гены расплатиться как-нибудь иначе. Виталя замялся, но, поглядев на Сашу, кивнул. Шишинин улыбнулся, гордясь Виталькой, и повернулся к Гене. — Сыграем! А у вас инструмент есть? *** Пианино в доме Гены действительно имелось, и Виталя был очень удивлён, что не заметил его в прошлый раз. Одинокий инструмент стоял у стены, заваленный различными книжками и статуэтками. Виталька в последний раз взглянул на Сашу, ища его поддержки, и их взгляды встретились. Шишинин смотрел так, будто точно знал, что Виталя сможет. И Окороков тоже уверовал в это, в себя, и сел за пианино. Юноша открыл крышку инструмента и вздохнул. — Что мне сыграть?.. — спросил он. —Ах, давай «Не отрекаются любя» Пугачевой? Я так люблю эту песню!.. Виталя кивнул и, набрав немножко воздуха, заиграл. Грустная, тягучая мелодия наполнила комнату. Гена предложил Лене руку и они начали медленно покачиваться в танце, пока девушка тихонько подпевала слова полюбившейся песни. «Не отрекаются любя, Ведь жизнь кончается не завтра. Я перестану ждать тебя, А ты придёшь совсем внезапно. Не отрекаются любя...» Виталя погрустнел, полностью погрузившись в мелодию, которую играл, а Лена продолжала петь: «А ты придёшь когда темно, Когда в окно ударит вьюга, Когда припомнишь как давно Не согревали мы друг друга. Да, ты придёшь когда темно...» Виталя не мог не ассоциировать эту песню с Сашей, с их отношениями... И от этого становилось еще печальнее, ещё грустнее и тоскливее!.. Юноша взглянул на Шишинина, который глядел на друга как заворожённый, не отрывая взгляда и даже не моргая. Хотя нет, Саша моргнул. Моргнул, и его глаза блеснули на свету, отливая тихой печалью... «И так захочешь теплоты Не полюбившейся когда-то, Что переждать не сможешь ты Трёх человек у автомата — Вот как захочешь теплоты!» Виталя не мог глядеть на Сашу, не мог смотреть в его печальные глаза, потому что печалился сам. Только вот их печаль, вероятно, отличалась в корне, но об этом Виталя думать боялся. Юноша глядел на черно-белые клавиши, но видел лишь Сашкино печальное лицо, его блестящие от света лампы глаза... Сердце закололо, и Виталька еле удержался, чтобы не прекратить игру. «За это можно всё отдать! И до того я в это верю Что трудно мне тебя не ждать Весь день, не отходя от двери За это можно все отдать!» Гена закружил Лену, и ее светлорыжие волосы красиво растрепались от короткого полёта, придавая моменту еще большей красоты. Виталька бросал лишь мимолетные взгляды, иначе либо сбился бы с игры, либо окончательно расклеился. Песня закончилась, последняя нота прогремела в воздухе, оставив присутствующих размышлять, печалиться и желать вернуться на несколько минут назад, чтобы повторить грустное, но волшебное мгновение. Виталя неловко кашлянул, когда молчание в комнате стало неловким. — Ты красиво поёшь, Лена... — слегка нервно похвалил Окороков, и девушка благодарно улыбнулась. — Ой, Витальчик, а можешь еще одну?.. *** Саша еле сдерживался, чтобы не подорваться на ноги и не выбежать из квартиры Гены. Эти короткие мгновения, которые ребята провели за прекрасной игрой Витали и довольно неплохим пением Лены, стали для Шишинина адом. Не успел юноша отойти от потрясения, не успел привести свои чувства в порядок, как Лена спросила: — Виталя, а ты знаешь «Мне нравится»? — Она вообще на гитаре играется, поэтому... — Окороков пожал плечами, чувствуя себя очень неловко. — Ах, как жаль... — Лена погрустнела и вздохнула. Гена перевел взгляд на Сашу. — Шурик, ты ведь играешь? — спросил он. — Ну да... — нехотя ответил Шишинин. — Сыграй даме, прошу. Я бы сам, только вот мы танцуем... Сашка вздохнул, но согласился. Гена предложил ему свою гитару, но юноша покачал головой. Он принёс в гостиную свою новенькую гитару, которую ему подарил Виталя, и вздохнул. Шишинину пришлось постараться, чтобы вспомнить ноты и перебор, которые требовались для этой песни, но у него получилось. — Саш, а ты поёшь? — спросила Лена. — Немножко... Саша был совсем не в том настроении, чтобы петь, особенно такие грустные песни, но Лена уж больно хотела спеть дуэтом, поэтому Шишинину пришлось согласиться. Первой пела Лена: — Мне нравится, что вы больны не мной, Мне нравится, что я больна не вами, Что никогда тяжелый шар земной Не уплывет под нашими ногами... Саша бросил взгляд на Витальку, который наблюдал за Шишининым с одновременно и горечью, и восхищением. Сашка проглотил ком, подкативший к горлу, и присоединился к Лене: — Мне нравится, что можно быть смешной, Распущенной, – и не играть словами, И не краснеть удушливой волной, Слегка соприкоснувшись рукавами... Шишинин пел тихо, лишь дополняя приятный голос Лены. Но дело было не в нежелании затмить девушку, не в нежелании петь, а в том, что голос Сашки норовил сорваться чуть ли не каждое слово. Взгляд юноши метался от струн к Витальке, а тот глядел на друга не моргая и даже не дыша, — так восхищался им... А Шишинину было больно, ужасно больно петь такую песню. Сердце билось о грудную клетку, стучало, болело, разрывалось... Но Саша не мог остановиться, ему приходилось перебирать пальцами и тихонько подпевать: — За наши негулянья под луной, За солнце не у нас над головами, За то, что вы больны, увы, не мной, За то, что я, увы, больна не вами... Саша не смог успокоиться даже когда мальчишки оказались на улице. Тоска засела глубоко в душе, сжимая сердце и отравляя душу. Шишинин вдохнул морозный воздух и выдохнул, стараясь унять бешеное сердцебиение. Виталька, стоящий рядом, тоже был не в лучшем состоянии. — Ну, зато у нас есть бутылка коньяка... — попытался приободрить Витальку Саша. — Точно... — Окороков улыбнулся краями губ и взгляд его смягчился. — Ну, ты пойдёшь домой, или?.. — Да ну, иначе потом не выйду... Срочно найдутся какие-нибудь дела... В общем, все, только бы я по темноте не гулял. — Саша пожал плечами и тихонько хихикнул. Виталя понимающе кивнул и посмотрел на Сашкину многоэтажку. Шишинин проследил за его взглядом, но вместо того, чтобы все же пойти домой, предложил: — А пойдём на горку? Я так намучился со всеми этими тоскливыми песнями... — А пойдём! — согласился Виталька и они действительно пошли. На центральной горке было людно, поэтому мальчишкам пришлось оставить добытый коньяк у специально выбранного места под ёлочкой. Никто его, слава Богу, не заметил, поэтому юноши, с чистой душой, пошли кататься. Но только они залезли на горку, как вдруг увидели девчонок. Таня, схватив Алёну за руку, готовилась к спуску с горки. — Девчонки! — воскликнул Шишинин, и обе девушки разом обернулись. — Мальчишки! — Таня хохотнула. — А вы чего тут? — Кататься пришли! — ответил Саша. — Ну, давайте вместе тогда? — предложила Алёна и ребята по очереди уселись у края горки, зацепившись друг за друга, словно паровозик. Спуск получился коротким, но смешным. Ребята постоянно тормозили, поэтому им приходилось отталкиваться от чего попало. Сашка отталкивался от ледяной поверхности, а Таня от детей, который катились мимо. Так и доехали до конца. — Ребят, а у меня ведь есть гитара! — вспомнил Шишинин как только они поднялись на ноги. — Мне Витальчик подарил! Сашка подвел ребят к гитаре, которую аккуратно поставил рядом с ёлкой и следил за ней очень внимательно.  Шишинин достал гитару и покрутил перед девчонками. — Зацените! — гордо сказал он. — И что, неужели правда играешь? — недоверчиво спросила Танька. — Обижаешь, Танюш! Конечно играю, ещё как играю! Скажи, Виталь? Виталька кивнул, а Таня подняла бровь. — Ну, докажи, или слабо? — Тьфу, слабо! Да я сейчас такой концерт тут устрою, все дети взбухнут от восхищения... Сашка перекинул ремень гитары через плечо и удобно взял инструмент. — Споёшь, аль слабо? — передразнил Шишинин, но Иванова не смутилась. — Ты меня на слабо не бери! Спою. А ты, Алён, составишь компанию? Алёнка вздохнула, но деваться ей было некуда, и она согласилась. Упрашивать Витальку оказалось куда сложнее, но Саша все же справился, и Окороков согласился быть на подпевке. — Ой, а давайте «Романтиков»? — предложила Алёна. Эта идея удовлетворила всех, поэтому Сашка заиграл первые аккорды вступления знаменитой песенки ВИА «Голубых гитар». На звук гитары повернулись практически все присутствующие, за исключением совсем маленьких детей, которым музыка была совсем не интересна. Ребята тут же собрали вокруг себя толпу, состоящую из детей и их родителей. Ребята пели в унисон: «Романтики, мечтатели, Сильны мы дружбой тесною. По жизни обязательно Проходим с песней, песнею! Все города на свете мы, Все голубые страны мы Пройдём, расскажем песнями, Их привезём из странствия! И цветными тротуарами Их сегодня принесли К Вам, гитары синекрылые Голубые корабли!» Кто-то начал покачиваться в такт Сашкиной игре, кто-то хлопал, а дети танцевали и кружились вокруг ребят. В который раз Шишинин убеждался в том, что девчонки хорошо поют!.. Саша был очень доволен этим маленьким "концертом", который они устроили в шутку, но который показал и открыл для Сашки очень многое. Ребята закончили петь, и зрители зааплодировали молодым талантам. Шишинину это очень понравилось, и он взглянул на Витальку, желая увидеть на его лице такой же восторг, но Окороков глядел на Сашу, а не на толпу, и юноша, почему-то, смутился этому открытию. После "концерта" ребята прокатились все вместе еще несколько раз, а потом девочки ушли домой, сказав, что уже поздно. Мальчишки попрощались с подружками (громче и тактильнее всех был, конечно же, Саша), но с ними не пошли. Впрочем, кататься юноши тоже не стали, ведь тут было слишком людно. Чего среди этих детей делать? Еще собьют кого-нибудь случайно, и придётся с какой-то мамочкой разбираться... Ну уж нет! Мальчишки действительно ушли вслед за подругами, только вот в противоположную сторону. Саша нёс свою гитару, а Виталька - коньяк. Каток был пуст. Только снег и лёд окружали мальчишек, и снежинки кружились по воздуху, опадая на все подряд. Один единственный фонарь освещал каток, и светил он желтоватым светом. Вокруг этого свечения кружились снежинки, словно мотыльки, и улетали, а на смену старым прилетали новые. Домой идти не хотелось ни Саше, ни Витальке, но и горка уже изрядно надоела, поэтому Шишинин привёл Окорокова на каток. — Но у нас нет коньков... — возразил Виталя. — А они и не нужны. Мы не будем кататься, мы просто отдохнём. Сашка перелез через забор, а Виталя вошел через дверцу. Лёд был очень скользким, и Шишинин тут же поскользнулся, но не упал. Он отталкивался от скользкой поверхности как мог, а потом катился вперед несколько десятков сантиметров. Выглядело это скорее странно, чем романтично, но Саша не боялся странностей. Не таких. Юноша "доехал" до Витальки и чуть не врезался в него, но все обошлось. — Тут так красиво... — сказал Окороков и поглядел на тёмное-тёмное небо. — Да... — Сашка смотрел лишь на Витальку, подмечая незначительные детали его внешности. Вот, например, снежинки застряли в его волосах, вот упали на реснички, вот растаяли на румяных щёчках... Шишинин залюбовался Виталькой и не заметил как сделал шаг навстречу. Окороков взглянул на Сашу вопросительно, будто ничего не понимая, а Шишинину вдруг стало очень стыдно за свои мысли. — У тебя на ресницах снежинки... — попытался исправить ситуацию Сашка, но сделал только хуже. Виталя хихикнул: — У тебя тоже. Мальчишки, не без труда, вышли в центр катка. Ничего особенного они не сделали, — просто наблюдали за падающими снежинками задрав голову. Саша наступил назад, но из-за только выпавшего, пышного снега поскользнулся и упал на спину. Виталька глянул на друга. — Ой! Сейчас помогу... — сказал Окороков. Виталя шагнул к Сашке, но тоже поскользнулся, и упал рядом с Шишининым. Саша захохотал, и Виталя присоединился к нему. — Да уж... Это называется: «Не ходи по льду, присыпанному снегом»! — сказал Шишинин. Саша придвинулся к Витальке чуть ближе, чтобы лежали они рядом. Мальчишки подняли взгляды к небу, наблюдая за тем, как белые снежинки кружат по небу, танцуют и элегантно опадают на землю, на их кожу, одежду и волосы. Сашка снова задумался об этой ситуации, о своих чувствах, о том, как ему лучше поступить... Рядом с ним лежит Виталя, который ничегошеньки не знает о Сашкиных чувствах, о его мыслях... А вдруг он бы не захотел больше с ним общаться, если бы узнал? Эта мысль ранила, сдавливала грудь, но Саша не позволял себе дать слабину. И пусть Виталька прекратит с ним общаться, и пусть всё так и закончится, но Сашка не станет врать своему лучшему другу, не станет скрывать это, пусть оно и было неизведанным, непонятным... Шишинин повернул голову и взглянул на Витальку, который наблюдал за снежинками о чем-то задумавшись. Саша невольно залюбовался им, этой красотой, и позабыл все слова, которые хотел сказать. Время замедлилось, собственное дыхание показалось Сашке слишком громким, слова никак не желали произноситься... — Виталь?.. — позвал Шишинин. Окороков повернул голову и взглянул на друга в ответ. — Ммм? — Я тебя люблю. — сказал Саша. Сердце громко билось в груди, щеки краснели, а ладошки вспотели даже несмотря на холод. — Я тебя тоже люблю, мы ведь друзья... — улыбнулся Виталя, повторив Сашкины слова. Шишинин покачал головой и сказал: — Нет, Виталь, я тебя иначе люблю, по-настоящему, не как друга!.. Ну, вот он и сказал это, вот и признался в своем самом ужасном грехе, в том, что могло бы разрушить их отношения, в том, в чём обычно признаются девчонкам. — Что?.. — ошарашенно спросил Виталька. — Да как мне тебе это объяснить?.. — Саша нервно вздохнул. — Я тебя люблю, ты мне очень нравишься как друг и как парень, и вообще... Ты самый красивый, милый, заботливый человек, которого я знаю, и я... Я знаю, что это странно, но мне кажется, что я в тебя... Ну... — Саша замялся. — Ну, влюбился... Шишинин втянул в себя воздух, которого вдруг стало слишком мало. Сердце одновременно и болело, и сжималось. В груди пекло и давило. Горели щёки, а по коже бегали мурашки холода, пальцы подрагивали. Сашка глядел в Виталькины глаза, который расшалились от удивления, и ему становилось плохо, больно, сердце в груди рвалось на части... — Влюбился?.. — переспросил Окороков. — Как?.. Саша приподнялся на локтях. — Да вот так, Виталь!.. Склонился над ним, а потом поцеловал. Прижался своими губами к его крепко, но ласково, не желая причинить ему боль. Сашка застыл, растворившись в этом моменте, будто бы умер. Его будто больше не существовало. Единственное, что он чётко осознавал и чувствовал, — Виталькин запах, лёд, на который он опирался, и совсем чуть-чуть - тепло его кожи. Продлился поцелуй всего пару секунд, а потом Сашка почувствовал еще одно - Виталькины руки, сжавшие его плечи. Обрадоваться он не успел, — в груди вспыхнула боль, ощущение, будто Шишинин к чему-то принуждает Виталю, будто ему неприятно, плохо, и Сашка отстранился. Окороков глядел на него широко распахнутыми глазами, в которых было все. В Виталькиных чудесных, таких любимых Сашей глазах смешались и боль, и удивление, и радость... — Прости, я... — попытался оправдаться Шишинин. — Я просто... Виталька коснулся Сашиной щеки. Нежно, ласково, и Саша тут же растаял. Пальцы дрогнули, желая ответить на ласку, но юноша не пошевелился. Взгляд Шишинина смягчился, губы дрогнули, щеки покраснели... А Виталя, чуть помолчав, попросил: — Поцелуй меня еще раз... Сашин взгляд метался от Виталькиных губ до его глаз, и юноша медленно наклонился к его губам, чтобы у Витали была возможность вырваться. Но Окороков этого не сделал. Он позволил Саше его поцеловать, захватить его губы своими... *** — Что теперь будет?.. — спросил Виталя, одновременно и окрыленных недавними ласками Саши, и подавленный своими мыслями. — Не знаю... — честно ответил Шишинин. Мальчишки шли к Виталькиному дому. Было уже поздно точно за полночь, поэтому ребята пошли по домам. Расставаться не хотелось, особенно после такого чудесного открытия, но быть вместе всю ночь они не могли. — Не знаю что будет, — снова сказал Сашка, а потом взглянул на Виталю. — Но знаю, что с тобой. Да? Шишинин протянул Витале руку, и тот вложил в нее свою. — Да. — подтвердил Окороков. Расставание у Виталькиного подъезда было самым болезненным за последний месяц. Саша обнимал Виталю, клал ему голову на плечо, целовал в щёку и никак не хотел отпускать, а Окороков и не вырывался. — Ты ведь не можешь остаться? — тихо спросил Шишинин обнимая Виталю. — Не могу... Мама дома ждёт. — Окороков вздохнул. — Ну, а завтра встретимся? — спросил Сашка. — Конечно... Шишинин улыбнулся в плечо Витале, а потом наконец-то отстранился. — Тогда до завтра. — и еще раз поцеловал Окорокова в щёку. Виталька нежно улыбнулся и кивнул. — До завтра. Саша махнул ему рукой и пошёл домой, все дальше удаляясь от Виталькиного подъезда, а Виталя глядел ему вслед, пока на губах играла нежная улыбка. Виталя не знал как все сложится, и Саша тоже не знал. Они пока что, в общем-то об этом и не говорили, просто выяснили, что оба любят друг друга, что хотят целоваться и обниматься по-настоящему, со смыслом, а не просто так... Но Виталя не хотел размышлять о том, к чему это приведёт. Они поговорят об этом потом, а сейчас... А сейчас все так, как сказал Сашка: «Не знаю что будет, но знаю что с тобой.» Виталька не один, у него есть Саша, который, как оказалось, действительно любит его, и Окороков был очень счастлив, что его "неправильные" чувства оказались взаимными. Слова матери, которая устроила ему воспитательную беседу после того как юноша зашёл домой, он уже не слушал. Виталька зашёл к себе в комнату и улёгся в кровать, но уснуть не смог. Виталя думал о Саше и улыбался, Виталя мечтал. Мечтал, а не страдал, и ему было по-настоящему хорошо, потому что с этого дня у них все будет по-другому, по-настоящему, серьёзно... Юноша приподнялся и подошел к окну. Шёл снег, и Окороков вновь вспомнил Сашкины поцелуи. Сначала несмелые, а потом нежные и ласковые... Эти воспоминания согревали Витальку, заставляли его сердце колотится в груди как сумасшедшее, а щеки краснеть. Но юноша не переживал, не смущался от своих мыслей... Уже нет.