Давай поговорим

      Со своим учителем Бинхэ связывают довольно сложные отношения. Они прошли через многое — разбитое сердце, страх смерти, отчаяние, пятилетние попытки вернуть своего любимого, почти что одержимость… если честно, его немного напрягает, что количество плохих вещей в несколько раз превышает хороших, но у них есть целая жизнь, чтобы это исправить… так вот. Они прошли через многое. И все это время его учитель был хорошим человеком.       Однако Бинхэ знает, что раньше он таким не был.       Свои юные годы Бинхэ помнит плохо, особенно те моменты, когда учитель проявлял к нему равнодушие и даже какую-то жестокость. Куда лучше ему запомнились те редкие моменты, когда Цинцю словно забывал о своем статусе горного лорда и позволял себе… искренне улыбаться, высказывать негодование, расстроенно вздыхать или суетливо поправлять одежду. Да, такие моменты запомнились куда охотнее. Однако Бинхэ умеет спрашивать. Юэ Цинъюань подтверждает его мысль, что с какого-то момента учитель сильно изменился. Лю Цингэ посылает его далеко и надолго с его расспросами, но после хорошей дуэли и немного задетой проигрышем самооценки бурчит, что, пусть раньше Цинцю и был ублюдком, сейчас он выколет глаз любому, кто посмеет его так назвать. Бинхэ молча соглашается и мысленно добавляет к выколотому глазу сломанные ноги — так, чтобы уж точно уяснили. Ци Цинци хмурится, но признается, что однажды поймала неблагочестивый взгляд его учителя, обращенный на ее учениц. И добавляет, прежде чем кровь Бинхэ успевает вскипеть — наверное, ей просто показалось, потому что с того раза он не дал ни одного повода усомниться в своих чистых манерах по отношению к заклинательницам с ее пика. Му Цинфан пожимает плечами — они особо и не общались с Цинцю, однако слухи о нем в те времена, когда Бинхэ был подростком, ходили разные. А потом почему-то перестали.       Странно все это.       Никто ведь не меняется просто так.       Бинхэ плохо помнит, что было раньше. Но помнит, как было — обидно, больно, холодно, одиноко. А потом перестало. Потом Цинцю начал выделять его из ряда других учеников, давать ценные наставления, беспокоиться о нем, делать некоторые поблажки — например, разрешил готовить для его стола, — и обидно, больно, холодно и одиноко больше не было. Было хорошо. Хотелось быть ближе, хотелось, чтобы учитель думал о нем так же часто, как ученик думал о своем учителе — а думал он часто. И думает до сих пор.       Шэнь Цинцю — самая большая загадка в его жизни. Шэнь Цинцю — его учитель, его путеводная нить, его родственная душа, его супруг. Шэнь Цинцю — человек, который делает его счастливым. Шэнь Цинцю — человек, который причинил ему столько боли, и он же — человек, который своими руками ее облегчал. Цинцю — смысл его жизни.       И Бинхэ не может понять его.       Его учитель всегда был недостижимым, и даже брак его не изменил. Он по-прежнему старается прятать свои эмоции за непроницаемой маской — если за ней не получается, то в ход идет его многочисленная коллекция вееров. Он редко говорит о своих желаниях и почти никогда — о своих чувствах. Он не говорит о прошлом, практически не размышляет о будущем и будто бы не заинтересован в настоящем. Бинхэ требуется много усилий, времени и, будем честны, алкоголя, чтобы заставить его учителя раскрыть свои чувства.       — Я просто жду, когда, — Цинцю давит в себе икоту и шумно раскрывает веер, обмахиваясь им. Даже в таком состоянии у него получается сделать это с особым изяществом. Потрясающе. Его учитель потрясающий. — …когда тебе надоест.       Бинхэ резко открывает рот, но Цинцю его будто не слушает. Учитель почти никогда не пил в его присутствии. И теперь становится понятным, почему.       — Такой, мать его, потенциал… что я наделал…       Цинцю поправляет прическу. Вернее, пытается. Он неуклюжими пальцами пытается убрать выбившиеся пряди волос за уши, и Бинхэ с готовностью помогает ему в этом. И когда их лица оказываются близко-близко, Цинцю вдруг печально улыбается и смотрит на него, не отрываясь. Он касается его лица кончиками пальцев, и Бинхэ перестает дышать.       — Шестьсот красавиц… куда мне с ними равняться?..       Бинхэ не понимает. А его учитель не спешит с объяснениями.       — Такой красивый… хороший… и зачем ты цепляешься за меня?..       Бинхэ вздрагивает. Учитель и правда перебрал вина, если смеет говорить о себе так*. Бинхэ больше не может пользоваться состоянием своего бедного учителя, не так, это не по-настоящему, поэтому он мягко подхватывает Цинцю под колени и относит в их кровать.       *(имеется ввиду обращение, Цинцю говорит о себе в первом лице, а не в третьем)       В последнее время его учитель все чаще уходит в себя. Может посреди разговора вздрогнуть, уставиться в пустоту и мигом погрузиться в меланхоличное состояние. И при этом он постоянно смотрит на Бинхэ таким странным, печальным взглядом. Будто знает, что произойдет дальше — он будто всегда, черт возьми, это знает и никогда ничего не говорит! Это выводит Бинхэ из себя — хотя, помнится, раньше его это восхищало. Всемогущий и всезнающий учитель. Идеальный и недостижимый. Хах.       Учитель, который падок на сладости, учитель, который умело манипулирует словами, чтобы получить желаемое, учитель, который прячет свою панику и страх за этими вечными веерами, учитель, который… Которого Бинхэ так сильно любит и ни на кого в этом, да и в демоническом мире ни за что бы не променял.       Бинхэ хотел бы, чтобы его учитель доверял ему, но даже со сменой их статусов этого не происходит. Нет, конечно, Цинцю доверяет ему свою жизнь, свое тело и свою судьбу, иначе не связывался бы с ним узами брака. Но свои мысли. Свои тревоги. Свои страхи. То, чего он так боится, то, что гложет его и в окружении шумных учеников, и в полном одиночестве… Бинхэ хотел бы помочь. Так бы хотел.       Поэтому однажды, когда Цинцю снова погружается в себя без единой на то причины, — Бинхэ заплетает его волосы и ласково перебирает шелковистые локоны, — он говорит:       — Учитель… пожалуйста… расскажите своему ученику, что вас тревожит. Этот ученик хочет помочь вам.       Цинцю в его руках напрягается, как стрела. А потом так же резко расслабляется, практически повиснув на его руках. Бинхэ неосознанно задерживает дыхание.       — …доплети мои волосы. Пожалуйста. У тебя это хорошо получается.       И долго выдыхает.       Они сидят в тишине. Возможно, это последний момент, когда они так сидят, и Бинхэ старается урвать эти секунды уходящего покоя и нежности. Он ласково проводит кончиками пальцев по чужой шее, искривляя брови, когда видит следы от их прошлой ночи. Вдыхает этот особый запах, которым пахнет только учитель, стараясь запечатлеть в своей памяти. Цинцю сидит в его ногах, необычайно податливый и разомлевший, и Бинхэ не решается нарушить тишину — ни неосторожным словом, ни случайным движением. Заплетает он достаточно быстро, и когда последняя прядь оказывается на своем месте, желудок сводит судорогой неприятного предвкушения.       Цинцю благодарит его. Он встаёт и тянется за своим веером. Бинхэ беспомощно наблюдает за ним. Пожалуйста. Пусть его учитель не скажет что-то вроде «ты мне надоел», «этому ученику лучше оставить своего учителя в покое» или «я тебя никогда не любил и просто шел у тебя на поводу». Бинхэ поймет, конечно — все покидали его с самого детства, — но с большими усилиями сможет его отпустить.       Цинцю смотрит на него ласково, любяще, так, будто… будто прощается. И когда Бинхэ осознает это — вскидывает голову и судорожно открывает рот, — говорит:       — Настало время покинуть тебя.       Мир останавливается.       — На пик Цинцзин, правильно? А потом учитель вернётся к своему ученику?       Цинцю продолжает нежно, так, как никогда ранее, улыбаться, и Бинхэ чувствует, как в глазах скапливаются слезы.       — Так будет лучше. Ты сам понимаешь это.       Бинхэ снова летит в пропасть.       — Этот ученик не понимает.       Цинцю вздыхает, будто Бинхэ — несмышленый ребенок, но Бинхэ правда не понимает, пожалуйста, объясните ему, кто-нибудь, объясните, почему учитель продолжает покидать его раз за разом, почему…       — Мы женаты, — слезы, наконец-то, прорываются, и учитель отводит взгляд, не в силах выносить это. Бинхэ прекрасно знает, насколько учитель не любит его слезы. Но перед его глазами оживает один из его худших кошмаров, и он не смог сдержать бы их, даже если бы хотел. — Ты не должен оставлять меня.       — Ты не должен держаться за меня, — учитель только открывает рот, чтобы что-то сказать ему, но Бинхэ прерывает его.       — Но я хочу! Этому ученику не нужен никто, кроме его учителя!       И это правда. У него есть невероятная сила, мощь, которой он может объединить несколько миров, внешность, которая притягивает к себе, но какой в этом всем толк, если его главное счастье — это чужая улыбка и любящий взгляд этих невероятных глаз? Какая ему разница до всего остального мира, когда его собственный снова ускользает из его рук?       Цинцю слабо обмахивается веером, скорее по привычке, чем из-за жары. А потом тихим, надломленным голосом говорит:       — Ты меня даже не любишь.       На пару мгновений Бинхэ теряет дар речи. Он чуть не уничтожил оба мира, потому что сходил с ума из-за одержимости своим учителем, и тот все ещё сомневается в его чувствах? Он стал его супругом, столько ночей на практике показывал, кому принадлежит вся его любовь, чтобы… чтобы что? Чтобы учитель так страдал из-за того, что Бинхэ якобы его… не любит?..       — Сердце этого ученика всегда принадлежало одному только учителю!       Если дело только в этом, то он докажет своему учителю, насколько тот ошибся в своих выводах. Он день и ночь будет искать способы, чтобы показать свою любовь. Он перевернет все миры, если это потребуется, чтобы Цинцю понял, чтобы поверил, чтобы!..       — Да. Ты любишь учителя, — Цинцю вздыхает, прикрывая глаза, будто он уже ужасно устал от этого разговора. — Но ты не любишь меня. Поэтому… мне нужно уйти. Я… я хочу уйти.       На языке Бинхэ крутится столько всего, но он не может сказать ничего. Он просто стоит, чувствуя, как беспомощность накрывает его с головой. Он бы не смирился, если бы Цинцю вынужден был уйти. Он бы убил каждого человека и не-человека, которые стояли между ними. Он бы сделал все на свете, чтобы Цинцю смог остаться рядом с ним.       Если бы только он не захотел уйти сам.       Неужели это правда все?       — Я не… я не понимаю… я люблю тебя, я невероятно сильно люблю тебя, так почему…       Его голос звучит ещё хуже, чем минуту назад — у его учителя. И он не смеет даже протянуть руку к тому, кто сейчас разрушает весь его мир.       — Бинхэ…       Учитель вздыхает. Раскрывает веер. Убирает его, будто опомнившись, что он сейчас неуместен. И говорит безразличным тоном:       — Я из другого мира.       Ох.       Это…       Это многое объясняет.       — Другой Шэнь Цинцю? — робко подаёт голос Бинхэ, вспоминая про того странного Бинхэ из параллельного мира.       — Другой человек, — безжалостно говорит его учитель, будто решив обрубить все на корню. — Шэнь Юань.       Ох.       — Как… как давно?..       — После того, как тебя взяли на пик Цинцзин.       Ого.       Так, стоп, и правда так давно?!       И все странности, которые ранее приметил Бинхэ, тут же обретают смысл. И резко изменившееся поведение Шэнь Цинцю. И слухи, контраст которых заставляет поломать голову над тем, что это вообще такой за человек. И то добро, которое резко сменило жестокость и издевательства. И тот взгляд, грустный, отчаянный и определенно точно прощающийся.       И…       — Зачем?..       — Я не хотел, — нервно дергает веером… учитель?.. как его теперь называть?.. человек, стоящий перед ним, и искривляет губы. — Не то, чтобы у меня был выбор. Я просто очнулся в теле Шэнь Цинцю. Это все.       — Я спрашиваю не про это, — Шэнь Юань замолкает, и движения его веера приостанавливаются. — Бездна. Зачем… зачем ты скинул меня?..       Учитель бледнеет. А после — печально улыбается, наконец, глядя прямо в его глаза.       — Потому что был должен. Потому что ты должен был закалить дух и овладеть своими силами. Потому что ты — властитель двух миров, но для начала ты им должен был стать.       Бинхэ практически не дышит. А Шэнь Юань продолжает своим тихим голосом:       — В моём мире этот был… легендой. Красивой и сказочной. Про Ло Бинхэ, наполовину человека, наполовину демона, который, вопреки всем жизненным трудностям, стал легендарным владыкой мира людей и демонов. А Шэнь Цинцю… отводилась роль главного злодея, который должен был столкнуть героя в бездну.       Шэнь Юань цепляется в свой веер так сильно, что его пальцы начинают белеть. И смотрит на Бинхэ отчаянно, больно и невообразимо устало:       — Я не смог. Какой из меня злодей? Никудышный. Все, на что я был способен — пытаться найти другой путь. Как видишь, не нашел. И сейчас… легенда свершилась. Ло Бинхэ обрёл контроль над своими силами и не позволил миру погрузиться в хаос. Сказка закончилась. Я больше не нужен.       — И ты хочешь вернуться?       Цинцю закрывает лицо руками, с силой протерев глаза. Его голос звучит сломлено:       — Меня здесь даже не должно быть. Я должен был умереть глав сто назад. Я просто… занимаю чьё-то место. Нин Инъин, Лю Минъянь, Ша Хуалин… Ты должен любить их. Не учителя. Не Шэнь Цинцю.       И когда на улице успело стемнеть?       Бинхэ наблюдает за его уставшим, сломленным, одиноким, отчаявшимся учителем, и его сердце сжимается так сильно, что становится трудно дышать. Он не знал столько всего. И о мире, что его окружает, и о своем учителе. Да. Учитель. Шэнь Юань. Именно он был тем человеком, который заботился о нем, который относился так мягко, несмотря на то, что «не должен был», который не раз подставлялся под удар, чтобы защитить его. Шэнь Юань.       — Шэнь Юань.       Учитель вскидывает голову и смотрит на него странным, испытующим взглядом.       — Шэнь Юань. Шэнь Юань. Шэнь Юань. Шэнь Юань. Шэнь…       — Прекрати! — нервно дергается учитель, уже давно потеряв образ далёкого и возвышенного бессмертного. — Хватит издеваться надо мной!       — Шэнь Юань. Я люблю тебя, Шэнь Юань.       Бинхэ кажется, что они вдруг поменялись местами. Учитель смотрит на него со смесью отчаяния и неверия и явно стремится убежать, а Бинхэ — испытывает невероятное спокойствие, даже если всего несколько минут назад хотел зарыдать.       — Ты прав. Я не люблю Шэнь Цинцю. Я люблю своего учителя. Своего Шэнь Юаня.       Учитель всматривается в его лицо, будто в поисках скрытой издёвки в его словах.       А потом с протяжным стоном падает на колени, снова пряча лицо в своих ладонях и безвозвратно портя идеальную прическу.       — У-учитель! Этот ученик сделал вам больно?! Прошу прощения, что я—       — Ты дурак! Ты должен ненавидеть меня, я уже сто глав как должен быть свиньёй! Я бросил тебя в бездну, я относился к тебе, как к простому герою, я…       Бинхэ не находит ничего лучше, кроме как обнять своего учителя, которого явно бьёт истерика. Сердце Бинхэ сжимается снова. Он растерян, отчасти зол, он много чего не понимает и им точно многое нужно обсудить, но…       Но…       — Пожалуйста, учитель… Не уходите. Не… не возвращайтесь в свой мир. Учитель…       — Тупой протагонист, — обречённо фыркает Цинцю, только после его слов заметив сжимающие в нежном объятии руки. Он обессиленно прижимается к его груди и прикрывает глаза. — И сдался я тебе?.. После всего…       — Обо всем вы мне непременно расскажете, — строгим голосом говорит Бинхэ, и учитель только и может, что кивнуть. — И…       — Я люблю тебя.       Бинхэ замолкает.       Шэнь Юань прижимается, прижимается и прижимается и повторяет:       — Я люблю тебя, Ло Бинхэ.       Его учитель заботился о нем, делал так, чтобы другие ученики с пика относились к нему с должным уважением. Не раз подставлялся под удар, спасая его. При этом он творил глупые вещи, о которых после жалел всю свою жизнь. Он всегда знал больше, чем должен был, и мастерски держал лицо. Их отношения всегда были запутанными и полны боли и ненужных страданий.       Но его учитель — Шэнь Юань — всегда был хорошим человеком.       Им правда нужно многое обсудить. Справиться со своими эмоциями. Понять, что делать дальше и как относиться к тому, что было сделано и будет сделано дальше.       Но…       Его учитель, всегда недостижимый и скрытный учитель, любит его. И готов отдать свое сердце и самого себя в его руки, чтобы Бинхэ сам решил, что с ними делать.       И это единственное, что сейчас по-настоящему имеет значение.