О потерях и приобретениях

На следующее утро Гермиона пошла к Люпину и попросила включить её в действующий состав. Она не пошла к Гарри; она знала, что он скажет «нет», даже не обдумав её просьбу. Он всё ещё хотел защитить её после того, что произошло в поместье. Боже, теперь казалось, что это было так давно. Приступы паники прекратились, сны приходили только раз в несколько ночей, и в целом воспоминания потеряли большую часть своей власти над ней. Римус был бы против, но из всех членов Ордена, отвечающих за списки на действующий график дежурств, Гермиона подумала, что он с наибольшей вероятностью скажет ей «да». Ей нужно было выбраться из этого проклятого дома, подальше от Драко. Ей нужно было очистить голову, выдохнуть его запах из лёгких и прийти в себя. У Гермионы всё было как в тумане, и она больше не знала, что будет дальше. Вообще и в целом. Может быть, какое-то время, проведённое вне этого тёмного подвала в компании только Малфоя, помогло бы ей прийти в себя. Избавиться от щемящего трепета в животе, который вызывала у неё даже самая слабая мысль о нём теперь, после поцелуя. Поцелуй. Всю ночь Гермиона думала об этом до такой степени, что в её собственной голове это было написано заглавными буквами и выделено курсивом. Поцелуй. Она не могла продолжать думать об этом, и лучший план, который она могла придумать, чтобы забыть об этом, забыть о Драко, обо всём на свете, состоял в том, чтобы вернуться в бой. Она слишком долго пряталась в штаб-квартире Ордена, занимаясь бумажной работой и исследованиями, играя в помощника целителя, а затем с Драко, своим личным проектом. Достаточно. Пришло время Гермионе Джин Грейнджер снова внести свой весомый вклад в эту войну. Поэтому она пошла к Люпину и изложила свою мысль, но он, чёрт бы его побрал, сообщил Гарри о решении. И вот случилось так, что Гермиона стояла в столовой, а Драко был где-то под ней, и она пыталась сосредоточиться на том, что происходило вокруг неё, а не на нём. — Она не боец. Гермиона, должно быть, издала протестующий звук, потому что Гарри повернулся и посмотрел на неё. — Ты не такая, Миона. Ты это знаешь. Она покачала головой в знак несогласия, разозлившись — тем более из-за неумолимо просачивавшихся в неё мыслей о Драко; пугающие, сбивающие с толку, неправильные мысли. Что сказал бы Гарри, если бы узнал, что она сделала? Она посмотрела на Рона, сидящего за столом, хотя он и не был приглашён на собрание. Гермиона знала, что он скажет, и никогда не хотела слышать от него эти слова. Никогда не хотела видеть смятённое, преданное выражение его лица, которое она увидела бы, узнай он, что она целовалась с Драко Малфоем. Ёбаным хорьком. Трусом. Бывшим Пожирателем Смерти, мразью. Она повысила на Гарри голос. — Я знаю столько же атакующих заклинаний, сколько и ты! Ты это знаешь! Гарри покачал головой, и Римус повторил движение за Гарри. — Это не одно и то же, Гермиона. Гарри прав. Гермиона упрямо стиснула челюсть. — Там сражаются люди, которые не знают и половины тех заклятий, проклятий и чар, которые знаю я, и у которых меньше опыта, чем у меня! — Гермиона… Глаза Гарри потускнели от постоянной усталости, которой он себя подвергал, как будто его кости были свинцом и каждое движение давалось с трудом. Но он умолял её, и Гермиона почувствовала укол вины за то, что заставила его переживать. Она решительно проигнорировала это. — Нет. Нет, я могу сражаться. Я могу быть полезной. Я… я пряталась здесь слишком долго. Покрытое шрамами лицо Римуса было мягким. — Не просто так, Гермиона. Что, если ты впадёшь в ступор во время боя? — Не впаду. — Она скрестила руки на груди и повторила это снова. — Не впаду. Этого не наблюдалось уже… несколько дней. И не будет. — Римус и Гарри долго смотрели друг на друга, и Гермионе захотелось схватить их обоих за волосы и стукнуть лбами. Она не была ребёнком. Они не могли, чёрт возьми, остановить её, они не могли. — Я скажу: позвольте ей вернуться. Гермиона застыла в шоке, когда Рон заговорил. Она повернула голову, чтобы уставиться на него с широко раскрытыми глазами. Она думала, что из трёх мужчин он будет самым ярым противником того, чтобы она выходила на линию огня. Гарри тоже уставился, разинув рот, с выражением предательства на лице, пока Рон спокойно подрывал позиции Гарри. — Что? Рон! — запротестовал Гарри, и Рон пожал плечами. Закинув ноги на обеденный стол — если бы его мать увидела, она бы его убила — и держа в руке бутылку магловского пива, Рон выглядел крепким, худощавым и повзрослевшим. Мужчиной. Проверенным в боях волшебником, совсем не тем долговязым юнцом, которым он был всего несколько коротких — нет, долгих — месяцев назад. Гермиона уставилась на него. Его ярко-голубые глаза были такими проницательными, что он разрезал ими воздух, когда смотрел на Гарри сверху вниз. — У меня намечается рейд. Мне нужны все люди, которых я смогу взять. Гарри покачал головой, и Гермиона уставилась на него. — Нет. Нет, не рейд. Это слишком рискованно. Если… если Гермиона собирается вернуться в строй, ей не стоит начинать с этого. Это слишком рискованно, Рон. Рон не отвёл взгляда от Гарри, и между ними возникло напряжение, которого не было неделю назад — когда Гермиона в последний раз присутствовала на собрании главных членов Ордена. — Именно. Это рискованная миссия, и чем больше людей я смогу взять, тем больше шансов в нашу пользу. Тем меньше вероятность, что наши люди пострадают или, не дай Мерлин, погибнут. Гермиона моргнула. Внезапно всё это показалось очень реальным, огромным и очень пугающим. Но она не собиралась отступать — нет, даже наоборот. — Я могу это сделать, Гарри. Римус. Пожалуйста. Я хочу внести свой вклад. Я чувствую себя так, словно несколько месяцев была мёртвым грузом, и если бы я могла пригодиться Рону… Римус и Гарри обменялись ещё одним долгим взглядом, и Гермиона быстро и благодарно улыбнулась Рону. Он улыбнулся в ответ, и в этих жёстких голубых глазах и почти впалых щеках промелькнул прежний озорной Рон. Спина Гермионы выпрямилась, и она посмотрела на колеблющегося Гарри. — Я могу это сделать, Гарри. Ты не можешь защищать меня только потому, что я твоя подруга. Гарри стиснул зубы. — Все здесь в какой-то степени мои друзья, и я всё равно отправляю их, и иногда они не возвращаются целыми. Или вообще не возвращаются. Гермиона едва съёжилась, задетая словами и резким тоном Гарри, а Римус положил руку Гарри на плечо. — Мы могли бы отправить её завтра вечером в качестве пробного захода. С Джорданом, Вудом и Чанг. Ничего особенного. Просто разведка. Гарри нахмурился, но подумал об этом, и сердце Гермионы забилось быстро и с надеждой, руки опустились по швам, пока она ждала ответа Гарри. — Хорошо. Пробный заход. И если она не справится — если ты впадёшь в ступор, Гермиона, или не сможешь с этим справиться, в этом нет ничего постыдного. Тебе не обязательно сражаться, чтобы быть полезной. Ты полезна и здесь, — сказал Гарри, и Гермиона не смогла удержаться, чтобы не упрекнуть его в последних словах. — Что, Гарри, что именно я делаю такого незаменимого? Гарри в отчаянии провёл рукой по своим торчащим в разные стороны волосам. — Боже, Гермиона. Я не знаю. Ты делаешь много что. Ты помогаешь миссис Уизли поддерживать порядок в доме, расшифровываешь прерванные сообщения Пожирателей Смерти, помогаешь с составлением списков членов Ордена, наставляешь Джинни, помогаешь Трише, и… Хорошо, итак, Гермиона выполнила несколько незначительных, хоть и необходимых дел, несмотря на ощущение, что в последнее время у неё возникло чувство, будто она проводит большую часть своего времени с Драко. Это правда, что с того момента, как она вставала утром на рассвете, и до того, как ложилась спать около полуночи, Гермиона была занята то одним, то другим делом. И в последнее время, конечно, свободные часы, которые когда-то проводились в совершенно непрерывном отдыхе, были проведены в подвале с Драко; временами это было больше похоже на другой вид работы, чем на отдых. — Мне всё равно, Гарри. Я иду. Не только на пробную миссию, но и на все. Миссия Рона и все последующие, где я могла бы быть полезна. Я могу это сделать. Мне нужно это сделать. И Гарри, должно быть, услышал отчаяние в её голосе, потому что, хотя он выглядел так, будто это решение причинило ему боль, он кивнул. — Хорошо. Я включу тебя в список команды Рона для предстоящего задания. — Но только если ты докажешь, что можешь постоять за себя завтра и в течение следующей недели, Миона. Я беру тебя не для того, чтобы ты убила себя или кого-то ещё. Мне нужно знать, что с тобой там всё будет в порядке, — твёрдо сказал Рон. В тоне Рона чувствовалась та же скрытая забота, которая сквозила в голосе Гарри, и Гермиона почувствовала тепло, услышав это. Она немедленно кивнула; это было разумное требование. — Конечно, Рон. Я понимаю. Но она знала, что сможет это сделать, и она знала, что будет частью рейда — Гермиона Грейнджер не терпит неудачу в том, к чему стремилась. Яростная смесь ужаса и возбуждения кипела в её костях. Она оглядела троих мужчин с лёгкой, решительной улыбкой на лице, когда подумала о том, чтобы быть частью команды, проявить себя, быть ценным членом. И, по крайней мере, на какое-то время она забыла о Драко.

~***~

— Иди тихо! — зашипела Чжоу Чанг на Гермиону, и она покраснела — хотя в темноте никто не мог увидеть, как она покраснела, — и постаралась ступать легче. Они вчетвером крались по границам владений Пожирателей Смерти, где, по мнению Ордена, держали семьи предателей крови. Гермиона сама расшифровала сообщение, которое они перехватили, и было интересно, что произошло после того, как информация была расшифрована. Если эта разведка подтвердит, что в доме действительно присутствовала активность Пожирателей Смерти и что здесь содержались семьи, тогда Орден собирался провести рейд. Но им нужны были подтверждение и детали, которые они могли получить только при непосредственном исследовании этого места. Они не собирались врываться внутрь — что, если информация окажется неверной, и они войдут с палочками, атакуя маглов, или если это окажется ловушкой? Итак, Гермиона, Ли Джордан, Оливер Вуд и Чжоу Чанг очень тихо крались вокруг дома. Перед Ли, Чжоу и Гермионой стояла задача собрать как можно больше информации, сделав фотографии, протестировав различные защитные чары, которые могли быть наложены, чтобы они могли быстро снять их во время рейда, и подстраховать Вуда на случай, если их обнаружат. Вуд был один, и у него было зелье невидимости, так что он мог подобраться поближе — если только в этом месте не было охранных чар, что было маловероятно. Гермиона чувствовала себя неуклюжей, неповоротливой, бесполезной и отчасти напуганной. Её желудок сжался и заболел, когда в доме зажёгся свет, и она увидела, как маленькая фигурка открыла дверь и вышла наружу, огонёк дрожал на конце палочки. — Замри, Гермиона, — едва слышно прошипела Чжоу и схватила Гермиону за руку, и она застыла в согнутом положении, от которого у неё заболели бёдра и икры, слишком испуганная, чтобы даже дышать. Фигура вернулась в дом через несколько минут, и Гермиона чуть не упала в обморок, когда напряжение покинуло её. — Тихо, — снова рявкнула Чжоу Гермионе на ухо, горячее дыхание щекотало её кожу. — Ты не расслабишься, пока миссия не окончится, и мы не вернёмся в штаб-квартиру. Гермиона выпрямилась и сосредоточилась, коротко кивнув. Её палочка была крепко сжата в скользкой от пота руке, а пульс учащённо бился от избытка адреналина, когда она следовала за Чжоу и Ли по периметру большого старого дома. — Определённо волшебники. У охранника была волшебная палочка, — прошипел Ли Чжоу, и ведьма кивнула в знак согласия. — Да, я думаю, мы пришли по адресу. Гермиона, ты фотографируешь? Гермиона пробормотала «да» онемевшими губами, увеличивая масштаб и фотографируя дом, силуэты, просвечивающие сквозь занавески, и планировку прилегающей территории. Это было совсем не похоже на то, что представляла себе Гермиона. Её кроссовки были заляпаны грязью, пальцы немели от холода, ноги болели от того, что она сидела на корточках; а остальные трое, казалось, чувствовали себя в этой обстановке совершенно как дома. Они ходили осторожно и бесшумно, перешёптывались короткими фразами и всегда понимали друг друга, держали свои волшебные палочки так, словно были готовы вступить в бой в любую секунду. Гермиона Грейнджер всегда была лучшей во всем, и теперь ей казалось, что она спотыкается в темноте. Что она в буквальном смысле и сделала, наступив ногой на ветку, которая хрустнула со звуком, казавшимся совершенно непропорциональным своему размеру. — Гермиона, ради Мерлина, тише, — прошипела Чжоу. Она прошептала извинения и отчаянно пыталась вести себя тише, но казалось, что она наступала на каждую веточку, которую избегали другие. Ей было холодно и страшно, и она ничего не делала, кроме как фотографировала, и это казалось таким бессмысленным, в некотором смысле пресыщенным. Это было совсем не так, как представляла себе Гермиона. Но затем они вернулись в штаб–квартиру целыми и невредимыми, с фотографиями и подробным списком охранных зон, которые были вокруг дома, и информацией о том, сколько людей они видели через окна, и были ли снаружи охранники, и насколько бдительными они были ночью — вопросы сыпались один за другим. Кингсли, Римус, Гарри и Рон присутствовали на отчёте; Кингсли и Люпин были двумя старшими членами Ордена, постоянно дислоцированными в Годриковой впадине. Гермиона сидела тихо, как мышка, и старалась выглядеть незаметной, стыдясь того, как плохо она показала себя в деле, спотыкаясь повсюду и не зная, что, чёрт возьми, делать половину времени. Она была уверена, что ей скажут, что она не готова к полевой работе, и снова запрут в доме. Затем Оливер Вуд сказал: — Гермиона всё сделала правильно, не так ли… Чжоу, Ли? — Они оба кивнули в знак согласия, и Чжоу улыбнулась Гермионе, когда Вуд продолжил: — Я думаю, у неё всё получится. Просто нужно немного попрактиковаться, вот и всё. И Гермиона ухмыльнулась и покраснела от довольной и нервной гордости.

~***~

Девять дней спустя. Огни вспыхнули в воздухе, как магловские лазерные лучи на рейве, и Гермиона споткнулась о траву и упала лицом вниз, волшебная палочка выскользнула из её руки. — О, чёрт, чёрт, чёрт! — отчаянно выкрикивала она и поползла вперёд, всё ещё лежа лицом в грязной, разворошённой траве, рука шарила в темноте и мигающих огнях в поисках тонкой деревянной палочки, которая была единственным, что стояло между ней и неминуемой смертью. — Диффиндо! Слово ясно дошло до её ушей низким, искажённым голосом Пожирателя Смерти, и Гермиона попыталась перевернуться и перекатиться, чтобы избежать заклинания. Оно не прошло мимо её, но её паническая попытка спасла ей жизнь, поскольку проклятие просто задело её бедро. Она взвыла, как раненое животное, когда боль от раны переросла в огненную, поглощающую её жизнь. Она не могла поддаться этому, не могла позволить этому… Гермиона хваталась и извивалась, её пальцы царапали траву, и она услышала смех Пожирателя Смерти, и, не поднимая глаз, знала, что подонок смеётся над её жалкими попытками сбежать. Сбежать. Хах. О, слава Мерлину, да! Её пальцы сомкнулись на гладком стержне палочки, когда голубая вспышка света ударила в газон всего в нескольких дюймах от её пальцев, и грязь и трава взлетели в воздух. — Остолбеней! — хрипло закричала Гермиона сквозь сухие губы, когда снова села на задницу в грязи и неистово прицелилась в ту сторону, откуда прилетело проклятие. Её сердце стучало в ушах, а дыхание стало прерывистым. Она не хотела умирать. Раздался глухой удар, который она едва расслышала сквозь вопли и разрывающие уши трески заклинаний, выпущенных из палочек. Гермиона дрожащими руками поднялась на ноги и, игнорируя вспышку боли в бедре, на подгибающихся коленях, прихрамывая, кинулась к тому месту, откуда раздался глухой стук. Пожиратель Смерти в маске, который чуть не убил её, лежал без чувств на траве. Гермиона наложила на ошеломлённого Пожирателя Смерти заклинание «Инкарцеро» и послала дождь серебряных искр; сигнал Ордену о том, что Пожиратель Смерти выведен из строя. Поисковая команда увидит искры и трансгрессирует с близлежащего холма, чтобы схватить Пожирателя Смерти и доставить его в камеру предварительного заключения. А пока… Гермиона пригнулась, когда оранжевая вспышка просвистела в воздухе мимо её плеча, и, низко присев, бросилась обратно в гущу сражения. А пока ей нужно было остаться в живых. На поле боя царил хаос, но после нескольких сражений, в которых она участвовала за последнюю неделю, Гермиона… к этому не привыкла, она не думала, что когда-нибудь привыкнет к крикам, страху и притаившейся тени смерти, готовой схватить любого, кого только сможет. Нет, она не привыкла к этому, но она больше не паниковала так, как во время первой миссии, которая превратилась в настоящее сражение. Всего около двадцати человек с каждой стороны, но заклинания летели быстро и друг за другом в воздухе, и Гермиона беспорядочно бросала оглушающие и связывающие заклинания в фигуры в капюшонах, когда, пошатываясь, возвращалась к Рону. Она хромала и покачивалась, как пьяный матрос, и каждый шаг отдавался волнами мучительной боли в ноге и спине. Но она продолжала идти. И тут она увидела его. Рон дрался, как одержимый, «Редукто, Инсендио, Экспульсо», и «Диффиндо» рёвом выходили из него, и двое Пожирателей Смерти упали тяжело раненными или мёртвыми перед лицом его ярости. Кроссовки Гермионы заскользили в грязи, когда её нога подкосилась, и она тяжело упала на задницу, сотрясая позвоночник, дыхание со свистом вырвалось из её лёгких. Она попыталась встать, но у неё чертовски закружилась голова, перед глазами всё расплывалось. Она посмотрела вниз и захныкала, увидев, что её левая джинсовая штанина от бедра до икры была мокрой от её крови, чёрной в лунном свете. — Рон! — закричала она и бросила «Петрификус Тоталус» в Пожирателя Смерти, который направился к ней с поднятой палочкой и «Авадой Кедаврой» на губах. Пожиратель Смерти успел произнести первый слог, прежде чем упал, неподвижный, как доска, и Гермиона услышала хриплые крики ужаса, вырывающиеся из её рта. Это было так близко. Чертовски близко. Гермиона прикоснулась палочкой к ране на ноге и пробормотала исцеляющее заклинание, но рана была слишком глубокой, и обычное исцеляющее заклинание не помогало. У неё сильно закружилась голова. — Миона, щит! — закричал Рон, и она подняла глаза и применила «Протего», не думая об этом, просто делая то, что он ей сказал, как хороший солдат. Заклятие ударило в её щит долей секунды позже, а затем Рон побежал к ней, когда высокий Пожиратель Смерти приблизился с другой стороны поляны, направив на неё палочку. Гермиона моргнула; усилие, которое потребовалось, чтобы поддерживать «Протего», истощало её, и в него попало ещё одно заклинание, он задрожал и исчез. — Протего… — с трудом произнесла она. Ей хотелось упасть в обморок, в глазах потемнело. — Гермиона! Лицо Рона, когда он мчался к ней и приближающемуся Пожирателю Смерти, выражало ярость и ненависть, освещённые радугой красивых цветов от проклятий, рассекающих воздух. — Рон, — пробормотала она и упала плашмя на спину в грязь, мир закружился вокруг неё, когда её голова ударилась о плоский камень, скрытый в траве. Её «Протего» замерцало и исчезло. Гермиона едва слышала, как Рон выкрикивает проклятия, заклятия и ругательства, и повернула шею, чтобы видеть его, даже лёжа на спине. Её голова казалась свинцовой, тяжёлой и неясной, а мир виделся странно искажённым. Рон бежал, его ботинки стучали по траве, и из его палочки вырывались цветные вспышки, но Пожиратель Смерти блокировал и уворачивался, всё ещё так чертовски высокомерно подбираясь к Гермионе. Затем Пожиратель Смерти остановился, и его палочка была направлена прямо на Гермиону. Она подумала, что, возможно, сейчас умрёт. Пожиратель Смерти начал произносить «Авада К…» А затем из горла Рона вырвалось свирепое рычащее проклятие, и Гермиона моргнула и увидела желтоватую вспышку, ударившую в Пожирателя Смерти, прежде чем он успел закончить смертельное заклятие. Пожиратель Смерти согнулся пополам, схватился за живот и застонал. Секундой позже его кишки вывалились сквозь отчаянно сдерживающие их руки и забрызгали пространство на метр вокруг него, и он упал. Гермиону охватила волна тошноты, и она повернула голову набок, чтобы не захлебнуться собственной рвотой, и её слабо вырвало на собственную щеку и землю. — Гермиона! Рон опустился на колени рядом с ней и зажал одной рукой рану на её бедре, пытаясь остановить вытекающую тёмную кровь, и боль, о боже, боль была ужасной, и Гермиона вздрогнула и перевернулась под его крепкой хваткой, закричала и прикусила язык. Последнее, что она увидела перед тем, как её глаза снова закатились и она впала в блаженное забытьё; последовал дождь зелёных сигнальных искр, вылетающих из дрожащей палочки Рона. Неотложная медицинская помощь.

~***~

— В любом случае, сейчас я в полном порядке. Несколько заклинаний, и Триша поставила меня на ноги всего за несколько часов. Может быть, движения немного скованны, но я приду в норму через день или два. — Гермиона пододвинула стакан магловского бурбона с колой Невиллу, который поднял его и осторожно принюхался. Он попробовал, причмокнул губами, улыбнулся вкусу — сделал ещё глоток. — Это ни с чем не сравнимо, не так ли? — спросил он, понимая, и Гермиона кивнула, потягивая свой напиток. — Это пиздецки страшно. Но, знаешь, я чувствую себя такой живой прямо сейчас. Более живой, чем когда-либо. Невилл тоже кивнул. — Я знаю, что ты имеешь в виду. — Он выглядел старше, с тёмными кругами вокруг глаз и измождённым выражением лица. В эти дни они все выглядели так, в той или иной степени. Гермиона по-настоящему не знала реальности этой войны, пока не стала в ней участвовать. Пытки в поместье и всё, что было до этого, были ничем по сравнению с этим изнурительным, высасывающим душу делом тотальной войны. Ей просто было стыдно, что она так долго пряталась в Годриковой впадине и позволяла другим сражаться за неё, пока она залечивала свою травму из-за того, что произошло в поместье. Это всё ещё было тёмной рваной раной в её душе, но когда она оказывалась в гуще боя, эта рана была бессмысленной, неважной по сравнению с отчаянной борьбой за то, чтобы остаться в живых. Она облизнула губы и отпила ещё; теперь она понимала, почему Рону стало легче поддразнивать и ухмыляться после нескольких глотков. Алкоголь помог ей расслабиться, снять постоянное напряжение, помог притупить ужас. — Итак, ты рад, что вернулся? — Гермионе удалось улыбнуться Невиллу, передвигая больную ногу, покоящуюся на стуле. Невилл провёл последние два месяца в Выручай-комнате, и только сегодня он поменялся местами с Анджелиной Джонсон. — Мне нравится это место, не поймите меня неправильно, — мягко сказал он. — Комната… она понимает меня. Я понимаю, как использовать её в меру её возможностей. Но… — Его глаза опустились на скатерть в золотой горошек, и его палец провёл по узорам, ногтевая пластина покрылась грязью. — Школа. Хогвартс. Сейчас это Ад для всех студентов, которые не учатся на Слизерине. И там патрулирует так много Пожирателей Смерти и старшеклассников Слизерина, что мы не можем вызволить остальных. На лице Невилла отразился абсолютный ужас, а у Гермионы перехватило дыхание, и ей было трудно проглотить следующий глоток бурбона с колой. — Мы стараемся делать всё, что в наших силах. И за последние несколько недель мы вызволили горстку студентов. — Он мрачно посмотрел на Гермиону. — Но только горстку. Гермиона, там всё ещё десятки и дюжины пойманы в ловушку. Этого недостаточно. Его глаза наполнились слезами, и Гермиона опустила взгляд на свой напиток, окунула в него указательный палец и взболтала тёмную жидкость, создавая, по крайней мере, иллюзию уединения. — Иногда мы слышим, как они кричат во время наказаний Кэрроу. И в другие моменты тоже. Голос Невилла дрожал, был невнятным и почти не походил на свой, и Гермиона вздрогнула, крепче сжав пальцами стекло. — Невилл… Ты делаешь, что можешь. Это было всё сочувствие, которое она могла ему предложить. Она знала, что оно было вялым и слабым, и этого было недостаточно, чтобы Невилл не чувствовал себя неудачником, но это было всё, на что она была способна. Последние несколько недель тяжело сказались на ней, и у неё не осталось сил, чтобы быть плечом, в которое можно поплакаться. Она отпила напиток и посмотрела на свои пальцы ноги в полосатом носке, лежащей на стуле. Часть Гермионы приветствовала пробирающую до костей усталость, страх и боль, когда она была ранена во время нескольких сражений, в которых участвовала. Всё это означало, что она делает свой вклад.

~***~

Прошло больше недели, а Гермиона так и не спустилась в подвал, и Драко чувствовал себя едва ли безумным от одиночества и почти готовым царапать стены, чтобы выбраться наружу. Он сходил с ума — когда, чёрт возьми, Орден решит выпустить его? Должен ли он просто оставаться здесь в ловушке на протяжении всей чёртовой войны, какой бы долгой она ни была? Еду ему оставляли каждый раз разные люди: Визл, Поттер, Криви, Полоумная Лавгуд, миссис Уизли… Последние двое были единственными, кто что-то сказал ему, принося еду вниз и оставляя её для него на столе, и не обмениваясь ничем, кроме приветствий и прощаний. Драко скучал по Гермионе. Он знал, почему она больше не приходила сюда — он не был глупцом. Но он скучал по ней, и не только потому, что она составляла ему компанию, но и потому, что он скучал по ней, факт, который становилось легче признавать по мере того, как дни сменяли друг друга. Однако он всё ещё был, блядь, зол на неё за то, что она просто сбежала и бросила его на произвол судьбы. Как только он выберется отсюда, он собирается разыскать её и запереть одну на несколько дней. Посмотрим, как ей это понравится. А потом, когда она поумоляет достаточно долго, чтобы её выпустили, Драко присоединится к ней, и они смогут… Это был всего лишь чёртов поцелуй. Это не был конец света, каким бы неожиданным, нежеланным или блестящим он ни был. Это, чёрт возьми, точно не означало, что Гермионе было позволено просто взять и исчезнуть. Посреди ночи он возненавидел её. Но, возможно, Драко скучал по её обществу ненамного больше, чем ненавидел её за то, что она сбежала от него. Он читал «Дело Табак» и смеялся над некоторыми отрывками, а над другими сжимал рот в жёсткую тонкую линию, а иногда сердито отбрасывал книгу и слишком долго думал о том, почему Гермиона хотела, чтобы он это прочитал. И как только с ней было покончено, Драко перешёл к другим книгам, и, читая их, он подумал, что, возможно, ему удалось заглянуть в голову Гермионы. Там были старомодные романы и магловские представления о том, какой должна быть магия, очень британские детективы об убийствах, странная книга о космосе и будущем. Делать было особо нечего, кроме как читать, и он читал. Но чтение — и фантазии о попеременном убийстве или похищении Гермионы — не могли заполнить все часы; это не могло облегчить унылого одиночества от того, что каждую секунду каждого часа он проводил в одиночестве, без единого другого человека во всём мире, с которым можно было бы поговорить. К концу первой недели без ежедневных визитов Гермионы Драко подумал, что был бы вне себя от радости, если бы Рональд, мать его, Уизли удостоил Драко его участием в одной-десяти партии «взрывающихся карт». Или даже в ту ужасную, унылую магловскую игру «Руммикуб», которую так любила Гермиона. Мерлин, когда он успел стать таким уёбищно жалким?

~***~

Гермиона вообще почти не думала о Драко Малфое последние девять дней. Время от времени возникали мимолётные мысли, но они были вытеснены мыслями о миссиях, прошлых или предстоящих, или были стёрты изнурённым сном. Как она не могла быть плечом Невилла, на котором можно было бы поплакаться, так же у Гермионы не было сил зацикливаться на мыслях о Драко. Всё это было слишком запутанно и пугающе, и каким-то образом война была менее страшной, и она не хотела даже задумываться, почему война была менее пугающей, чем то, что она почувствовала, когда поцеловала Драко Малфоя. Итак, Гермиона была потрясена, когда проснулась, тяжело дыша, посреди ночи с воспоминанием о сне, в котором его губы и зубы нежно обхватили один из её сосков, его язык был влажным и тёплым, а её руки крепко сжались в кулаки в его белокурых волосах. Несмотря на чувства, что вызвал в ней сон, которые она хотела забыть, это был хороший сон. Очень хороший сон. Её грудь тяжело поднималась и опускалась, кожа казалась слишком натянутой, и ей хотелось делать с собой то, что она отказывалась делать, думая о Драко. Гермиона сбросила одеяло и открыла окно, падая обратно на кровать и обмахиваясь веером. Она была горячая, раскрасневшаяся и липкая от пота, но, вытянувшись на кровати, пока прохладный воздух обдувал её кожу, поняла, что это всё только ухудшило её первоначальное состояние. Она на мгновение задумалась, всё ли в порядке с Драко там, в подвале, в одиночестве, и надеялась, что так оно и есть. Лёжа в постели, чувствуя, как прохладный ночной воздух овевает её лицо и грудь и двигается к ногам, Гермиона задавалась вопросом, разговаривал ли с ним кто-нибудь вообще. Читал ли он книги, которые она ему оставила. Видел ли он снова свою мать. Ненавидит ли он Гермиону сейчас. Она не была уверена, хотела ли, чтобы он ненавидел её; Гермиона думала, что нет, но тогда какое это имело значение, на самом деле? Она перестала видеться с ним, перестала навещать. Почему её должно волновать, ненавидит ли он её? Но её это волновало. Гермиона откинула волосы с лица и задумалась, не была ли она ужасным человеком и трусихой за то, что убежала от него в ночь поцелуя и не вернулась. Но потом она подумала о безумии миссии ранее тем вечером, и сказала себе, что, кем бы она ни была, но точно не трусихой. Но чувство вины всё ещё болезненно отдавалось в её животе, и, как она ни старалась, Гермиона не могла снова заснуть. У неё скрутило живот, и она почувствовала, что вот-вот расплачется. Не только из-за Малфоя, но и из-за всего остального. Гермиона медленно, с грустной усталостью осознала, что ей нужно плечо, в которое она могла бы выплакаться — то, чего она не смогла дать Невиллу. Печально, даже никто во всём доме; так много её друзей, заменяющих её членов семьи и союзников, Гермиона не могла вспомнить никого, кого бы она хотела разбудить и искать у кого-то утешения. В этот момент, в предрассветные часы — «час ведьм», как называла это её бабушка, — Гермиона почувствовала себя очень одинокой. А потом она вспомнила о сне, и в центре её груди что-то рвануло. Тук. Тук, тук, тук. Она попыталась не обращать на это внимания, закрыв глаза и свернувшись калачиком. Гермионе не потребовалось много времени, чтобы отказаться от идеи поспать и встать, натянуть тонкую майку и пижамные шорты и спуститься на первый этаж прохладного, тёмного дома. Ноги неумолимо несли её к столовой, словно она была компасом, беспомощно вращающимся вокруг своей оси, указывая на север. Она плыла по коридору, чувствуя такое головокружение от усталости, что казалось, будто она плывёт. Гермиона легко спустилась по лестнице, кончик её палочки время от времени касался стены и оставлял мерцание случайных искр там, где касался. Она добралась до столовой и долго стояла, уставившись на люк. У неё перехватило дыхание, и она поняла, что задыхается, хватая ртом воздух. Её грудную клетку сдавило, и казалось, что лёгкие не могут нормально наполниться воздухом. Она не хотела открывать люк. Испуганная. Напуганная. Дрожь сомнения пронзила её, и она задалась вопросом, какого чёрта она вообще делает. Но она не вернулась наверх в постель, и это должно было что-то значить. Гермиона сглотнула и переступила с ноги на ногу, уставившись на маленькие деревянные засовы, которые открывали дверь, огромными остекленевшими глазами. Она не знала, почему ей было так страшно спускаться туда — там был всего лишь Драко. Она издала лёгкий смешок. «Да, Гермиона, — подумала она, — просто Драко Малфой. Малфой. Боже, о чём ты только думаешь?» Следующие пять минут были потрачены на споры с её несговорчивым мозгом. Гермиона перечислила все хорошие моменты, которые они пережили, чтобы отомстить своему мозгу, но их было прискорбно мало. Но потом она вспомнила обаятельную улыбку, которой одарил её Драко, протягивая вилку с яйцами, и это, даже больше, чем поцелуй, заставило её присесть на корточки и повозиться с засовами на люке. Она была набита железной стружкой, которая шевелилась и зудела у неё под кожей, а он был магнитом, утягивающим её вниз. Гермиона подняла люк. Она тихо спустилась по крутой лестнице и на мгновение замерла, увидев его лежащим в постели с открытой книгой в вытянутой руке и откинутым с голых ног одеялом. Гермиона сглотнула и продолжила спускаться по ступенькам, несколько раз чуть не потеряв равновесие, поскольку больше смотрела на Драко в футболке с длинными рукавами и спортивных шортах, чем на то, куда опускала ноги. Её сердце билось так сильно, что она думала, оно вот-вот выскочит прямо из груди. Что, блядь, ты творишь? Кричала на Гермиону рациональная часть её разума, отбросив всякую вежливость, когда она приблизилась к спящему волшебнику. — Драко? — тихо позвала она, и он издал сонный мурлыкающий звук. — Драко? — Что?.. — В его голосе слышалась тревога, когда его серые глаза резко открылись, и затем он увидел её. — Гермиона. — Её имя — вот и всё, что произнёс Драко, моргая по-совиному, его голос был на удивление мягким и счастливым, а затем он сел и уставился на неё, сузив глаза. — Откуда, чёрт возьми, ты взялась, Грейнджер? Гермиона нервно сплела пальцы и пожала плечами. — Я не могла уснуть. Он встал, натягивая свободные пижамные брюки; немного вырисовываясь силуэтом, когда встал во весь рост, и она сглотнула, а во рту и горле внезапно пересохло. — И ты решила лишить меня моего прекрасного сна тоже? Она покачала головой, и он просто смотрел на неё долгим, оценивающим взглядом. Гермиона покраснела под тяжестью пристального взгляда Драко, скользнувшего по её скудно одетому телу. Он подошёл ближе, и их тела почти соприкоснулись, его тёмные глаза встретились с её, его язык облизал губы. — Я… — Гермиона с содроганием поняла, что не хочет целовать его снова, несмотря на ноющее чувство внизу живота и то, как её губы хотели встретиться с его. Она потеряла самообладание где-то между открытием люка и проснувшимся Драко. Гермиона опустила глаза в пол, а Драко со свистом выдохнул и быстро отступил от неё, присев на край кровати. Повисло тяжёлое молчание. — В чём дело, Грейнджер? Голос Драко звучал устало, но нормально, и чувство счастья зародилось в животе Гермионы, когда он посмотрел на неё. Она удивилась, почему так долго избегала его. Если бы она знала, что они смогут избежать всей неловкости, связанной с поцелуем, всего лишь взглядом и вздохом, она, возможно, вообще не избегала бы его. И всё же, когда она села на кровать рядом с ним, она почувствовала, что отчасти рада, что сделала это. Если бы не это желание избегать, она никогда бы так не участвовала в войне. — Я участвовала в сражениях. Отчасти поэтому, эм, — она немного солгала, — я больше не приходила к тебе. Он приподнял бровь. — Отчасти? Она бросила на него убийственный взгляд. — Не сейчас, Малфой, — предупредила она его, но в её голосе не было злобы. Он лишь слегка улыбнулся вопреки самому себе, и тёплое чувство в животе Гермионы усилилось. — Я сражалась, — повторила она и прикусила внутреннюю сторону щеки, делая паузу. — Я участвовала в шести миссиях, которые закончились стычками с Пожирателями Смерти. Он моргнул, в его глазах мелькнуло лёгкое удивление, а затем пристально посмотрел на неё. «Железная стружка», — бессвязно подумала она про себя и ждала, что он заговорит, но он продолжал молчать. Просто наблюдал за ней. Поэтому она заговорила первой. — Это страшно, но я рада, что делаю это. Сидя здесь… Я просто не чувствовала, что чего-то добиваюсь. Я зря тратила своё время, а теперь, теперь я действительно помогаю. Это приятное чувство. Драко поёрзал на кровати. — Сражаешься за правое, благородное дело, Грейнджер? Гермиона нахмурилась, задетая его легкомысленным тоном. — На самом деле, так и есть. Как и все остальные в Ордене Феникса. — Он проигнорировал её. — Ты рассержен на меня, Драко? — спросила она наконец, стараясь говорить непринуждённо, чтобы он не смог прочесть в её вопросе ничего слишком личного, хотя, вероятно, это и так было очевидно. Он одарил её взглядом, который слишком ясно выражал его мнение о её интеллекте. — А как ты думаешь, Грейнджер? Она посмотрела на него в ответ. — Почему бы тебе просто не сказать мне. Драко закатил глаза и встал. — Если ты не можешь понять, что прямо перед твоим чёртовым глупым лицом, тогда ты не заслуживаешь знать. Гермиона фыркнула и тоже вскочила на ноги. Почему с Драко никогда ничего шло по плану? Она попыталась извиниться; что-то, что ей, вероятно, следовало сделать в первую очередь, но она была слишком чертовски уставшей, чтобы думать об этом. — Мне жаль, что я перестала приходить. Правда. Мне жаль. — Это было правдой. И глупо. Даже по-детски. Уголки рта Драко опустились, а губы стали тоньше, глаза опустились в пол. — Всё в порядке. Звучит так, будто у тебя были гораздо более важные дела. — Борьба важна! — И ты тратила каждую минуту каждого дня на борьбу? Ты не могла хотя бы раз навестить меня? У Гермионы возникло радостное, мягкое чувство, когда она услышала, как он это сказал, пусть даже едким, раздражительным тоном. Она ухмыльнулась про себя. — Почему тебя это волнует? Он мгновение бессвязно лепетал, и вид Драко Малфоя, потерявшего дар речи, был чрезвычайно приятным, независимо от обстоятельств. — У меня закончились книги, а ты не принесла мне ни одной новой, — сказал он наконец. — Тогда я принесу тебе ещё, — оживлённо ответила Гермиона. — Когда? — Завтра. Но только если ты перестанешь быть придурком. Он посмотрел на неё и мгновение молча кипел от злости, серые глаза, как обычно, пронизывали её насквозь, а его губы надулись почти по-детски, и Гермиона обнаружила, что очарована тем, какой вид это ему придавало. — Я застрял здесь почти на две недели, один. Я дошёл до того, что стал желать, чтобы Визл пришёл и поиздевался надо мной, просто чтобы было с кем поговорить, кроме как с самим собой. Прости меня, если я немного резок, Гермиона. — Прости, я просто… — Гермиона понятия не имела, как ей объяснить причину, по которой она так долго избегала Драко, без того, чтобы спонтанно не вспыхнуть от смущения. Драко сжалился над ней, со вздохом усаживаясь обратно на кровать. — Нам не обязательно… говорить прямо сейчас, — сказал он с удивительно мягким пониманием. Она присоединилась к нему на кровати, усевшись так близко, что их бёдра почти соприкасались, и после секундного колебания его рука обняла Гермиону за плечи. Это было приятно и как-то правильно. Безобидно и достаточно непринуждённо, чтобы она не отмахнулась. — Это хорошо, — сонно сказала она ему. — Потому что мне на самом деле не хочется разговаривать. Я… я так устала. А затем, чтобы доказать свою точку зрения, она широко зевнула. Рука Драко по-прежнему крепко обнимала её за плечи, и Гермиона почувствовала, что начинает засыпать, её голова по собственной воле склонилась к его тёплому телу. Железная стружка улеглась, стрелка компаса привела её на север, и счастливое чувство наполнило её сонный разум. — Что? — спросил Драко со смехом, скрытым в его сухом голосе, и Гермиона прикрыла рот рукой, осознав, что только что пробормотала половину своей чепухи вслух. Но она больше ничего не сказала, и он больше не спрашивал, и вскоре она расслабилась и снова навалилась на него своим весом. Её дыхание стало глубоким и ровным, и хотя засыпать на Драко Малфое должно было казаться очень неправильным, ей так не казалось. Она пожалела, что не сделала этого несколько дней назад. — Я скучал по тебе, — сказал Драко, думая, что она возможно, спала, а потом он сухо добавил: — И когда-нибудь я отомщу и запру тебя в шкафу на месяц, предварительно принеся тебе стопку настольных игр для двоих игроков, и посмотрим, как тебе это понравится. И Гермиона поняла, что он знает, что она не спала, и улыбнулась. А потом, с путаными и кружащимися мыслями, но счастливая, она действительно заснула.