Гарри Поттер и Святой Грааль

Серый, промозглый лондонский день. Ветер, пропитанный дымом и сыростью, гнал по улицам обрывки газет, словно злые предзнаменования. В воздухе висело тягостное ощущение неминуемой беды. Рицука Фуджимару, ссутулившись от холода и груза ответственности, шагал по направлению к неприметному зданию, затерявшемуся среди монументальных сооружений правительственного квартала. Это был задний вход в бункер Чрезвычайного Комитета — последний бастион здравомыслия в мире, охваченном безумием. Он миновал двух охранников в форме, лица которых были непроницаемы, как гранит, и вошел в темный, пропахший дезинфекцией коридор. Шаги гулко отдавались от кафельных стен, создавая гнетущую атмосферу секретности и опасности. Дверь в конце коридора открылась, словно по волшебству, приглашая Фуджимару в святая святых британской безопасности. За массивным столом из красного дерева, поблескивая моноклем, восседал лорд Марисбери Анимусфер — человек, в чьих руках находилась судьба не только Британии, но и всего мира. Рядом с ним, словно фарфоровая куколка, сидела его дочь — Ольга-Мария. Ее огромные карие глаза, полные детской наивности и любопытства, с интересом изучали Фуджимару. Одетая гораздо богаче, чем могли себе позволить даже Малфои, с пышными серебристыми волосами, она взглянула на Фуджимару, а затем покачала головой. — Проходите, мистер Фуджимару, — произнес Марисбери низким, бархатным голосом. — Не будем терять ни минуты. У нас с вами общая проблема, и, боюсь, времени на ее решение катастрофически мало. Фуджимару, чувствуя, как напряжение сковывает его движения, присел напротив Марисбери. Сердце его бешено колотилось в груди, предчувствуя нечто важное, способное перевернуть ход истории. — Я полагаю, мистер Фуджимару, — Марисбери подался вперед, его монокль сверкнул в тусклом свете лампы, — вам уже известно о плачевном положении дел в нашем славном королевстве. — Смит. — Единственное слово, слетевшее с губ Фуджимару, несло в себе больше ужаса, чем целая энциклопедия кошмаров. — Именно, — кивнул Марисбери, — этот… эти сущности... Он угрожает не просто нашему миру, но самой ткани реальности. И, увы, мы сами, сами открыли ему дверь. Не будь Войны за Грааль... Ольга-Мария, словно почувствовав мрачное настроение взрослых, соскользнула со стула и подошла к Фуджимару. Ее взгляд, не по-детски серьезный, остановился на его лице. — Ты похож на одного моего друга, — прошептала она, — только он… старше. И у него грустные глаза. Фуджимару, пораженный ее словами, невольно улыбнулся. «Халдея…», — пронеслось у него в голове, — «значит, все это уже было, и все это будет…» — Простите, — он потрепал девочку по голове, — долгая история. Марисбери, проигнорировав этот короткий обмен репликами, продолжил: — Я всегда считал, что магия — это обоюдоострое лезвие. Мощь, требующая ответственности и контроля. Но, увы, не все разделяют мои взгляды. Он нервно забарабанил пальцами по столу, словно отбивая чечетку смерти. — Мы недооценили масштаб угрозы. — Голос Марисбери дрогнул. — Недооценили способность Смита к адаптации, к… поглощению. И теперь расплачивается весь мир. Фуджимару сжал кулаки. «Я должен убедить его, — лихорадочно думал он. — На карту поставлено слишком многое!» — Лорд Анимусфер, — Фуджимару выпрямился, встречая взгляд Марисбери, — я пришел к вам не за сочувствием, а за помощью. Нам нужно действовать сообща, пока не стало слишком поздно. — Помощь? — Марисбери приподнял бровь. — И что же вы предлагаете? — Фенрир Сивый. — Фуджимару произнес имя Пожирателя, словно вытаскивая на свет Божий страшную тайну. — Он потерял Слугу и сам стал копией Смита. Он один из ключей к победе над ним. Марисбери задумался. Игра началась. Ставки сделаны за них и без их ведома. Осталось дождаться ответа. Марисбери откинулся на спинку кресла, его лицо скрылось в тени. Несколько мгновений он молчал, обдумывая слова Фуджимару. Воздух в кабинете сгустился, пропитавшись ожиданием. — Фенрир Сивый… — наконец произнес Марисбери, пробуя имя на вкус, словно горькое лекарство. — Безумный пёс, жаждущий лишь хаоса. Вы уверены, мистер Фуджимару, что он — ключ к победе, а не к ещё большему безумию? Фуджимару подался вперед, его взгляд горел решимостью. — У нас нет выбора, лорд Анимусфер. Смит — это угроза не только для магов, но и для всего мира. И Фенрир, хотим мы этого или нет, теперь часть этой игры. — Ты прав, — раздался с другого конца кабинета голос, от которого Фуджимару невольно вздрогнул. Из-за тяжелых бархатных штор, скрывавших дальний угол комнаты, бесшумно возникла высокая фигура в развевающемся плаще. Тень скрывала черты ее лица, но в неверном свете лампы блеснули стекла очков. — Мерлин, — выдохнул Марисбери, — ты подслушивал? — Я всегда слушаю, — голос мага был глубок и спокоен, словно гладь бездонного озера. — Иногда то, что не предназначено для моих ушей, оказывается важнее слов, сказанных вслух. Он подошел ближе, и свет лампы упал на его лицо — бледное, с тонкими чертами, обрамленное длинными, как у женщины, серебряными волосами. Глаза Мерлина, казалось, видели насквозь, проникая в самую глубь души. — Смит — это угроза, с которой нам не справиться поодиночке. — Маг остановился возле стола, глядя на Фуджимару. — Нам придется заключить союз с теми, кого мы считали врагами. И быть готовыми к тому, что этот союз может стать для нас… фатальным. Тишина, опустившаяся в кабинете, была тяжелее свинца. Фуджимару чувствовал, как напряжение стягивает ему горло железным обручем. Он бросил взгляд на Марисбери, но тот, казалось, окаменел, лишь монокль поблескивал в полутьме, словно глаз хищной птицы. — Вы говорите о… Волдеморте? — наконец выдавил из себя Фуджимару. Мерлин, не отводя от него взгляда, кивнул. — Он силен, — произнес маг, — и у него есть свои счеты к Смиту. Но цена его помощи… может оказаться непомерно высокой. — И все же… — Марисбери поднялся из-за стола, его голос был полон горечи. — У нас нет другого выхода. Мир катится в пропасть, и мы должны использовать любой шанс, чтобы его спасти. Даже если этот шанс предложит нам… сам Волдеморт. Он подошел к окну, за которым темнел утопающий в огнях ночной Лондон. Город, некогда символ величия и порядка, теперь напоминал поле битвы, где за каждым поворотом могла поджидать смерть. — Мистер Фуджимару, — Марисбери обернулся, и в его взгляде читалась непоколебимая решимость. — Чрезвычайный комитет предоставит вам всю возможную поддержку. Но помните… мы играем с огнем. И цена нашей победы… может оказаться равна цене поражения. Слова его повисли в воздухе, тяжёлые, словно грозовые тучи над Лондоном. Союз с Волдемортом… Абсурд. И все же страх перед Смитом, перед поглощением реальности, перевешивал всё. Фуджимару чувствовал на себе взгляд Марисбери, проницательный, оценивающий. Взгляд человека, привыкшего держать в руках нити судьбы, но осознающего, что эти нити вот-вот могут оборваться. — Лорд Анимусфер, — голос Фуджимару, несмотря на внутреннее напряжение, прозвучал спокойно и твёрдо. — Я сделаю всё, чтобы остановить Смита. Но без вашей помощи нам не обойтись. Он перевел взгляд на Мерлина. Лицо мага оставалось бесстрастным, но Фуджимару показалось, что в глубине его глаз мелькнул огонек понимания. Или это была просто игра света? — Фенрир — это только начало, — голос Мерлина звучал глухо, словно из могилы. — Нам нужна сила, способная противостоять Архетипу. Сила… которую мы сами отвергли. Марисбери резко отвернулся от окна и указал на дальний угол кабинета, где на полированном столе возвышался сложный макет, накрытый стеклянным колпаком. Фуджимару узнал его: футуристическое сооружение, испещрённое антеннами и датчиками — Халдея. Он видел ее на чертежах, изучал ее планы, когда только устроился туда работать. — Этот проект, — голос Марисбери звучал устало и горько, — мог бы стать нашим спасением. Но… его сочли слишком рискованным, слишком… амбициозным. И теперь у нас нет времени и денег воплотить его в жизнь. Ольга-Мария, молча наблюдавшая за ними, подошла к столу и аккуратно прикоснулась к стеклу, словно пытаясь дотянуться до самого будущего, заключённого в этом макете. Ее лицо, обычно непроницаемое, как у древней статуи, выражало смесь грусти и понимания. — Отец прав, — тихо произнесла она, не отрывая взгляда от Халдеи. — Время — наш главный враг. И он не ждет. Фуджимару, чувствуя давящую атмосферу безнадежности, решительно направился к выходу. — У нас еще есть время, — бросил он через плечо, — пока мы дышим, мы будем бороться. Он покинул кабинет, оставив Марисбери и его дочь наедине с призраками прошлого и тенями будущего. Лондон встретил Фуджимару холодным дыханием ветра и моросящим дождем. Город, закутанный в полумрак, казался чужим и зловещим. Фонари, тускло мерцая, выхватывали из темноты обрывки афиш, сломанные ветки деревьев, спешащие куда-то тени. Фуджимару поёжился от холода. Дождь усиливался, превращая улицы в мокрые, блестящие ленты. Он ускорил шаг, направляясь к мосту Ватерлоо. Вдали уже вырисовывались очертания Southbank Centre — гигантского комплекса зданий, где среди выставочных залов, театров и кинотеатров затерялось небольшое уютное кафе — их временный штаб. — Фуджимару! — раздался из темноты знакомый голос. Он обернулся. Из тени моста вышли Рон с Мордред. Рядом с ними, словно исполины, возвышались Вейвер и Александр. Жанны Альтер с Маш не было видно. — Ну что, какие новости? — Рон поправил шарф, пытаясь укрыться от дождя. — Что сказал этот… Марисбери? Фуджимару вздохнул. Ему не хотелось рассказывать им о Волдеморте, о союзе, который казался проклятием. Но и скрывать правду было нельзя. — У нас проблемы… — начал он, но в этот момент дождь прекратился. Точнее, его словно кто-то выключил. В нескольких метрах от них, под тусклым фонарем, стояли Лили и Медуза. Вокруг них словно сама атмосфера дрожала от напряжения. — Фуджимару, слава Богу! — в ее голосе звучало нескрываемое волнение. — Мы должны вам кое-что сказать. Джейсон… Он… Фуджимару на мгновение замер, оценивающе глядя на Лили. Он впервые видел ее так близко. «Это она?», — пронеслось у него в голове. — «Та самая Лили, о которой говорила Медуза?» — Он ушел в коллекторы, — голос Медузы был холоден и резок, словно удар меча. — Сказал, что должен найти Рика. — В коллекторы? — Фуджимару повторил слова Медузы, словно пытаясь осознать их смысл. — Там сейчас настоящее логово Смита. Отправлять туда кого-то еще… Он не договорил, но все и так поняли его мысль. Шансы вернуться из этого похода живыми были ничтожны. Лили, бледная как полотно, бессильно опустилась на скамейку. Ее руки, дрожа, теребили край плаща. — Гильгамеш… он пошел с ним, — прошептала она, словно цепляясь за последнюю надежду. Медуза, стоявшая у фонаря, молчала. Ее лицо, обычно бесстрастное, теперь выражало тревогу, которую она тщательно пыталась скрыть. — Этот идиот… — пробормотал Фуджимару, проведя рукой по волосам. — Он хоть понимает, на что идет? В этот момент к ним подошли остальные: Рон с мрачным лицом, Мордред, нетерпеливо постукивающая ногой по асфальту, Вейвер, что-то шептавший на ухо Александру, Жаннa Альтер и Маш. Из тени вышли Пассионлип, Дантес и Мориарти. Последними появились Джек и Геркулес. Берсеркер, словно грозовая туча, навис над ними, излучая ауру холодной ярости. — Итак, — Фуджимару обвел всех тяжелым взглядом. — Джейсон и Гильгамеш отправились в логово врага. И, хотим мы этого или нет, мы должны их вытащить. — В коллекторах им не выжить, — тихо сказал Вейвер. — Я знаю это место. Это… это ад на земле. — Тем более нам нельзя медлить, — резко бросила Жаннa Альтер. — Каждая секунда может стать для них последней. Фуджимару кивнул. Спорить было бессмысленно. — Лили, — он повернулся к девушке, — проводи нас. Лили, опираясь на руку Медузы, повела их по узкому, замусоренному переулку. Дождь усиливался, превращая грязь и пыль на асфальте в скользкую кашу. Фонари, тускло мерцая, выхватывали из темноты граффити на стенах, переполненные мусорные баки, спящих на картоне бомжей. Фуджимару чувствовал себя в этом месте, как волк, загнанный в клетку. Его не покидало ощущение, что за ними наблюдают. Он неоднократно оглядывался, но видел лишь пустые окна домов, словно пустые глазницы черепа. Пассионлип, Дантес и Мориарти держались в тени, словно призраки. Фуджимару знал, что они не собираются нападать, но от них исходила скрытая угроза, которая заставляла его нервничать. Когда они подошли к люку, Лили остановилась и бессильно опустила руки. — Вот оно, — прошептала она. — Здесь… здесь все и началось. Фуджимару осторожно приблизился к люку и прислушался. Из темноты доносился глухой гул, словно где-то в глубине работал гигантский механизм. Или словно сама земля готовилась извергнуть из своих недр что-то чудовищное. — Гильгамеш… — прошептала Лили, и в ее голосе звучали слезы. — Где же ты? — Его здесь нет, — тихо сказала Медуза, кладя руку на плечо Лили. — Но мы все равно должны идти. — Медуза права, — Фуджимару повернулся к остальным. — Джейсон рискнул своей жизнью ради друга. Мы не можем его подвести. — Ты хочешь сказать, что мы должны лезть в этот… этот клоповник? — в голосе Рона звучало недоумение и страх. — У нас нет выбора, — ответила за Фуджимару Жаннa Альтер. — Если Джейсон еще жив, он нуждается в нашей помощи. На лице Медузы отразилась внутренняя борьба. Она сжала и разжала кулаки, словно не в силах принять решение. — Я пойду с вами, — наконец сказала она, и ее голос прозвучал твердо. — Нет, Медуза, — Лили схватила ее за руку. — Ты же видишь… это слишком опасно. — Я не могу оставить их, — Медуза мягко высвободила руку. — Не сейчас. — Тогда позвольте мне позаботиться о вашей подруге, — раздался за их спинами бархатистый голос Мориарти. — Уверен, нам будет о чем поговорить, пока вы… будете в отлучке. Медуза хотела возразить, но Лили ее опередила: — Спасибо, профессор. Я… я бы хотела с вами поговорить. Медуза бросила на нее удивленный взгляд, но промолчала. Она знала, что спорить сейчас бессмысленно. Лили, несмотря на внешнюю хрупкость, обладала железной волей. — Хорошо, — Фуджимару окинул всех решительным взглядом. — Тогда решено. В коллекторы! Пока Фуджимару с остальными спускались в кишащую Смитами бездну коллекторов, Медуза осталась на поверхности с Лили. Дождь все лил, барабаня по листьям деревьев, стекая ручьями по стенам домов, словно сам город плакал вместе с ними. Медуза, несмотря на свою неестественную природу, всегда любила дождь. Он напоминал ей о море, о волнах, бьющихся о скалистый берег ее родного острова. Но сегодня даже дождь не мог заглушить тревогу, сжимавшую ее сердце. Лили, кутаясь в промокший плащ, сидела рядом, молча глядя на грязную лужу у своих ног. Ее лицо, обычно такое живое и выразительное, теперь казалось маской, за которой скрывалась глубокая печаль. — Он вернется, — тихо сказала Медуза, кладя руку на руку Лили. — Я это точно знаю. Она хотела обнять девушку, утешить ее, как утешала когда-то своих младших сестер, Сфено и Эвриалу. Но что-то ее удерживало. Слишком много боли, слишком много горя было связано с теми, кого она любила. — Расскажи мне о своем мире, — попросила Лили, не отрывая взгляда от лужи. — О том, как ты… как вы жили до того, как… — До того, как нас призвали? — Медуза вздохнула. — Что ж… Это было прекрасное время. Она закрыла глаза, и перед ее внутренним взором возник образ Бесформенного Острова, затерянного в бескрайних просторах океана. Она снова увидела себя юной и беззаботной, бегущей по песчаному берегу вместе с сестрами, их волосы, еще не превращенные в змеиное гнездо, развевались на ветру… — Наш остров… он был полон чудес, — продолжала Медуза, и ее голос звучал приглушенно, словно из далекого прошлого. — Там росли невиданные цветы, пели диковинные птицы. Здесь таких, увы, не найти... А в гротах на побережье можно было найти жемчужины, сияющие ярче звезд… — А что случилось потом? — тихо спросила Лили. — Почему… почему ваш остров назвали Бесформенным? Медуза поежилась, словно от холодного ветра. Воспоминания, которые она так долго пыталась забыть, вновь нахлынули на нее, заполняя ее сознание горечью и болью. — Потому что… — она замолчала, не в силах продолжить. Перед ее глазами вновь возникли лица ее сестер, искаженные ужасом и страданием. Она вспомнила их безжизненные тела, лежащие на холодном камне храма… Медуза резко вдохнула, пытаясь сдержать рвущиеся наружу рыдания. Она не плакала уже много веков. Но сейчас… сейчас ей казалось, что ее сердце вот-вот разорвется от боли. — Мы были хранительницами острова. Она замолчала, вспоминая те дни. Бесформенный Остров был их домом, их убежищем от жестокости внешнего мира. Она и ее сестры, Сфено и Эвриала, оберегали его от посягательств людей, заблудших душ, стремящихся осквернить их святилище. — Они приходили волнами, — продолжала Медуза, и ее голос прозвучал тише, словно она говорила сама с собой. — Лодки с черными парусами появлялись на горизонте, словно стаи хищных птиц. Они приносили с собой жадность, насилие, тьму… Она вспомнила лица незваных гостей, искаженные злобой и алчностью. Вспомнила блеск стали, звук схватки, крики боли, запах крови… Она защищала остров. Защищала сестер. Защищала то, что было ей дорого. Но с каждой новой победой ее сердце становилось все холоднее, а руки — все тяжелее от пролитой крови. — Я строила гору из их костей, — Медуза сжала кулаки, словно снова сжимая в них орудие смерти. — Высокую гору, которая должна была отпугнуть всех, кто посмеет посягнуть на наш дом. Она вспомнила взгляды сестер, полные страха и отчуждения. Они любили ее, но боялись ее силы, ее гнева, который пожирал ее изнутри. — Однажды… — Медуза с трудом проглотила комок в горле. — Однажды мой гнев обратился против них… В ее памяти вновь вспыхнула картина той ночи, освещенной кроваво-красной луной. Она вспомнила свой крик, вспомнила блеск кинжала в своей руке, вспомнила их лица, застывшие в маске ужаса… и их хладные тела, лежащие посреди багряной лужи. Медуза резко открыла глаза, и слеза, словно капля яда, скатилась по ее щеке. — Я стала чудовищем, — прошептала она, и ее голос был полон боли и отчаяния. — Чудовищем, которое уничтожило все, что ему было дорого. — Чудовищем… — эхом отозвалась Лили, ее голос дрожал, словно от холодного ветра. Медуза кивнула, не в силах встретиться с ней взглядом. Она спрятала лицо в ладонях, словно пытаясь укрыться от собственных воспоминаний. Гора из костей росла с каждым днем, словно мрачное напоминание о ее грехах. Но страшнее всего было не это. Страшнее всего были взгляды сестер. В их глазах, некогда полных любви и доверия, теперь читался страх. Они видели, как тьма охватывает ее сердце, как гнев, словно ненасытный зверь, пожирает ее изнутри. Они пытались достучаться до нее, вернуть ее к свету, но их голоса терялись в шуме крови, гремевшем в ее ушах. — Ты меняешься, Медуза, — тихо сказала Сфено, ее голос дрожал от волнения. — Ты становишься… другой. — Ты слишком жестока, — добавила Эвриала, и в ее глазах блестели слезы. — Ты убиваешь их не для защиты, а… ради удовольствия. Медуза отвернулась, не в силах вынести их укоров. Она знала, что они правы. С каждой новой жертвой гнев все сильнее овладевал ею, превращаясь в навязчивую идею, в жажду уничтожения. Она пыталась бороться с этим чувством, пыталась убедить себя, что все, что она делает, — ради их блага, ради защиты острова. Но в глубине души она знала, что лжет. Ей нравилось убивать. Нравилось чувствовать власть над жизнью и смертью. Нравилось видеть страх в глазах своих жертв. — Мы должны остановить ее, — прошептала Сфено, глядя на удаляющуюся фигуру Медузы. — Пока не стало слишком поздно. — Но как? — Эвриала беспомощно развела руками. — Она слишком сильна… — Мы должны попытаться, — Сфено сжала кулаки. — Ради нее самой. Ради всех нас… Но их попытки были тщетны. Медуза, ослепленная гневом, уже не слышала их слов. Она упивалась своей силой, своей жестокостью, не замечая, как тень безумия падает на ее душу. И в конце концов эта тень поглотила ее целиком. В ту ночь, когда луна окрасилась в багровый цвет, Медуза превратилась в то самое чудовище, которого так боялись ее сестры. Ее гнев, словно вулкан, извергся наружу, испепеляя все на своем пути. Она не помнила, как это случилось. Не помнила, как ее рука сжала кинжал, как ее тело бросилось на сестер, как ее голос, искаженный яростью, издал нечеловеческий крик… Когда кровавый туман рассеялся, она осталась одна. Окруженная безжизненными телами тех, кого она клялась защищать. — Нет… — прошептала она, падая на колени перед телами сестер. — Нет… Что я наделала… Но ответа не было. Лишь тишина, тяжелая и леденящая, словно сама смерть, царила вокруг. Дождь все лил, словно небеса сами оплакивали трагедию Горгоны. Медуза сидела на скамейке, обняв Лили, ее тело сотрясали беззвучные рыдания. Она пронесла эту боль сквозь века, пытаясь найти забвение в одиночестве и безмолвии. Но прошлое не отпускало ее, словно призрак, преследующий ее по пятам. Она убивала и убивала, снова и снова, пытаясь заглушить голоса сестер, звучавшие в ее голове. Но кровь не приносила ей успокоения, лишь усиливала ее муки. Она знала, что проклята. Проклята не только Афиной, но и собственной тьмой, пожирающей ее душу. И теперь, видя перед собой Лили, такую хрупкую и беззащитную, она почувствовала острую боль в сердце. — Прости… — прошептала она, прижимая Лили к себе еще сильнее. — Прости меня… Я… я не хотела… Лили не ответила. Она просто сидела, молча слушая исповедь Горгоны, ее сердце было переполнено сочувствием и жалостью. Она не могла судить Медузу. Не могла осуждать ее за прошлое, за грехи, которые та совершила. Она видела перед собой не чудовище, а несчастную женщину, сломленную болью и одиночеством. Женщину, которая жаждала не мести или насилия, а прощения и искупления. И в этот момент Лили поняла, что должна помочь ей. Должна дать ей то, в чем она так нуждается: надежду. — Все будет хорошо, — тихо сказала она, гладя Медузу по волосам. — Ты не одна. Мы рядом…