Найти новых себя

      Март 2006 года.

      Конечно, Нанду имел представление о работе психолога, но сейчас, заходя в кабинет человека, чьи контакты дал ему Лобату, испытывал заметный мандраж. Одно дело — копаться в собственном прошлом вместе с синьорой Элвой, но совсем другое — выслушивать клиентов, подталкивать их к откровенным разговорам, быть одновременно участливым и отстраненным с ними. Однако оплачиваемая стажировка, ради которой Нанду бросил работу в книжном магазине, была обязательным условием обучения, и пришла пора переступить порог современного здания и найти указанный офис. За непримечательной дверью с номером 513 его встретил уютный кабинет со старомодными шторами до пола, с мягкими креслами, спинки которых откидывались назад, и с пальмой у окна. Психотерапевт — худощавый лысоватый мужчина в очках — обратился к Нанду, робко поздоровавшемуся и спросившему, туда ли он попал:       — Добрый день. Вы практикант, с которым я созванивался вчера, верно я понимаю? — спокойный голос с дотошными интонациями, пронизывающий взгляд, много книг за спиной. Нанду почувствовал, что ему будет непросто, но он сможет получить нужный профессиональный опыт.       — Да, я Фернанду Гимараеш, меня прислал синьор Лобату. Университет также позволил мне проходить стажировку у вас, — представился Нанду.       — Да, верно, многое слышал про вас от моего пациента.— протянул мужчина, пристально оглядев посетителя. — Что ж, я синьор Виктор Бернарди, врач-психотерапевт, специализируюсь на работе с зависимыми. Расскажите, почему синьор Лобату порекомендовал мне именно вас, и чего ожидаете от стажировки?       — Хочу стать психологом, работающим с зависимыми. Эта тема интересна мне и, кажется, я бы вполне справился с такими людьми, у меня есть понимание их психологии. — Нанду говорил уверенно, однако ему по-прежнему было сложно признаваться незнакомым людям в том, что он является наркоманом в ремиссии. С другой стороны, с виду строгий человек напротив смотрел изучающе, будто вглядывался внутрь, и Нанду, отбросив сомнения, выложил все как на духу. — Мне недавно исполнилось двадцать пять лет, но я учусь только на втором курсе университета. Так много я упустил, потому что принимал марихуану и кокаин в течение трех или четырех лет. Употреблял со всеми вытекающими: выносил ценности из дома, попадался полиции, обижал близких. В один момент во время реабилитации я понял, что хочу, чтобы мой опыт помог таким же потерявшимся душам.       — Это похвально, Фернанду, но профессия психолога — это не только опыт, но и теоретические знания, — справедливо заметил доктор Бернарди. — Как обстоят дела с запоминанием информации? Сильно ли кокаин повлиял на ваши умственные способности?       — Заметно повлиял, но я стараюсь возвращаться к прежнему уровню, — чистосердечно ответил Нанду. Если он хочет получить стажировку, значит должен быть честным. В то время Нанду переживал некое возрождение: он начал лучше учиться и, казалось, больше запоминать, поэтому и решил, как предлагала синьора Элва, похвалить себя. — Я много читаю, стараюсь записывать лекции на диктофон и переслушивать дома, записываю также их вручную, пересказываю кому-нибудь, — Нанду еле заметно улыбнулся, вспомнив, чем заканчивались такие «проверки» у них с Сесеу, который оказывал возлюбленному посильную помощь и давал советы. Диктофон также был его идеей, и такой способ нравился Нанду.       — Мне все понятно, — немного подумав, ответил Виктор. — Тогда прошу предоставить документы для стажировки, и я буду пристально наблюдать за вами. Мне никогда не приходилось стажировать наркомана в ремиссии, желающего стать психологом, но в вас я вижу рвение и понимание того, что нужно делать.       В первые дни стажировки, как полагалось, Нанду только слушал доктора Бернарди, запоминая и записывая вопросы, которые психотерапевт задавал пациентам. Наблюдал Нанду и за клиентами, точно так же, как в ресторанах или на пляже вместе с Сесеу, но пытался делать выводы из их поведения. Респектабельные мужчины и женщины «за сорок» хорошо зарабатывали и имели авторитет среди коллег, но то и дело попадали в порочный круг из срывов и обращений к психотерапевту. Ровесники Нанду были похожи на него некоей потерянностью в глазах, но ярым желанием изменить что-то в жизни. Подростки же, которых за дверью ожидали родители, утверждали, что запросто могут завязать. И, проводя одну их первых консультаций и расспрашивая двадцатилетнего парня о влиянии полуголодного детства на зависимость в настоящем, Нанду обратил внимание на его поведение. Слишком много в нем было знакомых жестов: парень шмыгал носом, отводил взгляд и не мог усидеть на месте.       — Синьор Бернарди, скажите, пожалуйста, давно ли этот парень ходит к вам и с какого времени пребывает в ремиссии? Мне кажется, он употребляет и скрывает многое из недавнего прошлого, хоть и оживленно рассказывает о «голодных годах и разделенной на шесттерых тарелке пустого риса». И эти жесты, характерные для человека, который употребляет кокаин. Я бы инициировал заключение в рехаб, — у Нанду не было подобных полномочий, но он мог делиться своими наблюдениями, пусть и делал это неуверенно.              — Любопытное наблюдение, — хмыкнул Виктор. — Молодой человек ходит ко мне четыре месяца, начал посещать сеансы, как только вышел из реабилитационного центра. Знаете, Фернанду, возможно, он развязался раньше, просто я не заметил. Когда видишь много зависимых посетителей каждый день, взгляд словно затуманивается, — на это Нанду понимающе кивнул. — Давайте я спрошу у него про срыв, все-таки это довольно серьезная проблема. А вы на будущее не бойтесь быть более настойчивым.       Действительно, интуиция не подвела Нанду, и Виктор предложил пациенту лечь в реабилитационный центр, на что тот вроде бы согласился. С тех пор Нанду часто делился неочевидными наблюдениями с психотерапевтом и задавал такие вопросы, до которых, казалось, сложно было додуматься. Так, одна женщина рассказывала о том, как богатая праздная жизнь привела ее к алкоголизму (начиналось все, по ее словам, с пары бокалов шампанского на званых вечерах), однако парню удалось выяснить, что она выпивала и курила марихуану во время учебы в школе. А один парень, который, казалось бы, начал употреблять под влиянием развода родителей, постыдился признаться в том, что его унижали одноклассники. Особенно много ему удалось вызнать у наркоманки, которая «никак не могла найти места в мире». Оказалось, что занятая на трех работах мать постоянно бросала дочь то на бабушку, то на подругу-домохозяйку, и эти обстоятельства заложили в детское подсознание мысль о «ненужности». Нанду убедил эту девушку, что нормально злиться на мать, и вскоре это чувство у нее прошло, уступив место прощению. Виктор редко, но обстоятельно и аргументированно хвалил стажера, считая он может стать хорошим психологом.

***

      Уже в настоящем Нанду, прошедший через многие трудности, заходил в кафе, где его ожидал Виктор Бернарди. Накануне он позвонил стажеру и сказал, что ждет его для обсуждения будущей клиники вместе с другими сотрудниками. И каково было удивление Нанду, когда среди нескольких незнакомых людей (как позже оказалось, психотерапевтов, врачей-наркологов и юриста) он увидел Лобату и Мэл. Поздоровавшись со всеми, включая подругу и приятеля Кларисси, Нанду заказал себе кофе и принялся слушать планы доктора Бернарди.       Планы казались грандиозными, однако вполне реалистичными. Синьор Бернарди, как человек старых порядков, особое внимание хотел уделить трудотерапии: живущие в клинике пациенты должны были помогать на кухне, мыть полы и посуду, ухаживать за свиньями, коровами или лошадьми. Виктор уже договорился с несколькими хозяйствами, чтобы зависимые под присмотром фермеров могли помогать им. Нанду удивило, что Виктор отказался от религиозной составляющей реабилитации: конечно, в клинике «Гармония с собой» ее тоже не было, но все же она была распространена в Бразилии. Конечно, в штат были привлечены несколько практикующих психотерапевтов, которые также ранее работали с наркоманами. Они должны были консультировать пациентов и снимать симптомы медикаментозно. Предполагалась и арт-терапия, и Нанду надеялся, что он сможет проводить занятия, пока не получит диплом психолога. При поступлении в клинику пациенты должны были проходить процедуру детоксикации, — это было также знакомо Нанду. Выложив все планы, доктор Бернарди начал рассказывать о работниках клиники.       — Пока у нас не так много персонала, — Виктор по очереди представил всех и подытожил. — Два врача-нарколога, четверо психотерапевтов, администратор — синьора Ферраз, двое юристов, и я — директор клиники. Также синьор Фернанду Гимараеш, который будет продолжать стажировку в клинике в качестве психолога и проводить занятия по арт-терапии, а еще мы привлечем обслуживающий персонал — медсестер и несколько крепких медбратьев, — охрану, уборщиков, поваров, водителя. Надеемся, что с расширением клиники будет расти и наше число.       После синьор Бернарди начал рассказывать о том, каким образом в клинику поступят первые пациенты. Троих должны были перенаправить из другого реабилитационного центра, еще двое ожидали помещения именно в новую клинику. В остальном же Виктор и другие терапевты полагались на «сарафанное радио» — их знакомые должны были рассказывать окружению о клинике, и так далее, — а также на объявления в газетах.       — Сколько же будет пациентов поначалу? — подала голос женщина-психотерапевт, сидящая с краю, — скромно одетая, с глухим тихим тембром. Однако Нанду показалось, что внутри она умеет быть сильной и даже жесткой.       — Начнем с десяти человек, но постепенно будем расширяться, — ответил Виктор. — Пока наш максимум — тридцать мест. Уже есть помещение в районе Варжем Гранде, оно включает в себя три корпуса — административный и два жилых, пост охраны и огороженную территорию для прогулок, — услышав название района, Нанду напрягся. Оно выглядело каким-то чужеродным, из прошлой жизни. «Еще панических атак на рабочем месте мне не хватало», — грустно подумал парень. Странное предчувствие обхватило его ледяными тисками. Однако вскоре Нанду отставил тревожные мысли и принялся дальше слушать доктора Бернарди.       — У нас уже есть все лицензии, вот только нет названия, — сказал наконец Виктор. — Зарегистрировать его — дело пары недель, но хотелось бы что-то емкое и узнаваемое. Возможно, вы предложите название для новой клиники?       Со всех сторон посыпались названия: одни были связаны с образом феникса, символизирующего возрождение, другие предлагали витиеватые наименования, похожие на «Гармонию с собой» или «Путь к независимости». Кто-то предложил назвать клинику именем синьора Бернарди, от чего он отказался сразу. А Мэл и Нанду лишь переглянулись, ведь только одно название приходило им в головы. Не так давно они пообещали скоропостижно умершей подруге, что не предадут забвению ее имя…       — Режининья, — хором воскликнули Нанду и Мэл, и девушка на вопросительный взгляд Виктора пояснила. — Наша с Нанду подруга, которая тоже употребляла наркотики. Она умерла в тюрьме в этом году, и мы чувствуем вину, что не смогли ее спасти.       — А знаете, мне нравится идея Мэлиссы и Фернанду, — вдруг одобрительно улыбнулся синьор Бернарди. — Простое название, близкое к народу. Возможно, если представить концепцию и рассказать историю этой девушки, пациенты охотно потянутся к нам. Конечно, я не силен в рекламе и маркетинге, но название внушает доверие. Наша клиника не предаст забвению имена молодых людей, которые обратятся к нам, — Виктор говорил искренне и без излишнего пафоса, и многие за столом согласно закивали. После доктор Бернарди сообщил, что на регистрацию и подготовку к открытию уйдет не больше месяца, и отпустил всех, кроме Мэл и Нанду, к удивлению второго.       — А ты, Мэл, как оказалась здесь? — спросил Нанду, когда все подошли к шведскому столу, чтобы набрать обед. Подруга ни разу не заговаривала ни о планах участвовать в открытии клиники, ни о знакомстве с синьором Бернарди. — Расскажи мне все, пожалуйста.       — Ох, история не слишком интересная, — вздохнула Мэл. — Просто познакомилась с синьором Виктором через Лобату, а до этого дедушка подарил мне крупную сумму денег. Сказал, чтобы я вложила их в недвижимость или в машину, но мы с Шанди за долгое время привыкли довольствоваться малым. А когда я познакомилась с синьором Виктором, я поняла, как распоряжусь этой суммой. Я ведь тоже хотела помогать наркоманам, и тут предоставился такой случай! Дедушка меня похвалил, сказал, что примерно таких действий и ждал от меня и таким способом решил показать свое доверие.       — Удивительно, — покачал головой Нанду. Он знал, что синьор Леонидас любит внучку, даже несмотря на прошлые недопонимания и обиды из-за зависимости Мэл, и такой поступок выглядел демонстрацией доверия. Снова вспомнились родители Режининьи, которым было плевать на дочь, и Нанду стало горько за умершую подругу и отрадно за себя и Мэл. — Я поздравляю тебя, это серьезный поступок, — искренне улыбнулся он Мэл, и ребята направились к столу.       — Фернанду, я не случайно попросил вас с Мэлиссой остаться, — начал Виктор, когда они сели за стол и перекусили под отвлеченные разговоры. — Я хочу взять вас также в долю, чтобы мы втроем владели этой клиникой. Синьора Ферраз, кстати, уже согласилась, раз значительная часть капитала принадлежит ей. Дело в том, что я уже немолод, пенсия не за горами, и мне нужны преемники. Мне представляется, что один из моих протеже должен быть с профильным образованием. Тем более, спустя несколько лет я передал бы клинику в ваши руки, а сам бы занялся консультациями.       — Это исключено! — услышал Нанду собственный голос. Предчувствие оказалось не напрасным: ответственность обрушилась на его голову бурным тропическим ливнем. — Вы же знаете, мне иногда сложно соображать, у меня проблемы с запоминанием больших объемов информации. Пусть я учился на юриста и мечтал тогда открыть собственную адвокатскую контору, даже изучал материалы, но сейчас это все забыто. Да что уж там, у меня нет капитала, в отличие от Мэл!       — Капитал и не нужен, синьора Ферраз внесла достаточно средств в клинику, да и у меня были огромные накопления, — справедливо заметил Виктор, но Нанду не слушал его. Сердце снова сдавило железной перчаткой, будто перед панической атакой, и оставалось только считать до десяти, чтобы не рухнуть в пучину беспричинного страха и оцепенения. — На первых порах это будет формально, а потом вы наберетесь опыта, возможно, посетите какие-нибудь курсы.       — Моей основной мечтой была работа психологом, консультирование клиентов, — уверенность Нанду в том, что он совсем не хочет вступать в долю, пошатнулась. Подумалось, что синьору Бернарди и правда нужен преемник, но возражений оставалось много. — Я не управленец, во мне никогда не было этой жилки. Да и я до сих пор учусь, еще не получил диплом. И не забудьте про рецидивы, вдруг я не справлюсь и сорвусь…       — Нанду, а я думаю, что не справлюсь без тебя и твоего участия в развитии клиники, — поймав рассеянный взгляд друга, проникновенно произнесла Мэл. — Синьор Бернарди сказал мне, что идею с арт-терапией предложил ты, — и правда, когда Виктор планировал, какой должна быть клиника, он расспрашивал Нанду о реабилитационном центре «Гармония с собой». Когда парень рассказал об арт-терапии, Виктору очень понравилась эта затея — вымещать эмоции с помощью рисования, лепки из глины и игры на музыкальных инструментах. «Я всегда скептически относился к этим новомодным способам борьбы с зависимостью, но кто-то может найти себе хобби или даже профессию, занимаясь арт-терапией», — сказал тогда доктор Бернарди. Этого Нанду не помнил, но Мэл была убедительной. — А значит, ты сможешь порекомендовать еще что-нибудь. Меня дедушка готовит к управлению персоналом, но я не разбираюсь в психологии, и ты бы мог помогать мне в этой части.       — И на крайний случай, вы можете нанять квалифицированного управленца, — добавил Виктор. Он хотел привести еще какой-то аргумент, но увидев, что Нанду совсем растерян, сдался. — Хорошо, Фернанду, это твое дело, но я все же дам тебе, — он в первый раз обратился к парню на «ты», — несколько дней на размышления. Мне очень хочется видеть тебя в качестве полноценного преемника. У тебя есть большой потенциал, как у психолога: ты умеешь докапываться до сути и располагать к себе людей. И ты можешь совмещать владение бизнесом со стажировкой и работой в качестве руководителя занятий по арт-терапии, — на все Нанду только кивнул, а после попрощался с Мэл и Виктором и направился на автобусе домой.

***

      Зайдя в квартиру, Нанду, обессиленный и опустошенный, рухнул в диванные подушки и закрыл глаза. На парковке стоял синий «Фиат», из ванной слышался плеск воды, но Нанду даже не понимал, хочет ли он подпускать к себе Сесеу. С одной стороны, он нуждался в поддержке, как блуждающий в пустыне странник — в воде. Сесеу верил в Нанду точно так же, как Мэл, синьор Бернарди, родители, да кто угодно! И ему хотелось подтверждения этой веры как чего-то важного для наркомана в ремиссии, по словам синьоры Элвы. Вторая часть души Нанду стремилась к уединению. «Закрыться в комнате матери, разрыдаться в подушку, а после все обдумать», — лихорадочная мысль крутилась в голове, словно заведенная. Так продолжалось до того момента, пока Сесеу не вышел из ванной — обнаженный по пояс, с мокрыми волосами, но Нанду как будто пребывал в прострации и даже не повернулся к нему.       — Привет, — Сесеу сел рядом, провел пальцами по спине возлюбленного, коснулся губами скулы, но Нанду не ответил, лишь слегка подался в его сторону. Увидев, в каком состоянии находится Нанду, Сесеу спросил. — Что-то случилось? Ты же так предвкушал это предложение от синьора Бернарди, мечтал стать психологом в его новой клинике…       — Мечтал, но он предложил мне стать его партнером по бизнесу, — Нанду скривился, чувствуя, как неуверенность и иррациональные страхи застилают глаза и вгрызаются в мозг, вызывая желание плакать. — Мэл уже вступила в долю и внесла значительную часть капитала. Но она даже ни разу не развязывалась, а я такой никчемный. Кажется, что одна малейшая неудача, и я сорвусь, как это было недавно.       — Любимый, — прошептал Сесеу, осознавая, что призывы к разуму и вообще любые слова сейчас бессильны. Казалось, даже нежные объятия и поцелуи не переубедят Нанду в том, что доля в бизнесе вовсе не возлагает на него тяжелых обязанностей, а является лишь формальностью. Нанду находится в уязвимом состоянии и вряд ли осознает, что он не является «никчемным человеком», а его внутренней силы хватит на десятерых. Сесеу замялся, не зная, что предложить, но решение пришло само:       — Сесеу, я, пожалуй, хочу сегодня поспать в комнате мамы, — проговорил Нанду, наконец нарушив хрупкую тишину. — Не злись, происходящее не связано с тобой, просто хочу все обдумать. Мне очень тяжело, я должен побыть один, — на это Сесеу не стал возражать. Душевное спокойствие Нанду было ценным для него, и если им нужно разойтись по углам, Сесеу не будет сердиться.       В комнате матери Нанду улегся на кровать и зачем-то заглянул в тумбочку, как будто его туда потянула неизвестная сила. Тут же его взгляд вдруг задержался на неприметной тетради — той самой, в которой он записывал психотерапевтические задания, предлагаемые в реабилитационном центре. Открыв страницу в начале тетради, Нанду слабо улыбнулся: одним из первых заданий было описание первого приема наркотиков и «первых шагов к зависимости». Не желая больше плакать и впадать в уныние, парень углубился в чтение. «Каким был мой первый раз? Пожалуй, на вечеринке с одноклассниками еще в школе. Крутые старшие парни, которые уже учились в университете, говорили что-то вроде «курить здорово, это расслабляет и делает мир более ярким». Первый косячок я попробовал на пару с Сесеу, моим лучшим другом, и оба мы ничего не поняли. А потом я начал петь в группе, барабанщик которой тоже увлекался травкой. «Это даже не наркотик, нам, музыкантам, даже полезно изредка курить. Тем более, Нанду, ты учишься, работаешь, пишешь песни, в общем, нагружаешь себя, а под травкой мозг отдыхает». Ну я и купился на «рекламу», а потом было уже поздно — я втянулся, а барабанщику надоела дурь. Кстати, я также угостил Сесеу, и мы вместе начали курить».       Нанду вздохнул. То, что случилось тогда, напомнило ему происходящее сегодня — ему расхваливали марихуану, он в итоге поддался на уговоры. Виктор просит Нанду стать партнером по бизнесу, и решение согласиться выглядит верным. Только в первом случае Нанду скатился на дно, а что его ждет сейчас?.. Немного подумав, он пролистал тетрадь до середины и наткнулся на еще одно задание — описание самых главных недостатков и того, как они привели к наркотикам.       «Лень и безответственность — эти мои недостатки, как мне кажется, довели меня до зависимости. Лень тянула меня на дно, когда я пытался завязать. Принимать наркотики ведь проще, чем просить помощи, искать группу или рехаб. Да, сейчас еще одна мысль пришла в голову. Мама всегда говорила, что я ленивый, и я действительно таким был, а ее упреки начал — подсознательно, как говорит психотерапевт! — заглушать алкоголем и марихуаной. Теперь про безответственность, которая исходит из лени. Я не виню в этом родителей, но в детстве они никогда не давали мне работы по дому, устроили меня в частную школу, мама подсуетилась, чтобы меня взяли на стажировку в компании, где она сама работала. Они покупали мне все, что я захочу. Но стоило на меня свалиться ответственности в виде учебы в университете, стажировки, просьб от мамы о помощи по дому (вполне простых и распространенных в любой семье, как я осознал недавно), как я начал подсаживаться на наркотики и падать на дно все глубже. Это происходило потому, что я хотел сбежать от ответственности. В будущем мне хотелось бы перестать бояться обязанностей, сложностей, стать ответственным», — конец ответа потонул в пелене слез. И вот Нанду, хватающийся за ремиссию изо всех сил, снова проявляет малодушие и боится трудностей. Нет, хватит! В этом задании будто содержался ответ на вопрос, стоит ли Нанду принять предложение Виктора. Стать более ответственным — это то, что всегда хотел Нанду и, возможно, именно вступление в долю станет первым шагом.       Сморгнув слезы, Нанду пролистал тетрадь почти до конца. Особо понравившееся ему задание под названием «письмо из будущего» он выполнял, очевидно, в период душевного подъема. Начало июня 2004 года — то время, когда они с Сесеу уже планировали совместную жизнь, когда синьоре Элве удалось вывести Нанду на осознание основной части проблем. Нанду бегал затуманенным взглядом по строчкам, чувствуя, как на губах появляется слабая улыбка.       «Привет, Нанду из 2004 года! Пишет тебе Нанду (или Фернанду, как тебе угодно) из будущего. Насколько далеко от тебя это будущее — не самое важное, гораздо интереснее рассказать о том, чем я живу. Первое и самое знаменательное — я чист ровно с того момента, как вышел из рехаба. Дни уже не считаю, потому что они перешли в месяцы, а потом в годы. И меня не тянет даже на алкоголь. Во-вторых, со мной рядом все близкие, которые делают меня сильнее: мама, папа, Роже, конечно же, Сесеу, а еще мои друзья — старые и новые… Третье событие связано с моей работой психологом и помощью наркоманам. Мечта открыть собственную адвокатскую контору воплотилась в нечто неожиданное, но такое, что зажгло меня, придало необыкновенные силы. Я не только владею небольшой (пока что небольшой!) клиникой, но и сам провожу консультации. Со мной работают психиатры, которые хвалят меня, а недавно несколько благодарных пациентов написали мне письма о том, как изменилась их жизнь. Ни одного из них не потянуло на наркотики после года трезвости, представляешь! Мы владеем клиникой вместе с Мэл, которая занимается административными вопросами»…       — Словом, я смотрю в зеркало и благодарю прошлого себя — или тебя! — за поступление на психолога и то, что ты не просто мечтал, а взял судьбу в свои руки и начал помогать зависимым, — последние строки письма Нанду читал громким шепотом, улыбаясь сквозь слезы. Это было одновременно жизнеутверждающе и трогательно, настолько, что захотелось немедленно вернуться к Сесеу, а утром позвонить Виктору с положительным ответом. Первое было осуществлено довольно быстро: после легкого душа Нанду устроился рядом с Сесеу, который уже спал, однако, почувствовав прогнувшийся матрас и знакомое тепло, заворочался и прижался к любимому. О лучшем завершении дня Нанду не мог и мечтать.

***

      С утра парни собирались провести выходной на пляже, однако Нанду вдруг почувствовал странную слабость. Всю ночь ему снилась вечеринка в Варжем Гранде из далекого прошлого. Прежний Нанду не хотел бы помнить о том, что там происходило, но измученное переживаниями подсознание, казалось, всю ночь демонстрировало ему тревожные картины. Оказывается, тогда Нанду переспал с Режининьей прямо в уборной старого депо, где проходила вечеринка, и подрался с охранником. Это он и наблюдал во сне, просыпаясь после каждого фрагмента, будто пахнущего алкоголем, сырой известкой и канализацией, а после проваливаясь в сон и наблюдая те же самые сцены.       — Почему-то мне казалось, что ты вернешься ночью ко мне, — ласково улыбнулся Сесеу, заходя в спальню с подносом, на котором стояли две кружки кофе, булочки, джем и свежие фрукты. Нанду не просил его о завтраке в постель, но Сесеу хотел позаботиться о любимом, пережившем такое потрясение. — Что-то решил насчет доли в бизнесе? — робко спросил он.       — Я согласен, позвоню синьору Бернарди сегодня, — Нанду зажмурился от того, насколько ему приятна забота и участие Сесеу, однако тут же виски прострелила резкая боль, и он поморщился. — Мы с Мэл предложили назвать клинику в честь Режининьи, представляешь?       — Я считаю, это хорошая идея. И ты справишься с клиникой, ведь доля в бизнесе — это всего лишь формальность, — справедливо рассудил Сесеу, погладив завитки у уха Нанду. — Подожди, ты сказал, вы с Мэл? Она тоже причастна к открытию клиники?       — Да, сейчас все расскажу. Оказывается, у Мэл был от нас большой секрет, — смеясь, Нанду рассказал о том, как Мэл присоединилась к бизнесу и внесла свой капитал, но в один момент осекся и вспомнил. — Те четыре тысячи реалов, которые брат Режининьи передал на ее защиту, помнишь, Сесеу? Удивительно, откуда у парня столько лишних денег. Я вложу их в клинику, куплю что-нибудь для арт-терапии.       — Это будет здорово, — похвалил Сесеу, умолчав, однако, о том, что Мартин дал ему только две тысячи реалов, а еще две добавил он сам. Сесеу показалось, что деньги могут пойти на благотворительность. После все пошло своим чередом: Нанду позвонил Виктору и ответил, что согласен на долю в бизнесе, а днем они с Сесеу поехали на пляж, где долго купались и отдыхали.       Однако не все оказалось так гладко. Спустя пару дней у Нанду поднялась температура, несколько раз открывалось носовое кровотечение, а вечером он и вовсе слег с головной болью и симптомами простуды. Сесеу в тот день, как назло, задержался на работе: он вовсю готовился к процессу Рафаэла Камарго, придумывая речь в офисе и проверяя, что ничего не упустил. Вернувшись домой, он не ожидал увидеть любимого, лежащего в постели пластом и встающего, чтобы откашляться, и поэтому тут же развил бурную деятельность. Сесеу сбегал за лекарствами, приготовил суп с рисом, известный тем, что бразильцы варят его для больных, и горячий чай с пряностями.       — Нанду, как же тебя угораздило? На улице прекрасная погода, ты нигде не переохлаждался, — сокрушался Сесеу, чувствуя жар сквозь ткань домашнего лонгслива. — Может, все-таки вызовем скорую?       — Не нужно, мне стало лучше после того, как ты пришел, — прохрипел Нанду, отпив немного чая. — А простуда и кровотечение, мне кажется, связана с нервным потрясением, которое я пережил недавно. Ну, знаешь, это называется «психосоматикой». У нас, наркоманов, такое бывает. Симптомы могут проявиться в любой момент, как и панические атаки или ночные кошмары.       — Ну, если ты не хочешь вызывать скорую, я буду лечить тебя, — игриво-ласковым тоном произнес Сесеу. Он был готов ради Нанду на все, лишь бы поддерживать огонь их любви. Нанду же распирало от счастья и предвкушения чего-то нового. Болезнь — это несколько рутинное, но временное явление, а трезвость и поиск нового, ответственного себя — это нечто первостепенное и важное, на чем будет строиться их с Сесеу дальнейшая жизнь.

***

      Темно-зеленая «Део Матиз» — маленькая, с круглыми фарами — подъезжала к фавеле Видигал, известной своей близостью к элитным районам и захватывающими видами на пляж. Несмотря на жару, окна машины были закрыты, чтобы защитить двух женщин — взрослую и молодую — от приставаний или даже возможных нападений. Хорошо, что Деборе и Даниэлле не пришлось ехать в самую глубь фавелы, чтобы найти Маркуса. Вообще, Даниэлле, как и многим адвокатам из ее конторы, приходилось бывать в фавелах, и туда она ездила в сопровождении полицейских или специально нанятых крепких ребят. Однако сегодняшнее дело было слишком личным. А еще с Даниэллой поехала Дебора, которая прямо отстаивала свое желание, да и за рулем была она. Наконец они добрались до дома, будто собранного из нескольких маленьких строений — красно-кирпичных, бетонных, отделанных плиткой.       — Это тот дом, что нам нужен, остановись, пожалуйста, — голос Даниэллы звенел нервно и как-то оглушающе. Конечно, они поехали в фавелу днем, когда большинство людей на работе, лишь наркоманы, живущие в одном из строений, затаились в их темной норе. Их час наступал ночью. Дебора остановила новенькую машину матери у отделанного плиткой отсека, а Даниэлла постучала в дверь. Им открыл парень чуть старше Маркуса, заросший густой щетиной, но с бритой головой.       — Вы ведь здесь главный? Скажите, пожалуйста, этот парень, Маркус, он находится здесь? Мне сказали, что он часто бывает у вас в этом доме. Пожалуйста, я его тетя, я дам вам что угодно, только позовите Маркуса. Вы наверняка знаете его, он высокий, крепкий, волосы до плеч… — зачастила Даниэлла, протягивая ему фото Маркуса и бумажный сверток. — Вот, возьмите, там золотые украшения, высокая проба, больше у меня нет.       — Ты же понимаешь, мамаша, что это плата только за информацию? — кариока даже не стал смотреть на фотографию, лишь вальяжно развернул лист бумаги и сунул его обратно Даниэлле. — Не, это дрянь, а не золото. Я ничем не могу помочь, — он собрался уходить, но Даниэлла схватила его за рукав, чтобы потянуть время. У нее была призрачная надежда на то, что Маркус может быть там, внутри этого дома из разномастных блоков.       — Я не прошу у вас подробной информации, лишь скажите, когда он в последний раз был у вас?! У меня есть еще золото в машине, хотите, отдам вам. Есть антикварная ваза, ее можно продать за высокую цену, — Даниэлла была в отчаянии, поэтому блефовала. Золота у нее осталось не так много, а у обещанной вазы была отколота одна ручка.       — Знаешь, тетя, сколько таких Маркусов проходят через мою квартиру! — фыркнул наркоторговец. — Для меня такие, как он — лишь источник денег, да и то непостоянный. Кто знает, может он сгинул где-то в глубинах Видигала, Росиньи или Маре, как ему и положено, — на этих словах Даниэлла попыталась кинуться на него, но он лишь отошел и погрозил пальцем. — А вот так делать нельзя, иначе я могу разозлиться. — Даниэлла хотела уже уйти или что-то сказать, но помощь пришла внезапно.       — Мама, подожди! Синьор, возьмите, здесь три тысячи реалов, — Дебора выскочила из машины, не забыв поставить ее на сигнализацию, в несколько шагов оказалась рядом с наркоторговцем и протянула ему аккуратно запечатанный конверт. Мужчина взял его и захохотал, как безумный.       — О, а девчонка с мозгами, хотел бы я такую жену или любовницу, — увидев сальный взгляд и услышав грубый насмешливый тон, Даниэлла снова кинулась на наркоторговца, уже намереваясь ударить, но он лишь оттолкнул ее. — Спокойно, мамаша, вы обе не в моем вкусе, слишком уж серые и бледные, ни фигуры, ни лица. А вот за денежки спасибо, вы вернули мне долг вашего Маркуса. Как же здорово я вас разыграл! Конечно, он частенько бывает здесь, но куда ходит и остается ли спать — мне плевать. И вам лучше валить отсюда, пока я добрый. Убирайтесь вон! Вон отсюда!       — Слышала, мама, пойдем, — Дебора схватила замешкавшуюся мать за плечо и потащила ее в машину, усадив на переднее сидение. Она села за руль и, неаккуратно развернувшись, погнала компактную машину прочь из этого ужасного места.       — Дочка, надеюсь, тебя не задели его слова? Это беспринципное существо, в какой-то момент я испугалась, что он ударит кого-то из нас или достанет пистолет, — опомнившись, поинтересовалась Даниэлла. В минуту страха к ней вернулась забытая привычка опекать Дебору. Однако женщина была в который раз поражена решимостью дочери и спросила, придя в себя. — Ой, а скажи, откуда у тебя столько денег?       — Конечно, я тоже испугалась, но другого не ожидала. Тот еще придурок, да еще и опасный, — ответила Дебора. Мэл, Нанду, Маркус — эти люди рассказывали ей о быте и населении фавел, поэтому она не удивилась тому, как наркоторговец вел себя. — А деньги я заработала на картинах, и я могла бы дать еще. Только донна Лидьяне заплатила мне четыреста реалов за картину для столовой, а для синьоры Кавалли я написала несколько портретов ее собачек.       — Так много, — поразилась Даниэлла. Ей не приходило в голову, что дочь может найти нужные знакомства, ведь вылазки Деборы и Сесеу на мероприятия казались ей чем-то сомнительным. Дочь, росшая в тесных квартирах и вращавшаяся среди небогатых людей, вдруг преобразилась и начала посещать спектакли и выставки в компании парня из влиятельной семьи. При этом Даниэлла знала о пристрастиях Сесеу и о том, что Дебора воспринимала его как друга. Наверное, в глубине души женщина не хотела отпускать дочь в свободное плавание, поэтому не понимала ее попыток найти себя в профессии художницы. Тем не менее, Даниэлла, когда они остановились на светофоре, поинтересовалась. — Дочка, а что ты рисуешь сейчас?       — Посмотри, на заднем сидении лежит картина, я оставила ее со вчерашнего дня, — Дебору не задело, что мама не обратила внимание на полотно, изображавшее мангровые деревья с лицами, символизирующие наркоманов. Даниэлла повернулась назад и взяла холст, внимательно вглядываясь в мазки. Сюжет казался ей непонятным и мрачным, но выполнение — превосходным и профессиональным. Дебора тем временем продолжила. — Один из богачей, с которым я познакомилась, проводит благотворительную выставку-аукцион, средства от которой пойдут на помощь одному фонду, помогающему наркозависимым. Деревья символизируют… таких, как Маркус, — она не могла назвать вещи своими именами, в горле стоял комок.       — Да, в самом крайнем дереве угадываются его черты, — тихо проговорила Даниэлла. Все больше она начинала понимать, что дело дочери может нести в себе не только красоту, но и социально важные мысли. — Очень красиво нарисовано, точнее, написано, как ты говоришь. Только… не боишься, что люди могут не понять твой замысел и не купить картину?       — Я пишу еще виды Видигала с фотографий и со слов Роберто, — ответила Дебора. — Но на самом деле, мне не важно, если не продадут. Я просто хочу показать, что тоже причастна к этой теме. Мама, я так боюсь за Маркуса! — она резко затормозила, чуть не врезавшись в едущую впереди машину, однако вовремя взяла себя в руки и свернула на обочину. — Я не знаю, что делать, где его искать, я только и умею, что рисовать, но мне кажется, что своими картинами и участием в этой выставке смогу донести, что спасать наркоманов важно. Вдруг Маркус попадет в ту клинику, которая проводит аукцион?! — впервые девушка разоткровенничалась перед мамой, почувствовав, что может ей доверять.       — Дебора, моя хорошая, он обязательно найдется. Знаешь, я в это почему-то верю, Маркус ведь в глубине души любит нас обеих, — растроганная Даниэлла прижала дочь к груди и погладила ее по волосам. — И то, что ты делаешь, действительно очень важно. Твои картины не только радуют глаз, но и позволяют задуматься. Хочешь, я приду на эту выставку, поддержу тебя? Также пойдем на открытие клиники твоих друзей, — на это Дебора кивнула, расплакавшись на груди матери, — от страха за Маркуса, от горечи признаний и облегчения, к которому они привели. Теперь девушке тоже хотелось верить в то, что брат не пропадет, а вернется и сможет прийти к исцелению.