𝔞𝔠𝔠𝔢𝔭𝔱 𝔱𝔥𝔦𝔰 𝔠𝔥𝔞𝔩𝔩𝔢𝔫𝔤𝔢

      Минхо любил, когда готовил Хенджин.       Как бы он сам не любил готовить, как бы не нравилось пробовать и учить этому Феликса, больше всего он любил именно еду, приготовленную Хенджином.       Парень готовил достаточно редко. В основном — лично для себя, основываясь на своих диетах. Но даже это не удерживало Минхо от соблазна попробовать.       Хенджин никогда не отказывал в желании поделится со старшим. Было приятно наблюдать, с какой радостью тот есть его еду, а после безостановочно нахваливает. И Минхо без зазрения совести, точно так же, как и Хван, временами пользовался этим.       Вся ребячливость танцора, его желание надавить на жалость, добиться помощи, уйти от дел, переложив ответственность на других, — все это было скорее игрой на камеру, чем реальным положением дел. Они все играли отведенные для них роли, и Хенджин не был исключением.       В ночной тишине они любили покидать общежития, посещая магазинчики, чтобы просто насладиться необходимой свободой, не запятнанной популярностью и репутацией. В такие моменты Минхо особенно любил наблюдать за тем, как младший ест. Возможно, это складывалось из беспокойства о его здоровье, ведь как бы то ни было, а диет у Хенджина было на порядок больше, чем у других.       Днем Минхо неотрывно следил за всеми на репетициях, после — лично за Хенджином. Хван, как подобало его характеру, не останавливался на достигнутом и тренировался-тренировался-тренировался, оттачивая мастерство, пока силы вовсе не иссякали. На это было больно смотреть, но Минхо прекрасно понимал его. Он и сам был поглощен идеей довести все до идеального конца, привести к великолепному апогею, когда никто не посмеет их обвинить в не профессионализме. Но сердце сжималось от боли, стоило увидеть чужие старания. Выматывала не только работа и тренировки, выматывали и чувства.       Когда случались особенно загруженные дни, а личное расписание росло, словно дорога до края мира, они находили утешение в тишине между друг другом. Тяжело было даже двинуть пальцем, не то что дышать или же думать. Но Хенджин собирал остатки сил, поднимался, оказывался рядом и обнимал. Так трепетно-нежно, устало, но так необходимо. И мир переставал казаться серым, затухшим.       Минхо любил его до потери сознания, до нехватки воздуха в груди. Ведь Хенджин был настоящим сокровищем. Ярким, невозможным и до безумия ценным. Трепетный и нежный партнер, надежный возлюбленный и посланный ему самими небесами суженный. Как бы не было тяжело, как бы не было больно, но они всегда оказывались рядом, закрывали ладонями боль, излечивали раны, любили до помутнения сознания.       И если Минхо когда-либо мог согрешить, он изо всех сил замолит этот грех, сделает все возможное, но не позволит небесам забрать его ценное сокровище в обмен на их прощение, не позволит сделать из него жертву.