Гарри Поттер и Святой Грааль

Шепот Ладоги, казалось, проникал в самую суть души, вызывая неясную тревогу. Гарри невольно поежился, словно от ледяного ветра, проникшего под одежду. Он переглянулся с Рицукой, тот тоже был бледен и напряжен, его пальцы нервно комкали край мантии. — Что это за шепот? — повторил Гарри, стараясь сохранять спокойствие. — Что он означает? Жанна Альтер, стоявшая чуть поодаль, у окна, медленно обернулась. Ее обычно яркие янтарные глаза сейчас казались почти черными, бездонными. — Это зов древних сил, — ее голос звучал глухо, словно из-под толщи воды. — Сил, которые были заключены под льдами Ладоги много веков назад. — Но почему они пробуждаются сейчас? — спросил Рицука, подойдя ближе к Жанне. — Что их разбудило? Вместо ответа на вопрос Рицуки, к ним медленно подошла Гудако. — Грааль, — тихо произнесла она, ее взгляд был устремлен куда-то внутрь себя. — Они чувствуют его приближение. И они жаждут завладеть им. Любой ценой. — Но зачем им Грааль? — на этот раз спросил Том Реддл, который только что вошел в комнату. Его лицо было спокойным, но в глазах застыл немой вопрос. — Что они будут с ним делать? В комнате воцарилась тишина. Казалось, что даже шепот Ладоги стих на мгновение, прислушиваясь к их разговору. — Они хотят освободиться, — наконец нарушила молчание Жанна Альтер. — Использовать силу Грааля, чтобы снять древние печати и вырваться на волю. — И тогда наступит конец света, — добавила Гудако, ее голос дрогнул. — Их ярость и жажда мести поглотят все живое. Гарри вспомнил свой сон, видение Рицуки, окруженного тьмой. Неужели это было не просто предупреждение, а пророчество? Неужели Рицука был ключом к освобождению древних сил? — Мы не должны этого допустить, — сказал он, его голос звучал решительно. — Мы должны защитить Рицуку. И защитить мир. — Но как? — спросил Рицука, его голос был полон отчаяния. — Как мы можем противостоять силам, которые древнее самого времени? В этот момент дверь комнаты распахнулась, и на пороге появилась Королева Драко. Ее золотые волосы были распущены, а в фиалковых глазах плясали озорные огоньки. Она обвела всех присутствующих взглядом и остановилась на Томе. — Что за уныние? — спросила она, ее голос был полон вызова. — Неужели вы готовы сдаться еще до начала битвы? — Ты не понимаешь, — начал было Гарри, но Королева Драко прервала его. — Я все понимаю, — сказала она, ее голос вдруг стал серьезным. — Я чувствую зов Ладоги не хуже вас. И я знаю, что нас ждет непростое испытание. Но я также знаю, что мы не должны сдаваться. Мы должны бороться. До конца. Она подошла к Тому и взяла его за руку. — Я с вами, — сказала она, глядя ему в глаза. — Что бы ни случилось. Том улыбнулся и крепко сжал ее руку. В этот момент он понял, что не одинок. Что рядом с ним есть те, кто готов разделить с ним любую участь. И эта мысль придала ему сил. — Тогда нам нужен план, — сказал он, обращаясь ко всем присутствующим. — Мы должны выяснить, что именно скрывается под льдами Ладоги. И как мы можем этому противостоять. Взгляды всех присутствующих обратились к старейшине, который все это время молча стоял в углу комнаты, наблюдая за ними. Он медленно поднял голову и произнес: — История Колдовстворца хранит много тайн. И некоторые из них… лучше оставить погребенными навеки. — Давным-давно, — начал старейшина, его голос звучал тихо, но каждое слово отдавалось эхом в тишине комнаты, — когда эти земли еще не знали ни городов, ни дорог, а Ладога хранила первозданную чистоту, здесь жили люди, наделенные особым даром. Они не называли себя магами, скорее — хранителями. Они чувствовали биение сердца природы, понимали язык звезд и могли говорить с ветром. Старейшина замолчал, его взгляд устремился куда-то сквозь ледяные стены Колдовстворца, в далекое прошлое. — Их дар был велик, — продолжил он, — но они знали, что любая сила требует равновесия. И потому они жили в гармонии с окружающим миром, брали от него ровно столько, сколько было нужно, и отдавали взамен свою заботу и почтение. Но однажды в эти земли пришли другие люди. Они называли себя учениками. Они тоже обладали даром, но не понимали его сути. Они видели в нем лишь инструмент для достижения своих целей. — И что же случилось? — тихо спросила Гермиона, затаив дыхание. — Ученики захотели большего, — ответил старейшина, в его голосе послышалась едва скрываемая горечь. — Они захотели не просто понимать природу, а подчинить ее себе. Они убедили хранителей, что существует способ многократно увеличить свой дар, соединившись с самым сердцем Ладоги, с источником ее животворящей силы. — И хранители согласились? — спросил Рицука, не веря своим ушам. — Не сразу, — покачал головой старейшина. — Они долго сомневались, но ученики были убедительны. Они говорили о новых горизонтах, о возможности исцелять любые болезни, останавливать войны, дарить людям вечную жизнь. И хранители… они поверили. — И совершили ошибку, — сказал Том Реддл, его голос был полон понимания и… сожаления? — Да, — кивнул старейшина. — Они провели Ритуал, древний и опасный. Ритуал, который должен был соединить их с самой сутью Ладоги. Но они не знали, что у любой силы есть своя воля, свой характер. И Ладога… она не приняла их дары. Она отвергла их попытку подчинить ее. — Что же произошло с теми, кто участвовал в Ритуале? — спросила Жанна Альтер, ее взгляд был прикован к старейшине. — Они изменились, — ответил старейшина, его голос стал совсем тихим. — Кто-то погиб, не выдержав мощи Ладоги. Кто-то сошел с ума, не в силах совладать с нахлынувшими видениями. А кто-то… кто-то обрел силу, но эта сила была искаженной, темной. Она отравила их души, сделала их жестокими и беспощадными. — И с тех пор Ладога шепчет, — сказала Гудако, ее голос был полон боли. — Она предупреждает нас об опасности. О том, что нельзя безнаказанно нарушать равновесие. — Да, — кивнул старейшина. — Ее шепот — это и боль, и предупреждение, и… надежда. Надежда на то, что однажды найдется тот, кто сможет восстановить утраченную гармонию. — …И с тех пор Ладога шепчет, — сказала Гудако, ее голос был полон боли. — Она предупреждает нас об опасности. О том, что нельзя безнаказанно нарушать равновесие. Старейшина кивнул, его взгляд стал задумчивым. — Да, — сказал он, — ее шепот — это и боль, и предупреждение, и… надежда. Надежда на восстановление. Ладога помнит времена, когда мир был цельным, когда магия и природа существовали в гармонии. И она… стремится к этому идеалу. — Но как это связано с Граалем? — спросил Гарри, все еще не понимая. Старейшина улыбнулся, словно разгадал его мысли. — Грааль… — он произнес это слово с особой интонацией, словно прикасаясь к чему-то священному. — Это не просто источник чудес. Это… зеркало души мира. Он отражает наши стремления, наши надежды, наши страхи. И если сердце мира жаждет гармонии, то и Грааль… будет стремиться к ней. Но путь к гармонии лежит через испытания. И каждому, кто прикоснется к Граалю, придется заплатить свою цену. — Какую цену? — спросил Реддл, его голос был напряженным. Старейшина взглянул на него, его глаза словно проникли в самую глубину его души. — Это ты узнаешь, когда придет время, — ответил он тихо. — Но помни, Том Реддл… даже самая великая любовь может потребовать жертв. Том молчал, задумчиво проводя пальцем по тонкому шраму на щеке, оставленному когтями Королевы Драко. Она, в свою очередь, стояла рядом, величественная и недоступная, словно статуя из пламени и тьмы. Ее рубиновые глаза, с вертикальными зрачками, словно у хищной птицы, были устремлены куда-то вдаль. Золотые волосы, словно расплавленное золото, струились по плечам, контрастируя с черной броней. — А что случилось с теми, кто нарушил равновесие? — голос Гарри прозвучал неуверенно в царящей тишине. — С теми учениками, которые пытались подчинить себе Ладогу? Старейшина тяжело вздохнул. — Ладога… она не прощает таких ошибок, — сказал он тихо. — Она… забирает то, что им было дороже всего. Гудако, стоявшая у окна, повернулась к ним. Ее невысокая фигура, в простой форме Халдеи, казалась почти хрупкой на фоне могущественных магов и Слуг. Но ее взгляд, прямой и твердый, говорил о непоколебимой решимости. Рыжевато-каштановые волосы, собранные в хвост, открывали лицо с тонкими, выразительными чертами. Оранжевые глаза, казалось, поглощали свет, делая их взгляд еще более проникновенным. — Они потеряли себя, — ее голос, хотя и тихий, прозвучал уверенно. — Ладога исказила их души, превратив их в… пустые оболочки. — Но… они живы? — спросила Гермиона, ее карие глаза были полны сострадания. — Жизнь и смерть — понятия относительные, — сказала Гудако, ее взгляд был устремлен куда-то вдаль. — Они существуют, но их существование — это вечная мука. Они заперты в своих искаженных телах, обреченные на вечные скитания между мирами. Они — живое напоминание о цене, которую приходится платить за нарушение равновесия. Старейшина кивнул, подтверждая ее слова. — Это худшее наказание, какое только можно себе представить, — сказал он мрачно. — Потерять себя, свою душу, свою… человечность. В комнате повисла тяжелая тишина. Герои понимали, что им предстоит столкнуться с невиданной опасностью. С опасностью, которая может не только уничтожить их тела, но и исказить их души. Гарри, сидя у окна и глядя на бушующую за окном снежную бурю, чувствовал себя потерянным и растерянным. Шепот Ладоги, истории старейшины и Гудако о древних силах и их проклятии — все это сливалось в его голове в смутный, тревожный ком. Он вспомнил свой сон, видение Рицуки, окруженного тьмой. Неужели он действительно был ключом к освобождению этих сил? И как он мог защитить его, защитить мир от грядущей катастрофы? — Гарри? Он поднял голову. Рядом с ним стояла Элен. Простая, темная одежда не скрывала стройности ее фигуры, подчеркивая изящные линии плеч и талии. Золотистые волосы, заплетенные в небрежную косу, ниспадали на плечо, контрастируя с бледной кожей. Прямая челка слегка прикрывала высокий, чистый лоб. Изумрудные глаза, обычно немного отстраненные, сейчас были устремлены на него с такой заботой и теплом, что у Гарри перехватило дыхание. В них была и скрытая грусть, и непоколебимая решимость. Она не улыбалась, но в уголках ее губ таилась едва заметная тень улыбки, словно она знала какую-то тайну, которой пока не готова с ним поделиться. — Ты в порядке? — спросила она тихо, ее голос был мягким, с легким британским акцентом, но в нем слышалась сталь. — Не знаю, — честно признался Гарри. — Я… я боюсь. — Страх — естественное чувство, — сказала Элен, ее голос был ровным и спокойным, словно она говорила о чем-то само собой разумеющемся. — Важно не позволить ему овладеть тобой. — Но… как? — спросил Гарри, взглянув на нее. — Как не бояться, когда знаешь, что мир находится на грани гибели? — Найди в себе силу, Гарри, — ответила Элен, ее взгляд стал более сосредоточенным. — Силу, которая поможет тебе преодолеть любые испытания. Она замолчала, словно обдумывая свои следующие слова. — Я… я могу тебе помочь, — сказала она, ее голос был едва слышен. — Если ты готов. — Как? — спросил Гарри, все еще не понимая, к чему она клонит. Элен протянула ему руку, ее пальцы были тонкими и изящными. — Заключи со мной контракт, Гарри. — ее голос приобрел новую, почти командную интонацию. — Стань моим Мастером. Моя сила… станет твоей силой. Я отдам всю свою душу, чтобы стать твоей опорой… мой Мастер. Гарри смотрел на ее протянутую руку, чувствуя, как в нем борются сомнения и надежда. Он видел в ее изумрудных глазах не только заботу, но и скрытую боль, словно она просила его не о силе для себя, а о спасении. — Что… что это значит? — спросил он, его голос был едва слышен. — Это значит, что я отдам тебе все, что у меня есть, — ответила Элен, ее взгляд был прямым и честным. — Свою силу, свою жизнь… все. Чтобы ты смог защитить то, что тебе дорого. Чтобы ты смог… спасти мир. Я стану твоим щитом, твоим мечом… твоей надеждой. Всецело. Она слегка сжала его руку, ее прикосновение было теплым и успокаивающим. — Ты… ты уверена? — спросил Гарри, его голос дрожал. — Я никогда не была так уверена ни в чем, — ответила Элен, ее губы коснулись тени улыбки. — Доверься мне, Гарри. Я не подведу тебя. Гарри смотрел на протянутую руку Элен, чувствуя все нарастающее волнение. Предложение было заманчивым, он отчетливо понимал, что сила Элен может стать решающим фактором в предстоящей битве. Но что-то удерживало его от решительного шага. Он не мог объяснить этого чувства, но ему казалось, что этот путь… не его. В этот момент он почувствовал легкое прикосновение к своей руке. Он повернул голову и увидел Жанну Альтер. Она стояла рядом, ее серебристые волосы словно светились в полумраке, а янтарные глаза были устремлены на него с нескрываемой тревогой. Она ничего не сказала, но ее взгляд говорил больше любых слов. В нем была и забота, и… что-то еще. Что-то очень личное, очень глубокое. Что-то, что заставляло его сердце биться чаще. Гарри взглянул на Элен, затем снова на Жанну. Он чувствовал, как в нем нарастает конфликт, борьба между разумом и чувствами. Разум говорил ему, что контракт с Элен — это логичный, прагматичный шаг. Но его сердце… его сердце тянулось к Жанне. Он поднял глаза на Элен, и в его взгляде больше не было сомнений. — Прости, — сказал он твердо. — Но я не могу. Элен медленно убрала руку, на ее прекрасном лице не отразилось ни тени разочарования. Лишь легкая грусть мелькнула в изумрудных глазах. — Я понимаю, — сказала она тихо. — Это твой выбор. Она повернулась, чтобы уйти, но Гарри остановил ее, взяв за руку. — Это не значит, что я отказываюсь от твоей помощи, — сказал он, глядя ей в глаза. — Я… я буду сражаться. Но… не как твой Мастер. Элен внимательно смотрела на него, словно пытаясь проникнуть в самую глубину его души. Затем она слегка улыбнулась. — Как пожелаешь, — сказала она. — Я буду рядом. Она вышла из комнаты, оставив Гарри наедине с Жанной Альтер. Они стояли молча, не глядя друг на друга. Тишину нарушал лишь треск поленьев в камине и далекий шепот Ладоги. Но это молчание не было тягостным. Оно было наполнено пониманием, принятием и… чем-то еще, чему Гарри пока не мог найти определение. Напряжение между ними было почти осязаемым. И оба знали, что это молчание… предвещает важный разговор, который может изменить все. Наконец, Жанна подошла к нему и взяла его за руку. Ее пальцы были холодными, но от них исходило тепло, которое согревало его изнутри. — Ты сделал правильный выбор, — сказала она, ее голос был тихим, но уверенным. — Я… надеюсь, — ответил Гарри, сжимая ее руку. — Не надейся, — сказала Жанна, поднимая на него свои янтарные глаза. — Знай. Мы справимся, Гарри. Вместе. И в этот момент он поверил ей. Поверил в то, что у них все получится. Поверил в то, что он не одинок. И что вместе они смогут преодолеть все препятствия, какими бы страшными они ни были. Жанна Альтер сжала его руку, и Гарри почувствовал, как по его телу прокатилась волна тепла. Он посмотрел в ее янтарные глаза, и в них отражалось пламя, которое пылало теперь и в его собственном сердце. — Пойдем, — сказала она, потянув его за собой. — Я хочу показать тебе кое-что. Они вышли из комнаты и направились к выходу из замка. Снаружи все так же бушевала снежная буря, но теперь она не казалась Гарри такой страшной и враждебной. Он шел рядом с Жанной, держа ее за руку, и чувствовал себя защищенным. Они вышли на берег замерзшего озера. Посреди ледяной глади стоял небольшой столик, на котором была расставлена шахматная доска. Фигуры, вырезанные изо льда, мерцали в свете луны, отбрасывая причудливые тени. — Сыграем? — спросила Жанна, усаживаясь за стол. В ее голосе слышалась необычная мягкость. Гарри неуверенно кивнул. Он играл в шахматы и раньше, но сейчас все казалось иным. Не было привычной суеты Хогвартса, шумных друзей, озабоченных лиц преподавателей. Только он, Жанна, ледяное безмолвие озера и далекий, едва слышный шепот Ладоги. — Помнишь правила? — спросила Жанна, ее янтарные глаза внимательно смотрели на него. — Кажется, да, — ответил Гарри, стараясь скрыть волнение. Они начали играть. Жанна делала ходы уверенно, словно видела всю партию наперед. Гарри же больше полагался на интуицию, иногда рискуя, иногда отступая. Он чувствовал, что эта игра — нечто большее, чем просто развлечение. Это был безмолвный диалог, обмен невысказанными мыслями и чувствами. — Ты хорошо играешь, — сказала Жанна, передвигая ледяного коня. — Для того, кто не помнит правил. — Я быстро учусь, — улыбнулся Гарри, но улыбка получилась натянутой. Он чувствовал себя неловко под ее пристальным взглядом. Ему хотелось сказать ей что-то важное, что-то настоящее, но слова застревали в горле. — В шахматах, как и в жизни, важно уметь жертвовать, — произнесла Жанна, ее голос звучал задумчиво. — Иногда, чтобы добиться большего, нужно отказаться от чего-то ценного. — Ты часто жертвовала? — спросил Гарри, не сводя с нее глаз. — Чаще, чем хотелось бы, — тихо ответила Жанна, ее взгляд устремился куда-то вдаль, поверх ледяных фигур. — Но я не жалею. Некоторые вещи… они стоят любой жертвы. Гарри молчал, не зная, что сказать. Он чувствовал, что за ее словами скрывается нечто большее, чем просто рассуждение о шахматах. Что-то личное, сокровенное. Он сделал ход, подставив под удар своего ферзя. Жанна удивленно подняла брови, но промолчала. Она приняла жертву, убрав с доски его фигуру. Игра продолжалась. — Ты готов жертвовать ради меня, Гарри? — внезапно спросила Жанна, ее голос дрогнул. Вопрос прозвучал как гром среди ясного неба. Гарри замер, не зная, что ответить. Он смотрел в ее глаза, и видел в них отражение своих собственных чувств. — Я… — начал он, но не закончил. Вместо слов он просто протянул руку и накрыл ее ладонь своей. Они сидели молча, глядя друг другу в глаза, и в этом молчании было больше смысла, чем в любых словах. Они оба знали, что их ждет непростое будущее, полное опасностей и испытаний. Но они также знали, что они есть друг у друга. И что вместе они со всем справятся. Гарри и Жанна сидели на берегу замерзшего озера, погруженные в свои мысли. Партия была закончена, ледяные фигуры застыли на доске, словно отражая неопределенность их будущего. Но несмотря на все тревоги и сомнения, в их сердцах теплилась надежда. Надежда, которую они обрели друг в друге. Тем временем, в замке Колдовстворца царила суета. Герои готовились к отъезду, собирали вещи, проверяли снаряжение. Кирицугу Эмия, стоя в сторонке, нервно сжимал в руке небольшой мобильный телефон — увесистую «раскладушку» с выдвижной антенной, экран которой упрямо не желал подсвечиваться. Он снова и снова нажимал на кнопки, пытаясь поймать сигнал, но все было безрезультатно. — Проклятье, — пробормотал он себе под нос, взгляд его помрачнел. Он в очередной раз набрал номер замка Айнцберн, но в ответ раздались лишь короткие гудки. Никто не отвечал. Ни Айрисфиль, ни Иллия, ни Хлоя, ни Селла, ни Лизритт. Никто. К нему подошел Том Реддл, заметивший его волнение. — Что-то случилось? — спросил он. — Не могу дозвониться до замка, — ответил Кирицугу, его голос был необычно тихим. — Никто не отвечает. Совсем никто. — Может быть, просто проблемы со связью? — предположил Том, но, взглянув в глаза Кирицугу, осекся. В них он увидел не просто тревогу, а настоящий ужас. Ледяной, парализующий ужас, который бывает лишь у тех, кто уже потерял все, что ему дорого. — Что-то… что-то не так, — сказал Кирицугу, его голос дрожал. — Я чувствую. Он снова посмотрел на экран мобильного, который упрямо не желал оживать. В этот момент он был готов отдать все на свете, лишь бы услышать голос Айрисфиль, убедиться, что с ней все в порядке. Но телефон молчал, и молчание это было страшнее любого крика. Кирицугу слишком хорошо знал, что в этом мире за тишиной часто скрывается не спокойствие, а надвигающаяся катастрофа. И сейчас эта катастрофа неумолимо приближалась, угрожая уничтожить все, что ему было дорого. Гнетущая тишина в трубке мобильного телефона кирпичиком отдавалась в висках Кирицугу тяжелым набатом. Он в сотый раз перепроверил номер, в сотый раз убедился, что связь отсутствует не по его вине. В замке Айнцберн никто не отвечал. Ни Айрисфиль, ни Иллия, ни даже всегда безупречно-вежливые Селла и Лизритт. И это молчание было красноречивее любых слов. Внезапный порыв ветра принес с собой едкий запах гари. Кирицугу резко обернулся, взгляд его упал на огромное окно, выходящее на запад. Там, за заснеженными лесами, за величественными вершинами далеких гор, в небе играло багровое зарево. Зарево, которое никак не могло быть просто закатом. В тот же миг земля дрогнула под ногами. Не сильно, почти незаметно, но достаточно, чтобы Кирицугу пошатнулся. Ощущение надвигающейся беды, которое мучило его все это время, превратилось в ледяную уверенность. Бросив бесполезный телефон на пол, он выскочил из комнаты, не обращая внимания на изумленные взгляды остальных. Его путь лежал не в Россию, не к Ладоге, а туда, где заходило солнце, туда, где в багровом зареве угасала его прошлая жизнь… …Вспышка. Оглушительный грохот. А затем — кромешная тьма и тишина, нарушаемая лишь треском пламени. Замок Айнцберн был погружен в хаос. Величественные стены, помнившие века, теперь были испещрены трещинами, словно морщинами старика, познавшего слишком много горя. В воздухе висела густая пелена дыма, сквозь которую пробивались отблески пламени, пляшущего на остатках когда-то роскошных гобеленов и картин. В главном зале, среди осколков хрусталя и обломков мебели, лежало бездыханное тело Юбштахайта фон Айнцберн. Его потухшие глаза все еще смотрели в потолок, словно старый маг до последнего вздоха пытался защитить свой дом. Рядом, уткнувшись лицом в каменный пол, лежала маленькая Иллия, ее белоснежные волосы были испачканы кровью и гарью. Неподалеку от нее виднелся силуэт Хлои. Сестры, похожие друг на друга как две капли воды, теперь лежали неподвижно, словно сломанные куклы. Посреди зала валялся мобильный телефон Айрисфиль. Он был разбит, экран погас, но из динамика все еще доносился настойчивый звонок — Кирицугу все еще пытался до нее дозвониться. Внезапно одну из полуразрушенных стен с грохотом выбило, и в зал влетели две фигуры. Селла и Лизритт. Их платья были разорваны, на лицах запеклась кровь, а в глазах вместо привычной холодности и спокойствия бушевало пламя ярости. Лизритт сжимала в руках свою огромную алебарду, оставляя за собой глубокие борозды на каменном полу. Не тратя времени на осмотр разрушенного зала, они стремительно бросились к выходу, сметая все на своем пути. Их целью было не спасение, а месть. Выбежав из замка, они увидели уходящие фигуры Волдеморта и Зокена. Волдеморт бережно нес на руках бесчувственную Айрисфиль, словно дорогую ношу. Селла, не сдержавшись, издала крик, полный боли и ярости, и рванулась вперед, но Лизритт схватила ее за руку, останавливая. — Стой! — голос Лизритт был хриплым от дыма, но твердым. — Мы должны действовать вместе. В этот момент Волдеморт и Зокен, словно почувствовав опасность, остановились и обернулись. Их взгляды встретились с полными ненависти глазами Селлы и Лизритт. На мгновение воцарилась тишина, нарушаемая лишь треском пламени. А затем Волдеморт усмехнулся, взял Зокена за руку, и они исчезли, растворившись в воздухе, словно призраки. Селла снова рванулась вперед, но Лизритт удержала ее. — Бесполезно, — сказала она. — Они трансгрессировали. Мы их не догоним. — Но… — Селла задохнулась от ярости и отчаяния. — Мы отомстим, — твердо сказала Лизритт, сжимая рукоять алебарды. — За Айрисфиль, за детей, за старика, за наш дом. Мы найдем их. Чего бы нам это ни стоило. И они заплатят за все. В ее глазах горела неугасимая ярость, но в них также была и холодная решимость. Селла кивнула, ее собственная ярость слилась с яростью Лизритт, образуя нерушимую связь, связь мести и боли. Они стояли среди огня и разрушений, две фигуры, полные решимости и гнева, две валькирии, готовые обрушить свой гнев на головы тех, кто посмел осквернить их дом. И в этом была их сила. И их надежда.