Детективное агентство "Анна и её духи". Снежный цикл. В снегах Великобритании. Лондон.

Зайдя в комнату Алекса, Яков первым делом встретился со страстотерпческими глазами Леопольда, который как мощная шерстяная глыба отражал восторженные атаки младших Штольманов, а также пытался спасти хвост от собственной дочери, которая вознамерилась его откусить и смешно припадала на лапы, стараясь его поймать. В глазах сенбернара Штольман прочитал: «Вот вы ушли в ту комнату, а я тут мало того, что своего собственного ребенка не могу сейчас воспитывать, так еще и вынужден терпеть поцелуи в ухо, поглаживания носа и сумасшедшие объятия!». Яков немедленно устыдился и призвал детей — человеческих и собачьих — к порядку. Разнокалиберные дети повздыхали, но Леопольда выпустили, и тот поднялся, с чувством встряхнулся и пошел к двери полный достоинства. Проходя около Штольмана он фыркнул, и Яков не понял, облегчение в этом звуке было или осуждение его пренебрежением отцовскими обязанностями. Склонялся он скорее ко второй версии, потому что в коридоре сенбернар обернулся к Мальве и буркнул на неё, отчего та немедленно перестала дурачиться и поплелась за отцом, печально опустив хвостик. Яков подумал, что с их тремя сорванцами такой способ не сработает. — Папочка! — Лидочка сложила руки в молитвенном жесте и подошла к Штольману, глядя на него такими глазами, что он немедленно понял, что должен крепиться изо всех сил, потому что против такого взгляда устоять было не просто сложно, а практически невозможно. — Папочка, — продолжала Лида. — У Антона Андреевича есть еще трое щенков! И они хотят их раздать! Давай мы одного возьмем? Ну самого маленького! Штольман представил, что помимо наследников Мистигриса, которые считали себя полноценными владельцами особняка на улице Мишеля Саля, потому как границ не уважали и выражали всяческое презрение к попыткам их приструнить, в их доме еще появится «самый маленький» сенбернар, который вырастет в небольшого коня, и ему сделалось не то что дурно, но нехорошо. Аня позади пыталась замаскировать смех под что-то подобающее приличиям, но это плохо у неё получалось. Штольман обернулся к ней и поднял бровь. Его жена постаралась сделать серьезное лицо, а после развела руками. — Они у тебя спрашивают, — заметила она, смеясь. — Я тут ни при чем. Штольман повернулся к детям и увидел, что они все трое как один умоляюще смотрят на него. Даже Алекс, который почитал девчачьи способы воздействия недостойными сурового мужского пола, глядел на отца такими глазами, что Яков понял, что сдается. Прямо сейчас и здесь. Ну что в самом деле за беда — один маленький сенбернар? Двор и сад у них большой, а Леопольд показался ему носителем отличных собачьих генов, в отличие от Мистигриса, который с самого начала его недолюбливал. Спасла его Аня, которая сказала, что несчастному щенку придется ехать до Парижа на поезде, на корабле и опять на поезде. — Представляете, как ему будет нехорошо? — спросила она детей. Под давлением общественности им пришлось признать, что мучить животных — дело неблагородное и недостойное, поэтому они удовольствуются двумя неделями в коттедже и будут каждый день играть со щенками. После этого все спустились вниз, оделись и направились в дом Коробейниковых, который располагался чудь дальше по улице. Аня взяла мужа под руку, дети убежали вперед, а они со Штольманом медленно шли по заснеженной дороге и наслаждались видами английского пригорода. — Летом здесь, видимо, очень красиво, — заметила Анна. — Плющ повсюду, зелень, цветы. — Пожалуй, — согласился Яков. Ему нравилось тут и зимой. Тишина стояла просто оглушительная. Коттедж Антона и тот, в который они заселились, стояли на отшибе, поэтому вся суета, если она тут вообще была, осталась за спиной. Они дошли до уютного каменного домика, окруженного деревянной изгородью. Во дворе перед крыльцом стояли два кривеньких снеговика с угольками вместо глаз и прутиками-ручками. Аня улыбнулась. Эта картина её умилила. Окна горели теплым светом, из трубы шёл дым. Штольман подмигнул жене и толкнул калитку. Их ждали друзья.