Гарри Поттер и Святой Грааль

      Весь мир с ужасающей скоростью шагал в неизвестность.       С каждым днем приходили все более тревожные вести, заставляя волшебников со всего мира сжиматься от страха и неуверенности. Казалось, что Волдеморт, подобно невидимому кукловоду, дергает за ниточки, управляя событиями, и никто не знал, где и когда он нанесет свой следующий удар.       Свежие новости каждый день вызывали все больше тревоги, и Гарри даже начал замечать, как его собственный Патронус ослабел. Серебристый олень, всегда такой яркий и сильный, теперь казался полупрозрачным, мерцающим, словно пламя свечи на ветру. Оттого он переживал, сможет ли теперь кого-то научить призыву Патронуса, и изо всех сил старался отложить это занятие, обучая своих однокурсников любым другим защитным заклинаниям, лишь бы не требовать от них невозможного. Лишь Гермиона стояла на своем, и каждый день напоминала, как важно для каждого найти хотя бы толику света в постоянно сгущающемся мраке ужасающих новостей. Она настаивала, что именно Патронус может стать для них символом надежды и защиты в эти темные времена.       После выпуска с вестями о кровавой резне в Лондоне Гарри пытался вникать в содержание газетных статей, но бросил это дело после новости о карлике, завлекающем прохожих своими историями, из-под влияния которых невозможно вырваться. «Ежедневный Пророк» пестрел заголовками о новых нападениях, исчезновениях, странных происшествиях. Люди боялись выходить из дома, в Хогвартсе то и дело вспыхивали панические слухи, а преподаватели, казалось, сами не знали, чего ожидать дальше. В Лондоне творились странные вещи и объяснить их он рационально не мог. Если об этом знал что-то Фуджимару, он не спешил делиться своими соображениями с Гарри, и Жанна следовала его примеру. Преподаватели тем более не обязывались отчитываться перед ним лично, и теперь он буквально существовал в полном информационном вакууме.       Собственное незнание тяжелым грузом давило на него с каждым днем все сильней, и казалось — скоро оно окончательно раздавит его. Винить ему было некого, ведь каждый занимался своим делом, и Гарри прекрасно это понимал. Даже Сириус, единственный, с кем он пытался связаться и кому отправил письмо, ответил кратко. Он просил за него не переживать, ведь с ним все в порядке, и его дом на площади Гриммо тщательно охраняют мракоборцы из Ордена Феникса. Пусть и такой короткий, этот ответ немного согрел душу Гарри. Теперь оставалось позаботиться о Дадли.       Он понимал, что письмо Сириуса, скорее всего, было проверено кем-то из Ордена, поэтому не стоило ждать от него откровений. Но все равно, даже такая короткая весточка была для Гарри ценной. Она давала ему надежду, что не все потеряно, что есть люди, которые борются с Волдемортом, и что Сириус в безопасности.       Но вот кто позаботится о Дадли? Этот вопрос не давал Гарри покоя. Как Дадли будет защищать себя, если что-то случится? Кто придет ему на помощь, если Гарри не будет рядом?       Он даже не представляет, как его защищали.       Зловещий и холодный голос Волдеморта всплыл в его памяти, и эти слова пришлись как нельзя кстати. Выходит, за безопасностью Дурслей следили как никогда тщательно, и Гарри оставалось надеяться только на то, что таинственные защитники не дадут маху и в такое непростое время.       На своем первом занятии в году Хагрид показал ребятам фестралов. Он привел их на опушку Запретного леса и с гордостью продемонстрировал своих любимцев. Фестралы выглядели необычно — черные, скелетоподобные кони с перепончатыми крыльями и светящимися белыми глазами. Некоторые ученики испуганно пятились, другие, наоборот, с любопытством рассматривали диковинных существ. На этом уроке Гарри вспомнил слова Олливандера и Луны о том, что не все волшебники могут их видеть.       — Хагрид и сам сказал, что они умеют за себя постоять, — сказала Гермиона, с некоторым трепетом наблюдая за тем, как Хагрид кормит фестралов кусками сырого мяса. — Думаю, обычный преподаватель, вроде Граббли-Дерг, не показал бы их нам раньше, чем к экзаменам на ЖАБА, а они ведь интересные, правда? Кто-то их видит, а кто-то — нет. Хотела бы я их увидеть.       — Неужели? — тихо сказал Гарри, вспоминая, при каких обстоятельствах он сам научился их видеть. Ему совсем не хотелось, чтобы Гермиона прошла через подобное.       До нее только теперь дошел страшный смысл ее слов.       — Ой, Гарри… извини… конечно, нет, какую глупость я сморозила, — Гермиона покраснела и отвернулась, чувствуя себя виноватой.       — Бывает, не огорчайся, — улыбнулся Гарри, стараясь подбодрить подругу.       — Я удивляюсь, сколько народу их видит, — сказал Рон, оглядываясь по сторонам. Он тоже не видел фестралов и чувствовал себя немного не в своей тарелке. — Смотри, у нас целых трое.       — По крайней мере, трое, — поправил его Гарри, кивнув в сторону Жанны, которая стояла чуть поодаль и задумчиво смотрела на фестралов.       — Интересно, что она думает о них? — прошептала Гермиона. — Она ведь тоже их видит.       — Не знаю, — пожал плечами Гарри. — Но, думаю, у нее есть свои причины любить этих существ.       В этот момент к ним подошел Дадли.       — Жутковатые они, конечно, — сказал он, поморщившись. — Но вообще-то впечатляет. Как они летают с такими крыльями?       — Магия, — развел руками Рон. — Тут все возможно.       — А я бы попробовал приручить такого, — задумчиво проговорил Дадли. — Представляете, как бы было здорово летать на фестрале!       — Лучше не надо, — покачала головой Гермиона. — Они все-таки дикие животные, и неизвестно, как они себя поведут.       — А по-моему, это круто! — не унимался Дадли. — Ни у кого нет ручного фестрала, а у меня бы был!       — Боюсь, Хагрид тебе этого не разрешит, — усмехнулся Гарри. — Он очень трепетно относится к своим питомцам.              — А вот и неправда! — неожиданно раздался злорадный голос за их спинами. — Он бы разрешил, если бы кто-нибудь попросил у него что-то подобное за нужную цену. Хагрид готов продать все, что угодно, если ему предложат достаточно денег.       Они обернулись. Неслышно ступая по первому выпавшему снегу, позади них стояли Малфой, Крэбб и Гойл, ухмыляясь и злорадно глядя на компанию Гарри.       — Если бы при тебе кто откинул копыта, Уизел, может, ты и квоффл увидел бы?       — Хочешь, проверим? — спросила его Жанна, подойдя к Малфою почти вплотную, отчего тот невольно попятился.       Малфой ей в ответ только усмехнулся и выпятил грудь. Через мгновение Жанна уже стояла вплотную к нему и прожигала его лицо огненным взглядом, от которого он невольно съежился, не в силах вынести ее тяжелый, пронизывающий, словно удар стилетом, взор. Он попытался было отступить, но она, словно хищник, преследующий свою жертву, сделала короткий шаг вперед, лишая его возможности уйти. Рядом с ней плечом к плечу стоял Дадли и смотрел со значением в глаза Малфою.       — Не нарывайся, — пробубнил Дадли.       Он посмотрел со значением в глаза Крэббу и Гойлу, которых заметно превосходил размерами, и потер кулаки. Те невольно попятились назад, чувствуя угрозу, исходящую от этого здоровяка.       — У тебя будут проблемы, Дурсль! — пискнул Малфой. — И у тебя, француженка, тоже!       — Да ну? — хором спросили оба и переглянулись.       — Нападай! — вскинул руку с палочкой Дадли. — Давай же!       Малфой неуверенно выбросил руку с палочкой и послал в Дадли заклятие. Тот машинально уклонился, вскрикнул подряд «Протего! Экспеллиармус!», и незадачливая троица позорно ретировалась, теряя по пути палочки.       Жанна не оставила их в покое. Она одним прыжком подскочила к ним, подняла руку, чтобы коснуться лежащего на снегу Малфоя, как он тут же отпрянул. Крэбб и Гойл последовали его примеру.       — Жалкие трусы, — процедила она, глядя как они бегут от нее. Они только что в спешке подобрали палочки и удирали, спотыкаясь на каждом шагу, успевая при этом бормотать что-то невнятное.       — Это они еще не знают, как босс их папашек в ту ночь выглядел, — начал Гарри.       — Все они знают, — возразила Жанна. — Потому и боятся. Они боятся не нас, а своего собственного страха. Они боятся, что их драгоценный Темный Лорд окажется не таким всесильным, как им кажется. И они боятся, что им придется отвечать за свои поступки.       Рон подошел к Дадли вместе с Гарри и похлопал ему по плечу.       — Молодец, Дадли! Так их!       — А ведь правда, — улыбнулся Гарри. — Ты хорош в защите.       Дадли словно бы не заметил похвалы.       — Терпеть не могу, когда кто-нибудь нарывается, — буркнул Дадли, сунул палочку в карман и пошел по дороге к теплицам. — Эй, вы там! Мне вас ждать там, что ли? На травологию опоздаем.       Гермиона последовала за ним и пробежала чуть вперед. Она вынула волшебную палочку и заклинанием включила горячий воздух, чтобы растопить в снежной целине тропинку к теплицам.

***

      Дадли вообще часто удивлял Гарри в последнее время. К удивлению кузена, иногда наблюдавшего его успехи только со стороны, Дадли быстро освоил практику по самым базовым заклинаниям, которые Гарри проходил несколько лет; он так же быстро научился летать на метле и теперь почти каждый день пропадал на улице, где оттачивал свое мастерство, и, казалось, сам воздух помогает ему. В один из дней, во время урока Защиты, Гарри, улучив момент, когда Амбридж отвернулась, украдкой выглянул в окно, надеясь увидеть своего брата. То, что он увидел, поразило его до глубины души. Дадли, оседлав свой Нимбус-2001, творил в небе настоящие чудеса. Он то взмывал ввысь, едва ли не касаясь верхушек деревьев, то камнем падал вниз, заставляя сердце Гарри замирать от страха, и в последний момент, у самой земли, выравнивал метлу и проносился над полем, словно ласточка. В какой-то момент, заметив, что за ним наблюдают из окна, Дадли исполнил невероятно сложный и красивый маневр, который тут же подхватил и повторил Фред, выкрикнув:       — Во дает! Это же финт Вронского!       — Ух ты! — непроизвольно вырвалось у Гарри. Он никогда еще не видел, чтобы кто-то так лихо управлялся с метлой. Казалось, что Дадли не просто летит, а танцует в воздухе, и метла является продолжением его самого. В этот момент ему казалось, словно Дадли родился не в магловской семье, а в воздухе — настолько хорош и органичен он был в полетах. Он выписывал в небе немыслимые пируэты, то стремительно набирая высоту, то резко пикируя вниз, то выполняя мертвые петли и бочки, от которых у зрителей захватывало дух. И всякий раз, когда он выходил на тренировку вместе с остальными, Гарри казалось, что Дадли вот-вот изобретет какой-нибудь новый, невероятный прием, который войдет в историю квиддича. Он летал с такой страстью, с такой самоотдачей, что невольно заражал всех своим восторгом. Казалось, что для него не существует ничего, кроме неба, метлы и ветра, свистящего в ушах. Но чем лучше он летал на метле, тем меньше внимания уделял теоретическим занятиям.       Он из рук вон плохо справлялся с прорицаниями, историей магии и защитой от темных искусств, не любил сдавать сочинения по различным предметам, но, когда дело доходило до практической части, тут его было сложно превзойти. Ведь в какой-то момент Гарри заметил, что Дадли во время тренировок, кажется, погружается в какое-то особое состояние, похожее на транс. Он словно сливается с метлой, становится с ней одним целым, и тогда в небе начинается настоящее волшебство. Теперь же, глядя как он летает на подаренном отцом Нимбусе-2001, многие прочили ему карьеру великого игрока в квиддич и даже подготовили для него место в гриффиндорской команде на скамье запасных.       Все понимали, что нынешний состав команды однажды сменится, и вот тогда на поле выйдет Дадли Дурсль, кому место не иначе как с игроками уровня Крама. Поэтому, всякий раз, когда Дадли выходил вместе с командой на тренировку, гриффиндорцы заранее знали — он их вновь поразит своим мастерством, и какую бы роль они для него не подобрали, тренировка пройдет идеально. Ведь Дадли не просто летал, он жил полетом, он чувствовал метлу, как продолжение себя, и каждый раз, поднимаясь в небо, он открывал в себе новые грани своего таланта. Он был похож на художника, который каждым взмахом кисти создает неповторимый шедевр. Только вместо кисти у него была метла, а вместо холста — бескрайнее небо. Оставалось только дождаться, когда же пробьет его звездный час. К еще большему удивлению Гарри, Дадли резко изменился — попав в новое для него общество, он целиком перестроился под него, и перестал радоваться похвалам, поэтому сколько его не хвалили, Дадли все пропускал мимо ушей и упорно шел к цели.       Теперь Гарри не удивился его реакции на похвалу друзей.       Он уже привык к переменам характера Дадли. Он не знал, какие мысли крутятся в голове у кузена, но прекрасно понимал — все его достижения не могут быть абсолютной случайностью. Поэтому, всякий раз глядя на него в небе, он представлял полет фантазии своего двоюродного брата. В этом смысле Дадли виделся ему этаким художником, пишущим картину в небесах своими пируэтами на метле, изо дня в день приобретавшими все более замысловатый характер. Ему с легкостью удавалось сделать что-то, и никто не мог за ним этого повторить не потому, что другие ученики были какими-то глупыми или бесталантными. Гарри полагал: многие из них смогли бы повторить его успехи после дополнительных тренировок, и им мог бы помочь в этом сам Дадли, но что двигало Дадли каждый раз, когда он изобретал что-нибудь новое, для него оставалось сокровенной загадкой, а Дадли никогда сам не рассказывал об этом. Зато, каждую ночь он спал как убитый, и — как думал Гарри — ему снились новые трюки на метле.

***

      В Выручай-комнате сегодня вечером царила атмосфера оживленной работы. Гарри, по обыкновению, руководил большой группой студентов, среди которых были не только его друзья — Рон и Гермиона, но и множество других учеников с разных курсов и факультетов, включая и тех, кто совсем недавно обрёл свои магические способности. Среди них были и уже знакомые ему по рассказам Гермионы Сэм Брайтвуд, о котором говорили, что он увлекался футболом, и Агата Санспарк, которая, по слухам, много времени проводила за изучением звездного неба. Гарри заметил, что к ним опять присоединились Фуджимару и Маш. На этот раз Фуджимару не просто наблюдал со стороны, а время от времени подходил к ученикам, давая короткие советы или что-то показывая, но делал это не в отношении всех, а лишь выборочно, будто знал, кому его помощь принесет плоды. Маш же снова держалась немного в стороне, но Гарри видел, что она внимательно следит за происходящим, а иногда даже отрабатывает заклинания вместе со всеми, хоть и старается не привлекать к себе внимания.       Сегодня Гарри проводил урок по заклинанию Импедимента.       — Это заклинание еще называют Заклятием Ватных ног, — объяснял он, демонстрируя правильное движение палочкой. — Оно не остановит противника полностью, но значительно замедлит его, лишит равновесия. Это даст вам драгоценные секунды, чтобы увернуться или использовать другое заклинание. Главное — правильно направить палочку и четко произнести заклинание.       Студенты старательно повторяли за ним движения и слова, пытаясь освоить непростое заклинание. Гарри ходил по комнате, поправляя ошибки, давая советы, подбадривая тех, у кого не получалось.       Он с удовлетворением отмечал прогресс некоторых учеников. Особенно выделялся Сэм Брайтвуд. Высокий темноволосый парень, он двигался с удивительной для своих габаритов ловкостью и, казалось, совершенно не уставал. Его заклинание Импедимента получалось особенно эффектным — манекены, на которых он тренировался, не просто замедлялись, а смешно спотыкались, теряли равновесие и неловко заваливались на пол, словно у них подкашивались ноги. Сэм явно наслаждался процессом, и его уверенность в себе росла с каждым удачным заклинанием.       — Отлично, Сэм! — похвалил его Гарри. — У тебя отлично получается! Точность и сила — то, что нужно!       — Спасибо, Гарри, — Сэм улыбнулся, явно польщенный похвалой. — Наверное, это все футбол. Я привык рассчитывать свои движения.       Гарри кивнул. Значит, слухи о его увлечении не врали. Надо будет потом расспросить его поподробнее об этой игре.       Другой ученицей, привлекшей его внимание, была Агата Санспарк. Тихая и задумчивая девочка с длинными темными волосами и пронзительно-голубыми глазами, она действовала более вдумчиво и осторожно. Она не спешила, тщательно отрабатывая каждое движение, каждое слово. Ее заклинания были не такими быстрыми и мощными, как у Сэма, но зато отличались особой точностью. Она словно не просто произносила заклинание, а вкладывала в него часть своей души, своей внутренней энергии. И от этого ее магия приобретала неповторимый оттенок, становилась особенно красивой и гармоничной.       Гарри заметил, что Агата часто закрывает глаза, прежде чем произнести заклинание, словно погружаясь в свой внутренний мир. Он вспомнил, что, по словам Гермионы, она увлекается астрономией, и ему почему-то подумалось, что она черпает вдохновение из звезд, из бескрайних просторов космоса.       В какой-то момент Гарри увидел, как Агата экспериментирует с заклинанием, добавляя в него необычные визуальные эффекты. Она заставила искры от Импедименты складываться в причудливые узоры, похожие на далекие созвездия.       — Очень красиво, Агата, — не удержался от комплимента Гарри. — У тебя настоящий талант.       Агата слегка покраснела и опустила глаза.       — Спасибо, — тихо ответила она. — Я просто люблю звезды. И мне кажется, что магия чем-то похожа на них. Она такая же прекрасная и таинственная.       Гарри понимающе кивнул и пошел дальше, продолжая наблюдать за учениками. Он видел, как старательно они работают, как стремятся к совершенству, и чувствовал гордость за них.       Дадли тоже делал успехи. Он упорно тренировался, стараясь доказать, что он достоин быть в этой группе. И у него неплохо получалось.       В какой-то момент к Гарри подошел Фуджимару.       — У вас талантливые ученики, Гарри, — сказал он, наблюдая за происходящим. — И вы хорошо их обучаете.       — Спасибо, — ответил Гарри. — Я стараюсь.       — Вижу, — кивнул Фуджимару. — И это приносит свои плоды.       Продолжая ходить по комнате, Гарри не мог не размышлять о разном происхождении своих однокурсников. Он хорошо знал, с каким предубеждением некоторые волшебные семьи относятся к уроженцам маглов, но всегда считал, что талант и упорный труд важнее, чем происхождение.       По мере продвижения урока Гарри понимал, что должен продолжать поощрять всех своих учеников, независимо от их происхождения или статуса. Он видел потенциал в каждом из них и надеялся, что они будут продолжать заниматься своими интересами и преуспевать в учебе.       Возможно, в будущем кто-то из них, маглорожденных студентов, даже станет величайшим человеком своего времени, разрушит барьеры предрассудков и докажет раз и навсегда, что происхождение не определяет способности человека. Гарри гордился своими учениками и знал, что они способны достичь в жизни всего, чего захотят, если только будут верить в себя.       Когда занятие подошло к концу, Гарри, убедившись по Карте Мародеров, что путь свободен, стал выпускать студентов из Выручай-комнаты небольшими группами.       — Неплохо получилось сегодня, — сказал он Жанне, когда они остались вдвоем. — Все старались, и у многих уже хорошо получается.       — Могло быть и лучше, — пожала плечами Жанна. — Некоторые слишком медлительные и не понимают, что от них требуется.       — Не все же такие, как ты, — усмехнулся Гарри.       — Это точно, — Жанна обернулась к нему и неожиданно улыбнулась. — Но у них есть потенциал. Со временем научатся. Если, конечно, захотят.       — Ты была права, — сказал Гарри. — Насчет того, что нужно действовать, а не ждать указаний.       — Я, знаешь ли, редко ошибаюсь, — Жанна подошла ближе, сокращая между ними дистанцию. — Запомни это.       Гарри не ответил, все еще глядя на нее.       — Кстати, о боггартах, — неожиданно сменила тему Жанна. — Что ты там спрашивал насчет моего?       Гарри с удивлением уставился на нее. Он уже и забыл об этом разговоре, но Жанна, похоже, решила к нему вернуться.       — Ну… — Гарри немного замялся. — Ты ведь видела то дерево, да? Я просто хотел понять, почему оно так тебя напугало.       — Это не просто дерево, — тихо сказала Жанна. — Это Дерево Фей. Оно растет в моей родной деревне, в Домреми.       — Дерево Фей? — переспросил Гарри. — Я никогда о таком не слышал.       — Конечно, не слышал, — Жанна усмехнулась. — Откуда тебе знать о французских легендах? Это очень старое дерево. Когда-то мы, деревенские дети, играли под ним. Верили, что там живут феи. Водили хороводы, пели песни, плели венки… Это было давно. Еще до того, как…       Она замолчала, и Гарри увидел, как тень пробежала по ее лицу.       — До того, как что? — осторожно спросил он.       — До того, как все изменилось, — Жанна отвернулась, глядя куда-то в сторону. — До того, как я услышала голоса.       — Голоса? — Гарри напрягся, зная, что Жанна, порой, ведет себя странно, но не понимая, что именно она имеет в виду.       — Святые указывали мне путь, — пояснила Жанна. — Я должна была спасти Францию, и я верила, что смогу.       — И ты смогла, — тихо сказал Гарри, вспоминая рассказы о подвигах Жанны д’Арк. — Ты стала национальной героиней.       — Героиней, — горько усмехнулась Жанна. — Да, так меня называли. А потом те же самые люди, которых я спасала, предали меня. Обвинили в ереси, в колдовстве.       — Но при чем тут дерево?       — Оно стало одним из доказательств моей вины, — голос Жанны дрогнул. — Они говорили, что я поклонялась нечистой силе, что водила хороводы с феями, что черпала свою силу от злых духов.       — Но ведь это неправда, — возмутился Гарри.       — Для них это было правдой, — Жанна покачала головой. — Им нужно было найти козла отпущения, и они нашли его в моем лице. А потом… потом был костер.       — И ты…       — Я не боялась смерти, — перебила его Жанна. — Я знала, что исполнила свой долг. Но я не хотела умирать так. Не от рук тех, кого защищала.       — А что с деревом?       — Его хотели срубить, — Жанна сжала кулаки. — Сразу после моего плена. Но жители Домреми не позволили. Они защитили его, как когда-то защищали меня.       — Так почему же твой боггарт?..       — Потому что это дерево — символ не только моего прошлого, но и моего страха, — сказала Жанна. — Страха перед тем, что может случиться снова. Страха, что меня опять предадут.       — Но здесь все по-другому, — возразил Гарри. — Здесь у тебя есть друзья, те, кто тебе верит.       — Друзья, — Жанна усмехнулась. — Хорошее слово. Но даже оно не всегда способно защитить от боли.       — Но ты же изменила боггарт, — напомнил Гарри. — Ты заставила его показать тебе не то, чего ты боишься, а то, чего ты хочешь.       — Да, — Жанна кивнула. — Я представила себе тех, кто был мне дорог. Тех, кто не предал меня, кто остался верен мне до конца.       — И это помогло?       — На время, — Жанна пожала плечами. — Но воспоминания никуда не денутся. Они всегда будут со мной.       — Как и твои друзья, — сказал Гарри. — Мы всегда будем рядом.       Жанна ничего не ответила, лишь слегка улыбнулась и отвернулась, глядя куда-то в сторону.       Улыбка Жанны смягчилась, и она посмотрела на Гарри с благодарным выражением лица, но ничего не ответила. Некоторое время они молча смотрели друг другу в глаза, и Гарри показалось, что между ними протянулась незримая нить, сотканная из понимания и взаимной симпатии. Она подошла к Гарри чуть ближе, настолько, что он смог рассмотреть ее лицо до мельчайших деталей: каждую пушистую ресницу на краях ее чуть раскосых глаз, каждый светлый волосок, небрежно выбившийся из обычной прически, казавшейся Гарри особенно милой. Он заметил легкий румянец, проступивший на ее щеках, и едва заметную дрожь в уголках губ. В этот момент она казалась ему особенно красивой и беззащитной, и ему нестерпимо захотелось обнять ее, прижать к себе, защитить от всех бед и невзгод.       Но вместо этого Гарри лишь сделал небольшой шаг назад, неловко улыбнувшись.       — Спасибо, Жанна, — сказал он, нарушая молчание. — Что поделилась этим со мной.       Жанна тоже, кажется, немного смутилась. Она отвела взгляд и тихо произнесла:       — Не за что. Просто… иногда нужно выговориться.       Она еще раз взглянула на Гарри, и в ее глазах мелькнула тень благодарности. А затем, словно спохватившись, она резко отвернулась и быстрым шагом направилась к выходу из Выручай-комнаты.       Гарри смотрел ей вслед, чувствуя странное щемящее чувство в груди. Он не понимал, что происходит между ним и Жанной, но чувствовал, что это что-то важное, что-то, что может изменить их жизнь навсегда.

***

      Мистер Уизли сидел на темном каменном полу, все вокруг застилал плотный туман, и чей-то насмешливый тоненький голосок — словно девчоночий — прошептал:       — Ну же, скажи!       Тонкий силуэт перед мистером Уизли воткнул ему в грудь два ножа с разных сторон, а тот сидел не в себе от нестерпимой боли. Глаза его закатились, и он только едва слышно стонал.       — Скажи мне, скажи! — продолжал этот девчоночий голосок.       Мощное гладкое тело Гарри скользило вокруг него, и высунуло язык. Шрам Гарри взорвался нестерпимой болью, и он вновь ощутил его. Волдеморт торжествовал.       — Гарри! ГАРРИ!       Гарри не сразу различил людей, стоящих вокруг его кровати. Он чувствовал себя как никогда плохо. Придя в себя и попрощавшись с остатками ужина, он взглянул на Рона, решительно не понимая, что тому сказать, кроме:       — Твой папа… На него напали…