Параллели пересекаются на дне

      Драко соврёт, если скажет, что он спокоен. Вот именно сейчас, когда он ведёт Гермиону за руку сквозь целый зал зевак. Он хочет научиться так же игнорировать взгляды, как она. Грейнджер за столько лет привыкла к такому вниманию. Едкому, колючему, в основном от стола слизеринцев. Но, чёрт, он к этому не был готов.       Щетинится от каждого брошенного взгляда, когда они с Гермионой появлялись в радиусе нескольких метров каких-то людей. На уроках, на обеде в Большом зале, в коридорах. Даже после матчей, когда она ждала его у раздевалок.       Они оба отнеслись к своим чувствам спокойно, по мере возможности — спокойно. Самым сложным для них было признаться не друг другу, а самим себе. Драко знал, что чувствует к ней что-то необъяснимое с того самого дня, когда их губы впервые коснулись. И потом, когда он увидел её боль. Хотел забрать её себе, чтобы девушка не мучилась. Он хотел сделать для неё всё.       Наверное, так и влюбляются в первый раз.       До боли в сердце и шума в ушах. До судороги в рёбрах от её смеха. От голоса, на который идёшь не замечая ничего вокруг. До её прикосновений. Осторожных и нежных. До её рук. До её взгляда с целой вселенной внутри.       Вот так Малфой любил.       Он всегда думал, что это привилегия девушек — считать дни, проведённые вместе. Но, дьявол, даже в этом он не узнал себя. Ровно три месяца и четыре дня, как Малфой сказал, что любит её.       Ровно с той самой ночи, когда последнее проклятое слово исчезло с её щеки.       Три месяца и четыре дня.       — Драко! Ты мешаешь мне!       Они сидят в Большом зале за слизеринским столом. Грейнджер, подперев подбородок кулаком, дописывает домашнее задание. Он же в это время привлекает её внимание как может. Наматывает на палец её непослушный локон, который выпал из пучка на затылке.       — Ты всё равно получишь высший балл, — оправдывается он.       Гермиона наконец отрывает взгляд от пергамента и смотрит на него. Держится. Держится изо всех сил, но в конце концов улыбается одним уголком губ.       — Ты невозможно требовательный к своей персоне, — говорит она и вытягивает прядь из его пальцев.       — Очень требовательный, когда дело касается тебя…       Грейнджер вздрагивает от того, с каким гулким звуком позади неё кто-то ставит кубок на стол. Не оборачивается, понимает причину. Малфой скользит взглядом за её спину, чтобы убедиться. Увидеть, как Паркинсон ломается от своего гнева. Как её бесит само присутствие за их столом гриффиндорки.       После «наказания» Пенси превратилась в шёлковую. Ниже травы, тише воды. И как это мучило её. Драко было плевать. Плевать на бывшую когда-то приятельницу. Она заслужила. Он сделал бы хуже, если бы не Грейнджер и её милосердие.       Малфой выдыхает и добавляет:       — Что будем делать вечером?       — Мне нужно помочь Рону с трансфигурацией, — отвечает она. — А потом…       Грейнджер замолкает. Драко следит, как она сжимает губы и ведёт языком внутри щеки. Мерлин. Кто из них кого мучает больше?       — Ты можешь подождать меня на нашем этаже, в башне старост? — она сглатывает и вновь смотрит на пергамент.       Что-то в её голосе напрягает его. Он улавливает это в последнем слове, которое она произнесла почти на выдохе. Он знает, что по вечерам они почти всегда были в её гостиной, сидели, общались, даже слушали байки Блейза, который, кажется, был единственным, кто был не удивлён их воссоединению.       — Понял, как обычно? В девять?       Гермиона кивает и вновь скребёт пером по пергаменту.

***

      — Школьные правила!       Он всё-таки не выдерживает и называет пароль от гостиной старост. Она сама попросила его встретиться в коридоре и уже опаздывала на десять минут. Какого хрена?       — Где Гермиона?       Блейз, лениво развалившись на диване, читает какую-то книгу. Даже не отрывая взгляда от строк, он цокает на это недоприветствие друга.       — В ванной старост. Я думал, ты не придёшь сегодня…       Малфой застывает на месте. Даже не слышит, что Забини начал рассказывать сюжет книги. Он разворачивается к выходу и шагает прямиком туда, где была Грейнджер.       Он теперь всё понял.       Понял румянец на её щеках сегодня в зале, понял её сорвавшийся голос. Он, блять, всё понял.       У них всегда заканчивалось только поцелуями. Он никогда не настаивал. Ждал, когда она сама будет готова. И, кажется, сейчас Гермиона была…       — Блять…       В ноздри бросается влажный воздух, пропитанный бергамотом. Она всегда пахла им. Так тонко. И так подходяще для неё. Его любимый запах.       Он делает пару шагов внутрь. Его появление заглушает вода, которая льётся из множества кранов.       Она стоит посередине небольшого бассейна, с мокрыми зачёсанными назад волосами. И смотрит. Убивает. Подчиняет.       Он в плену.       Белая пена словно щит, который помогает ей раскрепоститься. Гермиона обнажена, но он этого не видит.       Сердце пропускает караван жизненно необходимых ударов. Малфой ведёт плечом, скидывая с себя нервозность. Только при ней это случалось. Сейчас же — господи, тот самый момент.       Он сжимает челюсти до хруста в дёснах и тянется к пуговицам на рубашке. Медленно. Чтобы она видела всё. Чтобы осознала. Чтобы поняла, что уже некуда бежать.       Ты в клетке, Грейнджер, а ключи я потерял.       Гермиона глубоко выдыхает, когда он скидывает рубашку на мокрый пол. Всё так же не сводя с неё взгляда.       Пряжка ремня щёлкает громко. В этих стенах, покрытых кафелем, всё слышится гораздо сильнее. С эхом. Растянуто. И когда Малфой стягивает брюки вместе с бельём, Гермиона отворачивается.       Драко по-скотски этому рад. Ему нравится её смущение. Нравится доводить её до точки кипения. Она его личный сорт адреналина.       Вода обжигает, когда он опускается в неё. На секунду он замирает, чтобы привыкнуть к температуре. В голове ещё жарче. Там блядское адское пламя. И его не остановить. Оно возьмёт своё. Жертва уже готова.       Её плечи вздрагивают, когда на них опускаются его ладони, притягивая к себе. К его груди. Он обнимает её за талию, целует в макушку. Дышит сорвано и хрипло.       — Не бойся…       Грейнджер разворачивается в его объятиях. Смотрит прямо в глаза. Столько в них правды, на весь мир хватит. Малфой не хочет делиться. Только его.       — Ты только моя, Гермиона.       — Да, — она вытягивает руку и тянет Драко за шею, ближе к себе. За поцелуем.       Который громче бомбарды взрывается в голове. Так горячо. Так страстно. Так нереально, что умереть хочется.       В этом полумраке ванной слышны их поцелуи. Такие грубые. Срывающиеся друг в друге. Малфой приподнимает её за бёдра, тянет к бортику со ступенью, усаживает, вылизывая её рот, кусая губы. Шипит от возбуждения, которое давит с каждой секундой сильнее. Господи, ёбаный, боже.       Грейнджер выгибается навстречу. Тихо постанывая, царапая его плечи. Жмётся. Ластится. Задыхается.       Кожа у неё горячая, покрытая маленькими мурашками. Они давятся друг на друге, когда его пальцы скользят с шеи на грудь, пропуская между ними сосок. Стискивает, ждёт её реакции. И она стонет, отрываясь от его губ. Смотрит в какой-то мольбе. Хочет продолжения.       Всё будет.       Всё уже есть.       Её бёдра скрыты под водой, и, наверное, так будет легче. Легче для этого раза. Для первого, Салазар, раза.       Когда Драко с силой кусает её за плечо, обжигая зубами кожу, Грейнджер даже не реагирует на то, как его пальцы оказываются внутри неё. Ещё один укус. И вновь внутрь, второй рукой прижимая к себе ближе.       — Потерпи, сейчас станет легче…       Он чувствует на своей шее такой же болезненный укус и со всей силы вонзает в неё три пальца. Она вскрикивает, пытается избежать эту разрывающую боль, пытается отстраниться. Но в нём силы больше. Драко мягко целует её в висок, шепчет что-то успокоительное, двигает пальцами внутри с любовью и осторожностью, чувствует, что теперь уже нет той самой преграды…       — Готова?       В ответ лишь тихий стон и кивок.       — Смотри на меня, Грейнджер, — он не узнает свой голос. Настолько он зол от невозможности больше сдерживаться. В паху ноет до боли.       Он подтягивает её за бедра ближе к себе, подстраивается, упираясь головкой к входу и на миг замирает. Просто смотрит на неё с вызовом. Чтобы она поняла: — Я не остановлюсь, даже если попросишь, слышишь? — льющаяся вода глушит его шипение.       Первый толчок в неё Драко делает до основания. Грейнджер шипит, вжимая ногти в его шею. Он останавливается, давая ей время привыкнуть. Ощутить его размер, расслабиться. Блядскийбоже, он на грани истерики. Настолько в ней горячо. Настолько мокро и желанно. Как он хотел этого. И сейчас секунды промедления просто убивают его. Хочется вдалбливаться в неё жёстче и яростней. Хочется тонуть в её стонах. Хочется. Хочется. Хочется…       Но вместо этого он аккуратно подаётся назад, плавно — вперёд. Медленно набирает темп. Драко знает, что первый раз для неё будет не таким, как для него. Но, господи, он всё восполнит потом. Всё сделает для этого. Душу продаст, но ей будет приятно.       Желание видеть её лицо в этот момент толкает Малфоя не только вперёд и назад, но и к сентиментальности. Шепчет бесконечное: люблю. Топит её в этом. Топит в себе и в толчках.       С каждой секундой он осознает, насколько они теперь близки. Плоть к плоти. Душевно, физически. До изнеможения.       Драко запрокидывает голову назад, чувствует скорую разрядку. Рычит. Ведёт рукой по её щеке, а она жмётся к его ладони. Стонет в голос. Ещё. Ещё. Ему нужно, блять, ещё!       — Я сейчас…       Грейнджер резко обхватывает его затылок и притягивает к себе, топит пальцы в его волосах. Вызов в глазах. Блядский вызов. Невероятна…       — Смотри на меня, Малфой, — такая же ответка. Господи.       Она такая же. Такой же дьявол.       Её дыхание вползает в кожу Драко, в его вены. В его всё. Он хмелеет, мучаясь в этом. Выдыхает рвано ей в лицо. Думает, как здорово было бы жить в ней. Приклеиться. Не отпускать.       Вдох.       Выдох.       У меня к тебе вечно и безнадёжно, Грейнджер…       Малфой чувствует, как она стискивает колени на его талии. Он впивается пальцами в её бедра до будущих синяков. До вскрика. Сильнее вжимается в неё толчками. Яростней. Жёстче. Так, как хотел. В глазах темнеет. Драко сжимает зубы и кончает с громким рычанием, глядя прямо на неё.       Смотри.       Смотри, как ты ломаешь меня…       В голове белый шум. В затуманенных радужках пляшет искрами наслаждение. Он врывается в её рот с размаху. Целует. Никогда так не было хорошо, как сейчас. Ни с кем.       Спустя время они сидят на бортике, обнявшись, смотрят на уже рассосавшуюся пену, которая клочками плавает по поверхности воды. Гермиона вдруг встаёт и опускается в бассейн, тянется за своей палочкой. И Драко сразу понимает, что девушка задумала что-то необычное. Судя по её пьяным от чувств глазам, это что-то для него, для них.       — Я хочу кое-что повторить, — она взмахивает палочкой сначала над ним, а потом над собой, произнося заклинание. И после того, как Драко слышит его, он всё понимает.       Грейнджер поразительна.       Во всём.       Малфой спрыгивает с бортика. Оказавшись рядом с ней, обнимает и, приблизившись к уху, говорит:       — Что ж, давай повторим…       Они синхронно набирают воздух в лёгкие. Его хватит надолго. Настолько, чтобы воспроизвести тот самый миг.       Драко протягивает руки и обрамляет её лицо, приблизившись к нему. Через секунду они оба оказываются на дне. Смотрят друг другу в глаза, как в самый первый раз. Только сейчас это не Чёрное озеро. И сейчас в них нет взаимной ненависти.       Сейчас чистая любовь.       И их параллели, которые пересеклись на дне.