Шаг в бездну

Иногда занавески красные только потому, что хозяин любит пурпур власти. Иногда занавески красные потому, что они горят. Как весь дом, превратившийся в ад. И ничего в этой жизни нельзя вернуть, как верно говорил отец. Перестроенный дом будет новым. Зашитая одежда будет неприятно цепляться новыми швами. Найденная кошка будет смотреть на тебя с ужасом — как на гостью с того света. Когда люди говорили, что Алиса безумна и ей не место среди них, она знала, что частично они правы. Конечно же, она должна быть в Стране Чудес. Только вот Страна Чудес — это не «где», это «как». Но этого не понять так называемым «взрослым» и «приличным» господам — тем, кто самолично разрушил свои страны, чтобы получить паспорта чужих, пахнущие резко и кисло типографской краской. Тем, кто смешал и разбавил краски до серости. Тем, кто не поднимает глаза к небу, где солнце и облака, а ходит с опущенной головой и смотрит на землю, чтобы однажды заметить и поднять пару шиллингов. И кто безумнее? Они или Алиса? У них был готов ответ. У неё даже не стоял вопрос. Ни у кого бы он не стоял. Под ослепительно ярким лазурным небом дома, оплетённые изумрудными лозами, казались разбросанными кубиками. На некоторых даже буквы имелись. Будто всё это — не часть разрушения, а чей-то причудливый замысел. Будто кто-то участливый не хотел, чтобы она просто так с улыбкой упала в зелёную траву, пробивающуюся через мощёные улицы, а продолжила двигаться вперёд. Даже когда, вроде бы, цель позади, а сокровенная опасная черта, обрыв безумия, пройдена. Ноздри щекотал аромат растущих здесь и там гигантских грибов, вздымающих шляпки на высоту пары человеческих ростов и посыпающих всё вокруг похожими на лиловые блёстки спорами, медленно оседающими или кружащимися в потоках непривычно тёплого ласкового ветерка. Девушку волновало другое — не то, что Лондон просто не мог выглядеть ТАК. Она спасла Страну Чудес, отменила свой личный апокалипсис… Так казалось в первые мгновения — ровно до того момента, когда по выходу из метро не стало ясно, что это всего лишь отсрочка. Шанс для девушки с разбитым, помутившимся сознанием сделать последний рывок. Безумный, но свободный. Вероятно, только таким он и может быть: нормальные люди идут смиренно и чинно в потоке. Даже сейчас Алиса их то и дело видела. Дрожь пробегала по плечам, когда приходилось сторониться потока сгорбленных полупрозрачных теней. Или летящей стаи грифов, каждый из которых в клюве держал ручку портфеля. Оставалось только смеяться, потому что время слёз прошло. Девушка засмеялась, и мгновенно вокруг неё стало пусто, будто разорвалась бомба, а в эпицентре была Алиса. В глазах на миг всё окрасилось в совсем иные цвета — мир состоял только из белого, чёрного, серого и кроваво-рубинового красного, будто излучавшего зловещий свет. И девушка продолжала смеяться, с болью в груди, с ужасом, запрокинув голову. И внимание привлекли яркие витражные стёкла на высоких башнях. Они вздымались в небо, будто пытались пронзить его, насадить как бабочку на иглы своими острыми шпилями. Собор. Идеально схожий с «архитектурой» её адского поезда. Если слово «идеально» вообще можно отнести к кошмарам, а тем более — к кошмарам такого рода, смешивающим мечту и самую грязную быль в мерзкий декокт. «Найди собор», – перед глазами будто вспыхнули пламенем буквы. И до ужаса, до рвоты заболело в груди. А затем мир погрузился в блаженную вязкую зловещую темноту. Алиса потеряла сознание. Но сознание должного нашло её. Придя в себя, девушка поняла, что её несут полицейские и при этом переговариваются. — Давай уже. Сгрузим к адвокату — и дело с концом. Ни на улице, ни в участке её не надо — пусть разбирается этот Рэдклифф. — Слыш, а чего у него не заперто? Может, случилось… Первый шикнул на напарника. — Ага! А ты расследовать будешь, если что случилось? И меня попрёшь с собой. Вот уж дудки! Вызова не было — не наше дело. Положив в коридоре притворившуюся бессознательной Алису, полицейские ушли. Наконец можно было подниматься и… Проведя по запястьям, девушка фыркнула: клятые прикосновения потных вонючих мужиков с вечно испачканными табаком и маслом ладонями. И тут же уставилась на обои, поражённая догадкой. На исполосованной ножом стене красовались изрезанные фигуры богомолов. «Найди собор», — снова вспыхнуло в голове. Всё ведь просто. До умопомрачения просто. И даже после него. Не мог действовать в одиночку так называемый «социальный архитектор», превращавший несчастных сироток в проституток. С ним всегда должны были идти рука об руку «социальные заказчики» и «социальные строители». Проекту нужны покупатели, готовые оплатить труд, и цемент с кирпичами, которые дадут проекту плоть. Конечно же, церковь — идеальный партнёр сутенёра и работорговца. Клиент с бесконечным голодом, с подпитываемой внешним целомудрием похотью. С почти неограниченными денежными средствами. Да ещё и с влиянием, которое поможет представить обе стороны сделки чуть ли не героями: религия промывает мозги не хуже психиатра и приступила куда раньше, чем этим занялась медицина. Будь Алиса в настоящей Стране Чудес, а не в этом искажённом, перевёрнутом мире, сколько бы секунд прошло, прежде чем она сорвалась бы бежать? Нисколько. А сейчас? Видимо, вымоталась, просто смертельно устала воевать и с миром, и собственным расколотым разумом. И Алиса понуро пошла наверх. Поплелась. Вместо того, чтобы нести возмездие подлецу в рясе, на поклон к подлецу в смокинге. Девушка вскрикнула, когда увидела на полу и стенах кровь. Всюду валялись черепки от разбитых ваз, куски обоев, лепестки роз и… зубы… Не значило ли это, что все её похождения были лишь галлюцинациями — игрой воспалённого сознания? Все бои с врагами в Стране Чудес? Все трофеи? Все откровения? — Чешир! — срывающимся голосом выкрикнула Алиса. Раздалась усмешка. Девушка тяжело дышала и озиралась, пытаясь отыскать хоть что-то — хоть улыбку, висящую в воздухе. Ничего. — Я сошла с ума?.. — на выдохе произнесла Алиса. — Конечно, — промурлыкал голос. — И тебе, и другим это известно давно, так что не стоит делать из этого трагедию. Девушка подбоченилась и фыркнула: уничижение от Чешира всегда вызывали только раздражение. — Лучше скажи, кошак, что мне делать. Усмешка. — То же, что и всегда стоит отвечать на этот вопрос: то, что хочется. А иначе зачем вообще жить — делая то, что не хочется, когда не хочется, ради тех, кого бы глаза не видели? Чтобы потом посмотреть в зеркало и понять, что ты в их числе? Мурчание перешло в новую усмешку и обратно. — Чем издеваться, лучше скажи: Страна Чудес — это моё наваждение?! — Да. Но нет — не только твоё. Довольна? — Нет. — А ложь могла бы сказать себе и сама. Закрыв ладонями лицо, Алиса зарылась в свои волосы и вздохнула. Тяжело сглотнула и пошла вперёд молча. В комнате, распластавшись на спине, лежал адвокат Рэдклифф. С окровавленным беззубым ртом. С ножом в груди. Одна рука лежала на лезвии и сжимала его, а во второй был зажат плюшевый кролик. — Вот так. Снова ты, белый кролик, приводишь меня к чудесам… тем ещё «чудесам». Алиса вдохнула металлический аромат крови и менее приятный запах — трупный. Даже если сейчас она всё равно мыслит не до конца здраво, даже если шаг означает падение в бездну, она сделает СВОЙ шаг. В конце концов, если спасение Страны Чудес не оказалось последним делом в её жизни, почему нет? Если её война за собственные разум и жизнь с треском проиграны, почему бы не вступить в менее проигрышный бой за чужие? Особенно после того, как психиатр, работорговец и наркоторговец улетел под поезд. Зло усмехнувшись, Алиса преклонила колено, вынула из тела нож и провела незаточенной стороной поперёк пальцев. Сталь приятно холодила. Твёрдая. Непреклонная. Подол перемазался в крови. Поднявшись и чувствуя напряжение и тяжесть в плечах, девушка подошла к платяному шкафу и раскрыла его скорее наудачу, чем целенаправленно, надеясь отыскать что-то ценное. Да хоть замену запачканной одежде. Алиса удержалась и не вскрикнула, увидев содержимое гардероба — среди пижам и деловых костюмов нашли пристанище несколько белых платьев разного размера. — Какого чёрта?! — ругнулась девушка, но никто не ответил на её возмущение. — Зачем старику они? Если в это он сам может… мог нарядиться, а это подойдёт разве что девочке лет десяти, то это как будто на меня. Будто попала в сказку о сраной Златовласке. «Лишь бы вернувшиеся медведи не навели порядок, насадив меня на шпиль». Усмехнувшись, девушка провела ладонью по шевелюре цвета воронова крыла и нехотя разделась. На секунду показалось, что на пол летит ярко-синее платье с белым передником, измазанным алой кровью, но Алиса тряхнула головой — там была лишь безрадостно полосатая серая материя. И радоваться или нет увиденному — девушка не знала. Наконец облачившись в белое и спрятав нож, Лиделл, стараясь не смотреть на разгром, буквально вылетела из комнаты и понеслась вниз по лестнице, ощущая странную боль в груди. И дальше — по серым улицам Лондона. Мимо безликих одинаковых людей в серых, зелёных или бурых одеждах. Под дымным серым небом, скрывшим, кажется, навеки солнце. Вдыхая запах сырости, тины, тухлой рыбы, ржавчины и пота. Бежать, дрожа от промозглого ветра. Бежать, собирая в кулак решимость, чтобы не повернуть назад или не обойти собор стороной. Когда Алиса зашла в церковь, службы не было, хотя в здании и оставались редкие прихожане. Усач в грязной одежде спал на лавке, сложив руки на груди и склонив голову. Могла бы царить тишина, но толстый священник ругался на девушек из хора, периодически останавливаясь, чтобы, видимо, в божьем доме не звучали совсем уж недозволенные грубые слова. Сглотнув, Лиделл направилась к священнику. — Чего опять? Он недовольно обернулся, заметив движение на границе зрения, и обомлел, увидев Алису. На лице за считанные мгновения сменилось несколько выражений — удивление, страх, надежда, похоть, раздражение, нетерпение и растерянность. Но девушка молчала, в притворном благочестии сложив ладони перед грудью и склонив голову. Священник улыбнулся и кивнул. — В общем, вы всё поняли, — обратился он к хору. — Идите. — И девушки поспешили испариться. — Чтобы не было никаких… — начал неуверенно мужчина, обратившись к Алисе. — Я от доктора Бамби, — заявила она, и священник с улыбкой активно закивал. Облизнул от нетерпения пухлые губы. Он буквально всё подтвердил своими сальными глазками. Он — идеальная деталь в механизме разврата, перемалывающая детей, лишённых детства. И Алиса не стала частью этого механизма, его топливом, только потому, что бесполезна: из девочки не смогли сделать проститутку, ведь она безумна. Время будто спрессовали так, что секунды растянулись на часы, будто на кассе бытия вместо обычного талона на день в лицо швырнул сразу целую пачку — на всю жизнь — и сказали прожить это сегодня, потому что завтра они сгорят. Воздух стал плотным как желе, а свет из витражных окон напоминал растопленное масло. Масло, на котором должны жарить грешников. — Нельзя приготовить яичницу, не разбив яиц. — Что?! Выхватив нож, Алиса с удовольствием вонзила его в пах священника. На белых одеяниях тут же расцвела алая роза из крови. Толстяк взвизгнул, согнулся, прижал руки к ране и посмотрел на этот раз так, как ему теперь полагалось. Как соответствовало его голоску. Как свинья на бойне, с испугом. Мольбой. Но молиться священник до этого привык неправильно: и богу, и золотому тельцу, дьяволу, а на людей и их судьбы – плевал. Алиса улыбнулась и вонзила нож в грудь не жертвы — преступника. Священник повалился на каменные плиты. И тут девушка подняла голову на непонятный гром прямо в помещении. Пусть она разила как молния, пусть это с натяжкой можно было назвать небесной карой, но гром? Тело качнуло назад, а в груди снова разгорелась уже знакомая боль. Подняв голову, Алиса увидела, что ранее посапывавший на лавке мужчина держал в вытянутых руках дымящийся пистолет. И Лиделл, запрокинув голову, лишь пронзительно закричала, выпуская свои страх и боль наружу. Больше они не будут жить в ней. Изо рта и глаз пошли кровь, но Алиса всё кричала, пальцы била судорога. Мир снова потерял все цвета, кроме ослепительного белого, глубокого чёрного и яркого алого. После второго выстрела всё прекратилось, девушка упала замертво, а отбросивший пистолет мужчина не отнимал руки от ушей, в которых всё ещё раздавался крик.