Hexerei

Посреди белого дня.

      Королевская зала заполняется кровью, багряные брызги разлетаются во все стороны, оставляя за собой длинные следы на белых стенах и синих коврах. Крик и визг разрезает собой тишину, прерываясь внезапно. Оставляя за собой лишь тяжелое дыхание и неприятные булькающие звуки. С лиц стражи стекает холодный пот. Страх окутывает, вынуждает дрожать, но они стоят, боясь шелохнуться или вздохнуть, сделать лишнее движение, лучше уже притвориться мраморной статуей чем попасть под горячую руку, только что взошедшего на престол нового монарха.        Только что. Буквально только что. Тело прошлого короля еще не остыло, оно лежит у подножья, небольшого подъема к королевскому трону. На котором восседает новый король, руки его окрашены алым. По локоть в крови. Он тоже не шевелится. Он молчит, опустив голову вниз. Он тяжело дышит. Дышит прерывисто, с силой сжимая рукоять меча, которым мгновение назад зарезал собственного отца. Зарезал короля, монарха, пьяницу и диктатора. На полу еще не остыла его кровь, в ушах еще не прошел звон от яростных криков. Его разбухшее тело так и будет валяться тут, на потеху всем зрителям, как урок, до тех пор пока некогда нелюбимый отцом сын не взмахнет рукой, веля убрать эту мерзкую тушу с глаз долой.        «Как прирезать свинью» — проносится мысль в голове Михаэля, когда взгляд голубых глаз еще раз цепляется за свое творение. За свое лучшее решение. Солнечные блики играют в луже растекшейся крови, она не перестает течь, расползаясь все больше и больше, сильнее пачкая синеватые ковры. Впитываясь в них своим цветом, оставаясь металическим запахом. Запахом к которому он привык с самого своего рождения. Он вздрагивает, поднимая голову, когда звенящая тишина прерывается возгласами окруживших его солдат.        Все молчат. Все ликуют. Новый король взошел на престол.        — Король Карл мертв! Да здравствует король Михаэль! Да здравствует король Михаэль! Да здравствует Король Михаэль! — стража кричит в унисон, вскидывая руки, поднимая мечи вверх, синхронно топая ногами. Зала заполняется железными звуками. Все громче и громче. Громче. Они счастливы. Они улыбаются, выстроившись перед новым новым королем друг за другом.        Пришло время присягнуть на верность.       Михаэль вздыхает, поднимая голову вверх, беспристрастно наблюдая за ликующей толпой. Должны ли преданные подданные так радоваться смерти своего короля? Должны ли преданные поданные радостно кричать? Ликовать и плакать от счастья? Когда Михаэля зарежет собственный бастард на глазах у сотни, они будут также счастливы? С каждой секундой он только сильнее убеждается в верности своего решения, сжимая рукоять меча. Его лицо не выражает ничего. Его глаза пусты а сердце холодно. Ледяная статуя. Каменное изваяние. Он не чувствует сожаления, мгновение назад зарезавший собственного отца.        Отца?        Тирана и мерзкую свинью.         Михаэль лениво вытягивает руку вперед, голову прижимая к плечу. Улыбается лукаво.        — Пусть каждый в этом зале, кто готов принять новую власть поцелует мою руку, в ином случае отрубит себе голову сам! — стража замолкает, внимая словам молодого монарха, они разносятся эхом. Прислуга выстраивается в очередь.        Пришло время присягнуть на верность.       Сотня людей целует окровавленную кисть. Окровавленную кисть пятнадцатилетнего Михаэля Кайзера. Нового молодого монарха. 

***

      Под высокими потолками бесконечных коридоров раздаются тревожные шаги. Ноэль не должен был этого допустить. Он знал что это может случиться, но он не успел, когда он заходит в тронный зал, место трагедии, стража уже выносит тело предыдущего Короля, оставляя за собой кровавую дорожку. Ему остается только смотреть, наблюдать за тем как его Короля, некогда друга и товарища тащят двое молодых гвардейцев, небрежно волочат за руки, проходя мимо.        Сердце с болью сжимается. Это его ошибка. Он надеялся, надеялся до последнего и был абсолютным дураком, закрывающим на все глаза. Живущий в своих нежных мечтах о том что король исправиться, он перестанет пить, забудет о той куртезанке, которую Ноэль ему и привел, что король перестанет тратить день, что король возьмется за ум, начнет слушать свой народ, начнет слушать Ноа, и наконец-то полюбит то чадо, которое он сам решил оставить возле себя, после ее побега.        Но эти мечты рассыпались, разбились о суровую реальность, где Карла, некогда его лучшего друга, волочат как прирезанного зверя, после удачной охоты, скоро разделают и подадут на стол, с яблоком в зубах, на роскошный стол, в честь коронации принца-бастарда.        — Ноа, ты задержался, — голос Кайзера холодный, отрезвляющий. Он гордо восседает на присвоенном себе троне, возложив руки на выставленный перед собой меч. И все же окончательное осознание охватывает Ноа только сейчас. Когда он видит, видит как некогда маленький принц-бастард сидит на его троне, испачканный, весь в крови, если знать что знает Ноа, то приглядевшись к его шее можно заметить следы от пальцев. Но сейчас над его головой возвышается солнечный ореол. Он улыбается.        — Ты- — Ноа вскрикивает и срывается с места, охрана не успевает отреагировать, а даже если бы успела, то им бы все равно не удалось остановить капитана королевской гвардии и главного советника предыдущего короля. Он преодолевает дистанцию от входа до трона слишком быстро, буквально запрыгивая на пьедестал, хватая Михаэля за воротник обеими руками, встряхивая его. — Что ты наделал!?        Он срывается. Он знает что виновен, но он срывается. Кайзер с жадностью глотает воздух, издавая какой-то жалкий скулящий звук, болезненно скривив лицо. Он знает что он виновен в этом. Он знает но не может поверить, не может поверить в то что Михаэль зарезал собственного отца, и по видимому никто из присутствующих даже не смел помешать ему в этом. Даже не попытался остановить.        Его руки движутся вверх. Он вновь дергает Кайзера, и только после этого слышит звук оголившегося из ножен металла. Сотня клинков окружает его, приставленных к его шее. Ноа не дергается, оглядывается глазами, медленно, все глаза в этой комнате смотрят на него. Все клинки вышедшие из ножен тоже. Ему остается лишь ослабить хватку на чужом воротнике. Михаэль ухмыляется.       — Это покушение на Короля! Немедленно отойдите от него! — вскрикивает один из гвардейцев. Ноэль вздыхает. Тяжело. Кайзер смотрит на него победно. Смотрит с низу, но смотрит так будто стоит на вершине. Ему не остается ничего, кроме как и вправду опустить Михаэля, сделав два шага назад, но круг из мечей не распадается. Каждый клинок направлен на его шею. Вот он, моральный подъем нации, во всей красе. И Ноэль полностью признает свою вину в этом. Он готов понести наказание.        Кайзер небрежно отряхивает свои плечи, старается восстановить дыхание, приподымаясь с трона. Теперь они одного роста с Ноа. Он смотрит с призрением, его голубые глаза больше не выражают ничего, кроме этого холодного взгляда. Он знает, Михаэль винит его, винит его в том что тот не защищал его, что позволял его собственному отцу издеваться над ним, измываться изо дня в день, при этом держа рядом, на цепи как дворового щенка, на котором он мог бы вымещать свою злость, свою ненависть и обиду, за побег той куртизанки.        Что же, теперь этот самый щенок не просто укусил его руку, он откусил голову, и с гордостью уселся на его трон. Они все равно были одной породы.       Он знает. Знает что, Михаэль ненавидит его, ненавидит его за то что не позволил сбежать тогда, ненавидит за то что в ту самую ночь побега он нашел его, нашел его и приволок обратно к отцу, буквально принес за шкирку и кинул в ноги к его хозяину. А после смотрел. Смотрел как Карл снова и снова бил своего сына, бил свою собственную кровь, бил ногами в спину, бил кулаками по лицу. Бил. Бил. Бил. Кровь тогда также летела в разные стороны. Только теперь на синих коврах красуется не его кровь. А той самой свиньи.        И за это Ноэль тоже готов понести наказание.        — Ноа, хочешь ты этого или нет, но теперь я новый Король, — Кайзер вновь обращается к нему, смотрит прямо в глаза, улыбается и упивается своей властью. Протягивает окровавленную кисть вперед, и кажется только сейчас Ноа замечает что у всех присутствующих на губах кровавые отметины. — Целуй, — резко произносит Кайзер, подставляя кисть прямиком к чужим губам. — Целуй Ноа, или умри.        Сердце пропускает удар.        Это он виноват. Он виновен. Он готов покаяться в своем грехе. Ноа чувствует как клинки впиваются в его шею, как горячая кровь опаляет его кожу.        Он опускается на колено. Целует.        Кайзер кривится. Но он знает что мелкий засранец ликует в глубине души. Старается выдернуть руку, как только получает свое, но Ноа быстро перехватывает ее, с силой прижимая к своим губам. Он видит, видит как зрачки Кайзера расширяются, видит как тот теряется, лишь на мгновение, дергается, но тут же приходит в себя, стараясь оставаться таким же. Стараясь оставаться сильным, стараясь оставаться холодным, стараясь оставаться бесстрашным, будто они оба не знают что Ноэль видел как собственный отец втаптывал маленького принца-бастарда в грязь, и не заставлял его есть с пола.        Ноа целует, целует руку нового Монарха, а после слизывает с нее кровь своего Короля.        — Да здравствует новый Король, Михаэль, — почти шепотом произносит Ноа, поднимая глаза.       — Да здравствует новый Король, — язвительно шипит Кайзер, передразнивая его и наконец выдирая свою руку.        Самое время, присягнуть на верность.