Беды и победы Шиона Мадараме

      Цветы в вазе. Шизуна в кровати. Распласталась и валяется, как звезда.       Шион на кухне. Ложка в тарелке с чем-то позавчерашним. Ему не хорошо, но и не плохо. Он чавкает в спешке то, что попало под руку в холодильнике вместо пива. Чавкает в спешке — отсюда блеск на лице. Либо от хайлайтера сестры Изаны.       Хитто присылает рабочий план на день, и на лице тянется даже не улыбка, а довольный гангстерский улыбос. «Выбить к вечеру деньги у нехороших парней». Мадараме теряет голову от восторга сразу же после слова «выбить». Выбить деньги, зубы, гнилые мозги — ему плевать да откуда повыше. Главное, что тем ребятам, согласно заповедям Шиона, придет неминуемый «пиздосевич и пиздосян».       «Буду мучить, буду бить, чтобы налик получить…» — Бешеный пёс мурлычет себе и швыряет тарелку в раковину так, что в соседней комнате Шизуна морщится и неожиданно вздрагивает. «А как налик получу, так всех тупо замочу!»       Цветы в вазе. Курокава-младшая не в настроении. Как рассвет — вечно Мадараме куда-то подрывается. А ей хочется ласки, всех этих объятий до жути колючих и нелепых в его исполнении. Пусть нелепых — ведь главное, от него.       — Чиркнул хером об айпад и опять сбежал с кровати, — Шизуна манерно прядку откидывает в сторону, и Мадараме боковым зрением видит пожар вместо волос — пожар в наливающихся горящими углями глазках. — Утек в неизвестность. И без меня, — она присаживается на стул, закидывает ногу на ногу, а он не смотрит. Назло не смотрит.       Он заваривает чай и сыплет сахарочек. Сахарочек тает — как три раза ночью таяла Шизуна, рассматривая над собой его рельефный торс.       К хорошим вылазкам Шион готовится заранее. С самого утра. Как юные леди трясутся по несколько часов перед свиданием, так и Небесный Король наглаживает красный плащ.       — В девять вечера, — он ставит перед ней кружку с крепким чаем и присаживается рядом. Курокава кривит бровь, не сразу понимая, что наконец у «Поднебесья» будет «вылазка». — В девять вечера наступит час насилия, — он ухмыляется и смачно отпивает чай.       — Пытки, пытки, пыточки… — щебет девушка и ласково ладонями обхватывает кружку.       — Вроде бы хуйней хуйня, а без них уже не весело, — Шион вытаскивает зубами за фильтр сигаретку и с предвкушением подкуривает.       Дымок струится к потолку, и фильтр трескает от мечтательных затяжек. Мадараме задумчиво молчит, а Шизуна смотрит с упоением и крутит на пальце прядь.                                                 

***

      Душно. Время дня — Изана не уверен, но точно лето. На экране смартфона сводки последних криминальных новостей: «Преступная организация «Поднебесье» временно залегла на дно. Затишье перед бурей или Токио ждет спокойная жизнь?»       — И-ди-о-ты, — Курокава давит сквозь зубы и сжимает перебинтованной рукой телефон. — Ни черта без меня не могут! — трубка с грохотом летит в стену, вслед за ней и стакан воды со льдом в виде неровных кубиков.       В такие моменты Риндо и Шион всегда перешептывались, сидя в его кабинете: «— В мозгу пиздец. — У пиздеца тоже есть своя грация…»       Тело липнет к больничной койке, а голова тонет в поту. Ожоги после пожара до сих пор горят на руках и спине. Ад в три непрерывных смены. Изана чувствует, словно плавает, как фарш в бульоне внутри хинкали. «Черт бы с ним. Было и хуже». Он почти смирился с ненавистным выбором любимой сестры. Он даже не злится за поджог. Он даже пытается вспомнить в Мадараме что-то достойное. Курокаву лишь невольно нервно потряхивает в плечах, когда он в очередной раз повторяет: «Почему он, а не я?!»       — Душно так, что хочется отпиздить эту духоту, — Мадараме появляется в палате, внезапный, как наваждение. — Присаживаться не буду, дружище, иначе бампер прилипнет к стулу.       — Чем-то могу быть полезен? — Изана голову наклоняет, как собачка на приборной панели авто.       — Мне надо только одно от тебя, — Шион складывает руки на груди, как заправский мясник и про себя добавляет: «Конечно же, кроме титек твоей сестренки». — Дозволение.              — Дозволение? — белая бровь выгибается по кривой дуге.       — Хитто осточертел всем со своими правилами-шмавелами, у нас у всех с ним скоро девственность вырастет!       — У тебя не вырастет, можешь не переживать, — Курокава по-детски куксится и отворачивается к окну. — Шизуна тебе этого не позволит.       — Я имею в виду забивную девственность. Сам посуди! — Бешеный пёс бродит по больничной палате, как яростный зверь. — Поджоги нельзя, биты нельзя, кости он просил не ломать! Изана, ёбтвою! Мы же не пируэты крутить все пришли в «Поднебесье»!       — Хитто в мое отсутствие правит так, как умеет править, — забинтованные руки сжимаются в кулаки и зубы поскрипывают от напряжения. — Хочешь — делай по-своему. Только потом не ной, что не справился.                                   

***

      А закат был ал — ал, как колени Курокавы-младшей прошедшим вечером. Шион едва не в припрыжку и с улыбкой влетает в здание штаба. Какуче вовсю проповедует план на собрании, и только один из Королей, плевав на все, решил опоздать.       — Мадараме? — он хмурится, и на лице смешно натягивается шрам.       — Ну здарова, — улыбка делит голову почти пополам. Шион смотрит вглубь зала, распихивает двух парней и запрыгивает ловко на длинный стол.       — Как это понимать? — Хитто прищуривается и туго шевелит благочестивыми извилинами.       — Такой вот, парни, заходик непредсказуемый, — он все улыбается и вышагивает — руки по карманам — по офисному столу, как по подиуму, чуть сутулясь. — Вы все морды так скривили, словно я какой-то псих, — он губы облизывает и озирается исподлобья. — А мне вот сон приснился, будто я президент страны.       — Ты что удумал? — Какуче напрягается и вскакивает со стула. — Изана выгонит тебя за произвол!       — А мне приснилось, Какосик, что я первый нормальный чувак у власти за тысячу лет, — он нагло сплевывает прямо на стол. — Я вам и легалайз оформил, и хорошие пушки, и открыл такие шлюзы бабла!       Канджи тоже поднимается с кресла и с последней надеждой смотрит на друга.       — А, тебя опять не устраивает моя работа, Мадараме… — Хитто отчаянно вздыхает и закатывает глаза. — Капризничаешь так, будто внутри тебя огромный ребенок…       — О-о, мой внутренний ребенок, Хитто, он то еще говно, — Шион скалится и кончиком языка проводит по верхнему ряду зубов. — Оболочка взрослого его ссыт и ему не мешает. Он тратит мой кэш на всякую дрянь, а я кручусь, чтоб он икрой блевал на карачках, — Мадараме доходит до края стола и смотрит на друга с высоты своего положения. — Он такой у меня озорной, приятель! Он творит хуйню и не запарен последствиями. И если он хочет для корешей моих лучшего, то кто я такой, чтоб он жил под мою диктовку?       Короли затаивают дыхание и все собравшиеся внимательно слушают.       — И если гнида Фемида против меня, ну и хуй тогда с ней! — Шион поворачивается на последок к остальным в «Поднебесье». — Осуждать, блять, легко, осуждать может каждый, а вы попробуйте сделать хоть раз и не наделать в штаны, — он спрыгивает со стола и, как следует замахнувшись, прописывает Хитто отборный удар прямо в челюсть.       В зале ахи и охи, будто собрание было на уроке труда, а не у безжалостных гопников. Какуче валится навзничь, морщится и хватается за разбитую губу.       — Мой внутренний ребенок хоть и гаден, но он лучшая часть меня, — Мадараме садится перед другом на корточки, оценивая нанесенный урон. — Я его танк, а он им рулит и рулит, и рулит… — Какуче в ответ улыбается. Революция прошла слишком гладко.       Какуче улыбается от того, что мечтал отойти от дел, но не мог нарушить приказ Курокавы. Улыбается от того, что знает — Шион бил без кастета — а значит, считает того своим настоящим товарищем.       — А теперь слушать всем планы на вечер, — Мадараме падает в кресло и видит, как на стремянке в углу сидит с довольной физиономией и крутит на пальце прядку его Шизуна — его Шизуна на собрании его «Поднебесья». — Никаких больше правил и сдерживающих факторов, — толпа заливается радостным визгом. — Вечером у нас стычка с соседней бандой.       — Будет какой-то план «Б», командир? — Хайтани-старший блаженно улыбается — наконец-то спустя долгое время можно взять в руки любимую телескопку.       — Конкретного плана «Б» у меня нету, он к хренам и не нужен, — Шион достает из кармана кастет и облизывает его по шипам. — План «Б» универсальный — адреналин, похуизм и все, что попадается под руку.       Такого Главу «Поднебесье» еще не видело. Такого, как Мадараме, приспешники из зала понесут на руках. Он дал им все, что так было нужно — свободы в драке и никакого запугивания. Пугают только стадо, считает Шион. А его братья — ровные. Своих уважать надо и давать им по-честному выпустить пар.       И даже когда Изана вернется с больничного — у него не останется шансов снова встать у руля. Он лишь смиренно пожмет руку тому, кто уже забрал в свое время «Черных Драконов» и куртец тот хранил, как святыню. На личный алтарь добавится еще один плащ. И главная награда — сестра Курокавы.       Преемственность поколений, преемственность власти. Но главное — Шизуна целует Мадараме и улыбается: ведь с нужной женщиной, мужчина верит в себя и расцветает.