Их ошибки

Солнце неприятно жжёт бледную кожу Андреа. Злые горящие лучи оставляют на коже нежелательное тепло. Она хочет замёрзнуть. Замёрзнуть так, как мерзла на протяжении мучительных двух месяцев. Замёрзнуть так, чтобы никто не догадался, как ей на самом деле больно. Замёрзнуть так, чтобы превратиться в сплошной лёд. Стать одной температуры с той, которой Андреа сейчас звонит. Журналистка ненавидит бездушный голос автоответчика, с которым ей приходится сталкиваться каждый рабочий день. Потому что этот голос — размеренный и скрипучий; правда, не кукольный, но какой-то… замерший. Напрочь лишённый сочувствия. Она ненавидит короткие отрывистые гудки. От них ужасная хандра растекается по всему телу и пульсирует в жилах. Андреа жмурится и надевает солнечные очки, чтобы можно было увидеть номер, высвечивающийся на экране услужливого мобильника. Она ненавидит себя за свою слабость. За то, что, сжавшись, ушла в самый ответственный момент от той, которая метнула вслед озадаченный взгляд и, смирившись с таким трусливым побегом, отвернулась. Андреа хорошо помнит, как на следующий день на всех таблоидах был запечатлён этот разочарованный взор. Недовольство и боль искажали её безупречные черты. И каждый зевака знал, кто стал причиной этого. — Эй, ты куда прёшь?! — Андреа поворачивает голову в том направлении, где предположительно находится обладатель грубого баса. Чёрная легковушка, взвизгнув, тормозит, из салона выскакивает водитель. Схватив Андреа за плечо и оттащив с середины проезжей части, он поначалу даже замахивается, но, внезапно остановившись, бросает на неё жалостливый взгляд: — Бог с тобой. Смотри по сторонам, дурочка, а то и до реанимации недалеко… *** Миранда любит пересматривать старые фотографии. Сделанные совсем древним фотоаппаратом, чёрно-белые, но всё равно с какой-то безусловной изюминкой. Коллекция таких фотографий разрослась до внушительных размеров, и теперь её домашняя библиотека скорее напоминает огромную фотогалерею. — Мама, ты опять уезжаешь? — указывая на уже собранный чемодан, вздыхает Кэссиди. Каролина предпочитает отмалчиваться, сейчас просто ковыряется в своей тарелке и не смотрит ни на мать, ни на сестру. Только пальцы слегка подрагивают. Девочка в последнее время слишком неразговорчива. — Верно, детка, — Миранда заставляет себя улыбнуться, хотя знает, что сейчас её улыбка ничего не значит. — По работе. Вилка, выпавшая из рук Каролины, с противным звоном приземляется на пол. — Простите, — бормочет близняшка, исчезая под столом в поисках прибора. Миранда чувствует тепло ребёнка, сейчас нечаянно коснувшегося плечом её лодыжки. Вилка вновь появляется на чистой накрахмаленной скатерти. А детские добрые руки обвивают её ноги так крепко, что Миранда вздрагивает и с удивлением смотрит на дочь, всё так же сидящую на полу и положившую голову ей на колени. Зелёные глаза — грустные, совсем грустные. — Не надо, — Кэссиди устремляет на мать долгий тоскливый взгляд. — Пожалуйста, — она соскакивает со стула и оказывается рядом. — Мы так хотели провести день рождения с тобой, — нижняя губа начинает предательски дрожать. — Останься… Девочки знают, что она всё равно уедет. Потому что не случилось пока такого катаклизма, который смог бы заставить Миранду передумать. А ещё они знают, что она их сильно любит. И именно поэтому часто вынуждена покидать их. Ведь работа главного редактора забот прибавляет ещё с каким верхом. — Я не могу, — Миранда нежно закручивает волосы дочери в локоны. И, кажется, этим всё сказано. *** Андреа задумывается, крепко цепляясь за пришедшую мысль. Может, стоит написать книгу? О чём?.. Дождь усиливается, а в уютном придорожном кафе вкусно пахнет выпечкой. Не купить ли пару эклеров? Правда, потом об этом придётся пожалеть. — Кофе, пожалуйста, — криво улыбается и достаёт кошелёк. *** Миранда запечатлевает поцелуи на щеках близнецов и, склонившись, заправляет им за уши выбившиеся из прически рыжие пряди: — Слушайтесь няню. Делайте уроки. Учите французский, и тогда в следующий раз поедете со мной. Ясно вам? Девочки синхронно кивают. Они не хотят прощаться. Миранда разворачивается и легко сбегает по ступеням особняка. — Мама! — Да, родная? — улыбается одними уголками губ, снизу вверх наблюдая за выскакивающей на порог Каролиной. — Ты очень красива, мама. И внезапно ей хочется расплакаться. Прямо перед личным шофером и подошедшей к ребёнку няней… Показать, как ей на самом деле бывает плохо в такие моменты. Но она лишь машет дочери рукой и, оказавшись в салоне автомобиля, опускает стекло: — Каролина, будь умницей. И не ссорься с сестрой. Нет, Андреа никогда не сможет понять её. Просто потому, что она совершенно другая. И именно сейчас, печатая сообщение новой ассистентке, Миранда понимает, как ошибалась, однажды сказав: «Знаете, мы с Вами похожи»… *** Снова занято. И долгий мрачный дождь барабанит по окнам. Сакс устало потягивается, откидываясь на спинку рабочего кресла. Почему одиночество так давит? В городе её нет — уехала. Так сообщил вздыхающий Найджел, аккуратно протирая очки. На вопрос, когда вернётся, предпочёл ответить многозначительным молчанием. Совсем он разучился по-человечески общаться. Наверное, какие-то проблемы с выпуском нового номера. — Не знаем, как уложиться в сроки. Последние страницы Миранда забраковала. Теперь опять придётся устраивать фотосессию. Не мне извещать тебя, какая она перфекционистка. Да, наверное, ты ошиблась, думая, что она когда-нибудь уменьшит свой безграничный пыл. *** Миранда с присущей ей щепетильностью смахивает незаметные пылинки с рукавов чёрной блузы, придирчиво осматривая новоиспеченный выпуск «Подиума». Точь-в-точь с её высокими стандартами. Отлично. Хотя бы Найджел остаётся прежним. — Миранда? Знакомый низковатый голос врывается в её особняк непрошеным гостем. От неожиданности она роняет взятый с верхних полок огромный том. — Как Вы попали в мой дом? — резко оборачивается к стоящей в дверях, по-волчьи сверкая глазами. — С одной из Ваших ассистенток я дружна, — ответом служит улыбка. — Простите, Миранда, я не имела права так делать, но… — Вы не имеете права продолжать Ваши действия, Эмили, — она намеренно говорит это стойко приевшееся «Эмили». Разумеется, намеренно. Ведь люди от неё другого и не ждут. Истина, которую она сама породила и с которой теперь вынуждена мириться. — Бросьте. Вы же прекрасно помните моё имя, — несколько метров. Между ними несколько метров. Широкие шаги сжирают это расстояние. Теперь оно кажется ничтожным. — Позвольте мне вернуться к Вам. — Не смейте просить меня об этом, — она отступает к столу. — Однажды я ошиблась, взяв Вас работать к себе. Больше подобных ошибок я не допущу. Уходите. Сперва Андреа действительно подумывает сдаться. Но всё же медлит с решением. Медлит, как только может. И в итоге отказывается от этого. Вместо этого журналистка (всего лишь журналистка!) хватает редактрису за руку — тема ещё не закрыта, нет. — Я тоже ошиблась, Миранда. И это самая большая ошибка из ошибок в моей жизни, — женщина хочет вырвать запястье из крепкой хватки. — Поймите, я не желала таких последствий, — в огромных синих глазах читается недоверие. — И я никогда не хотела разочаровывать Вас, — эмоции так быстро сменяют друг друга, что невозможно ничего понять. — Это была глупо. Опрометчиво. Это была слабость. И время останавливается. Потому что Миранда замирает, и во внезапной тишине слышится лишь дыхание. — Что же, — она заметно смягчает тон. — Теперь я знаю больше. Андреа хочется сказать многое, но она одергивает себя, ограничиваясь коротким: — Я могу загладить вину? — Вы её уже загладили. Но в редакции Вам не место. — И почему же? — Потому что на меня не работают влюбленные люди, — Миранда хмурится. — Не думаю, что Вы краснеете просто так. Сакс одолевает некоторый стыд, ибо она не знает, что тут можно добавить в своё оправдание. — Доскональное выяснение отношений в мои планы не входит, — Андреа отважна в этом вопросе. В том вопросе, в котором отважным быть всегда полагается. — Держу пари, как раз всё наоборот, — Миранда скрещивает руки на груди и оглядывает стоящую напротив. — Пристли держит пари? — севшим голосом интересуется Сакс и, оказавшись непозволительно близко, медленно склоняется к Миранде, пока та сильно напрягается, готовая в любой момент отскочить, увернуться от этого огня. К слову, Андреа чувствует, как внутри неё клокочет настоящий жар. — Прекратите, — дрогнувшим голосом предупреждает Миранда, и Андреа… не целует её. Она глубоко вдыхает дразнящий её запах и прикусывает пересохшие губы. А что ей ещё остаётся?.. *** — Мы обе допустили ошибку тогда, — усмехается Миранда. — Понимаешь, о чём я? — Да, солнышко, мне стоило настоять, а тебе перестать быть такой стервой. И тогда нам бы не пришлось выжидать ещё два месяца. — Мама, с кем ты разговариваешь? Мы чего-то не знаем? — Да, девочки, чего-то вы, может, и не знаете…