Гарри Поттер и Святой Грааль

Фуджимару, идущий в авангарде небольшой группы героев, внезапно споткнулся, словно наткнулся на невидимую стену. Он схватился за грудь, ощущая, как его сердце пропустило удар, а затем забилось с бешеной скоростью. — Рицука, что случилось? — Маш, идущая рядом, с тревогой посмотрела на него. — Нео… — прошептал он, едва шевеля губами. — Я… я почувствовал это… — Что почувствовал? — Рон, не понимая, о чем речь, нахмурился. Фуджимару медленно выпрямился, его лицо было бледным, а в глазах застыл ужас. — Он… он проиграл, — сказал он, и его голос прозвучал словно из далека. — Смит… поглотил его. Гарри, до этого молча наблюдавший за ними, сделал шаг вперед. — Нео… это тот, кто боролся с матрицей? — спросил он, и в его голосе прозвучала надежда. — Но ведь… он же… он же был Избранным? Фуджимару горько усмехнулся. — Избранным… — повторил он. — Да… наверное. Но даже Избранный не всесилен. Он замолчал, вспоминая момент, когда почувствовал, как связь с Нео обрывается, словно нить, натянутая до предела, вдруг лопнула. Он вспомнил волну холода и отчаяния, которая нахлынула на него, словно сам мир вокруг погрузился во тьму. Маш, подойдя к нему, тихо положила руку ему на плечо. — Мне… мне очень жаль, Рицука, — прошептала она. Рон, почесав затылок, неуверенно произнес: — Может… может, еще не все потеряно? Ведь… есть же еще Морфеус? Но Фуджимару знал, что и Морфеус пал. Он почувствовал это так же отчетливо, как и поражение Нео. Две яркие звезды, вспыхнув на мгновение, погасли, оставив после себя лишь пустоту и мрак. Гермиона, все это время молча наблюдавшая за ними, внезапно вскрикнула. — Ее пульс… — прошептала она, приложив пальцы к шее Гудако. — Он… он исчез. И словно в ответ на слова Гермионы, земля под ногами героев задрожала. Из-за ближайшего поворота вырвалась черная волна — Смиты, сотни Смитов, их лица были лишены всякого выражения, их глаза горели холодным золотым огнем. В небе над ними закружились Стражи — летающие металлические спруты, их щупальца извивались, словно жаждущие крови змеи. — Блин! — прокричал Рон, выхватывая волшебную палочку. — Они нас нашли! — Бороться! — рявкнул Марисбери, доставая из-под плаща пистолет. — Бороться до конца! — Авада Кедавра! — прошипела Беллатриса, и зеленый луч смерти пронзил ночь, абсолютно бесполезный против Смитов. Но к ним тут же присоединились новые, словно они вырастали из самой земли. Кирицугу, словно тень, скользил между Смитами, его клинки вспыхивали, оставляя за собой кровавые разводы. Люциус, бледный, но собранный, отражал атаки своей волшебной палочкой, его заклинания были точными и мощными, но Смиты, не ощущая сопротивления, продолжали наступать. Драко, стоя спина к спине с Гарри, отчаянно отбивался от Смитов. Его лицо было искажено ужасом, но он не отступал. — Экспеллиармус! — крикнул он, но никто из Смитов даже не шелохнулся. Но в тот же момент другой Смит нанес ему удар, который отбросил его на землю. — Драко! — Гарри, видя это, бросился к нему, но его путь преградили Стражи. Их металлические щупальца обрушились на него, словно плети, заставляя отступить. — Остолбеней! — крикнул он, но заклинание отскочило от металлического панциря Стражей, не причинив им ни малейшего вреда. — Бежать! — прокричал Фуджимару, схватив за руку Маш. — Мы не можем с ними справиться! Но куда бежать? Смиты были везде. Они окружали их плотным кольцом, их холодные, бездушные глаза горели в сумерках, словно звезды на ночном небе. И эти звезды несли с собой лишь смерть и отчаяние. Мордред, с ревом, который заглушал даже грохот рушащихся зданий, взмахнула своим огромным мечом, рассекая напополам сразу нескольких Смитов. Они рассыпались в прах, но их место тут же заняли новые, словно из самой тьмы рождались эти безликие копии. — Назад, жестянки! — прорычала она, ее глаза пылали яростью. — Не смейте трогать моего Мастера! Маш, стоя спиной к спине с Мордред, подняла свой щит. Он вспыхнул ярким светом, отражая атаки Смитов, словно зеркало, отбрасывающее солнечные лучи. — Lord Chaldeas! — прокричала она, и волна энергии, исходившая от ее щита, отбросила Смитов назад. — Мы не сдадимся! Но Смиты были неутомимы. Они наступали волна за волной, их тела, словно сотканные из тени, просачивались сквозь любые преграды. Стражи, кружащие в небе, атаковали сверху, их металлические щупальца обрушивались на героев, словно плети. Мордред, рассекая врагов налево и направо, чувствовала, как ее силы начинают иссякать. Ее меч, покрытый зарубками, стал тяжелым, словно наполненный свинцом. — Проклятье! — прорычала она, отбивая удар Смита, который чуть не рассек ей руку. — Их слишком много! Маш, защищая собой Фуджимару и остальных, отчаянно отражала атаки. Ее щит, треща, покрывался трещинами, но она не сдавалась. — Мы должны продержаться! — прокричала она, ее голос дрожал от напряжения. — Должны! Но надежда таяла с каждой секундой. Смиты были слишком многочисленны, слишком сильны. Они были похожи на роботов из страшных историй — неумолимых, бездушных, жаждущих лишь одного — поглотить все на своем пути. Именно в этот момент, когда казалось, что все потеряно, из клубов дыма и пыли вырвался рычащий зверь — мотоцикл, окутанный пламенем и грохотом. За рулем, ухмыляясь, словно само воплощение сегодняшней битвы, сидел Джеймс Мориарти, в его руках блестели два пулемета, из которых он поливал Смитов свинцовым дождем. — Ха! Попались, мои дорогие! — прогремел его голос, заглушая даже грохот битвы. — Профессор Мориарти лично проведет вам урок анатомии! Мотоцикл, словно вихрь, пронесся сквозь ряды Смитов, оставляя за собой кровавые разводы. Пули, выпущенные из пулеметов, разрывали их тела на части, но они все равно продолжали наступать, словно не чувствуя боли, словно их движения управляла некая зловещая воля. А затем… из-за спины Мориарти, словно из самого ада, появилось оно — станковый пулемет системы Гатлинга, его шесть стволов вращались с бешеной скоростью, изрыгая огненный поток свинца. — А вот и тяжелая артиллерия! — прокричал Мориарти, и его смех был подобен грому. — Вкус свинца, мои дорогие! Наслаждайтесь! Очередь прошила ряды Смитов, словно коса, срезающая пшеницу. Они падали десятками, их тела превращались в кровавое месиво, но их место тут же занимали новые, словно из самой тьмы выползала эта безликая орда. — Проклятье! — прорычал Мориарти, перезаряжая пулеметы. — Их слишком много! Даже для меня! Но он не сдавался. Он продолжал стрелять, его мотоцикл кружил по площади, словно хищник, загоняющий свою жертву, его смех отражался от стен рушащихся зданий, словно предвестник грядущего хаоса.

***

В том конце площади, где тени танцевали под мерцание пламени, а воздух пропитался запахом страха, Джек-Потрошительница и Эдмон Дантес плели свою паутину ужаса. Они не нуждались в грубой силе — их оружием были кошмары, скрытые в самых глубоких закоулках человеческого подсознания. — Пора показать этим пустым оболочкам истинное лицо бездны, — промурлыкала Джек, ее голос был сладок, как ядовитый мед. — С величайшим удовольствием, — ответил Дантес, его глаза блестели в сумраке, словно два осколка обсидиана. — Пусть их несуществование обретет форму истинного страдания. Джек исчезла, словно растворившись в самой тьме, а вокруг Дантеса закружилась спираль холодной энергии, пропитанной запахом могильной сырости. И тогда… реальность вокруг начала трещать по швам. Смиты, до этого момента наступавшие с механической точностью, вдруг остановились, их глаза, горевшие золотым огнем, помутнели, словно покрытые тонкой пленкой безумия. Их идеальные, безликие лица исказились гримасами ужаса, словно они впервые взглянули в лицо истинного кошмара. Реальность вокруг них распалась на осколки. Мир, который они воспринимали как упорядоченный и логичный, превратился в вихрь безумных, хаотичных образов. Пространство искривилось, время потеряло всякий смысл, а их собственные тела начали меняться, превращаясь в чудовищные пародии на самих себя. Они видели, как их кожа расползается, словно жидкий металл, обнажая гниющую плоть под ней. Они чувствовали, как их кости ломаются и скручиваются, превращая их скелеты в гротескные карикатуры. Их глаза, лишенные век, смотрели в пустоту, отражая бесконечный ужас небытия. Они ощущали прикосновение невидимых существ, скользких и холодных, которые проникали под их кожу, шевелились в их внутренностях, высасывая из них жизнь, оставляя лишь пустые, искореженные оболочки. Они слышали шепот, который доносился отовсюду, шепот, который проникал в их самое сознание, наполняя их безумием и отчаянием. Это был голос самой бездны, голос, который говорил им о их ничтожестве, о их бессмысленности, о том, что они — лишь бледные тени, лишенные прошлого, настоящего и будущего. Они кричали, но их крики заглушал грохот рушащейся реальности. Они пытались бежать, но их ноги увязали в вязкой, липкой массе, которая затягивала их в бездну безумия. — Прекрасно, не правда ли? — прошептала Джек, наблюдая за их мучениями с удовольствием. — Истинный шедевр ужаса! — Они видят то, чего боятся больше всего, — добавил Дантес, улыбаясь холодной, жестокой улыбкой. — Они видят… себя. Площадь превратилась в картину адского художника. Смиты, искаженные ужасом, корчились на земле, их тела содрогались в конвульсиях, их крики разрывали ночь, словно вопли проклятых душ. И посреди этого хаоса, словно дирижеры, управляющие симфонией безумия, стояли Джек и Дантес. — Еще, еще! — шептала Джек, ее глаза горели зловещим огнем. — Пусть они ощущают весь вкус отчаяния! — Да, пусть их несуществование станет истинной мукой! — вторил ей Дантес, наслаждаясь зрелищем страданий. Но вдруг… что-то изменилось. Крики Смитов стихли, их тела замерли, словно куклы, лишенные нитей, управляющих их движениями. Их глаза, до этого момента отражающие безумие и ужас, вдруг стали пустыми, холодными, словно затянутые тонкой пленкой льда. И тогда… Джек и Дантес почувствовали это. Холод, пронзительный, леденящий душу холод, охватил их, словно ледяная рука сжала их сердца. Мир вокруг них начал меняться, искривляться, превращаясь в отражение их собственных кошмаров. Джек увидела себя ребенком, запертым в темном, затхлом подвале, где ее окружали крысы и пауки, где воздух был пропитан запахом сырости и смерти. Она вновь ощутила тот ужас, ту безысходность, которые преследовали ее всю жизнь, превратив ее в чудовище, которое она стала. Дантес увидел себя замурованным заживо в каменном мешке, где царила вечная тьма и тишина, где единственным звуком было биение его собственного сердца, отсчитывающего секунды до его медленной, мучительной смерти. Он вновь ощутил тот гнев, ту жажду мести, которые поглотили его душу, превратив его в безжалостного мстителя. — Что… что происходит? — прошептала Джек, ее голос дрожал от ужаса. — Они… они научились контролировать… свое подсознание? — прохрипел Дантес, его глаза расширились от страха. Смиты, словно марионетки, ожившие в руках кукловода, медленно повернули к ним свои головы. Их глаза, лишенные всякого выражения, смотрели на них с холодным, неумолимым триумфом. — Бежим! — закричал Дантес, вырываясь из оцепенения. Но было уже поздно. Воздух над ними расколола ослепительная вспышка — золотые врата, украшенные замысловатой резьбой, материализовались прямо над их головами. Из врат изливался поток чистой энергии, ослепляющий, обжигающий, словно само солнце спустилось на землю. — Врата Вавилона… — прошептала Джек, ее голос был полон ужаса. — Он… он забрал их у Гильгамеша! Смит, стоя под вратами, словно темный ангел, расправивший свои крылья, указал на них пальцем. — Умрите, — сказал он, и его голос был подобен приговору. Из врат вырвался поток золотых клинков, каждый из которых мог пронзить сталь, словно бумагу. Джек и Дантес бросились врассыпную, уклоняясь от смертоносного дождя. Но один из клинков, словно молния, пронзил грудь Дантеса. Он вскрикнул, но не от боли, а от ярости. — Я не умру здесь! — прохрипел он, сжимая зубы. — Не сегодня! Из его раненых груди, словно из вулкана, извергся поток черной энергии. Она охватила его тело, превратив его в вихрь тьмы и пламени. — Souviens-toi! — прогремел его голос, сотрясая саму реальность. — Souviens-toi de ma vengeance! Дантес, словно оживший мститель из преисподней, бросился на Смитов. Он атаковал с безумной яростью, игнорируя боль, игнорируя раны, которые покрывали его тело. Его удары были точными и беспощадными, словно он стремился не просто убить врагов, а стереть их из существования. Каждый удар его клинка оставлял на телах Смитов не просто раны, а черные, дымящиеся метки, словно он клеймил их своей ненавистью. — Джек! — прокричал он, видя, как она замирает, не в силах оторвать взгляд от этой ужасной, но величественной картины. — Уходи! Живи! И он продолжал сражаться. Один против сотен. Раненый, истекающий кровью, но несломленный. Его тело было покрыто ранами, его броня расколота, но его дух все еще пылал неугасимым пламенем. Он пал, конечно. Пал, окруженный телами своих врагов, которых он унес с собой в небытие. Но его жертва не была напрасной. Он купил Джек время. Время, чтобы она смогла сбежать. Время, чтобы она смогла жить. И еще… он оставил след. Метку. На том самом Смите, в котором был заключен Рик. Метку, которую сможет увидеть только она. Метку, которая может стать их последней надеждой. В конце концов, тело Дантеса рассыпалось на тысячи искр, которые медленно закружились в воздухе, словно скорбные светлячки. Джек, видя это, закричала от боли. Она хотела броситься назад, хотела отомстить, но что-то удержало ее. Она почувствовала… пустоту. Пустоту, которая образовалась в ее сердце, словно часть ее самой была вырвана и уничтожена. Она побежала, не оглядываясь, слезы застилали ей глаза. Она бежала, словно от самой смерти, которая настигала ее по пятам. Она добралась до укрытия, рухнула на землю, задыхаясь от рыданий. Она смотрела на небо, где все еще кружились искры — все, что осталось от Дантеса — и ее сердце разрывалось от боли. Но она видела метку, и понимала — все было не зря. Теперь бы только кому-нибудь о ней рассказать… В тот самый миг, когда последняя искра, оставшаяся от Дантеса, погасла в ночном небе, на площадь обрушилась новая сила. Фигура в черной броне, увенчанная маской льва, с грозным ревом ворвалась в гущу битвы, оставляя за собой след из смерти и разрушений. Это был Артур Пендрагон, воплощение ярости и могущества. В его руке пылал Экскалибур Морган — меч, пропитанный тьмой, способный рассечь саму реальность. — Назад, твари! — прогремел его голос, от которого задрожали стены окружающих зданий. — Здесь властвует Лев! Он взмахнул мечом, и из клинка вырвался поток черной энергии, прорезая толпу Смитов, словно коса поле спелой пшеницы. Они рассыпались в прах, не в силах противостоять этой могущественной силе. Стражи, кружащие в небе, попытались атаковать его, но он с легкостью отразил их атаки, словно отмахивался от назойливых ос. — Вы — лишь пустые оболочки, лишенные воли и души! — прогремел Артур, его голос был полон презрения. — Вы ничто перед лицом истинной мощи! Он двигался по площади, словно вихрь, его меч плясал в его руках, неся смерть и разрушение. Смиты падали вокруг него десятками, их тела превращались в пепел, их глаза, горевшие золотым огнем, гасли, словно звезды, падающие с неба. Но Смиты не отступали. Они продолжали наступать, волна за волной, их ряды казались бесконечными. И с каждой минутой они становились сильнее, их тела — более плотными, более устойчивыми к его атакам. Они учились, приспосабливались, словно некая зловещая воля направляла их эволюцию. Артур, ощущая их растущую силу, нахмурился. Его нахмуренный взгляд отлично читался даже под маской. Он впервые столкнулись с противником, способным так быстро адаптироваться к его атакам. Но еще больше его тревожило другое… Он видел в глазах Смитов не просто пустоту, а отсутствие. Отсутствие всего — эмоций, чувств, желаний. Они были словно пустые сосуды, лишенные того, что делает существо живым. И эта пустота наполняла его холодным, липким ужасом. — Что вы такое? — прошептал он, и его голос, обычно грозный, теперь звучал хрипло, словно он впервые засомневался в своей силе. Смиты не отвечали. Они просто продолжали наступать, их безликие лица казались масками, скрывающими нечто непостижимое, нечто ужасающее. И в этой безликости, в этом отсутствии индивидуальности было что-то пугающе знакомое… что-то, что пробуждало в его памяти древние, забытые страхи. Страхи, связанные с тем временем, когда он был еще не королем, а лишь юным рыцарем, впервые столкнувшимся с истинным лицом тьмы. Молчание Смитов было хуже любого ответа. В нем таилось нечто зловещее, нечто непостижимое для разума. И в следующий момент эта тайна обнажила свой ужасающий лик. Один из Смитов, стоявший в первых рядах, вскинул руку, и над ним, словно из самой ткани реальности, материализовались те же золотые врата, которые минуту назад уничтожили Дантеса. Врата Вавилона… как они могли оказаться у него?! — Невозможно! — прорычал Артур, отступая назад. — Эта сила… она не может… Но сомневаться было некогда. Из врат, словно из рога изобилия, хлынули золотые клинки, нацеленные прямо в него. Артур, взмахнув Экскалибуром, создал перед собой щит из черной энергии, но клинки, словно живые, изгибались, обтекали его, стремясь достать его любой ценой. Другие Смиты тоже изменились. Их тела вытянулись, превратились в грозных, кровожадных волков, их клыки блестели в сумраке, словно лезвия кинжалов. Они бросились на него с ревом, который сотрясал саму землю. — Твари! — прорычал Артур, рассекая волков налево и направо, но на место каждого убитого появлялись двое новых. Земля под ногами задрожала. Трещины пробежали по асфальту, здания вокруг начали рушиться, словно сам мир вокруг него начал разваливаться на части. И Артур понял — Смиты не просто контролировали магию, они контролировали саму реальность. Один из Смитов вдруг взлетел в воздух, нарушая все законы гравитации. Он парил над ним, словно темный ангел, его глаза горели зловещим золотым огнем. И тогда Артур понял… он вспомнил тот страх, ту безысходность, которые он испытал много лет назад, когда впервые столкнулись с силой, превосходящей его собственную. — Нет… — прошептал он, и его голос прозвучал словно стон. — Не снова… Но сомневаться было некогда. Смит, парящий в воздухе, вытянул руку, и в его ладони вспыхнул шар черной энергии. Шар рос на глазах, превращаясь в грозную сферу, поглощающую все вокруг — свет, звуки, даже саму реальность. Артур, понимая, что это его последний шанс, вскинул Экскалибур. Меч вспыхнул ослепительным светом, темный луч вырвался из клинка, разрывая здания, раскалывая землю. Он направил луч на Смита, пытаясь сдержать его атаку, но сила Смита была слишком велика. Луч дрожал, искривлялся, словно пытаясь противостоять непреодолимой силе. — Я не сдамся! — прокричал Артур, вкладывая в этот крик всю свою ярость, всю свою волю. — Я — Король! И я не позволю тебе уничтожить мой мир! Он изменил направление луча, направив его не на Смита, а на землю под ним. Земля раскололась, словно пораженная молнией, и Смиты, стоявшие рядом, провалились в образовавшуюся пропасть. Но Смит, парящий в воздухе, остался невредим. — Бесполезно, — прозвучал его голос, холодный и безжизненный. — Ты не можешь победить. Ты уже проиграл.