Запах сумерек

Она безошибочно узнала его в толпе – у него не было запаха. Выпавший элемент паззла, глухое пятно, область абсолютной пустоты. От него пахло затхлой одеждой, домом, в котором он жил, лесом, через который он шел, зверем, которого он убил, но не им – не им самим, не уникальной комбинацией тканей, гормонов, бактерий и опыта. От него не пахло ЧЕЛОВЕКОМ. Он тоже почувствовал ее и замер, поводя ноздрями, как хищное животное. Умерев девственником, он иной раз гордился, что знает иную, подлинную – как он считал – сторону женщин. Не то, что снаружи, и даже не то, что внутри – то, что познать гораздо сложнее, чем презираемые им вагины… вкус женщин. Запах, который играючи лизнул его в самом сердце городского праздника, разбудил в нем давно похороненные инстинкты. Он почувствовал ее – эту великолепную, чистую, благоухающую кровь. Она была слишком хороша, она могла исходить лишь от невероятно прекрасного существа. Он уже убивал таких – он позволил им остаться прекрасными навсегда. Но эта была настолько великолепна, что он поклялся себе растянуть удовольствие. Запах то терялся, то вновь возникал, и он понял: его ведут. Запах этот не сумели перебить ароматы кетчупа и жареной картошки, он ощущался словно не человеческим и даже не вампирским обонянием, а чем-то внутренним, подлинным, темным, звериным. «Я чувствую ее своей сутью, сутью зверя!» - восхищенно подумал он и бросился в омут поиска. Она путала следы, дразнила его, ее маршрут был полностью иррационален и несинхронен внутреннему движению толпы. На каком-то открытом участке, кажется, позади карусели, он окунулся в это облако красоты с головой и даже не сразу понял, что хорошо бы посмотреть, от кого исходит гипнотическая кровавая аура. Он был разочарован тем, как… как мало в ней крови –она была слишком миниатюрна. Невысокая девушка с каким-то совершенно обыкновенным лицом, болезненно бледная, в медицинской маске – а ведь он не заметил оттенков болезни в ее запахе! – и с коротко обрезанными взъерошенными волосами. Она посмотрела на него. Небольшие, темные, непроницаемые глаза. В углу левого глаза наметилась и тут же разгладилась морщинка - она улыбнулась. Он был ошарашен. Множество раз за сегодняшний день женщины бросали на него взгляды, полные интереса, влечения, любования – в конце концов, он был фантастически хорош собой и пользовался этим до тех пор, пока сообщество вампиров не вынудило его отказаться от человеческой крови… а, впрочем, и после. Но в ее взгляде, пристальном, в упор, он не ощутил ничего. Через секунду она слилась с толпой, а в ноздри ему ударил запах помойки и алкоголя, исходящий от неряшливо одетого мужчины с огромным мешком. *** Проходили дни, недели, Белла не отдавала себе отчета в том, какой на календаре день, чувствовала себя отвратительно, но врача вызывать не рисковала – пошли бы слухи. Эдвард уже долгое время не звонил, не отвечал на звонки, никак не давал о себе знать, и ситуация неопределенности нервировала. План рассыпался на кусочки, а Белла отнюдь не располагала бесконечным запасом времени. Смерть стояла слишком близко, Эдвард – слишком далеко. Он, как и смерть, знал, где ее искать. В конце концов, она сама показала ему путь, возвращаясь домой настолько медленно, что для вампира это выглядело как приглашение. В конце концов, она сама пригласила его – достаточно прямо. Она опасалась, что воспитанный в традициях девятнадцатого века Эдвард совершенно не адаптировался к новому формату отношений между мужчинами и женщинами. На третьем свидании он, опустив глаза, спросил, почему у нее короткие волосы. «Мы в двадцать первом веке, дурачок!» - рассмеялась она. Теперь Белле казалось, что в этот момент он мог заподозрить ее в излишней осведомленности. Он вообще вел себя крайне нервно, то пытался контролировать каждый ее шаг, то шарахался в сторону и исчезал на несколько дней. Белла начала думать, что стоило бы выследить вампира посерьезнее, но и встречу с Эдвардом можно было назвать не более чем счастливой случайностью. Нервотрепка усиливалась потому, что Эдвард ни в коем случае не должен был быстро понять, что она больна, и уж тем более – НАСКОЛЬКО она больна. Белла предполагала, что реплики в духе «не могу, милый, прости» без дальнейшего объяснения только подогревают интерес Эдварда, но сам он несколько затянул театральную паузу. Ей приходилось постоянно поддерживать свой «фантастический аромат», а влюбленному вампиру не стоило обнаруживать ее парфюмерную лабораторию. Она уничтожила все, что намекало на ее исследования природы вампиризма и вечной жизни, лаборатория располагалась в подвале отдельно стоящего гаража, но запасы компонентов подходили к концу, а некоторые их них необходимо было заказывать за границей. Наконец романтической лунной ночью скрипнуло окно, в душную комнату Беллы ввалились запахи июня, влажной земли, хвои и поп-корна, на пол мягко приземлился ночной хищник, сияющий вампир по имени Эдвард. Ловушка захлопывалась. - Я не сплю, дорогой, - сказала она. - У тебя бессонница? А я так мечтал посмотреть на то, как ты спишь… - Боюсь, не вышло бы, - Белла мягко улыбнулась, чуть протянула руку ему навстречу. - Мы, женщины Свон, чуткие и тревожные. Моя прапрабабка однажды чистила во дворе сливы и почуяла странный запах – знаешь, в нем было что-то злое, жестокое… Словно нечеловеческое. Но и не звериное. Даже сквозь аромат слив ощутила, представляешь? Она не раздумывая обернулась, швырнула в него сливы, а они были такие скользкие, сочные… В общем, в тот день она спаслась от убийцы юных девушек. Ответная улыбка Эдварда была снисходительной. При любом удобном случае Белла, по-детски наивно лепеча, бомбардировала его историями о насильниках, убийцах и тиранах, всячески подчеркивая, что он-то не такой. Видимо, рассказанная ночью, очередная история особенно впечатлила его. - А вдруг я тоже – убийца юных девушек? – спросил он. - Пусть, - Белла напустила на себя серьезный вид. – Я люблю тебя даже таким. Он вдруг отстранился и посерьезнел. - Белла, я должен… - Ты должен следовать своей природе, милый. Я знаю, кто ты. Я верю. Обрати меня, мы всегда будем вместе… Сказалось напряжение последних нескольких дней – фраза вылетела внезапно для самой Беллы, как срывается «я люблю тебя» или «давай займемся сексом» в мучительной, но еще не высосавшей силы обстановке. - Нет! – Эдвард буквально отскочил от нее, и какое-то время они кружили, словно кошка с мышкой, что выглядело со стороны невероятно комично. Белла гонялась за ним по комнате, а он не очень-то убегал, притянутый фантастическим запахом ее крови и возникающими чувствами – к тому же он действительно испытывал что-то вроде вины. Она говорила, что он не такой, говорила это столько раз… Очередное метание кончилось тем, что Белла поранила руку – на самом деле стерильный осколок стекла был заранее заготовлен как крайняя мера. Она не была уверена в том, что Эдвард успеет остановиться вовремя, но многочисленные медицинские процедуры сделали ее стойкой к боли, физическим мучениям и виду крови – она настраивала себя, что не отключится. Полгода назад она не была уверена в существовании вампиров, месяц назад – в том, что дело выгорит, а теперь оставалось лишь выжить. События могли развиваться по одному из трех сценариев – либо все пойдет по плану (сейчас или позже), либо Эдвард испугается и сбежит в леса навсегда, а она умрет от рака крови, либо он убьет ее прямо здесь. Первый вариант нравился Белле больше остальных, но в нем оставалось слишком много допущений, и, согласно теории вероятности… *** - Что я сделал? Что я наделал? Белла пришла в себя. Окружающий мир рухнул, пузырился кровавым болотом. Инфекция проникала в ее тело, она зависла между мирами – больше не человек, еще не труп, определенно не вампирша. - Охренеть, - от неожиданности сказала она, и желтые глаза Эдварда округлились. По его щекам пролегали кровавые дорожки. Слезы! Белла понимала, что он укусил ее, по какой-то причине остановился, но не «причастил» - не дал ей своей крови. Осколок был зажат у нее в руке, но возможно ли быть быстрее вампира – теперь, когда она не только больна, но и обескровлена? А вот слезы подходили. - Ничего, любимый, ты не виноват, ты пытался быть хорошим… - она подтянулась ближе к нему и прикоснулась губами к окровавленной щеке. Капли было достаточно. В следующую секунду он оттолкнул ее и тут же сложился пополам, как человек, мучимый приступом язвы желудка. Его прекрасное точеное лицо исказилось, и на пол хлынул черный поток. Проблевавшись, Эдвард поднял голову – теперь он стал гораздо больше похож на настоящего, древнего, жуткого вампира. - Ты… отравила меня! - Ты же сам меня укусил, разве нет? А сколько раз ты получал то, что хотел, убийца юных девушек? – издеваясь, спросила Белла. Ей подумалось, что хорошо бы успеть снести бывшему возлюбленному голову, но комната шаталась, пульсировала, зрение то невыносимо фокусировалось, то вновь все растворялось в тумане. Кровь онкобольной женщины убивала вампира, но никак не могла убить окончательно. «Лаборатория не пострадает», - подумала Белла и потянулась наощупь к канистре с бензином, припрятанной под кроватью. Крайние меры – это ее стиль. *** Запах гари был ужасен. Белла отлежалась в специально оборудованной лаборатории, куда не проникали запахи внешней среды, к тому же теперь она расходовала в разы меньше кислорода. Однако оказавшись на поверхности, она едва не задохнулась от жуткой вони над обгоревшим остовом ее дома. От искусственной крови подташнивало – очевидно, ее дороговизна была не единственным побочным эффектом. Но, что еще хуже, у кострища стояло трое полицейских и ее мать. Увидев Беллу, она закричала. - Мам, я в порядке. Я не знала. Я уснула в лаборатории, - Белла отбивалась от матери, явно намеренной задушить ее в объятиях. - Мы только что обнаружили тело, мисс Свон, и полагали… - начал полицейский, но Белла перебила. - Тело? У меня дома? Этого не может быть! Черт побери, вы служитель порядка – и в вашем гребаном городе в дома честных граждан залезают всякие… поджигатели! Он что, курил в моей постели? Полицейские что-то говорили, мать рыдала, а Белла думала – мама ела сендвич, у нее дома теперь две кошки, вон тот полицейский, который блондин, изменяет жене с мужчиной… Дивный новый мир, наполненный запахами и знанием, раскрывался перед ней. - Мам, я думаю, у меня ремиссия. И новые линзы. *** Основательница парфюмерной марки The Flame Swan редко появлялась на людях, но если появлялась – то шокировала не меньше, чем ее авторские ароматы, совмещающие в себе то запах пепла и хвои, то – ландышей и лекарств. Было во всем, что создавала Белла Свон, что-то нечеловеческое, что-то, воспринимаемое не обонянием, а древними, рудиментарными органами, существование которых почти невозможно. Она выходила к журналистам в темных очках и в маске вроде той, что носил Ганнибал Лектер в заключении, сквозь прутья посасывала через трубочку алую жидкость из закрытого стакана. Ничего необычного, работаю по ночам, глаза устают. Ничего необычного, маска блокирует запахи внешней среды, не хочу перегружать обоняние. Ничего необычного, я спонсирую научные разработки в области питания, это сок, обогащенный альбумином, хотите? Нет? Ну и зря. Все, что она говорила, было чистой правдой – она дала себе обещание вести жизнь вампирши, свободную от лжи. Когда у тебя много денег, ты можешь позволить себе правду. Белла редко покидала лабораторию, но творчество не может жить одними лишь воспоминаниями. Время, проведенное с Эдвардом, было для нее, долгие годы боровшейся с недугами, и временем великих ароматических открытий. Древесная кора и пыль, кофе и бензин, плесень и сахарная вата – все смешалось в единый коктейль, приправленный страхом и адреналином. Каждая новая вариация «Влюбленного вампира» расходилась на ура, но два месяца назад Белла прекратила выпуск аромата. Настало время жить на полную катушку. Все чаще, выпив пару стаканчиков искусственной крови, обогащенной витаминами, загадочная парфюмерша запирала лабораторию и выходила в ночь, полную бетона, пластика, никотина и жизни. Где-то там, за ненужным и необязательным, неизбежно раскрывался тот самый аромат. Белла, неузнаваемая и почти обнаженная без маски и очков, словно нож в кусок масла, входила в толпу и вибрирующий океан звука на вечеринках – и ее желтые глаза никому не казались странными, ложилась на холодные камни на берегу моря, вслушивалась в чужие тела, волосы и губы, зарывалась лицом в спящие цветы на клумбах. Мир пах. Пах смех, ветер, металл, пахли каменные урны в парке, парк звучал великой симфонией запахов, пахли рестораны китайской кухни и первые снежинки, пахли кеды на прилавках и бриллианты в витринах, пахли книги, даже облака, наверное, пахли – просто были слишком высоко. И не было в мире запаха, который увлекал бы ее больше, чем еще несуществующий, еще невозможный, запах, стоивший вечности – любой из тысячи запахов, которые ей предстояло создать.