the galaxy is endless (i thought we were, too)

«То, что вызывает ночь в наших душах, может оставить после себя звёзды». — Виктор Гюго

Козуме Кенма не думал, что верит в существование соулмейтов. Мысль о том, что Вселенная может придумать одного единственного человека, идеально подходящего ему, звучала так невероятно; разве человек не должен сам решить свою судьбу? На его взгляд, в игре было слишком много переменных. Что, если ему не понравится его соулмейт? А если наоборот? Он не хотел жить с такими мыслями. Всю жизнь он выслушивал людей, говорящих о чудесах присутствия родственной души, даже являлся свидетелем этого между родителями, но он не мог успокоиться, что, возможно, всё не будет, как в сказке. Однако, проблема с мыслью «метка от соулмейта» не была для Кенмы единственной. Его настоящее недовольство насчёт них заключалось в их садистской сущности. Он не хотел знать последние слова, которые его соулмейт когда-либо скажет, так как он знал, что они принесут ему тревожность. Эти мысли прокручивались в его голове, пока он уставился на себя в зеркало в ванной, выжидая появление метки. Козуме снова мельком взглянул на дисплей телефона. 23:58. Ещё две минуты. Он сказал Куроо, что он увидит это, проснувшись утром, притворившись, как будто в этом нет ничего серьёзного, но не смог уснуть даже на мгновение, разум был одержим словами, которые должны появиться. Кенма постучал пальцами по умывальнику в ванной. Ему следовало бы прочесть больше статей «как справиться с тревогой родственной души», он знал, что он не мог быть единственным человеком, который когда-либо так себя чувствовал. Или, может быть, он должен был принять предложение Тецуро переночевать, чтобы он смог находиться в безопасности в виде присутствия своего лучшего друга, в такое время, как сейчас. Но нет — Козуме был слишком гордым. В прошлом году, когда появилась метка Куроо, он ничуть не казался напряжённым. На самом деле, он был настолько в замешательстве от своей метки, что Кенма до сих пор не знал, где она, и что на ней написано. Козуме мог припоминать случайные ухмылки и непринуждённый вид своего лучшего друга в прошлом году, за день до его 16-летия. «Будь, что будет» — являлось его единственным комментарием по этому поводу. Эту фразу Кенма пытался пробормотать про себя (безуспешно), наблюдая, как секунды доходят до полуночи. Он посмотрел на себя в зеркало, глубоко вздохнув. «Будь, что будет». Он хотел в это верить. На его правой ключице началось лёгкое покалывание, сопровождаясь дрожью по спине. Он тотчас попытался посмотреть в зеркало, но оно было слишком тусклым, чтобы разглядеть слова, не говоря уже о почерке. Козуме фыркнул, слегка проводя руками по ключице, словно хотел ускорить процесс в попытке разгадать слова, выгравированные под кожей. Он не был уверен расположении своей метки. Она всё ещё оставалась в поле зрения, хотя он мог скрыть её под рубашкой. Если бы слова были чем-то простым, это могло стать его единственным спасением. Что-то, о чём его никогда не спросили. Он не готов быть в центре внимания. Как только метка на его коже стала читаемой, эти мысли были выкинуты из головы. Выведенные те самые три слова на его ключице только усложняли его предсказуемое будущее. «Я люблю тебя». Пока он проводил пальцами по словам, запоминая изгибы каждой буквы, Кенма почувствовал, как глаза щиплются от слёз. На него произвели впечатление не только слова. Дело в том, что он знал этот почерк, как свой собственный, каждая петелька и виток были ему хорошо знакомы. Он часами читал надпись, наблюдая, как это пишется. Куроо. Куроо был его соулмейтом. Козуме покинул ванную без малейших колебаний и помчался вниз по лестнице, чтобы сделать короткую прогулку по кварталу к дому Тецуро. Он всё ещё не спал — он имел склонность учиться до часу ночи, а Кенма имел много вопросов к нему. Зная о том, что отец Куроо, вероятно, спал, он не стучал в парадную дверь. Вместо этого он прошёл с помощью запасного ключа, хранившегося под входным ковриком. Он бесшумно поднялся вверх по лестнице, осторожно открывая дверь в комнату Тецуро, чтобы случайно не напугать его при входе. Как только он вошёл внутрь комнаты, он резко осознал, что глаза Куроо уже были прикованы к нему, как будто он ожидал его приход в такое время. Оглядываясь в прошлое, это имело смысл. Иногда Тецуро знал Козуме лучше, чем Кенма сам себя. Точно так же, как и Козуме знал Куроо; знал, что он проснётся. Улыбка расплылась по лицу Тецуро, пока Кенма закрывал дверь. — Как мило, что ты пришёл ко мне в столь поздний час. Кенма прошёлся по комнате, усаживаясь на кресло Куроо, чтобы он мог смотреть на него. Комната была всегда уютно знакомой, мягкое освещение ночника заполняло комнату тёплым светом. Козуме провёл в этой комнате больше времени, чем в своей собственной. Оглядываясь на это сейчас, Кенма, вероятно, мог понять, что Куроо был его соулмейтом и без метки, подтверждающей это. Они всегда были двумя половинками одного целого. Козуме с вызовом смотрел на него, ожидая, что он расколется. Он же обязан знать, правда? — С днём рождения? — добавил Куроо, пожимая плечами. — Куроо. — Что? Судя по глупой ухмылке на лице Тецуро, он точно знал, что делает. Кенма взял подушку, случайно брошенную на пол, и легонько швырнул её в Куроо в слабой попытке выразить разочарование. — Почему ты не сказал мне, что мы соулмейты? — Разве это имело бы значение? Зато мы знаем сейчас. — Я мог знать почти год назад. Почему ты не сказал? Не то чтобы Кенма был обижен, не совсем так. Он хотел настоять на этом, скорее всего, из чистого любопытства. Тецуро очень редко скрывал что-то от Козуме, и он хотел знать, почему он скрывает что-то важное от него. — Дело не в том, что я не хотел говорить тебе… — Куроо пожал плечами, потупив взгляд. — Ты не хочешь быть моим соулмейтом? — прошептал Кенма, перебивая Тецуро. Он подразумевал это сказать в дразнящей манере, но в ту секунду, когда эти слова слетели с языка, беспокойство начало терзать его сердце. Хоть это было маловероятно, это всё ещё ощущалось, как тяжесть. Куроо тотчас вскочил на ноги, подошёл к Козуме и опустился на колени рядом с креслом, широко распахнув глаза от паники. — Нет, нет, Кенма, нет, — он обхватил его лицо ладонями, развернув, чтобы они смотрели друг на друга. — Кенма, я не мог бы просить кого-то другого стать моим соулмейтом. Я схожу с ума, ожидая, чтобы сказать тебе, потому что, Кенма, для меня соулмейт — это ты. Это всегда был ты. Но я знаю тебя, и знаю, что тебе не нравится, когда тебя ошеломляют или заставляют ждать, и я знаю, что решаешь проблемы самостоятельно, я просто… Козуме шмыгнул носом, что-то среднее между смехом и всхлипом, прервав бормотание Тецуро. — Мы такие глупые. Куроо слишком много работал над сохранением чувств Кенмы, который знал, что он вечно будет благодарен за это. — Да, — сказал Тецуро, облегчённо опустив плечи. — Но мы вместе глупы. Кенма сдвинул руки так, чтобы он мог провести по волосам Куроо, убирая их с лица. Это было реальностью, у него было мгновение, чтобы осознать, что это происходит, Козуме был способен понять, что он, возможно, самый счастливый человек в мире в возрасте 16 лет. — Теперь я могу признаться тебе как следует? — тихо прошептал Куроо, как будто он боялся нарушить то мгновение, что было между ними. Кенма кивнул в знак согласия. Тецуро был заведомо сентиментален, конечно, он позволит ему насладиться моментом. Это было единственное одобрение, в котором он нуждался. Куроо встал, взяв Козуме за руки. Они стояли так близко, что он мог чувствовать тёплое дыхание Тецуро, щекочущее его кожу. Когда он начал говорить, Куроо не отпустил руки Кенмы. — Козуме Кенма. Думаю, с восьми лет я всегда знал, что мы созданы друг для друга. Кенма не смог сдержать небольшую улыбку, когда Тецуро заговорил. Он внутренне отчитывал себя за то, что так нервничал по этому поводу раньше; он должен был знать лучше. Козуме не мог не задаться вопросом, практиковал ли Куроо это признание, или же он от природы был такой придурок. — Мне очень повезло в этой жизни иметь честь быть твоим соулмейтом. Мне не нужна была метка, чтобы понять, что ты моя родственная душа. Что-то во мне знало это. Потому что после всего, что мы пережили вместе, опыт, который мы разделили, как это вообще могло быть с кем-то еще? — он остановился, чтобы слегка сжать руки Козуме. — Кенма, Я люб- Это было всё, что нужно Козуме, чтобы начать действовать. Он выдернул руки из хватки Тецуро, чтобы прикрыть ему рот. — Не говори так, — прошипел он, его настроение, казалось бы, полностью поменялось на 180 градусов. — Ты не можешь говорить так. — Не слишком ли я перешёл к этому? — Куроо приподнял бровь, беспокойство отразилось в каждой черте его лица. Кенма осторожно опустил его руки, тем самым побуждая Тецуро немедленно заговорить. Кенма покачал головой. Нет — Куроо был идеален во всех отношениях, но Козуме знал, что он никогда не услышит, как он произнесёт эти слова и не почувствует беспокойство. Поэтому вместо этого он схватился за воротник рубашки, оттягивая его в сторону, чтобы обнажить надпись на ключице. Тецуро протянул руку, чтобы погладить слова. От этого лёгкого, как пёрышко, прикосновения по спине Кенмы пробежала дрожь. — Ты понимаешь, почему не можешь сказать это сейчас? — Кенма, да ладно тебе, это ничего не значит. Я не собираюсь падать замертво только потому, что говорю это, да? — Он поднял руку, чтобы убрать волосы Козуме за ухо.— Может быть, это похоже на то, когда мне 90 лет, и я стар и морщинист, и мы одна из тех глупых старых пар. — Не стоит рисковать, — Кенма фыркнул. Ему не нужно было смотреть на Куроо, чтобы понять, что на его лице отразилось всё беспокойство. Это он почувствовал по тону его голоса, когда он начал говорить, погладив рукой щеку Кенмы. — Если это тебя действительно беспокоит, я не скажу этого, клянусь. Козуме быстро кивнул. Тецуро понимал его, как и всегда. — Я просто должен показать это тебе по-другому, верно? — В голосе Куроо промелькнула улыбка, и Кенма поднял глаза, чтобы встретиться с ним взглядом. — Могу ли я поцеловать тебя? Взгляд Козуме на мгновение упал на губы Тецуро. Он действительно хотел, чтобы он поцеловал его. Кенма слегка приоткрыл губы, дав понять, что он согласен. Прежде чем наклониться, Куроо провел большим пальцем по скуле Козуме, их губы встретились в нежном поцелуе. По мнению Кенмы, этого было недостаточно. Только в этот момент Козуме осознал, что, возможно, он был влюблён в Тецуро все это время, и даже не заметил этого. Или, возможно, он не позволит себе заметить, боясь, что его душа не была связана с Куроо. Но, боже, как он был счастлив прямо сейчас. Когда Куроо медленно отстранился, Кенма приподнялся на цыпочки, чтобы запечатлеть еще один поцелуй на губах Тецуро. Он почувствовал, как губы Куроо изогнулись в улыбке под его собственным ртом. На этот раз Кенма отстранился, не сводя глаз с Тецуро, но остро ощутив вновь появившийся румянец на его щеках, который, как он знал, Куроо сразу же заметит. Но, честно говоря, он увидел, что щёки Тецуро тоже пылают багровым румянцем, хотя он казался более спокойным, чем Кенма. — Итак, — начал Куроо, всё ещё широко улыбаясь, — Теперь мы встречаемся? — Наверное, — Кенма надул губы. — Наверное? — сказал Куроо с притворной обидой, прижимая руку к груди. — У нас страстный сеанс поцелуев, и ты даже не знаешь, встречаемся ли мы? Я чувствую себя использованным, Кенма. — Тецуро смог закончить фразу с невозмутимым лицом, прежде чем разразиться своим неистовым смехом, который в этот момент был музыкой для Козуме. Кенма покачал головой, шагнув вперед, чтобы ткнуть Куроо в бок. — Вряд ли было так страстно, даже по стандартам монахини. — Ты так плохо ко мне относишься, — Куроо заскулил между смехом, пытаясь уклониться от проворных пальцев Кенмы, атакующих его по бокам. — Я ужасный парень, — снова подразнил Козуме, усаживаясь на кровать, отойдя от Тецуро. Он не пропустил, как широко раскрылись глаза Куроо, словно Кенма протянул ему ключи от вселенной. — Ты только что сказал «парень»? — Вот я какой, — Тецуро сидел на кровати рядом с Козуме, всё ещё широко раскрыв глаза. Кенма не думал, что сможет вынести большей глупости, вместо этого он решил направить разговор в другое русло. — В любом случае, покажи мне свою метку. Где же я этого не видел? Куроо приподнял бровь. — Ты действительно хочешь знать? — Конечно. — Ах, Кенма, э- — Она в неудобном месте? — спросил Козуме ровным голосом. Он знал, что Куроо будет спорить, дразнит он или нет. Тецуро покачал головой. — Она у меня на спине. Сука, ты знаешь, каково было прятать её от тебя, пока мы переодеваемся на тренировки? Он был прав, Кенма не мог припомнить, чтобы он голую спину Куроо в прошлом году. Он либо стоял прямо перед ним во время разговора, либо переодевался раньше или позже Козуме. И почему-то он этого не заметил. Кенма уставился на Куроо, давая понять, что он ждёт продолжения. Тецуро только закатил глаза. — Ты сегодня очень настойчивый. — Я нет, — Кенма скрестил руки на груди. — Есть такое. — Я не— покажешь мне метку? — Куроо фыркнул от смеха. — Ты буквально только что доказал свою напористую точку зрения, но ладно. — С этими словами он схватился за край своей рубашки, чтобы стянуть ее через голову, и повернулся спиной к Кенме. Слова были понятными, написаны очень характерным почерком Козуме. «Пожалуйста, не оставляй меня». Кенма смотрел на них несколько минут в безнадёжной попытке осознать их значение. Очевидно, это не было похоже на счастливый конец. Он поднял руку, его пальцы скользнули по коже Куроо, где была метка. — Ты поэтому не сказал мне, так ведь? — Я не хотел волновать тебя, —Тецуро повернул голову, посмотрев на Козуме через плечо. — Я не волнуюсь, — явная ложь, но он знал, что Куроо сразу же раскусит его. В голове Кенмы крутились мысли о возможных последствиях, которые заставили бы их произнести такие последние слова. «Пожалуйста, не оставляй меня». «Я люблю тебя». Козуме даже не мог придумать ситуацию, когда Тецуро оставил бы его. В прошлом он редко оставлял Кенму одного, дойдя до того, что ночевал в его комнате в ночь перед экзаменами и шёл с ним в главный офис Некомы, когда Козуме нужно было просто отдать записку. Куроо всегда был рядом. Это было предназначено судьбой. Так что же значили их метки в их противостоянии тому, что для Кенмы всегда было фактом? Если не… несчастный случай? Авария? Это было вполне правдоподобно. Но что-то в этом было неправильно; как будто его сердце говорило, что это не тот ответ, который он искал. — Кенма, — сказал Куроо, поворачиваясь к нему лицом, — Я буквально чувствую, что ты слишком много об этом думаешь, — он протянул руку и снова сжал руки Козуме, — Попробуй жить настоящим для меня, это то, что мы контролируем. Будь, что будет. Кенма кивнул, отчаянно желая принять слова Тецуро близко к сердцу, но не в силах полностью выкинуть их из головы. Но он попытается. Потому что этого хотел Куроо. «Будь, что будет».

***

Куроо: удачи сегодня! извини, что я не смогу приехать, но я постараюсь заскочить к тебе домой на этих выходных, чтобы поздравить, как следует!! я очень горжусь тобой, котёнок <3 (08:51) Кенма в сотый раз за день уставился на сообщение от своего парня. Он понимал, что Куроо занят; его первый год в университете был таким напряжённым, что у него почти не было времени поспать, не говоря уже о времени, чтобы ездить полтора часа каждую неделю. Но это не значило, что Козуме по нему не скучал. Еженедельные видеозвонки едва были заменой присутствия Тецуро рядом с ним. Кенма недавно обнаружил, что он принимал все эти годы как должное. Это был долгий год без него, так что Козуме радовался его окончанию. Он наконец-то окончил школу, это означало, что он мог переехать в префектуру, где сейчас живёт Куроо, и он сможет видеться с ним чаще. — Кенма, перестань пялиться в телефон! — зашипел Ямамото рядом с ним. Козуме был уверен, что они должны сидеть в алфавитном порядке, но они никогда не соблюдали правила. Такетора всегда говорил «мы, крашеные волейболисты*, должны путешествовать стаей», и Кенма всегда ему потакал. Он фыркнул и сунул телефон обратно в карман. — Я не виноват, что церемония такая скучная, — прошептал он в ответ. Директор говорил, по крайней мере, полчаса. Козуме не думал, что сможет остановить блуждающие мысли, даже если попытается. Может быть, это и хорошо, что Тецуро здесь отсутствовал. Может быть. — Ты же не хочешь, чтобы люди пялились на тебя, что ты не слышишь, когда назвали твоё имя, — подразнил вечно мешающий Ямамото. Он был прав, Кенме хотелось бы избежать такого позора, особенно в присутствии его родителей. Он почувствовал, как кто-то щёлкнул его по затылку, заставив и его и Ямамото повернуть головы. — Вам двоим нужно помолчать, вы и так неправильно сидите. Не попадайте в неприятности. Козуме не хотел указывать на то, что а) Фукунага тоже не в алфавитном порядке, и б) он тоже говорил. Он был так же виноват, как и все остальные. Такетора, однако, указал на это. — Ты тоже говоришь! — Не имеет значения, — закончил Фукунага, вздёрнув подбородок. Кенма подумал, что, возможно, весьма возможно, он будет по ним скучать. Ямамото и Козуме повернулись обратно, признав поражение Фукунаге, попытавшись сделать вид, что заинтересованы в остальной части церемонии. Это тянулось снова, снова и снова. Одна речь за другой о том, как «все гордятся ими», а затем выпускники один за другим поднимались на сцену, чтобы получить диплом, и всё это под драматичный фортепианный аккомпанемент, который заставил Кенму подумать, что он на похоронах, а не на выпускном. — Козуме Кенма, — раздался монотонный голос директора, отчего Такетора толкнул его локтем, а Козуме вскочил на ноги. Прежде чем выйти, он неуклюже прошёл мимо Ямамото и остальных, понимая, что почти все в зале смотрят на него, как и ожидалось. Он не отрывал взгляд от пола, полностью осознавая, что ему смотрят в спину, и неизбежность того, что отец сделает сотню фотографий. Когда он поднимался по ступенькам на сцену, ему был слышен только один голос. — Да! Иди, Кенма! Давай! Козуме не нужно было поднимать голову, чтобы понять, что это Куроо Тецуро, но он всё равно это сделал. Куроо стоял посередине между родителями Козуме с улыбкой ещё более гордой, чем при своём выпуске. Щёки Кенмы покрылись лёгким румянцем, и на его лице появилась улыбка. Его сердце наполнилось любовью, вызывая трепет в груди при мысли о том, что Куроо совершил такое долгое путешествие только ради него. В конце концов, его соулмейт сделал это. Неловко и глупо, как всегда. Пожимая директору руку, принимая диплом, а затем снова усаживаясь, чтобы наблюдать за остальной частью церемонии, он чувствовал себя как в тумане. Нет, Козуме не заботился об окончании школы, он волновался о том, что наконец-то снова увидит своего Куроо. Когда всё закончилось, и все разошлись, чтобы догнать близких, Кенме даже не пришлось искать в толпе знакомую макушку Куроо. Он бежал к нему без колебаний, сжимая его объятиях, чуть приподняв его и начиная крутить, прежде чем Козуме успел это осознать. — Поздравляю, котёнок, — он улыбнулся Кенме и поставил его на землю. — Я очень горжусь тобой. По лицу Козуме разлился глубокий румянец, который он попытался скрыть за волосами. — Это просто выпускной, все так тоже делают. Смех вырвался из горла Куроо, когда он наклонился вперёд, чтобы поцеловать Кенму в лоб. — Ты не такой, как все остальные. — Ты смущаешь, — пробормотал Козуме, уткнувшись лицом в грудь Тецуро, чтобы скрыть румянец. — Я скучал по тебе. — Я тоже по тебе скучал! Так сильно, что я пропустил занятия, чтобы быть здесь, — Куроо провёл рукой по волосам Кенмы. — Куроо! Ты не должен так делать, — упрекнул он, хотя втайне был очень рад, что Тецуро проделал весь этот путь ради такого пустяка, как выпускной. Куроо не успел отстоять своё мнение, как родители Кенмы догнали их с фотоаппаратом в руках. — Кенма, солнышко, поздравляем тебя! Давай сфотографируемся, попозируй с Тетсу-куном. Козуме вздохнул, зная, что его лицо, вероятно, всё ещё раскрасневшееся, и Тецуро будет дразнить его из-за этой фотографии всю оставшуюся жизнь, но спорить было бесполезно. Наклонившись к Куроо, который обнимал его за плечи, он попытался улыбнуться в камеру, которую держал его отец. Они продолжали фотографировать около получаса, родители поздравляли его между кадрами; фотографии только с ним, с его родителями, некоторые с Куроо, с его родителями и Тецуро (что он считал странным, но милым). — Вы не возражаете, если я украду его ненадолго? — спросил Куроо у его родителей, обнимая Кенму за плечи, чтобы показать, что выбора всё равно нет. — Конечно! Мы будем здесь с другими родителями. Не торопитесь, — мама Козуме улыбнулась им. С этими словами Куроо сжал руку Кенмы в своей и потащил его из зала, прочь от толпы. Козуме обрадовался этому, он не думал, что хочет находиться в скоплении людей ещё немного. Его родители были такими общительными людьми, он знал, что у них будет по крайней мере 30 новых друзей к тому времени, когда они вернутся. — Куда мы идём? — спросил Кенма. — Туда, где находятся некоторые из наших лучших воспоминаний, — ответил Куроо, имея в виду спортзал. Козуме закатил глаза. Конечно, Тецуро отправится в спортзал, как только вернётся в Некому. Как только они пришли, Куроо снова обнял Кенму, возможно, крепче, чем раньше, прежде чем отодвинуться и покрыть его лицо нежными поцелуями, в конечном итоге закончившихся встречей их губ. Козуме слегка приоткрыл губы, углубляя поцелуй. Когда они отстранились, у обоих перехватило дыхание, лица покраснели, а зрачки расширились. — Я хотел сделать это раньше, но я знаю, что ты бы возненавидел эту идею с поцелуем перед таким количеством людей. Он не ошибся, Кенма был благодарен за уединение, которое обеспечил спортзал. — Спасибо. И за то, что ушли, и за то, что приехал, — прошептал Козуме, прикрыв глаза. Словесная привязанность ещё не была его сильной стороной, но для Куроо он постарался выразить свои чувства словами. От этого глаза Тецуро всегда светились. — Боже, ты действительно Кенма? — поддразнил Куроо, пытаясь ущипнуть Кенму за щёки. — Это было очень мило и должно быть незаконным. — Заткнись, разве я не могу выразить свою благодарность без издевательств? — Козуме слегка ударил его по рукам. — Могу я сказать, что именно так я справляюсь с твоим выпуском? Я так горжусь, что готов заплакать, — Куроо обхватил ладонями лицо Кенмы. — Куроо, — Козуме заскулил от нежности своего парня. Тецуро прервал его, ещё раз целомудренно поцеловав в губы. — Кенма, ты даже не представляешь, как я тобой горжусь, так ведь? Да, каждый проходит это. Но, чёрт возьми, Кенма, ты так изменился и вырос за последний год. И как капитан команды, и как человек. Возможно, в словах Куроо была доля правды. Ему не раз говорили, что он уже «не тот Кенма», которого помнили люди, но он сам не осознавал, насколько были огромны изменения. Стал ли он уверенней? Но он не был единственным, кто так изменился. Куроо тоже, с того момента, как переехал. Он очень повзрослел, как морально, так и физически, потеряв остатки мальчишеского обаяния, возмужал за один год. Он стал красивее, что Козуме считал физически невероятным и странным. Однажды, сказал об этом Тецуро, но тот лишь рассмеялся, сославшись на недосып. — Эй, Куроо? — Да? — они встретились взглядами. — Ты тот ещё говнюк. — Козуме Кенма, ты так ранил меня, — Тецуро приоткрыл рот от наигранного шока. — Ты не дал мне закончить, — на что Куроо лишь презрительно покачал головой. — Ваше Высочество, извините, что прервал, продолжайте. — Ты очень драматичный. Не перебивай, — сказал Кенма, сменив гнев на милость, прикрывая рот Тецуро ладонью, чтобы он ничего не добавил. — Куроо, клянусь, я не скажу, пока не замолчишь, — Козуме опустил глаза. — Я думаю, что сейчас я тот, кем являюсь, только благодаря тебе. Потому что ты всегда верил в меня, и всё такое. И твой рост послужил причиной для моего роста. Да, именно так. Выпускной сделал Кенму более эмоциональным, чем ему хотелось признавать. Но движение к следующему этапу жизни побудило его сказать спасибо тому, благодаря кому этот этап вообще существовал. Козуме не дал Тецуро и шанса ответить ему ещё одним эмоциональным монологом, убрав свою руку от его рта, запечатав все недосказанные фразы поцелуем.

***

— Почему я так много занимаюсь химией? Я что, садист? — заскулил Куроо в учебник, растянувшись на полу в окружении кучи страниц и листов. Кенма вздохнул, устраиваясь удобнее на кровати и положив рядом с собой блокнот, в котором он что-то машинально рисовал. — Слово, которое ты имеешь в виду — мазохист. Отвечу на вопрос, да, ты им являешься. Это вошло в привычку. Куроо часто ночевал в комнате Кенмы в общежитии, чтобы заниматься, утверждая, что Бокуто слишком шумный. Тецуро скучал по Козуме, даже если они провели весь день вместе. Акааши всегда использовал это как предлог выйти из комнаты в общежитии, которую он делил с Кенмой, и отправиться навестить Бокуто. Никто не задумывался о том, чтобы написать заявление и поменяться соседями, хотя, было очевидно, что они не там, где должны быть. — Только из-за химии? Или что-то ещё? — Тецуро уставился на Козуме, пытаясь понять, что он имел в виду с таким озадаченным выражением лица. — Что-то ещё, — передразнил Куроо Кенма. Подшучивать над Тецуро было намного легче, чем в прошлом году, когда они были порознь, но их прежнее общение возвращалось с такой легкостью, как будто они всё время были рядом. — Следи за языком, Козуме, или я начну думать, что ты пытаешься соблазнить меня, — рассмеялся Куроо, бросая в него колпачок от ручки. Кенма легко увернулся, наблюдая, как колпачок падает на его неубранную кровать, прежде чем повернуться к Куроо. — А что, если пытаюсь? Этого было достаточно, чтобы Тецуро перестал ухмыляться, удивлённо взглянув на Козуме. Тот покачал головой: Куроо всегда вел себя так учтиво, но был взволнованным придурком, когда дело доходило до действий. — Так ты идёшь сюда? — спросил Кенма. Куроо оторвался от химии, решив присоединиться к Козуме. Как только Тецуро оказался на кровати, Кенма сразу же уселся к нему на колени. Тот, в свою очередь, обнял Козуме за талию, притягивая его ближе к себе. Дешёвая кровать в общежитии скрипнула под их общим весом, но никто из них не обратил на это внимания, вместо этого их губы слились в жарком поцелуе, и Куроо запустил руку под рубашку Кенмы. Они оба наслаждались моментом, который давал шанс раствориться друг в друге, делая перерыв от бесконечной университетской учёбы. Спустя несколько минут они отстранились, не переставая улыбаться. Куроо наклонился вперёд, целуя Кенму в нос. — Что я такого сделал, чтобы заслужить тебя? — Долго занимался химией, — Козуме закатил глаза. — Всё, что тебе нужно, это мой ум, — Тецуро наигранно надул губы. Эта фраза заставила Кенму рассмеяться. Какого бы настроения у них не было в начале, от него и след простыл. Вскоре Куроо громко смеялся вместе с ним, да так, что Кенма бы не удивился, если бы его услышал сосед Энношита. Когда они, наконец, успокоились, они оба развалились на кровати, Козуме положил голову на грудь Тецуро, слушая его равномерное сердцебиение. Тепло, исходящее от тела Куроо, погружало Кенму в дремоту, он почти заснул, когда Тецуро вдруг пошевелился, схватив бумагу, на которой Козуме до этого что-то рисовал. — Эй, что это? — он приподнял бумажку. Кенма простонал из-за движения Куроо, горько осознавая, что его оторвали от хорошего сна. — Ничего. — Это не выглядит, как «ничего», — он поднёс листок прямо к лицу Козуме. Кенма вздохнул, садясь. Ему пришлось смириться с тем, что он не сможет вздремнуть на груди своего парня, чего ему так хотелось. — Возможные логотипы. — Для чего? — Ничего особенного, просто начинающая компания, о которой я думал. Наверное, просто несбыточная мечта, — Кенма какое-то время думал о создании собственной компании по производству видеоигр, но эта идея казалась слишком нереальной, чтобы ее можно было отнести к чему-то большему, чем мечта. К счастью, Куроо был рад стать механизмом, чтобы подтолкнуть к воплощению мечты в реальность. — Кенма, котёнок, послушай, — Тецуро приподнялся на локтях, чтобы иметь зрительный контакт с ним. — Если ты думаешь, что у тебя есть идея, то, чёрт возьми, воплоти её в реальность. Ты безумно умный и талантливый, я знаю, что ты можешь сделать всё, что захочешь. Кенма пару раз моргнул, пытаясь понять, как один человек может так сильно в него верить. — Куроо, но я не знаю… — Я знаю, — сказал Тецуро, не дав Козуме договорить. — Я знаю тебя и знаю, на что ты способен. Так что давай разберёмся, ладно? Ничего плохого не будет, если попытаешься. И это казалось достаточно веской причиной для Кенмы, чтобы не спорить дальше. Тецуро не стал бы вводить его в заблуждение, если бы это была плохая идея, он знал это. Он приподнялся и поцеловал Куроо в лоб. — Спасибо тебе. — В любое время. Я люблю тебя. — Их шокированные взгляды встретились, когда они осознали, как легко эта фраза соскочила с губ Тецуро. — За твой ум. Да. Я люблю тебя за твой ум, — стараясь поправить себя, пробубнил Куроо. Кенма озабоченно сдвинул брови. В течение всей жизни он никогда не сводил их таким образом: Тецуро ни разу не видел этого. — Пожалуйста, будь осторожнее. — Чёрт, Кенма, прости. Но посмотри! Я сказал эту фразу и не умер. Видишь? — сказал Куроо, указывая на себя. — Я могу сказать это, и с вероятностью 99.95% ничего не случится. — Я не хочу рисковать этим, — отрезал Кенма. — Я не хочу рисковать тобой. Черты лица Тецуро смягчились от фразы Козуме. Он протянул руку, чтобы погладить Кенму по щеке. — Если тебя это огорчает, я буду более осторожен. Я обещаю. Козуме снова лёг на Тецуро, крепко обняв его, уткнувшись лицом в его грудь. Он знал, что Куроо любит его и знал, что Кенма любит его тоже. Им не нужно было говорить об этом словами.

***

— Боже, Кейджи, свет меняет цвет! — Бокуто закричал так громко, что все посетители ресторана обернулись на него. Кенма наклонил голову, позволяя своим волосам заслонить его от взгляда других людей вокруг. Куроо обнял его за плечи, ещё больше укрывая его от чужого внимания. Козуме был благодарен ему за это. — Да, Котаро. Вот для чего нужен пульт на столе, — ответил Акааши ровным голосом. Кенма понятия не имел, как он мог быть таким спокойным и собранным с таким соулмейтом, как Бокуто. Но как говорится, противоположности притягиваются. Бокуто взял маленький пульт дистанционного управления, лежащий на краю стола, и нажал множество кнопок, которые меняли цвет лампочек, закреплённых над ними, переходя от красного к фиолетовому, от синего к оранжевому. — Это так классно! Кенма сидел, уставившись на Бокуто, наблюдая, как меняется выражение его лица вместе со светом. Когда свет был голубым, Котаро нахмурился. Красный - его брови сошлись на переносице. Жёлтый - он улыбнулся. Фиолетовый - его рот приоткрылся в форме буквы «o». Козуме задумался, а не утомительно ли быть таким выразительным? Он точно бы устал, если бы двигался и чувствовал так же, как Бокуто. В конце концов, пролистав все цвета на пульте, по крайней мере, три раза, Котаро остановился на зелено-голубом цвете. — Мы можем оставить этот? Он мне напоминает цвет глаз Кейджи. Лицо Акааши покрылось лёгким румянцем. Куроо серьёзно кивнул, чего ситуация не требовала, Кенма лишь закатил глаза. Двойные свидания вошли в привычку за последние пару лет учёбы в университете. Они вчетвером проводили так много времени, что Козуме не понимал, почему они должны были планировать и свободное время вместе, но это делало Куроо счастливым, значит и Кенму тоже. — Как ты нашёл этот ресторан, Тетсу? — спросил Бокуто с заинтересованным взглядом, как будто Куроо собирался открыть ему тайны Вселенной. Кенма наклонился к Тецуро поближе, чтобы скрыть улыбку. — Ты знаешь, я всегда ищу места, куда не ходил раньше с Кенмой. В противном случае он жалуется. — Козуме выпрямился, чтобы возразить, но ухмылка на лице Куроо говорила ему, что он пытался добиться такой реакции. Кенма не собирался выслушивать колкости, поэтому он легонько пнул Тецуро по лодыжке. Куроо слишком драматично ахнул, поднеся руку ко рту. — Вы можете поверить, что он только что ударил меня? Я только и делаю, что дарю ему любовь, я так много работаю, чтобы сделать его счастливым, и... Ой, Господи Иисусе, Кенма, больно! — Козуме пнул его чуть сильнее, чем в прошлый раз, но он знал, что это было недостаточно сильно, чтобы действительно причинить боль. Так что он не парился над этим. По крайней мере, он пытался внушить себе это. Но Куроо всё ещё дулся на него с обиженным выражением лица, по которому Кенма пытался определить, действительно ли Тецуро обиделся или нет. Козуме решил загладить вину, поцеловав Куроо в щеку, что было редким проявлением любви при людях. Но для Тецуро эта незначительная вещь всё изменила, надутые губы сменились мягкой улыбкой, щёки слегка покраснели. Это выражение лица только что сделало унизительное испытание в виде публичного проявления любви, но оно того стоило. — Ты милый, — задумчиво сказал Кенма, не сводя глаз с Куроо, чей румянец на щеках только усилился. Козуме всегда находил невероятно забавным тот факт, учитывая то, сколько времени Тецуро провёл с ним, он всегда волновался, когда Кенма первый делал какой-то шаг. Это действительно очень мило. — Ребята, да вы хуже нас, — пропел Бокуто с другого конца стола. — Вот у нас есть манеры за столом, верно Кейджи? — Да, мы гораздо цивилизованнее, — Акааши прикрыл рот рукой, чтобы скрыть улыбку. — Что ты только что сказал про Кенму? — удивлённо спросил Куроо. — Он самый цивилизованный человек на планете. Совсем не гремлин*. Ни за что. Кенма хорошо понимал, когда его стараются задеть, даже если и маскируют это как защита. И не собирался терпеть: — Акааши говорил о тебе, Куроо. — На чьей ты вообще стороне? — спросил Тецуро, оборачиваясь, чтобы взглянуть на Кенму. Козуме склонил голову набок. — На своей. — Ты ранил моё сердце, котёнок, — Куроо положил голову Кенме на плечо. — Я тоже всегда на твоей стороне. Козуме не задавался вопросом, почему настроение Тецуро иногда переходило от шутливого к сентиментальному, но по-другому быть и не могло. Кенма переплёл свою руку с Куроо, слегка сжав её. Я тоже на твоей стороне. Бокуто легко прервал их разговор, швырнув смятую салфетку в голову Куроо. — Смысл двойного свидания заключался не в том, чтобы увидеть ваше слащавое поведение! Я вижу вас такими достаточно каждый день! — у них не было времени на оправдания, потому что к столику подошла улыбающаяся официантка. — Господа, вы готовы сделать заказ? Первым заказал Акааши, за ним Бокуто, а затем снова Акааши, изменив заказ Котаро на что-то, что ему, скорее всего, понравится. За этим последовало нытьё Бокуто и объяснения Кейджи. Затем Котаро заявил, что Акааши был «самым лучшим», и всё это завершилось тем, что официантка стояла с самым озадаченным выражением лица, которое Козуме когда-либо видел в своей жизни. Когда всё стихло, официантка повернулась к Куроо и Кенме. — А для вас двоих? — она крепко сжимала блокнот, и Кенма подумал, что, возможно, Бокуто и Акааши слегка травмировали ее на всю жизнь. — Мне пасту «Капеллини», а ему лосося с рисом, — сказал Тецуро, утвердительно кивнув. Бедная официантка некоторое время смотрела на них, прежде чем что-то записать, ожидая события, подобного тому, что произошло несколько минут назад, но Кенма лишь кивнул ей, сжимая руку Куроо. Подтвердив заказ, она удалилась. — У вас один мозг на двоих? Или что? — спросил Бокуто, взглянув на Куроо и Кенму. Козуме не собирался вмешиваться. Тецуро знал, что он терпеть не может разговаривать с незнакомцами, особенно когда речь заходит о таких вещах, как заказ еды. Но, к счастью для него, Куроо знал его достаточно хорошо, чтобы предсказать, что он закажет. Это была хорошая система, по крайней мере, для Кенмы. Тецуро фыркнул. — Да, Бо, мы вместе как один человек, разделенный на два тела, и, следовательно, мы превосходим всех. — Это многое объясняет. У Кенмы мозги, а у Куроо… рост, я полагаю. — Акааши сделал глоток содовой, не сводя глаз с Тецуро. — Да что за херня сегодня происходит? Национальный день буллинга Куроо? Неужели ты видишь во мне только мою внешность? — Тецуро уперся лбом в стол в знак поражения. Кенме пришлось прикусить нижнюю губу, чтобы удержаться от смеха. — Я сказал рост, Куроо-сан. У Козуме тоже неплохая внешность, — закончил Акааши. — Ну, тут ты прав, — Тецуро вскочил, глядя на Кенму. — Ты всегда такой придурок? — добавил Козуме, толкнув Куроо локтём. — Только когда дело касается тебя, — одновременно сказали Куроо, Бокуто и Акааши. Тецуро произнёс это с искренностью, последние два-с насмешкой. Этого было достаточно, чтобы Кенма рассмеялся. Он был уверен, что Куроо сейчас смотрит с неподдельным шоком на Бокуто и Акааши, но в его глазах было слишком много слёз смеха, чтобы увидеть это. У Кенмы действительно лучший соулмейт на планете, и он убеждался в этом каждый день.

***

— Где ты вообще их откопал? — спросил Кенма, скривив лицо, пока нёс Куроо вещи. Он видел, как Тецуро упаковывал их, а если бы увидел, то сжёг бы коробку, в которой это лежало. Куроо выглянул из-за угла, чтобы понять, о чём говорит Козуме. И когда понял, он ухмыльнулся. — Они напоминают мне тебя. — Тебе это напоминает меня? — удивлённо спросил Кенма. В его руках были самые уродливые подушки, которые он когда-либо видел. На каждой был изображен мультяшный кот с дурацкими фразами «ты заМЯУчательный!» и «ты заставляешь чувствовать МЯУня лучше». Какой человек мог сделать такой жалкий товар? И потом, какой идиот купит их? — Я думаю, они классные, — ах, точно. Этот идиот. Кенма зарылся лицом в подушки, чтобы не смотреть на Куроо. — Не могу поверить, — подушки приглушили голос Козуме, и Тецуро не смог разобрать ни слова из того, что он сказал. — Да ладно тебе, они забавные. Поможешь распаковать тарелки? — Уже? — Кенма приподнял голову с подушек. — Да, я принёс коробки. Забросив подушки обратно в коробку, Козуме последовал за Куроо из гостиной обратно на кухню. — Ты расставишь тарелки, потому что ты ниже, и тебе будет удобнее работать с тумбочками. А я займусь чашками, — добавил Куроо, указывая на шкафчик наверху, где он собирался расставить чашки. Кенма слишком устал передвигать коробки, чтобы среагировать на шутку о его росте. Вместо этого он сел перед тумбочкой, скрестив ноги, и начал перекладывать тарелки из картонной коробки, одну за другой. Они работали в уютной тишине, за исключением Тецуро, который напевал под нос какие-то песни, когда он складывал чашки и кружки на полку. Тишину нарушил звук стекла, упавшего на пол, разбившегося на сотню осколков. Кенма резко повернул голову и увидел Куроо, стоящего над остатками чашки, которую он уронил. — Не двигайся, ты можешь случайно наступить на стекло и порезаться, — Козуме вскочил на ноги, оглядывая эту сцену. — Чёрт, Кенма, прости меня. Я не знаю, как это случилось, она просто соскользнула, — Куроо нахмурился. Он никогда не был неуклюжим, но с кем такого не бывает. Кенма знал это. Чашку можно заменить. — Всё в порядке, это просто кружка. Ты не знаешь, в какой коробке совок и веник? — чем скорее он уберёт этот беспорядок, тем меньше вероятность, что Куроо случайно поранится. — Эм, Я думаю, что это в коробке с надписью «прачечная». Должно быть, в гостиной. Кивнув головой, Кенма взял канцелярский нож и пошёл в гостиную. Там была картонная коробка со знакомым почерком Куроо, где было всё, как он и сказал. Козуме быстро вскрыл коробку, порылся в ней в поисках совка и подходящего к нему веника и принес с собой на кухню. Тецуро всё ещё стоял на том же месте. Однако вместо того, чтобы посмотреть на Кенму, он уставился на свои руки, держа их так, словно в них было что-то странное. — Ты порезался? — спросил Кенма мягким голосом. Он не видел никаких повреждений, но кто знает. Козуме присел на корточки и начал сметать осколки стекла в маленький совок. — Нет, просто чувствую себя странно, — тихо произнёс Куроо. — Наверное, руки просто устали из-за того, что ты целый день коробки таскал, — пробубнил Кенма. — Хочешь, я посмотрю? — Козуме не знал, что он будет искать, но он хотел успокоить Куроо. — Всё в порядке. Дай веник, я подмету, — Тецуро потянулся за ним, но Кенма покачал головой, отодвигая веник подальше. — Просто стой здесь и радуй мне глаз, я уже почти закончил, — и правда: он уже убрал большую часть стекла. Опасность была устранена. — Спасибо, Кенма, — Куроо облокотился на тумбочку, Козуме коротко кивнул. Он с детства пытался избавить Тецуро от привычки нервничать из-за всяких мелочей. Обычно его поддержка спасала. Но были моменты, подобные этому, совершенно непредсказуемые для Кенмы, которые заставляли его переосмыслить всё заново. Не то чтобы они вообще беспокоили Козуме, он просто хотел, чтобы Куроо был счастлив. — Ничего страшного, — Кенма пожал плечами. — Всего лишь кружка. Мы живём вдвоём, а у нас их около 15. Это был знак, что мы купили слишком много. Выживают только наилучшие кружки. Тецуро всё ещё стоял с поникшей головой. Как только Козуме закончил убирать осколки, он поднялся и подошёл к Куроо, обняв его. — Ты в порядке? Они встретились взглядами, и Кенма изо всех сил старался понять, о чём он думает. — Да, я в порядке. Прости, что беспокою тебя, котёнок. — Тебе не за что извиняться, — Козуме убрал одну руку с талии Куроо, и указал себе на щеку. — Но если ты правда хочешь извиниться… Улыбка, появившаяся на лице Тецуро, ассоциировалась у Кенмы с возвращением домой. Куроо наклонился, вытянув шею, чтобы поцеловать Козуме в щеку, куда только что указывал его палец. Когда он отстранился, Кенма подался вперёд, прижавшись к его губам своими. Как только он почувствовал, что руки Куроо обвились вокруг его спины, он растаял в поцелуе, будучи согласен простоять так до конца дня. — Я так горжусь нами, — прошептал Тецуро, обжигая горячим дыханием щеку Козуме. Они соприкоснулись носами, отчего по телу Кенмы разлилось тепло. Он тоже гордился. Наконец-то он закончил учёбу в университете, и они могут жить вместе, устраивая собственное место в таком огромном мире. Их собственный маленький уголок мира. Он наклонился, чтобы взять руку Куроо в свою, поцеловав её. — Кенма, ты можешь делать очень милые вещи, это делает моё сердце слабым, — заныл Тецуро, тем самым заставив Козуме ещё раз поцеловать ему руку - просто чтобы увидеть, как он покраснел. — Теперь у нас есть дом, — сказал Кенма, широко улыбаясь и глядя на Куроо. — Может, отпразднуем? — Тецуро поцеловал Кенму в лоб. — Что? Не слишком ли рано сегодня пить? Куроо рассмеялся. — Нет, это подождёт. Потанцуешь со мной? Тецуро полностью превзошёл самого себя в самоуверенности, это было его новой вершиной. Но Кенма был счастливым и безумно влюблённым, и хотел отпраздновать это событие, поэтому кивнул головой. — Потанцуем? — спросил он, протянув руку. — Конечно, — ответил Козуме и взял его за руку. Куроо снова обнял Кенму за спину, а он в свою очередь положил ему руки на плечи. Они танцевали, совершенно не попадая в такт музыки, но были слишком поглощены своим маленьким миром, чтобы это заметить.

***

Странно, что Куроо не было дома поздним вечером в пятницу. Обычно он возвращался домой из университета, где защищал докторскую, и говорил Кенме собираться, так как они идут на свидание. Это было мило, даже если Козуме ворчал по дороге. Кенма взглянул на дисплей телефона. 19:03. Он уже должен был вернуться. Прислушиваясь к стуку капель по стеклу, он выглянул в окно и увидел серое небо. К счастью, Куроо взял с собой зонт, иначе он бы промок и простудился. Кенма всегда ненавидел, когда Тецуро болел, даже если это была обычная простуда. Тревога была в том, что самый сильный человек в его жизни был сломлен из-за простуды. Он подумал, не позвонить ли ему, по крайней мере, чтобы успокоиться, но хорошо знал, что иногда встречи Куроо с его «грубым и неприятным» руководителем затягиваются по времени, и Козуме не хотел прерывать их. Так что он просто ждал. Кенма загрузил Animal Crossing на приставке и свернулся калачиком на диване. Конечно, попытка реорганизовать свой город заставит его выкинуть ненужные мысли из головы. Козуме не помнил, как долго он раздумывал о расположении его домиков, когда услышал скрежет ключей в замке, за которым последовал поворот дверной ручки. — Прости, что опоздал, — сказал Куроо, разуваясь. — Нужно было разобраться с делами. Кенма что-то промычал в ответ, бросив взгляд на Тецуро, а затем снова уставился на экран. Он не был мокрым и, похоже, не был в плохом настроении. Так почему же он опоздал? — Ты хочешь сегодня сходить куда-нибудь? — Подожди, ты хочешь сказать, что с нетерпением ждал вечера свиданий? Кто ты и что ты сделал с любовью всей моей жизни? — он мог слышать глупую усмешку в голосе Куроо, даже не глядя на него. Козуме не горел желанием идти на свидание. Он просто с нетерпением ждал возможности провести время с Тецуро, хотя бы немного. Они оба были так заняты в последнее время. Кенма посвящал большую часть недели своей компании Bouncing Ball и проводил стримы, а Куроо получал докторскую степень, преподавал химию в старших классах. Он знал, что они оба рассчитывали на пятничные вечера, чтобы наверстать упущенное, и были в состоянии отложить все свои заботы только на один вечер. — Где ты был? Куроо приподнял ноги Кенмы, садясь на диван, прежде чем положить их обратно к себе на колени. — Рад, что ты спросил! Я шел домой из универа, когда увидел кое-что в витрине магазина и подумал: «я должен это купить», что в результате заставило меня пропустить первый поезд, а затем и второй. — Что это было? — Козуме нахмурился. Он не мог придумать ничего, что могло бы так заинтересовать Куроо. — Думаю, это будет сюрпризом, — добавил Тецуро, выводя рукой круги на ноге Кенмы. — Тебе понравится. — Тебе не идёт загадочность, — Козуме прищурился в ответ, глядя на Куроо. — Ты хочешь знать прямо сейчас? — спросил Куроо, получив в ответ кивок от Кенмы. С этими словами Тецуро сбросил ноги Козуме со своих колен и встал с дивана. — Приходи в спальню минут через 15. Мне нужно время, чтобы подготовиться. — Эта фраза, сопровождаемая подмигиванием Куроо, вызвала у Кенмы шокированное выражение лица. — Куроо? — он не ответил, только взял свой рюкзак и пошел в спальню, в последний раз многозначительно посмотрев на Козуме, прежде чем закрыть дверь. Это были самые долгие 15 минут в его жизни. Кенме казалось, что он смотрит на часы каждые 30 секунд, но время от этого не пошло быстрее. Если то, что планировал Куроо, похоже на то, на что он намекал… это было совсем не похоже на него. Козуме, однако, не мог придумать другой альтернативы. В спальне не было телевизора, так что это не мог быть фильм или игра. Так что же? Куроо снова поставил его в тупик. А Кенма определённо не любил чего-то не знать, особенно когда дело касалось его. Как только прошло 15 минут, Кенма вскочил на ноги и, не теряя времени, направился в спальню. Он сделал один глубокий вдох, прежде чем повернуть ручку, но это не помогло. Ничто не могло подготовить его к зрелищу в комнате. Создалось впечатление, как будто Козуме только что попал в другую вселенную. Комната была тускло освещена, но куда бы Кенма ни посмотрел, повсюду сияли яркие звёзды. Мерцающие волшебные огоньки свисали с изголовья кровати, растягиваясь по всем четырём стенам, заливая комнату мягким фиолетовым светом. Но еще более впечатляющей была проекция целой вселенной на каждой поверхности. Звёзды усеивали потолок и стены в форме созвездий, которые Козуме учил в детстве. Его рот слегка приоткрылся, пока он оглядывал комнату, ставшую неузнаваемой. — Куроо, — это было всё, что Кенма мог сказать, зная, что слова не смогут передать, как много это значит для него. Тецуро сидел на кровати, скрестив ноги, и улыбался Кенме так, словно он был вселенной, которую создал. Маленький куполообразный проектор лежал на кровати перед ним, создавая иллюзию того, что их комната окутана звездами. В выражении его лица была невероятная нежность, что Козуме задумался, не был ли он единственным, кто когда-либо видел его таким. — Тебе нравится? — Это прекрасно, — прошептал Кенма, всё ещё с детским изумлением оглядывая комнату. Куроо раскрыл руки для объятий, приглашая Козуме присоединиться к нему на кровати, чему тот с радостью согласился. Как только Кенма сел рядом с ним, Тецуро притянул его поближе, чтобы спина Козуме была прижата к его груди. Кенма отодвинулся назад, ощутив тёплое прикосновение. — Спасибо тебе за это. Куроо целомудренно поцеловал его в плечо. — Кенма, ты заслуживаешь целую вселенную, и это был единственный способ, что я смог придумать, чтобы подарить её тебе. — Лицо Кенмы мгновенно заалело румянцем от его слов. Каждый день Куроо находил способы доказать, что он был нескончаемым потоком счастья. Козуме переместил руку так, чтобы он мог поместить свою ладонь в одну из рук Тецуро, мягко сжав её, надеясь, что это передало Куроо всё то, что Кенма не смог бы выразить словами. Это означает всё для меня. Я тоже хочу подарить тебе вселенную. Я люблю тебя. — К сожалению, плохая погода разрушила мой план взять тебя с собой понаблюдать за звёздами, — пробормотал Куроо, уткнувшись Кенме в плечо. — Мне это больше нравится. Мы можем по-настоящему понаблюдать за звездами в следующий раз. Куроо что-то промычал в подтверждение, прежде чем лечь на кровать и потянуть Кенму за собой, всё ещё крепко обхватив руками его талию. Они смотрели на звёзды на потолке, наблюдая, как они мягко мерцают. — Помнишь, как мы в детстве пробирались к тебе на крышу? — спросил Куроо мягким голосом. Кенма помнил. Они делали это так много раз, что родители перестали ругать их, когда они стали старше. Парни провели бессчётное количество ночей на крыше у Козуме. (Всегда у него. Крыша была плоской и не такой опасной, как у Куроо.) Тецуро всегда говорил о звёздах; о химии, лежащей в основе их формирования, о его любимых созвездиях и обо всём остальном. Кенме нравилось каждое мгновение, но он никогда не признавался в этом. Куроо и так это знал. Он не мог не гордиться тем, как далеко они продвинулись с тех пор, выросли намного больше, чем они думали. Козуме повернул голову и нежно поцеловал Тецуро в щеку, затем ещё один, и ещё, и ещё один раз; по одному на каждую звезду в их комнате. В тесноте своих четырёх стен, Куроо и Кенма были вполне довольны тем, что живут в своей маленькой вселенной, созданной только для них двоих.

***

Официальные встречи были проклятием в жизни Кенмы. Он чувствовал себя так, словно просидел в зале заседаний несколько часов, слушая рассказы своего менеджера по маркетингу о том, что продажи растут дольше, чем это было необходимо. Он в тысячный раз взглянул на часы. Прямо сейчас он мог бы быть дома. Это был четверг, выходной у Куроо. Кенма не сомневался, что у него сейчас по крайней мере 6 непрочитанных сообщений с вопросом, когда он будет дома, чтобы Тецуро перестал работать над своей диссертацией, и они могли бы бездельничать вместе. — Козуме-сан? Вам есть, что добавить? — спросил менеджер по маркетингу, очевидно, закончив самую длинную презентацию, которую Кенма когда-либо слушал. — Нет, спасибо, Ватари. Это было превосходно. Мы всё на сегодня? — Козуме улыбнулся ему. Все в комнате кивнули в знак согласия, так как были готовы идти домой. — Тогда на этом всё. Увидимся завтра. Как только все его сотрудники покинули комнату, Кенма вытащил из кармана телефон, чтобы увидеть тот шквал сообщений, который он ожидал. Куроо: я знаю, ты только что ушёл, но я уже скучаю по тебе (09:21) Куроо: сегодня дождливо, убедись, что у тебя есть зонтик на обратный путь (10:33) Куроо: знаешь, какой самый дерьмовый цвет? белый. он слишком чистый. отвратительно (12:20) Куроо: бокуто передаёт привет (12:25) Куроо: это звучит неубедительно, но я очень хочу, чтобы ты был здесь (13:18) Куроо: <3 (13:37) Кенма прищурился, когда он прочитал сообщения. Хотя они не были особенно нехарактерными для Куроо, в них было что-то не так. Козуме не знал, что Тецуро сегодня встречается с Бокуто, так что это было единственным объяснением, которое он мог придумать. Но легче на душе не стало. Он набрал номер Куроо, услышав пару гудков, но был перекинут на его автоответчик. Странно, но Тецуро всегда брал трубку. Без лишних колебаний Кенма подхватил свою сумку и вышел из офиса, чтобы поскорей добраться до дома. До квартиры, где они с Куроо жили, был час езды, но Козуме обычно не имел возражений. Обычно это был час тишины, когда он мог просто подумать или поиграть в игры на телефоне, если не мог перестать думать. «Хотелось бы, чтобы поездка прошла быстрее», — думал он, стоя в поезде. Ему хотелось быстрее вернуться домой. Он был почти уверен, что побил свой рекорд по скорости, с которой он мог дойти от станции до их квартиры, вставляя ключи в дверь, прежде чем понял, что наконец-то добрался до дома. Его поприветствовала тишина. Внутри было темно, все жалюзи были задёрнуты, единственный свет, казалось, исходил от лампочки на кухне. — Куроо? Ты дома? — крикнул Кенма, повесив пиджак и галстук на вешалку у двери. Тишина была невыносимой. Проходя в квартиру, он искал любые признаки того, что Куроо дома. На их кухонном столе всё ещё были разбросаны задания, которые он должен был проверить, но это было всё, что Кенма смог увидеть. Пока он не заметил Куроо. Он лежал на диване, свернувшись калачиком на боку, вне поля зрения входной двери. — Куроо? — снова позвал Козуме, подходя к нему, и сердце его тревожно забилось. Телевизор был выключен, он явно не спал, так что же, чёрт возьми, происходит? Подойдя ближе, Кенма заметил, как измученно выглядит Тецуро. Тёмные круги, которые Козуме раньше не замечал, залегли под глазами, а лицо было лишено своей обычной живости. Кенма присел на корточки рядом с диваном, подняв руку, чтобы погладить Куроо по лбу. — Хэй, — неуверенно прошептал он. — Извини, котёнок, я не слышал, как ты вернулся домой, — прошептал в ответ Тецуро, моргая, чтобы выбраться из оцепенения, в котором он находился. Он тут же подвинулся, освобождая место для Кенмы, чтобы лечь рядом с ним, как они делали это тысячу раз до этого. — Что происходит? — спросил Кенма, соединив их лбы и переплетая руку Куроо со своей. — Я устал, — он издал что-то среднее между раздражительным вздохом и смехом. Хоть Кенма, конечно, не купился на это, он верил, что Тецуро скажет ему, если он захочет. В последнее время Куроо был под стрессом, в его оправдание. Возможно, его докторская диссертация не очень хорошо продвигалась, или класс, который он вёл, был головной болью. Кенма сжал его руку, напоминая, что он всегда будет рядом, что бы ни произошло. — Да? — переспросил Козуме, дав Куроо возможность продолжить разговор, если он просто нуждался в том, чтобы его выслушали. Ситуация странно напомнила Кенме их первую встречу; тогда Тецуро был ещё более тихим, чем Козуме, постоянно напоминая о том, как сильно он вырос. Куроо помедлил, прежде чем заговорить. — Просто плохой день, — он отвёл взгляд в сторону. — Хорошо, — прошептал Кенма, наклонившись к Куроо, легко поцеловав его в щеку. — Ты - всё для меня. — Козуме был рад, что темнота скрыла багровый румянец, который появился на его лице при этих словах; но в такие дни, как этот, Кенма забывал о своей неспособности быть нежным, когда необходимо было напоминать Куроо, что Кенма любит его всем сердцем больше всего на свете. В ответ на это Тецуро обнял Козуме, прижимая к себе ещё крепче. Он уткнулся лицом в изгиб его шеи, как будто держался за спасательный круг. Кенма был более чем счастлив быть спасением для Куроо; в конце концов, он стал для него всей жизнью. Прошло достаточно времени, но Тецуро так и не отпустил его. — Куроо, ты в порядке? — прошептал Кенма, запуская руку в волосы Тецуро. Козуме беспокоился, что не видит лица Куроо, не может понять, какое у него настроение. — Мы можем полежать так ещё немного? — пробормотал Куроо. — Пожалуйста? — Хорошо, — ответил Кенма, переставляя ноги так, чтобы они были переплетены с ногами Куроо. Он был готов остаться здесь, сколько потребуется Тецуро, а потом ещё дольше. Как только Куроо был готов отпустить его, он вставал и пытался приготовить что-нибудь, что, как он знал, нравилось Тецуро, а затем устраивался на диване для просмотра фильма, который неизбежно перерастал в новые объятия. И если глаза Куроо покраснеют от слёз, Кенма не станет говорить об этом, он просто сделает всё возможное, чтобы вытереть его слёзы. Но сейчас он просто лежит со своим соулмейтом, закинув на него ноги, и будет лежать так до тех пор, пока Куроо не сможет спокойно вдохнуть.

***

— Ты уверен, что хочешь, чтобы я вёл машину? — уточнил Кенма, держа ключи от машины Куроо и положив другую руку ему на бедро. Козуме редко был за рулём, он даже не думал о покупке машины, обычно выбирал электричку, или просил Тецуро подвезти его, если он мог. Куроо любил водить машину или, по крайней мере, всегда утверждал, что любит. Так странно, что Тецуро попросил Кенму сесть за руль. Куроо открыл дверь со стороны пассажирского сидения. — Мой день рождения, мои правила. Ты за рулём, — он показал Козуме язык и сел в машину, положив корзинку для пикника себе на колени, закрыв дверцу, прежде чем Кенма успел усомниться в его странном поведении. Кивнув головой, Козуме сел за руль и включил зажигание. — Не смейся над моим вождением. — Конечно, Кенма не был лучшим гонщиком Японии, но был уверен, что он не так плох в этом, как часто преувеличивал Куроо. Однако это было не так просто, как в видеоиграх. — До тех пор, пока ты не ведёшь машину так, будто пытаешься выиграть в Марио Карт*, мой рот на замке, — он начал переключать передачи на радио, по крайней мере, пятнадцать раз, прежде чем Козуме даже успел выехать из гаража. — Ты не сказал мне, куда ехать, — сказал Кенма на первом же перекрёстке. — В какую сторону мы направляемся? — Кен, ты должен спросить об этом, прежде чем заводить машину, — насмешливо сказал Тецуро. — Не осуждай меня, — Козуме бросил на него ответный взгляд. — Оу, ты доверил мне просто сесть в машину, это так мило. — В твоей машине есть катапульта? Я уже хочу убраться отсюда. Прежде чем Куроо успел ответить, загорелся зелёный свет светофора. — Налево! Едь налево. Кенма фыркнул, поворачивая руль и читая про себя молитву, чтобы его не арестовали за то, что он не использовал поворотники. — А теперь куда? — Знаешь, где парк Мизумото*? Езжай туда. — Хорошо, — сказал Кенма, полностью сосредоточившись на дороге. Некоторое время они ехали молча, слышно было только радио, которое Куроо настойчиво переключал. Когда они добрались до главной дороги, Козуме, наконец, оторвал взгляд от лобового стекла, бросив быстрый взгляд в сторону Тецуро. Он молчал, поджав губы и глядя в окно так, словно размышлял о смысле жизни. Синяки под его глазами стали ещё темнее: признак бессонных ночей, когда он наконец-то ложился спать, но не переставал ворочаться, успокаиваясь только тогда, когда Кенма прижимался к нему, ложась рядом. Козуме закусил губу. Он убрал одну руку с руля, накрывая ладонь Куроо своей, поглаживая её большим пальцем. — О чём думаешь? — этот вопрос выдернул Тецуро из его мыслей, и он сжал руку Кенмы. — Ничего особенного. Просто я счастлив, что у меня есть такой соулмейт, как ты. Козуме закатил глаза. Он был почти уверен, что это ложь, но не хотел указывать на это, не сегодня. Они должны были отпраздновать день рождения Куроо. Если он всё же захочет сказать, о чём думал на самом деле, он это сделает. — Я думаю, что ты тоже неплох. — Как ты мог сказать такое в мой день рождения? — Тецуро прислонил руку ко лбу. — Не думаю, что переживу это. — Наверное, это так утомительно быть таким драматичным каждый божий день, — невозмутимо произнёс Кенма. — Гораздо утомительнее иметь соулмейта, который не любит меня так сильно, как я люблю его. — Ты сейчас серьёзно? — Козуме приподнял бровь. Конечно, он шутил. Однако Куроо пожал плечами: — Я не знаю. — Куроо, я сейчас остановлю машину. Ты серьёзно? — После стольких лет, Кенма не думал, что придётся столкнуться с такой ситуацией. Действительно, он не так часто говорил и показывал, что любит, как это делал Тецуро. Но он думал, что между ними невидимое понимание. Козуме показывал свою привязанность как кот, находящийся всё время рядом. Возможно, ему нужно было это сказать. Он всё ещё не был уверен, насколько серьёзен был Куроо, не желая отрывать взгляд от дороги, чтобы взглянуть на него. Если это было правдой, Кенма не хотел знать, как долго Тецуро так себя чувствовал. Вместо этого он должен был сосредоточиться на том, как это исправить. — Не останавливай машину, это не столь важно. — Это важно. — Кенма старался, чтобы в его голосе не было никаких негативных эмоций. Может быть, поэтому Куроо в последнее время вёл себя так странно и отстранённо? Сердце Козуме заколотилось, рука на руле вспотела. Куроо отпустил руку Кенмы. — Я просто... Я не знаю, как это объяснить. Ты не сделал ничего плохого, это я слишком погружён в свои мысли в последнее время. — Ты - всё для меня, — сорвалось с губ Кенмы, — Я не так хорошо говорю и показываю это, как ты, и не думаю, что когда-нибудь смогу. Но я не шучу. Я не могу представить свою жизнь без тебя, — Козуме хотел сказать, что любит его, но его собственные принципы не позволили этого сделать. Куроо хмыкнул, прежде чем ответить. — Это многое значит, — мягко ответил Тецуро. Кенма снова взял его за руку. — Прости, что заставил выйти из зоны комфорта. Козуме покачал головой. — Я буду повторять тебе это миллион раз, так часто, как ты захочешь. Ты можешь поговорить со мной. — Ты самый лучший соулмейт, — Куроо легко поцеловал Кенму в щеку. — Спасибо тебе. Козуме подумал, что если бы он был лучшим соулмейтом, то у них бы не было этого разговора, но он не мог изменить прошлое. Просто в будущем он будет более внимательным. Они добрались до парка через некоторое время. Куроо обернул шарф вокруг шеи Кенмы, прежде чем они вышли из машины. В свою очередь, Козуме вытащил пушистые наушники из перчаточного ящика в машине и надел их на голову Куроо, приглаживая его постоянно взъерошенные волосы. Тецуро нёс корзинку и вёл Кенму по парку, держа за руку. Наконец, он выбрал место у озера, вытащил плед из корзины и расстелил его, прежде чем они стали есть в уютной тишине. Это было чудесно. День был прекрасный, ни единого облачка, только голубое пространство, которое, казалось, простиралось бесконечно во всех направлениях. Дубовые деревья окаймляли парк, их листья отливали золотым и ярко-красным цветом, указывая на приближение зимы. Кенма поднял голову и закрыл глаза, наслаждаясь солнечными лучами, щекочущими его лицо. — Это хорошее место, — задумчиво произнёс Куроо, глядя на озеро и держа сэндвич в руке. — Мне здесь нравится. Козуме утвердительно промычал в ответ. Это было очень красивое место, куда его привёл Тецуро. — Как ты его нашёл? — Это место, где Бо собирается сделать предложение Акааши через несколько недель. Я подумал, что мы должны сюда сходить. Только ему не говори, — губы Куроо изогнулись в улыбке. Кенма никак не мог подавить улыбку, вызванную этой мыслью. Он знал, что Кейджи скажет «да», ведь они оба долго ждали женитьбы. — Я не скажу. Когда он это сделает? — Думаю, примерно через неделю. Я пошёл с ним выбирать кольцо. Интересно, сможет ли Котаро скрыть это от Кейджи, ты же знаешь его. Кенма кивнул. Акааши был чрезвычайно наблюдателен, особенно когда дело касалось его сердца (что принадлежало Бокуто). А Котаро был далёк от серьёзности. — Я рад за них. — Я тоже! Бо в восторге и говорит об этом каждый день, — Куроо провёл рукой по волосам. — Интересно, когда свадьба? — Возможно, через две весны, зная Акааши. Это любимый сезон Бокуто, но они могут не успеть. Поэтому свадьба будет следующей весной. Было что-то отстранённое в улыбке Куроо, когда он опустил глаза. —Так долго ждать. — Наверное. Они продолжили есть в молчании, глядя на озеро. Кенма предложил разрезать маленький торт, который они купили. Куроо хмыкнул в знак согласия. Козуме порылся в рюкзаке, достал торт, свечу и несколько спичек. Он зажёг свечу, поставив торт перед Тецуро, прежде чем подул ветер. Куроо быстро зажмурил глаза, как он делал каждый год, загадывая желание на день рождения, и задул свечу. Кенма поцеловал его в щеку, придвинувшись поближе. — С 24-ым днём рождения, Куроо. — Спасибо, котёнок, — Тецуро подвинулся, устраиваясь так, чтобы Кенма сидел между его ног, так близко, что их грудные клетки соприкасались. Про торт они сразу же забыли. — Хочешь знать, что я загадал? — Ага, — ответил Козуме, закидывая ноги на бёдра парня. — Кенма, — пробубнил Куроо. — Правильный ответ «нет, потому что если скажешь-не сбудется», а не «ага». Господи, — он ткнул Кенму в бок. — Я любопытный. Куроо покачал головой. — Не верю, — он поцеловал Кенму в нос. — Я загадал, чтобы мы всегда были вместе. — Глупое желание, — невозмутимо произнёс Козуме, поглаживая нахмуренное лицо Куроо из-за его слов. — Почему это глупое желание? Какого хрена, Кенма. — Потому что оно исполнится в любом случае, — Козуме усмехнулся. Возможно, это было из-за отражения озера, Кенма мог поклясться, что глаза Куроо стали будто бы стеклянными. — Господи, — Тецуро повторил это несколько раз, покрывая поцелуями всё лицо Кенмы, начиная с подбородка, щёк, лба, носа и, наконец, заканчивая поцелуем в губы. — Ты плохо действуешь мне на сердце. Куроо обхватил руками талию Козуме и потянул его вниз, чтобы они лежали на земле. Голова Кенмы расположилась на груди Тецуро. Он поднял руку, проведя пальцем по эмблеме мяча на рубашке Куроо. Ужасно мило, что парень сделал мерч компании Кенмы частью своего повседневного гардероба. Между ними не было произнесено ни слова, оба были счастливы просто находиться в компании друг друга. Тецуро гладил волосы Козуме, а тот время от времени целовал Куроо. Спустя некоторое время Кенма почувствовал, что Тецуро слегка трясётся. Козуме нахмурился; было не так уж холодно. Он поднял голову, посмотрев на Куроо. Он не смеялся и не плакал, его губы не посинели от холода. — Ты в порядке? — Кенма склонил голову набок. — Да? Что-то случилось? — Тецуро растерянно оглянулся. — Ничего. — Козуме пожал плечами. Возможно, ему показалось, но Куроо сейчас, по крайней мере, в порядке. С этими словами Кенма снова положил голову на грудь Куроо, и тот прижал его к себе немного крепче, чем раньше.

***

Больше всего на свете Козуме любил субботнее утро. Никаких обязанностей. Никакой работы. Никаких встреч. Ничего срочного, на что он мог бы потратить свой день. Он медленно открыл глаза, комната была наполнена мягким тёплым светом. Солнце уже взошло, значит, пора вставать и ему. Кенма лениво потянулся к Куроо, но вместо его тепла почувствовал только холодные простыни. Он похлопал вокруг рукой ещё несколько раз, подумав, что не заметил Тецуро, но, увы, там никого не было. Он полностью открыл глаза, чтобы полностью увидеть их пустующую кровать. Куроо по субботам обычно ждал, когда Кенма проснётся, возможно, сегодняшний день был исключением. Но без него в постели было холодно и одиноко. Козуме подумал, что это нелепая мысль. Он потянулся, прежде чем стянуть с себя одеяло и встать с кровати с недовольным лицом. Кенма никогда не был жаворонком. Вскоре он уже шёл по коридору в гостиную и кухню, надеясь, что там находится Куроо. Он сидел на самом краешке дивана, смотрел в окно и сжимал в руках кружку с чаем, совершенно не обращая внимания на появление Кенмы. Козуме не мог не приметить синяки под его глазами, которые в последнее время стали так заметны. Кенма медленно приблизился, заставляя Тецуро почувствовать его присутствие, когда он сел рядом с ним на диван, соприкасаясь ногами. Куроо вообще не обращал на него внимания. Что-то было не так. Очень, очень не так. — Куроо? — голос Козуме звучал непринуждённо. Тецуро покачал головой, его глаза стали стеклянными, возможно, игра света. Он по-прежнему не повернулся к Кенме. Козуме чувствовал, как его сердце бешено колотится в груди. Что-то было не так, и он не знал, что именно. От этого он чувствовал себя подавленно, в животе образовался неприятный узел, в горле стоял ком. Что-то было не так с Куроо, и Кенма даже не догадывался, что именно. Он ни в коем случае не должен был так унывать из-за своей докторской. Козуме осторожно прикоснулся рукой к ноге Тецуро. — Куроо? Что происходит? Тецуро крепче сжал кружку, его челюсть напряглась. Кенма пожалел, что не может забрать переживания, что так мучают Куроо. Его сердце болело от того, что он видел единственного самого важного человека в своей жизни в такой тоске, которую он даже не понимал. — Ты можешь рассказать мне всё, знаешь ведь. — Кенма? — голос Куроо был хриплым. Ещё один плохой знак. — Привет, — прошептал Кенма в ответ, — что случилось? — Козуме обычно не давил на него так сильно, доверяя Тецуро, что он всё ему расскажет. Тем не менее, странное поведение продолжалось уже несколько месяцев, и Кенма не мог просто сидеть, сложа руки, и смотреть, как Куроо несёт всю тяжесть в одиночку. — Я не знаю, как тебе сказать, — голос Тецуро сильно дрожал. Козуме никогда не слышал, чтобы он говорил так неуверенно. Сердце Кенмы пропустило удар. Он не мог ничего вспомнить или даже придумать сценарий, который Куроо будет изо всех сил пытаться ему рассказать. Они знали друг друга всю свою жизнь, и единственной важной вещью, которую Тецуро когда-либо скрывал от него, был тот факт, что они соулмейты. Куроо всегда был уверенным, и прямо сейчас его поведение пугало Козуме. Кенма оторвал одну руку Куроо от кружки, положил её себе на колени и начал вырисовывать круги на ладони. Ему хотелось сказать, как сильно он перепугался за Тецуро, только это оттолкнет его ещё больше, поэтому он не стал этого делать. Его сердце продолжало быстро биться в груди, угрожая вырваться из грудной клетки. — Пожалуйста? — Я не могу, — произнёс Куроо жалобным голосом. — Ты меня возненавидишь. — Ты же знаешь, что нет причин, которые могли бы заставить меня ненавидеть тебя. Ну же, вылезай из своих мыслей и поговори со мной, Тецуро. — Кенма фыркнул. Это было правдой. Небо голубое. Завтра взойдёт солнце. Кенма никогда не мог ненавидеть Куроо. Даже сейчас, когда слова Тецуро заставили Кенму задуматься, не изменял ли он ему. Куроо не стал бы этого делать; Козуме пытался убедить себя в этом. После этого они оба замолчали, Кенма всё ещё гладил Тецуро по руке, словно пытаясь его успокоить. Тишина была оглушительной. Козуме хотел что-то сказать, но у него не было слов. И тут заговорил Куроо. — Я болен. Мир Кенмы начал трескаться, угрожая разлететься на тысячи осколков. Козуме застыл, моргая несколько раз, прежде чем его нижняя губа начала дрожать. — Но ты ведь скоро поправишься, правда? Он должен поправиться. Кенма не желал даже думать ни о чём другом. В этот момент Куроо повернулся к нему и слегка покачал головой. — Нет. Грудь Козуме перестало сдавливать, сменившись острой колющей болью в сердце. Он хотел, чтобы Тецуро перестал притворяться и сказал, что просто дурачится, но, судя по серьёзному и совершенно опустошённому выражению лица, этого не произойдёт. Кенма, не теряя времени, бросился к Куроо, крепко обнимая и утыкаясь лицом в его шею. Он не знал, когда начал плакать. Тецуро дрожал под ним, всхлипывая. Это только заставило Кенму заплакать ещё сильнее, крепче прижимая к себе Куроо. Он не хотел отпускать его. — Мне очень жаль, — пробормотал Тецуро, — Мне очень жаль. — Он казался побеждённым. Если какая-то частичка сердца Козуме всё ещё была на месте, то голос Куроо наверняка сломал бы её безвозвратно. Кенма крепче прижал Куроо к груди. У него не было слов, чтобы выразить, что Тецуро не должен извиняться, но он надеялся, что он понял это по ставшему крепче объятию. Проходили часы, и ни один из них не хотел ослабить объятие. Голова Козуме раскалывалась от количества выплаканных слёз, в груди было больно. Он ещё не осознал до конца всю тяжесть ситуации - каким будет неизбежный исход. Да и как он мог? Шок охватил его организм, его разум, казалось, ничего не мог рассчитать. И Куроо. Боже, что он вообще чувствует? И о чём думает? Он думал, что Кенма возненавидит его за это, ведь он нёс это в одиночку. Козуме рассеянно поцеловал Тецуро в плечо. Он всё ещё любил его, даже больше, чем вчера. А завтра он будет любить его ещё больше. Кроме того, у Кенмы появился луч надежды. У них всё ещё были соулмейтские метки. Пока Тецуро не скажет Козуме, что любит его, всё будет хорошо. Вот как работает метка. Пока они будут продолжать в том же духе, всё будет хорошо. Всё будет в порядке. Кенма отстранился, обхватив лицо Куроо ладонями. Он хотел сказать ему что-нибудь, что угодно, но не было слов, которые могли бы сделать ситуацию лучше. Козуме никогда не задумывался об этом. — Хочешь подробностей? — голос Куроо всё ещё был мягким, как будто он боялся переступить черту. Кенма кивнул. Если враг был невидим, Козуме, по крайней мере, должен услышать о том, с чем они столкнулись. Куроо снова посмотрел на Кенму. Его глаза были красными от слёз, нос и щеки такого же цвета, а волосы растрёпаны. Козуме выглядел ничуть не лучше. — Помнишь, чем болела моя мама? — он помнил, лишь кивком имея это в виду, — То же самое. Болезнь Лу Генрига. Боковой амиотрофический склероз. Кенма попытался вспомнить всё, что он знал об этой болезни, из того, что он слышал от Куроо, из медицинских пар, которые он посещал, пока учился в университете. Главным симптомом была мышечная слабость. Дегенерация тела. Симптомы усиливаются с течением времени. Никакого лечения. — Насколько давно? — спросил Кенма хриплым голосом. — Мне поздно поставили диагноз. Врачи сказали, что это трудно рассчитать. Возможно, четырнадцать месяцев максимум, — Куроо говорил об этом так естественно, что из-за его слов было страшно представить количество времени, которое он потратил на обдумывание. — Куроо, — Козуме не знал, почему он это сказал. — Прости. — Это ничего не меняет, — прошептал Кенма. Они соулмейты, он всё ещё Куроо. Козуме всё равно любил его.

***

Кенма не знал, как относиться к мысли, что он застенчивый и тихий человек. Да, так он себя и вёл с незнакомыми ему людьми. Ничего, кроме бормотания и опущенных глаз, избегавших осуждающих взглядов. Это был тот самый Козуме Кенма, которого знало большинство. Но также Кенме было комфортно с людьми, которым можно было показать свою эмоциональную сторону. Дать шанс видеть блеск в его глазах, слышать, как повышается голос, когда он говорит о чём-то, что его действительно волнует. Он был уверен, что в такие моменты он даже достигал громкости Бокуто. По крайней мере, так ему сказали. Человек, который был свидетелем каждого из самых громких моментов Кенмы, был Куроо. Он был рядом, когда Козуме так увлёкся видеоигрой, что кричал, когда он потерял свою последнюю жизнь. Он был рядом и видел, как Кенма кричит через волейбольную площадку, когда думал, что Некома проиграет в национальных. Он был рядом, чтобы отпраздновать первое партнёрство компании. Может быть, это был не опыт, который позволил Кенме быть громким, возможно, это просто из-за факта, что Куроо всегда был рядом. Это была единственная связь, которую Козуме мог установить между такими моментами. Возможно, именно поэтому он не был удивлён своей публичной вспышкой гнева; он не мог быть удивлён, если стал так громко говорить о любви своей жизни-Куроо Тецуро. — Это грёбаное дерьмо, Акааши. — Глаза Кейджи расширились, когда Кенма заговорил над кружкой чая. Он ещё не был посвящён в такие моменты эмоционального поведения, но Козуме было всё равно. Он не собирался облегчать ему задачу. — Я не могу представить, через что он проходит. Вы оба проходите, — Акааши вздохнул, ставя свою кружку на столик кафе, в котором они сидели. Кенма провёл рукой по волосам, раздражённо дёргая за кончики. Он не думал, что у него хватит слов даже для того, чтобы передать Акааши, на что это похоже. Он не думал, что есть даже слова, чтобы объяснить это. — Это генетическое, так ведь? — спросил Акааши, взглянув на Козуме выразительным взглядом, пытаясь попросить рассказать об этом, но осторожно, чтобы не перейти границы вежливого вопроса. Кенму это не волновало. — У его мамы тоже был БАС, если ты спрашиваешь про это, — сказал Козуме, опустив взгляд на стол. У него никогда не было возможности встретиться с мамой Куроо, болезнь оторвала её от мира сего ещё до того, чтобы она увидела, насколько вырос её сын. Но он слышал разные истории. Истории о том, что она была самой доброй женщиной, которую когда-либо знали Куроо и его отец, как она пела колыбельные Тецуро, чтобы он заснул, когда был маленьким, как она во всём находила что-то хорошее, чтобы улыбнуться в любой ситуации. Кенма часто думал, что истории, которые он рассказывал, напоминали ему о Куроо, их сходство слишком сильно, чтобы игнорировать; что-то, чем Тецуро всегда гордился. БАС должен быть единственным сходством, без которого он мог бы жить. — Извини, — Кенма крепче сжал свою кружку с горячим шоколадом, услышав голос Акааши. Соболезнования не предназначались для живых, но Козуме не собирался обвинять Кейджи. Он и сам был недостаточно красноречив, чтобы критиковать. — Как Бокуто на это отреагировал? — Кенма прекрасно понимал, что Котаро знал о происходящем раньше него, даже если Куроо не говорил ему. Он знал, что Бокуто был тем, кто водил Тецуро на предыдущие визиты к доктору. Обещал быть рядом до тех пор, пока Куроо не будет готов рассказать всё Козуме, а потом всё равно будет с ним до конца. По крайней мере, сегодня он был с ним. Он сказал, что хочет сводить Тецуро в какую-нибудь закусочную, где они устраивали дружеские посиделки, как в старые добрые времена. Здорово, что они могли нагнать прошлое и повеселиться, пока могли. Это также дало Акааши возможность общаться с Кенмой, что он сам пообещал выполнить (ради Куроо). И Козуме об этом не полагалось знать. Тецуро был до возмутительности очевиден. Кейджи вздохнул. — Не очень. — Кенма ждал, что Акааши договорит, но никаких слов не прозвучало. Возможно, он боялся каким-то образом расстроить или обидеть Козуме. Это безумно раздражало. — Насколько? — Кенма продолжал настаивать. — Давай лучше обсудим, как ты с этим справляешься. Козуме с грохотом поставил кружку, отчего горячий шоколад выплеснулся, пролившись на стол. Он не хотел так злиться, но ничего не мог с собой поделать. Не тогда, когда Акааши говорил о Куроо так, будто его уже нет в живых. — Как, по-твоему, я справляюсь с этим, Акааши? Я не могу смотреть на него, не думая: «скоро его больше не будет». И я, твою мать, не могу сказать ему об этом, потому что если БАС не причиняет ему боль, тогда это делает его собственная вина. И он постоянно страдает. Иногда ему приходится сидеть и концентрироваться только на своём дыхании, потому что ему сейчас очень трудно. И он почти не говорит мне об этом, потому что не хочет, чтобы я расстраивался. Господи, хоть мне и нравится, что он так заботится обо мне, не думаю, что он видит, как я волнуюсь за него. Так что мы оба в полной заднице, — Кенма не собирался так долго болтать, но как только одно слово слетело с губ, он уже не смог остановить поток остальных. Акааши поправил рукой очки. Козуме знал, о чём тот думает. «Кенма никогда не говорил так много. Наверное, ему очень тяжело. Что мне сказать, чтобы исправить ситуацию?» Если бы Кенма был настоящим мудаком, он бы сказал Кейджи, что нет слов, чтобы сделать положение лучше. Но он не сделал этого; в конце концов, Акааши ни в чём не виноват. Он просто пытался быть хорошим другом. — Извини. Просто… Я не понимаю, как мир может быть так жесток, чтобы забрать такую звезду, как Куроо. — Козуме снова вздохнул. Кейджи лишь кивнул, всё ещё прикидывая, что сказать. — Вселенная-ужасное место, — фраза, которую он наконец, решил сказать. Кенма подумал, что более правдивых слов ещё никто не произносил.

***

— Ты уверен, что хочешь сегодня остаться дома? — спросил Куроо из спальни. Кенма не мог увидеть его лица, ибо был в гардеробе, но он мог представить вопросительное выражение лица Тецуро. Вечер пятницы, их предполагаемое свидание. Куроо предложил сходить посмотреть на звёзды, как и обещал много месяцев назад, когда апокалипсис ещё не был на горизонте. Казалось, это было целую вечность назад. Но сейчас было слишком холодно, а с середины зимы начался мороз. Он не мог взять Тецуро с собой в такую погоду, когда он мог так легко простудиться в последнее время. Козуме старался не зацикливаться на том, что в последние месяцы Куроо становился всё слабее и дрожал при сквозняке. Обогреватель в их квартире был постоянно включён, чтобы согреться, не было никакого смысла искушать судьбу, не будучи осторожным. Провести вечер свидания в тепле и уюте их квартиры было гораздо безопаснее. Для физического здоровья Тецуро, а также для психического здоровья Кенмы. — Да, у меня есть идея. Мы можем по-настоящему полюбоваться звёздами в другое время. — Время, когда Куроо было лучше. По крайней мере, летом. Козуме продолжал рыться в коробках и полках в гардеробе, находя странные безделушки, о существовании которых он даже не подозревал. — Дай мне ещё пару минут. — Тебе помочь с поисками? — Нет! Я сам справлюсь, оставайся там, где сидишь, — крикнул Кенма, открывая очередную картонную коробку. Она была наполнена старым оборудованием: камеры и микрофоны. Козуме думал, что он выбросил их, когда учился в университете. — Если бы ты сказал мне, что ищешь, я бы подсказал, где находится, — снова раздался голос Куроо. Кенма закатил глаза. В расстановке коробок не было никакой логики, поэтому искать было сложно. — Всё в порядке, — он открыл ещё одну коробку, которая находилась на второй полке, его взгляд сразу упал на вещь, которую он так упорно искал. — Я наконец-то нашёл! Закрой глаза. Поставив коробку на место, он победоносно взял эту вещь и вышел из гардероба. Конечно же, Куроо всё ещё сидел на кровати, зажмурив глаза и постукивая пальцами по матрасу. Кенма не удержался, подошёл к нему, после чего поцеловал в губы. Он действительно был самым милым человеком, которого Козуме когда-либо видел. — Это и был сюрприз? — пробормотал Тецуро. — Я могу открывать глаза? Кенма поставил вещь на пол, чтобы освободить руки, взяв ими лицо Куроо, слегка поглаживая его веки большими пальцами. — Держи их закрытыми. — Хорошо, — Тецуро перешёл на шёпот, но улыбки на его губах было достаточно, чтобы понять, что это началось не зря. Он отошёл на шаг от Куроо. — Ещё пять минут. Кстати, это не такой уж большой сюрприз. — Знаешь, всё, что угодно от тебя – прекрасно. — Кенма улыбнулся, когда он рылся в прикроватной тумбочке в поисках батареек. Он всегда хранил их здесь, на случай, если те, что находятся в пульте, перестанут работать. В нём оставалось несколько батареек, но Козуме вставил в устройство ещё три и щёлкнул один раз, чтобы убедиться, что работает. Он вернулся к Куроо, расположив его ноги так, чтобы сесть между ними, согревая, как одеяло. Как только он удобно устроился, он положил шар обратно на кровать, снова превращая их комнату в галактику. Кенма немного повозился с пультом, нажимая на кнопки, чтобы изменить цвет звёздного шара с фиолетового на ярко-синий. Козуме оглядел комнату, всё было именно так в тот день, как он помнил: магическая спираль, освещающая комнату россыпью звезд, галактика, существующая только для него и Тецуро. Он мягко подтолкнул Куроо вниз на кровать, чтобы тот лёг на спину, а Кенма лёг на него, положив голову ему на грудь. — Теперь можешь открывать глаза. Глаза Тецуро мгновенно раскрылись, загоревшись миллионами огней. Отражение звёзд в его глазах было так прекрасно, так восхитительно, что Козуме захотелось запечатлеть этот образ в памяти, чтобы он навсегда сохранился в его сознании. — Ты нашёл нашу старую вселенную, — тихо сказал Куроо, растянув губы в улыбке. — Я совсем забыл о ней. — Смотреть на звёзды из нашей спальни показалось мне лучшим решением, чем выходить на холод, — Тецуро не ответил на это, заключив Кенму в объятия. Они находились в комфортной тишине, Козуме с удовольствием лежал на груди Куроо и слушал его ровное сердцебиение. Когда Тецуро начал успокаивающе гладить рукой волосы Кенмы, его глаза начали закрываться от тепла и комфорта, он начал погружаться в дремоту. — Ты не спишь? — в одно мгновение Куроо нарушил их молчание, и Кенма вернулся в боевую готовность. Козуме хмыкнул в подтверждение. Он ещё не успел заснуть. — Можно тебя кое о чём спросить? Что-то, что тебе может не понравиться? — Конечно, — Кенма совсем не нервничал из-за этого, но логически он понимал, что это будет не самое ужасное из того, что Тецуро когда-либо ему говорил. Они уже преодолели это препятствие. Куроо глубоко вздохнул, Козуме почувствовал, как его грудь поднимается. — Могу ли я сказать тебе это сейчас? Ему не нужно было спрашивать, о чём хочет сказать Тецуро. Он уже знал. Куроо хотел сказать Кенме, что любит его. — Нет, — Козуме приподнялся так, чтобы смотреть в глаза Тецуро. — Котёнок, просто… Я уже умираю. Я хочу это сказать тебе хотя бы раз в жизни, — Кенма чувствовал ускорение сердцебиения Куроо, когда он говорил. Он так сильно боялся, что в будущем у него не будет возможности сказать это. Козуме взял руку Тецуро в свою. — Сказать это – принять поражение. Ничего плохого не случится, если ты этого не скажешь, — Кенма прекрасно понимал, что это бредовая мысль. В глубине души он знал, что должно произойти. Но его сердце считало по-другому. В нём жил маленький проблеск надежды, в виде соулмейтской метки. Он ещё не готов сдаться. — Ну же, ты всегда был реалистом. Пожалуйста? — Козуме закусил губу. Неужели просто должен принять? Он был несправедлив по отношению к Куроо сейчас, он знал. Это было очевидно из-за дрожащего голоса Тецуро из-за прямоты Кенмы, что заставило его сердце сжаться. Но он был честен: как он должен был смириться с тем, что вторая половинка собирается покинуть его? Козуме хотел сделать всё, что в его силах, чтобы предотвратить это, в том числе бросить вызов судьбе. — Не хотел тебя расстраивать, — добавил Куроо, крепче сжимая руку Кенмы. — Это просто пища для размышлений. Они снова погрузились в молчание, тяжёлое чувство вины висело между ними, и ни один из них не знал, как преодолеть его. Козуме почти чувствовал, что Куроо думает, и синий свет делал его озадаченное лицо более ясным. Эмоции Тецуро всегда отображались у него на лице. Кенма задавался вопросом, знал ли он, насколько прозрачным он иногда был. — Ты беспокоишься о чём-то, — Козуме ещё не знал о чём именно, слишком много вариантов для раздумий. После всего им было о чём волноваться. — Это так глупо, правда, — Куроо покачал головой. — Это не глупо. Нет, если это ты, — он выучил несколько глупых реплик от Тецуро. Пользоваться ими было маленькой радостью. Уголок губ Куроо приподнялся, искренне или от нервов, Кенма не был уверен. — Просто думал о тебе. Как ты справляешься с этим. Понимаешь? — это был очень тонкий намёк сказать, что он на самом деле имел в виду, оставив Козуме додумать остальное. Кенма достаточно хорошо его знал, чтобы понять, чем вызвано его беспокойство. — Я не оставлю тебя. Не заставишь, даже не пытайся, — его голос прозвучал уверенно, отрезая концы на дальнейшее обсуждение этого вопроса. Кенма был с Куроо очень долго, нигде он не предпочёл бы быть, только бы рядом со своим соулмейтом, даже при таких обстоятельствах. Небольшая ярость забурлила в его груди от мысли, что Тецуро пытается огородить его от этого. Может быть, поэтому он хотел сказать ему, что любит его? Чтобы он мог сказать, что это конец? Куроо фыркнул, крепче прижимая Кенму к груди. — Ты можешь передумать. Не хочу, чтобы ты чувствовал обязанность остаться. — Не передумаю. Их маленькая вселенная была полна неопределённостей, но единственное, что Кенма знал, это то, что ему хочется быть только здесь.

***

— Ах, вот наконец-то мы встретились. Куроо упоминал о Вас по крайней мере пять раз за визит, — мужчина, стоящий перед Кенмой, протянул руку, и он слегка пожал её. — Я доктор Ямадзаки. — Козуме Кенма, — отрезал Кенма. Он никогда не встречал этого человека, потому что Куроо всегда просил подождать снаружи. Или же у Козуме были важные деловые встречи. Если бы Кенма настоял на своём, он бы немедленно допросил доктора Ямадзаки и узнал как можно больше информации. Возможно, именно поэтому Тецуро старался держать их порознь так долго, дав Кенме достаточно времени обдумать всё самостоятельно и прийти к собственному выводу. Умный ход, но Козуме не хотел этого признавать. — А я Куроо, — добавил Тецуро, стоявший позади Кенмы. Доктор рассмеялся. Козуме задумался, стоит ли ему сделать то же самое. Он не любил больницы, его настроение сразу испортилось, как только он ступил на чистый белый пол и почувствовал запах антисептика. Куроо спросил, не хочет ли он подождать в машине. Козуме отказался. — Хорошо, вы не могли бы выйти со мной на минутку, чтобы пройти некоторые тесты? Ничего особенного, просто сдать кровь, — произнёс доктор добрым голосом, однако Кенме он всё равно не нравился. — Без проблем, док, — кивнул Куроо, поднимаясь со стула. Козуме хотел было встать и пойти с ними, но доктор прервал его действия. — Козуме, вы можете подождать здесь, мы совсем не задержимся. Мы вернёмся, а затем обсудим все детали. По крайней мере, теперь у Кенмы была причина ненавидеть его. Он никогда не испытывал симпатии к тем, кто пытался разлучить его с Куроо. Козуме поднял глаза на Тецуро, на его лице ясно читалось беспокойство. Он не знал, хочет ли Куроо делать это в одиночку. Но тот лишь улыбнулся, положив руку на плечо Кенмы. — Всё в порядке, Кен, мы вернёмся через секунду. — Он в хороших руках! Не беспокойтесь. На моём столе есть печенье, угощайтесь, — Козуме сморщил нос, живот начинало крутить от мысли о еде. С этими словами Куроо и доктор Ямадзаки покинули кабинет, оставив Кенму одного. Он никогда не относился плохо к одиночеству и часто находил в нём утешение. Однако в больнице оно было душераздирающим. Приходил ли Куроо на какие-нибудь приёмы один? Конечно, учитывая расписание тренировок сборной MSBY, Бокуто не присутствовал хотя бы на одном посещении врача. А это значит, что он сидел в приёмных и кабинетах совершенно без посторонней помощи. Слёзы навернулись на глаза Кенмы от такой мысли. Его Куроо всегда был смелым для его же блага. Он ненавидел этот больничный кабинет больше, чем мог выразить словами. Белые стены и пол делали комнату намного больше, чем на самом деле, или, наоборот, заставляли Козуме чувствовать себя маленьким. У доктора Ямадзаки не было личных вещей на столе. Никаких фотографий или безделушек, только табличка с именем. Абсолютно пустой стол. Совершенно личный, не создающий чувство комфорта. Жалюзи на окне были плотно задёрнуты, свет в комнате исходил от флуоресцентных ламп над головой, создавая неестественно белый свет. Это выглядело, как обычная больница. Кенма достал свой телефон, чтобы скоротать время, отвечая на пару рабочих писем, которые он проигнорировал ранее. Затем он пролистал пару бессмысленных игр, желая, чтобы время шло как можно быстрее. Десять минут превратились в двадцать, потом в тридцать, а затем в сорок пять. Беспокойство росло в груди Козуме, усиливаясь с каждой секундой. Они уже должны были вернуться. Искушение выйти из этого кабинета и найти Тецуро росло, но он знал, что в такой большой больнице это будет почти невозможно. Так что он напишет самому логичному человеку, которого знает. Если его вердикт будет состоять в том, чтобы пойти и осмотреться, он это сделает. Кенма: если Куроо с доктором почти час, должен ли я пойти поискать его? (13:47) Акааши мгновенно ответил. Он часто утверждал, что одним из самых лучших моментов работы редактора было то, что он может свободно работать, не ограничивая свой отдых. Акааши: Будет лучше, если ты просто подождёшь. Я уверен, что врачи очень способные. (13:48) Кенма: мне не нравится врач (13:48) Кенма: мне не нравится эта больница (13:48) Кенма: ты уверен, что мне не стоит пойти посмотреть? (13:49) Акааши: Козуме, тебе нужно отложить свои личные чувства в сторону. Врач-профессионал, и работает, чтобы помочь. Это обстоятельство-не их вина. (13:50) Акааши: Хочешь, я приеду? Я не слишком занят. (13:50) Кенма: нет, всё нормально (13:50) Кенма: спасибо, Акааши (13:50) Акааши: В любое время. Расскажешь, как всё прошло. (13:50) Кенма сунул телефон обратно в карман. Акааши был, по крайней мере, голосом разума. Кто-то, кто слушал Козуме, но не Куроо. И действительно, он не мог взвалить на Тецуро лишний стресс. Он и так уже достаточно натерпелся и без того, чтобы ещё переживать из-за Кенмы. Через пятнадцать минут дверь распахнулась, и Козуме обернулся. Куроо вошёл внутрь без малейших признаков боли или огорчения. Кенма, наконец, позволил себе выдохнуть. Тецуро вернулся, он в нормальном состоянии, всё было в порядке. — Простите за долгое ожидание, Козуме. Мы не хотели, чтобы это затянулось надолго, — доктор Ямадзаки искренне извинялся, но мнение Кенмы уже сложилось по-другому, он не доверял ему. — Всё было хорошо? — голос Козуме прозвучал резко, чего он не ожидал. Как только Куроо уселся на стул рядом с Кенмой, он взял его за руку, пытаясь успокоить. Он начал вычерчивать круги на его ладони. — Всё хорошо, он сейчас нам всё расскажет. — Основываясь на наблюдениях, сделанных в ходе нескольких физических обследований, а также на анализе крови, электромиограмме и люмбальной пункции, можно сделать вывод: ваш БАС прогрессирует с ожидаемой скоростью, — начал доктор Ямадзаки. Его голос был абсолютно безэмоциональным, таким же, как и его рабочий стол. Козуме взглянул на Тецуро. Его лицо было апатичным, как будто он тоже был отстранён от ситуации. — Однако именно в этот момент всё может пойти под откос. Вы упомянули о лёгком затруднении дыхания, да? — Куроо кивнул. — Это, скорее всего, увеличится в течение нескольких месяцев. Я бы посоветовал госпитализироваться как можно раньше, как только вы почувствуете, что находитесь в опасности без какой-либо причины. Козуме, не спускайте с него глаз. Он очень упрямый. Кенма моргнул в ответ. Доктор продолжал говорить, прогнозируя состояние Тецуро, будущие симптомы, лекарства, которые могли бы облегчить их, приблизительный план того, что он должен делать или избегать, чтобы справиться с болезнью. Время от времени Куроо задавал вопросы или отвечал что-то в знак согласия. Козуме молчал, его мозг старался обработать информацию, которая была получена. До сих пор Тецуро не казался таким больным, только чуть более спокойным, более хрупким, в отличие от других людей. Но судя по тому, что говорил доктор, всё должно было стать намного, намного хуже. Подготовка к такому казалась невозможной, особенно когда Кенма не мог даже представить, что кто-то настолько сильный, как Куроо, заболел. Это было неправильно. — А время? — спросил Тецуро, отвлекая Козуме от своих мыслей и возвращая к разговору. — Около восьми месяцев, к сожалению, у меня нет для вас новостей лучше, — поморщился доктор Ямадзаки. Глаза Кенмы снова защипало, и он крепче сжал руку Куроо. Восемь месяцев? Это ничего не значило. Тецуро, похоже, был не настолько слаб здоровьем, чтобы такое вообще было возможно. Он не был похож на человека, который скоро умрёт. Восемь месяцев - это слишком скоро. Козуме моргнул, стараясь не расплакаться перед незнакомцем. Он не должен быть в центре внимания. Кенма взглянул на Куроо, чтобы увидеть его реакцию. Он не выглядел разбитым. Он не выглядел сердитым. По мнению Козуме, он выглядел совсем не так, как должен выглядеть человек, которому только что сказали, что ему осталось жить на этой планете меньше года. — Спасибо за информацию, — он слегка кивнул, лёгкая улыбка промелькнула на лице. Нижняя губа Кенмы задрожала, но он сдержался, слегка прикусив её. Куроо держался стойко, возможно, по какой-то причине, которую Козуме никак не мог понять. Эта причина, скорее всего, имела какое-то отношение к нему самому. Но если Тецуро оставался сильным, то и Кенма тоже постарается. Он не позволит себе заплакать. Он стиснул зубы. Как бы ему ни хотелось плакать, как бы ни хотелось кричать, что слова доктора не могут быть правдой, он не станет этого делать. Ради Куроо. Он переплёл свою руку с рукой Тецуро. Когда они выходили из кабинета врача, Козуме старался не обращать внимания на появившийся страх перед неопределённостью, которая таилась в будущем. Но он знал одно: он приложит все силы, чтобы остаться рядом с Куроо. В конце концов, будь, что будет.

***

— Хэй, я дома, — прошептал Кенма, просунув голову в их спальню. Куроо лежал на кровати с книгой в руке, очки для чтения были слегка сдвинуты на лоб. — Добро пожаловать домой, как дела на работе? — он поднял глаза, когда услышал голос Козуме, закрывая книгу и кладя её рядом с собой. Кенма беспокоился, что Куроо теперь жил своей трудовой жизнью через него; он подал заявление об увольнении в университете несколько месяцев назад и проводил большую часть времени в их квартире. Он становился всё слабее. Он стал меньше двигаться, больше лежал, в попытке контролировать своё дыхание, или читал книги, чтобы отвлечься. Глядя на него, Козуме заметил, что его щёки слегка впали, а лицо стало ещё более истощённым, чем он помнил. — Работа нормально. Мы выпустим игру через пару месяцев, если всё пойдёт по плану, — Кенма подошёл к Куроо, чтобы поцеловать в лоб, отчего тот тихонько хмыкнул. — Что делал сегодня? — В основном читал, смотрел матч Бо по телевизору и думал, когда ты вернёшься домой. Козуме старался не зацикливаться, что Тецуро уже не был таким разговорчивым, как раньше, и его голос звучал не так оживлённо. Это не беспокоило его, он учился поддерживать разговор, как Куроо часто делал для него раньше. — Звучит как хороший день. Они выиграли? — спросил Кенма, войдя в гардероб и снимая офисный костюм, переодеваясь в старые спортивные штаны и одну из футболок Куроо. — Да, ты бы видел, как Бо забивал мяч, это было безумно круто, — даже не видя его лица, Козуме услышал тоску в голосе Тецуро. Он скучал по волейболу. Кенма видел, как он смотрел старые фотографии с командой Некома, всегда увлекался матчами, шедшими по телевизору, и в конечном итоге выглядел подавленным после каждого из них. Козуме не знал, как это исправить. Закончив переодеваться и распустив волосы, он вернулся к кровати и плюхнулся на неё. Усталость от жизни, казалось, наконец-то настигла его. — Устал? — спросил Куроо. — Работа - сука, — простонал Кенма в ответ. — Но ты хорош в этой работе. Я горжусь тобой, — голос Тецуро был таким искренним, что Козуме почувствовал, как тепло разливается в его груди. — Ты справишься. — Знаю. Просто это утомляет, — пробормотал Кенма в матрас. Из-за бесконечных вечных встреч он почти не мог проводить с Куроо столько времени, сколько ему хотелось. Он терпеть не мог оставлять его одного в пустой квартире на долгое время. — Я подумываю о продаже компании. Он ещё никому об этом не говорил. Эта мысль была в глубине его сознания уже давно, возможность, это освободит его график, не говоря уже о значительном отсутствии стресса, который он испытывает. Это похоже на победу. — Ты не можешь продать компанию! Это работа всей твоей жизни с тех пор, как ты учился в университете, она будет продолжаться ещё долгое время. Почему ты бросаешь это дело сейчас? — с другой стороны, Тецуро так не думал. — Не продавай компанию. Пожалуйста? — Козуме снова хмыкнул. Он не готов сказать Куроо, что делает так ради него; не хотелось обвинять его в этом. — Если ты считаешь, что я должен сохранить её, я это сделаю, — Кенма хихикнул. — Тебе будет, чем заняться, когда я… ну, ты понимаешь. Уйду, — тон Куроо сменился с честного на виноватый. — Не говори так. Ты всё ещё здесь, — упрекнул его Козуме, на что Тецуро вздохнул. — Прости, прости. Обнимемся? Кенма закатил глаза, но всё же приподнялся и лёг туда, где был Куроо, положив голову ему на грудь и одну руку на живот, чувствуя каждый его вдох и выдох. — Я бы никогда не отказался от объятий. — Ты точно Кенма? — поддразнил Тецуро. Козуме был уверен, что это он, просто находил исключительно трудным сказать нет Куроо о чём-либо в такие дни (не то, чтобы он вообще просил многого). Кроме того, это давало Кенме шанс быть рядом с ним, то, что он не осознавал, что принимал как должное всё это время. — Это я, честно, — прошептал Козуме, прежде чем поцеловать ключицу Тецуро, выглядывающую из-под футболки. — Ты какой милый. Кенма откинул голову назад, положив её на грудь Куроо. Он даже не помнил, чтобы рёбра Тецуро так сильно выпирали, когда он лежал на нём раньше, верный признак того, что он действительно слабеет, как и говорил ему доктор. Козуме прикусил нижнюю губу и попытался успокоиться, прислушиваясь к сердцебиению парня. Пока его сердце качало кровь, ещё не всё потеряно. — Эй, Кенма? — Да? — Не знаю, хочешь ли ты видеть, как мне становится хуже, — голос Куроо становился мягким, когда речь заходила о серьёзных вещах. Козуме приподнял голову так, чтобы оказаться лицом к лицу к Тецуро. — Почему бы и нет? — не то чтобы он хотел уступать, он просто хотел понять его ход мыслей. — Даже не знаю. Наверное, я не хочу, чтобы ты запомнил меня таким. К тому же это будет отстойно для тебя. Да. — Куроо отвёл глаза, глядя куда угодно, только не на Кенму. — Что? Ты думаешь, я буду думать о тебе по-другому? — Козуме выгнул бровь. — Наверное. — Не буду, — сказал Кенма твёрдым голосом. — Я влюблён в тебя. Ничто на этой планете не заставит меня любить тебя меньше или думать о ком-то ещё, кроме тебя, в кого я влюбился с самого начала. — Кенма… — Хочешь знать, за что я тебя люблю? — Козуме задал риторический вопрос. Тецуро не смог бы выбраться из этого, даже если бы попытался. Кенма даже не дождался его ответа, прежде чем начать. Козуме поцеловал Куроо в скулу. — Я люблю это. Она очаровательная, не называй меня поверхностным. Мягкий румянец начал разливаться по лицу Тецуро, побуждая Кенму на следующий шаг. Он запечатлел два быстрых поцелуя подряд на его щеках. — Я люблю их. Мне нравится, как они выглядят, когда ты улыбаешься. А также когда ты краснеешь. Очень мило. Козуме сместился вниз, целуя Куроо в грудь. — Я люблю это. Не смотри на меня так, я имею в виду твоё сердце. У тебя оно самое доброе на планете, я думаю. Спасибо, что решил поделиться этим со мной. Лёгкий румянец на его щеках перешёл в сильный, Кенма гордился этим. Растормошить внутреннего Куроо было ещё реально. Затем он сжал одну из рук Тецуро и поцеловал кончики его пальцев. — Я люблю твои руки. Они большие, тёплые и приятной формы, я считаю. Затем он приподнялся и поцеловал его в лоб. — Люблю тебя за то, что внутри этого. Ты очень умный, всегда таким был. Затем последовали нежные поцелуи в веки. — Я их очень люблю, твои глаза всегда были очень честными. Мне нравилось смотреть на них с тех пор, как мы были детьми, но я не думаю, что у меня хватило бы смелости сказать тебе это до сих пор. Наконец, он поцеловал Куроо в губы. — И это люблю. Не только за поцелуи, но и за каждое сказанное слово, за каждую шутку и за каждый подкол. Кенме пришлось прикусить язык, чтобы не закончить фразой «я люблю тебя». Но Куроо понял смысл его слов.

***

Переезд Куроо в больницу произошёл на более долгое время, чем предполагал Кенма. Прошло меньше суток с момента, когда Тецуро всеми силами пытался вдохнуть, а Козуме в панике звонил в скорую, они приняли решение, что будет лучше остаться на госпитализации, хотя это было ужасно трудно признать. Кенма сообщил в больницу, помог Куроо упаковать необходимые вещи в спортивную сумку. Ни один из них не предположил, что это был, вероятно, последний раз, когда Тецуро переступил порог их квартиры. Они довольно быстро устроили Куроо в частную палату, Кенма позаботился о том, что окна открыты. Белые стены и запах антисептика вызывали у Козуме тошноту, комната была слишком раздражающей. Он не мог чувствовать себя комфортно, зная, что теперь это был дом для Тецуро. После этого время шло очень быстро. Кенме едва хватало количества часов в день, чтобы работать и проводить в больнице столько времени, сколько ему хотелось. Одной мысли о том, что Куроо остался один в чужой белой комнате, было достаточно для беспокойства. К счастью, Бокуто и Акааши навещали его так часто, как только было время. Смех Котаро часто наполнял маленькую комнату, к тому же он помог Козуме украсить стены фотографиями и уродливыми кошачьими мемами, которые, как они знали, понравятся Тецуро. Также они украсили комнату светящимися в темноте звёздами в форме любимых созвездий Куроо. Глаза Тецуро загорелись, когда они выключили свет, чтобы дать им светиться в первый раз. Он радовался, что звёзды составляют ему компанию. Кроме того, больница находилась всего в трёх кварталах от издательства Акааши, и он часто проводил свои обеденные перерывы с Куроо, посылая Кенме фотографии, чтобы держать его в курсе событий. Козуме быстро установил себе смеющегося Тецуро на экран блокировки. Дни превращались в недели, а недели-в месяцы. Состояние Куроо стремительно ухудшалось, как и предупреждал доктор Ямадзаки. Однако Тецуро воспринял это спокойно. Он никогда не возражал против добавления ещё одной трубки или провода, респиратора или аппарата. Однажды в парке с цветущими вишнями, мимо которого Кенма каждый день ходил в больницу, у него мелькнула ужасная мысль-он не узнавал Куроо. Он ненавидел себя за то, что подумал об этом, но было уже слишком поздно брать свои слова обратно. Тецуро в это время спал, склонив голову набок, вены на его шее контрастировали с бледной кожей. Его лицо было измученным, а губы опущены вниз. Его обычно взъерошенные волосы теперь были постоянно прижаты ко лбу, теряя всю свою живость на жёстких больничных подушках. Трубки, постоянно торчащие в коже, заставляли руки Козуме чесаться, удерживая его у входной двери в палату. Он больше не выглядел как Куроо. Но Кенма по-прежнему любил его. Он прикусил нижнюю губу, всё ещё стоя в дверном проёме. Козуме никогда раньше не был так нерешителен, когда дело касалось Тецуро, и он не знал почему. Его разум знал, что он ведёт себя неразумно, это всё ещё его Куроо. Если бы он только мог убедить в этом своё сердце. Кенма сморщил нос, и на мгновение его захлестнула волна отвращения к самому себе. Он не собирался думать об этом сейчас. Он любил Куроо. Он действительно любил. — Хэй, котёнок, — Тецуро пошевелился и открыл глаза, как будто услышав мысли Кенмы. — Привет, — ответил Козуме. Он поднял руку в знак приветствия. — Как ты сегодня? — Хорошо. Кейджи приходил. Рассказал мне, чем закончится манга, которую он редактирует, — Куроо моргнул, стараясь высвободиться из полусонного состояния. — Как ты? — Я в порядке, — Кенма улыбнулся. Теперь, когда он разговаривал с Тецуро, он чувствовал себя лучше, потому что у него была возможность быть рядом с ним. Он не знал, как вообще мог задаться вопросом, был ли это всё ещё его Куроо. — Я полностью закончил с работой на сегодня, — продолжил Козуме тёплым голосом. — Хочешь посмотреть что-нибудь со мной? — С удовольствием, — Тецуро кивнул. Кенма пересёк барьер между ними, войдя в больничную палату и закрыв за собой дверь. Он быстро сбросил рюкзак, достав оттуда ноутбук, и скользнул на больничную койку рядом с Куроо. Он расположил ноутбук между ними, ставя его на их соприкасающиеся ноги. — Что выберем для просмотра? — На твой вкус, — пробубнил Тецуро. Кенма листал меню Нетфликса нескольких минут, прежде чем остановиться на комедии, нажав кнопку «Начать», кладя голову на плечо Куроо. Прошло немного времени, но его веки начали закрываться, и сон настиг его. Когда он проснулся, уже шли титры фильма, Тецуро пристально смотрел на экран. Если он и заметил, что Козуме задремал, то ничего не сказал. — Тебе понравилось? — спросил Кенма, вытягивая руку вперёд. — Ага, — было единственным ответом Куроо. Козуме поморщился. Его ответы становились всё более редкими в последнее время, больше времени проводилось в молчании, чем в беседе. Тишина была чем-то непривычным, что нельзя было ассоциировать с Куроо, но она быстро становилась ещё одним участником их отношений. — Хочешь посмотреть ещё один фильм? — Чтобы ты мог ещё вздремнуть? — лёгкая улыбка появилась на лице Тецуро. — Не моя вина, что ты такая удобная подушка, — в подтверждение этому Кенма откинул голову на плечо Куроо. Оно стало ещё более костлявым, чем в прошлом, немного врезалось в голову Козуме, но, тем не менее, было по-своему удобным. — Ещё один фильм? Или мы можем сделать что-то ещё. — Разве тебе не надо завтра на работу? — спросил Куроо. Он может быть ответственным? — Честно говоря, я подумываю остаться здесь на ночь, а завтра сказать, что заболел. — Кенма, — упрекнул его Тецуро. — Ты не должен этого делать. — А почему бы и нет? Радость от того, что я сам себе босс заключается в том, что я могу законно делать всё, что захочу. Я - политика компании, — его тон был глубоким, издевательски профессиональным. — Господи, ты такой милый, — смех, который он смог вызвать у Куроо, сделал его голос ещё более стоящим. — Ты тоже достаточно милый, — Козуме хмыкнул. — Пожалуйста, только не говорите мне, что вы двое всё такие же, — добавил третий голос с порога. Парни подняли головы, чтобы поприветствовать Бокуто, рядом с которым стоял Акааши. — Вы двое - доказательство того, что медовый месяц никогда не заканчивается. — Говоришь ты, — в унисон сказали Кенма и Куроо. Они постоянно шутили, когда Котаро упоминал Кейджи в каждом интервью, прямо или косвенно, называя его «мой жених» или «весь мир». — Мы вам не помешали? — спросил Акааши, поправляя очки. — Мы можем прийти завтра. — Нет, входи, — по приглашению Кенмы они оба вошли, Кейджи предпочёл сесть на стул рядом с кроватью, а Бокуто решил залезть на койку с ногами. Между этой четвёркой комната наполнилась большим количеством звуков и оживления, чем раньше, теперь в ней не было никакой темноты, которую Кенма не заметил ранее. Хотя у Куроо не было сил говорить так же много, как у остальных, по улыбке на его лице и живости в его глазах, Кенма мог определить, что Тецуро счастлив. А для Кенмы это означало целый мир. Укрывшись пледом, он переплёл свои руки с Куроо. Он не собирался отпускать его ещё очень долго.

***

Кенма взглянул на наручные часы. Было почти 10 часов вечера, вполне подходящее время для завершения работы. Он закрыл крышку ноутбука и положил его на тумбочку рядом с кроватью Куроо. В последнее время он проводил в больнице больше времени, чем обычно, часто предпочитая спать там, вместо того чтобы идти домой в пустую квартиру. Козуме не мог точно определить момент, когда эта больничная палата стала для него домом, нежели его настоящий дом, но он не возражал. Не тогда, когда он рядом с Тецуро. Он протянул руку к окну, дёргая занавески. Он увидел чистое ночное небо, усыпанное россыпью звёзд. Это навело Кенму на мысль почти такую же яркую, как каждая звезда на небе. Он повернул голову к Куроо, который лениво смотрел что-то на своем ноутбуке, не двигаясь с места. — Куроо, ты помнишь то обещание, которое мы дали друг другу однажды? — Какое именно? — Тецуро машинально повернулся к нему со смущённым лицом. — Ты сказал, что однажды мы пойдём смотреть на звёзды, — ответил Козуме, как ни в чём не бывало. — Тогда… — Кенме пришлось замолчать, чтобы не добавить «когда всё было хорошо». — Когда мы смотрели на звёзды из нашей спальни в первый раз. Теперь это было так давно. Куроо, всё ещё пребывая в замешательстве, кивнул. — Да? — Хочешь сейчас посмотреть на звёзды? — Очень хочется, — глаза Тецуро на долю секунды расширились от удивления, но на его лице появилась улыбка. Только в этом одобрении и нуждался Козуме. Он поднялся со своего места и потянулся. Теперь у него был план, и он просто должен был его выполнить. — Подожди немного, я вернусь через секунду. Кенма быстро вышел из комнаты и начал перемещаться по лабиринту, который состоял из больничных коридоров, желая дойти до нужного места. Он всегда ненавидел коридоры, все они были почти одинаковыми. За первые две недели пребывания Куроо здесь, Козуме заходил не в ту палату, по меньшей мере, пять раз, попадая в несколько неловких ситуаций. Но с тех пор он многому научился. С таким же успехом он мог бы стать управляющим, он знал, где находится почти всё. В итоге ему удалось добраться до стойки регистрации отделения с минимальными усилиями и без неправильных поворотов. Когда он приблизился, одна из дежурных медсестёр подняла голову и улыбнулась ему. Он познакомился с ней за последние несколько месяцев, её звали Ито Акари, и она привязалась к Куроо в течение пяти минут после встречи с ним (как это часто бывало со многими людьми). Козуме с облегчением понял, что Тецуро здесь в надёжных руках. — Добрый вечер, Ито-сан, — поприветствовал он её, облокотившись на стол. — Добрый вечер, Кенма. Не знала, что ты всё ещё здесь, собираешься домой? — её голос был искренним, она мягко отодвинула бумаги, которыми занималась до этого, показывая, что занята разговором. Козуме покачал головой. — Я останусь здесь на ночь. — Он любит, когда ты остаёшься здесь, всегда на следующий день говорит о тебе так, будто ты ему звёзды подарил, — Ито улыбнулась ему. Её слова заставили Кенму вспомнить, зачем он вообще пришёл сюда. — У вас есть инвалидное кресло, которым мы могли бы ненадолго воспользоваться? — Куда пойдёте? — она поджала губы. — Здесь есть парк, по дороге вниз, я подумал, что возьму его посмотреть на звёзды, — Козуме чувствовал себя странно, объясняя это кому-то другому, но он сказал бы всё, что угодно, если бы это означало достижение его цели. Ито, однако, вздохнула, её плечи поникли. — Кенма, милый, он слишком слаб, чтобы взять его с собой в такой поздний час. Он замёрзнет, — она слегка ударила ладонью по лбу, прежде чем заговорить снова. — Прости. — Сейчас лето, Ито-сан. Погода хорошая, на улице тепло. Мы можем взять с собой пледы, — Кенма никогда не спорил, но сейчас он был невероятно упрям. — Тецуро хочет пойти? — Козуме энергично кивнул. Он действительно никогда не мог сказать «нет» Куроо. — Я полагаю, что можно, если вы ненадолго. Может быть, свежий воздух даже пойдёт ему на пользу. Только обещай, что будешь с ним осторожен. Мне отключить его от аппаратов? — Мы справимся, спасибо, — Кенма одарил её ослепительной улыбкой. Через некоторое время она направила его туда, где были инвалидные коляски. Козуме взял ближайшую и покатил её обратно в комнату Куроо, ещё раз поблагодарив Ито, когда он проходил мимо. Отцепить все трубки оказалось сложнее, чем предполагал Кенма, и он почти пожалел, что не принял предложение Ито помочь. Но вдвоём они справились и сразу же покинули больницу. По пути они остановилась возле кладовой, чтобы взять несколько пледов. Козуме положил один на колени Куроо, другой накинул ему на плечи. Тецуро пошутил, что он прихорошился для их свидания. — Знаешь, я, наверное, мог бы пойти пешком. Парк недалеко, — размышлял Куроо, пока Кенма катил его по дороге. Единственным источником света были уличные фонари, освещающие кожу Тецуро и делающие её более бледной, чем на самом деле. — Я уверен, — Козуме хмыкнул. Он не был в этом уверен, но спорить не было смысла. Через десять минут они добрались до парка. Было совсем темно, единственный свет исходил от редких уличных фонарей на окраинах, а также от луны, сияющей над головой. Кенма довёз Куроо до центра парка, остановившись, когда он решил, что у них открывается самый лучший вид на небо. Они сделали это. Звёзды были бесконечны на горизонте, простирающимся на бесчисленные мили, каждая из которых была алмазом, врезанным в небо. Глаза Козуме расширились от удивления, когда он поднял голову. Он не ожидал, что созерцание звезд так согреет его сердце, наполнит его чувством, что он является частью этого всего. Они ничего не говорили друг другу, но Кенма украдкой взглянул на Куроо. Он тоже смотрел вверх, в его глазах отражались звёзды, освещая тёплый коричневый и золотистый тон его глаз. Как ни странно, это заставило Козуме вспомнить то время, когда они были детьми. Тецуро потратил много часов, объясняя химию звёзд, их жизненный цикл и все другие факты, которые нужно было знать. Тогда у него тоже загорелись глаза. Как будто звёзды были не в космосе, а предпочли поселиться в глазах Куроо. Кенма пожалел, что не может вырвать звезды с неба и вернуть их в вены Тецуро. — Хэй, Кенма? — спросил Куроо дрожащим голосом. Возможно, он был таким же эмоциональным, как и Козуме. — Да? — Кенма кивнул, прежде чем он понял, что всё ещё стоит позади Куроо, вне его поля зрения. — Спасибо тебе за это. — Спасибо, что согласился пойти, — ответил Козуме. Это было так же важно для него, как и для Тецуро. Это была самая близость, которую они имели в своих обычных ночах свиданий за долгое время, восстанавливая чувство нормальности в их жизни, хотя и немного искажённой. — Иди сюда, — Куроо похлопал себя по коленям. Кенма подумал, что если выполнит его просьбу, что-то пойдёт не так. Тецуро был слишком хрупким для этого. Поэтому Козуме заботливо сказал: — Это может поранить тебя. — Не поранит. Иногда Кенма удивилялся, как им вообще удалось сойтись вместе. В конце концов, Тецуро был таким же упрямым, как и Козуме. Кенма обошёл инвалидное кресло и опустился на колени Куроо, стараясь держать одну ногу плотно прижатой к земле, чтобы перенести большую часть веса на неё. Это было неудобно, но выхода не было. Во всяком случае, он был дополнительным теплом для Тецуро. Он обхватил ладонями лицо Куроо. Даже сейчас он казался неземным в лунном свете. Его тёмные ресницы выделялись на фоне ярких глаз, скулы сияли в свете звёзд. Кенма не удержался и поцеловал Куроо в губы. И лишь миллионы звёзд на небе были их единственным свидетелем.

***

— Хэй, Куроо. Не спишь? Ответа не последовало, Кенма мог только предположить, что он спит. Он был так неподвижен, так бледен, что казался статуей. Если бы у статуй были бесчисленные трубки, выходящие из их носа и рук. Козуме придвинул свой стул поближе к кровати Куроо, оказавшись на расстоянии вытянутой руки. Он протянул одну руку, чтобы слегка сжать руку Тецуро, держа её в своей. Он был холоднее, чем Кенма когда-либо чувствовал. — Эм, — Козуме на мгновение заколебался, не зная, с чего начать. — Мне о многом хотелось поговорить с кем-нибудь, но я не очень красноречив. Но ты всегда меня понимал, так что не возражаешь, если я немного поговорю с тобой? Не было никакой реакции. Ни звука, ни легкого трепета век, ничего. Только лишь кардиограмма и пикающий звук показывали, что Куроо ещё здесь. — Куроо, я действительно боюсь, — начал Кенма. Это было так трудно признать, но как только он сказал это, слова начали литься с языка, как неудержимый поток. — Я старался быть сильным для тебя, для нас обоих. Я не могу представить, как выглядит мир без тебя. И не хочу. Я чувствую себя таким эгоистом, говоря тебе продолжать держаться и бороться. Я даже не знаю, хочешь ли ты это услышать. Но я тоже не хочу тебя отпускать. Разве это делает меня плохим человеком? Ты страдаешь, и я ненавижу знать, что тебе больно. Меня убивает, что я ничего не могу сделать, чтобы помочь, — Кенма едва слышал себя в этот момент, позволяя своему сердцу говорить вместо мозга. Я чувствую себя таким потерянным. Акааши всё время говорит мне сходить к психологу, но это так глупо. Я не единственный, кто здесь страдает. Да и как мне объяснить кому-то, что такое боязнь потерять такого человека, как ты? — Кенма не сразу почувствовал, как по его лицу потекли горячие слёзы, но он не собирался их сдерживать. Ему хотелось выбросить всё из головы. Неважно, насколько это было больно; это не могло быть хуже, чем держать всё в себе. Я хочу сказать, что ни о чём не жалею. Потому что это ты, я провёл с тобой целых 18 лет. Но, боже, как бы я хотел провести с тобой каждую секунду. Лучше бы я не ворчал перед свиданием, и не отталкивал тебя, когда ты становился слишком ласковым. Мне хотелось бы целовать тебя каждый день перед уходом на работу, работать так усердно, чтобы видеть тебя чаще. 18 лет было недостаточно, — из груди Кенмы вырвался всхлип, стало так трудно дышать. У меня самый лучший соулмейт, ты знаешь это? Ты лучший друг, лучший парень, лучшая родственная душа, лучшая семья, о которой только можно мечтать, — Кенма заикался, грудная клетка болела так, как он никогда раньше не чувствовал. Его собственные эмоции были приливной волной, он тонул в ней. Я не променял бы ни секунды времени, что мы провели вместе, на целый мир. Но я бы променял весь мир на ещё одну секунду с тобой, — Нижняя губа Кенмы продолжала дрожать, пока он говорил. Надеюсь, ты знаешь, как сильно я беспокоюсь о тебе. Я не думаю, что когда-либо был таким же хорошим соулмейтом, как ты для меня. Я никогда не была хорош в романтических делах, как ты. Меня убивает то, что я, вероятно, не получу шанса вернуть тебе хотя бы половину того, что ты для меня сделал. Я могу быть только благодарен судьбе, что у меня есть такая родственная душа, как ты, — Кенма пожевал нижнюю губу, прежде чем продолжить, его рука лениво коснулась метки на ключице. — Я никогда не говорил тебе, что люблю тебя. Ты заслужил, чтобы тебе говорили это каждый день, понимаешь? Слова «Я люблю тебя» ни разу не слетели с губ Козуме. Это было справедливо, подумал он тогда. Потому что Куроо не мог этого сказать, так же как и Кенма. Оглядываться назад и вспоминать было невероятно глупо. Он должен был повторять это каждый день. — Могу я начать прямо сейчас? — Кенма глубоко вздохнул в слабой попытке прийти в себя. Я люблю тебя — единожды. Я люблю тебя — дважды. Я люблю тебя — трижды. Я люблю тебя. Примерно в миллион раз больше. За каждую звезду на небе. Козуме готов был поклясться, что Куроо спит; что он не слышал ни единого слова из сердца Кенмы, изливаемого ему. Но когда он почувствовал, как Тецуро легонько сжал его руку, он понял, что тот слышал всё до последней детали.

***

Кенма сдался, и пересел со стула на койку к Куроо, укладываясь рядом. Он старался ничего не повредить и не задеть трубки, и это того стоило. Таким образом, он был ближе к Тецуро, согревая его. Так что это было победой для обоих. Козуме тихо хмыкал, когда отвечал на рабочие электронные письма. Они казались бесконечными, но на какое-то время перенесли его мысли в другое место, и в этом свете они были не так уж плохи. — Ты можешь поверить, что кто-то на днях поднял вопрос о том, что мы должны сделать линию спортивной одежды? — спросил Кенма. Несколько месяцев назад Куроо сказал, что успокаивается, когда Козуме разговаривает с ним. С тех пор Кенма изо всех сил старался говорить, чтобы Тецуро становилось хоть ненадолго лучше. В большинстве случаев у Куроо не было сил отвечать, но это всё равно не помешало бы Кенме что-то рассказать ему. Он не мог точно определить момент, когда их роли поменялись таким образом. Обычно именно Тецуро заполнял тишину бессмысленным разговором или смехом. Молчание казалось Козуме слишком чуждым. — Ага, значит, спортивная одежда. Для компании видеоигр. И всё потому, что мы спонсируем Шоё. Странно, правда? — Кенма бездумно нажал на следующее письмо. — Я сказал, что пока это для нас не является приоритетом, но мы можем подумать об этом в будущем. Сотрудники Козуме сделали всё возможное, чтобы приспособиться к его нынешней ситуации, чего Кенма никак не ожидал. Они взяли на себя смелость придумать целый ряд новых идей и концепций, отшлифовав их так, чтобы Козуме не пришлось проверять. Они даже не возражали, что он почти не появлялся в офисе (хотя некоторые из них застали его спящим на своём столе, когда он был там). Кенма проводил в больнице и на работе больше времени, чем дома. Антибактериальный запах и флуоресцентные лампы стали привычным комфортом. Он не думал, что сможет войти в квартиру без Куроо, поэтому даже не пытался. Кроме того, где бы ни был Тецуро, это был его дом. Козуме повернул голову и посмотрел на Куроо. Его глаза были открыты - признак хорошего дня. Впрочем, хорошие дни были не так часто. Кожа Тецуро теперь приобрела серый оттенок, подчёркнутый впалыми щеками и глубокими кругами под глазами. Кенма часто ловил себя на мысли, что наблюдает за тем, как поднимается и опускается его грудь-напоминание о том, что он всё ещё здесь, ещё дышит. Не было ничего, что принесло бы ему такой же комфорт. — Хэй, прекрасный, — Кенма поднял руку и нежно погладил Куроо по щеке. Тецуро моргнул в ответ, тень улыбки скользнула по его губам. Увидев это, Козуме тоже улыбнулся. За последние несколько месяцев он научился проявлять заботу и привязанность, сделать всё, чтобы увидеть улыбку Куроо. Он наклонился, чтобы поцеловать его в лоб. Несмотря на все обстоятельства, он был так же влюблен, как и до этого; он убедился, что Тецуро знает об этом. — Хэй, — голос Куроо был тихим, настолько тихим, что Кенма даже не был уверен, слышал ли он его. Глаза Козуме мгновенно наполнились слезами. Он скучал по этому голосу больше, чем думал. — Можно я… — пробормотал Куроо, останавливаясь, чтобы перевести дыхание. — Всё хорошо, не торопись, — Кенма взял его за руку. Прошло ещё немного времени, прежде чем у Тецуро хватило сил начать всё сначала. — Могу я тебе кое-что сказать? — Конечно, — он крепче сжал руку Куроо. — Я оставил кое-что для тебя, — начал Тецуро, его речь была невнятной, как будто он пытался говорить под водой. Но Кенма всё равно понял его. — В квартире. Козуме нахмурился. Он не возвращался в их квартиру некоторое время, но он бы заметил, если бы Куроо что-то оставил ему. — Что это? — Когда будешь готов - сам увидишь, — Тецуро хмыкнул. Кенма не был уверен, что ему понравилось то, что он услышал. Но он достаточно доверял Куроо, чтобы не задавать вопросов. Когда он будет готов. Как будто существовала вселенная, где он мог быть готов к тому, что неизбежно должно было произойти. Он даже не был уверен, что принял такое будущее. До тех пор, пока Куроо не произнесёт эти слова, всё ещё есть шанс, верно? — Где ты это оставил? — Козуме произнёс это почти шёпотом, пытаясь соответствовать громкости Тецуро. Куроо попытался рассмеяться, но его лицо исказила гримаса боли. Кенма мгновенно запустил руки ему в волосы, пытаясь успокоить его. Он быстро понял, что не так уж много может сделать, чтобы облегчить физическую боль, но Тецуро ощущал комфортные прикосновения Козуме. — Тш-ш-ш, всё в порядке, — ворковал Кенма, гладя проворными руками волосы Куроо. Если бы Козуме знал два года назад, каким нежным он станет, он бы не поверил. Странно, как такие ситуации меняют людей. Через несколько минут Тецуро снова обрёл контроль над дыханием, его лицо снова стало спокойным, как у статуи. — Прости… — Тебе не за что извиняться, — упрекнул его Кенма. Это был первый раз за долгое время, когда они разговаривали, и слова были сказаны именно таким тоном и формулировкой. Он не собирался позволять Куроо думать, что это нормально - чувствовать вину за эту ситуацию. — Ты идеален. Он имел это в виду. — О чём я говорил? Козуме осторожно откинул волосы с лица Тецуро, погружённого в свои мысли. Много месяцев назад Ито-сан сказала ему, что потеря памяти и помутнение рассудка - одни из последних симптомов БАС. В последнее время Куроо часто что-то забывал, но Кенма не обращал внимания; не хотел зацикливаться на том, что это означало. — Ты говорил мне, где находится то, что ты оставил мне в квартире, — сказал он, пропуская волосы Тецуро между пальцами. — О, точно. Помнишь ту полку в нашем гардеробе, до которой тебе не дотянуться? — в голосе Куроо звучали весёлые нотки, которые Кенма не ожидал услышать снова. Настолько, что не заметил подкола про свой рост, который Тецуро находил таким забавным. Он действительно был всё тем же старым Куроо, до мозга костей. — Знаю одну. Оно там? Тецуро легко кивнул. Кенма наклонился и ещё раз нежно поцеловал Куроо в подбородок. — Спасибо, милый. Однажды настанет день, когда Козуме решит, что он готов узнать, что это такое.

***

Кенма прекрасно понимал, что у Куроо осталось не так уж много времени. Это было написано во всех его чертах, слышно из монитора, где был показан его пульс, который становился слабее с каждым днём. Он был тенью того человека, которого Кенма встретил много лет назад; тени погасили весь его свет. Его лёгкая улыбка теперь превратилась в ничто, что разбивало сердце Козуме каждый день. Но Куроо ещё не сказал Кенме те самые три слова. Пока он их не произнёс, у них есть время. Что-то внутри Козуме подсказывало ему, что он больше не сможет так думать. Он старался игнорировать это. Он сидел, на кровати Тецуро и просто смотрел на него. Наблюдая за тем, как тяжело поднимается и опускается грудь Куроо. Каждый вдох причинял ему боль сильнее, чем предыдущий. Было ясно только то, что он не спит, по едва заметной складке на лбу - единственный способ, по которому Кенма научился читать его как раскрытую книгу за последние несколько месяцев. Козуме с трудом сдерживал слёзы, щиплющие ему глаза при мысли о том, через что проходит его соулмейт, что он чувствует. Куроо был единственным, кто страдал от боли; и Кенма была единственным, кто вёл себя, как ребёнок. Это было неправильно. Он даже не знал, что делать. Беспомощность, которую ощущал Козуме, становилась всё более тяжёлым бременем. Независимо от того, что он делал или говорил, он не мог сделать лучше для Тецуро. Он был бесполезен. Но ему не хотелось говорить, что он безнадёжен. — Куроо, — позвал Кенма. С одной стороны, у него не было причин делать это, но в то же время его сердце намекало ему на то, что это было правильно. Куроо хмыкнул, не поднимая век. Это был первый признак того, что всё было хуже, чем Козуме предполагал, хуже, чем он готов был признать. — Куроо? — позвал он снова. Ничего. Кенма пытался сосредоточиться на слабом писке кардиограммы. Уверенность в том, что Тецуро не ушёл, всё ещё в досягаемости. Что он всё ещё здесь. И что Козуме ещё не один. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем Куроо, наконец, заговорил, его голос был хрупким и дрожащим, как у птицы, потерявшейся в бушующей буре. — Кенма. Козуме соскочил с кровати, опустившись на колени у койки Тецуро, сжал его руку, напоминая о своём присутствии. — Я здесь, милый. Что такое? — Кенма, больно, — и ох, как разбилось сердце Кенмы. Ни разу Куроо так не колебался. Он не жаловался, когда ему поставили диагноз, не жаловался, когда симптомы взяли над ним верх, не жаловался даже над неизбежностью. Несмотря на то, что вселенная подбросила для него, он справлялся со всем с ухмылкой на лице, что Кенма едва мог понять. Тецуро вёл себя так ради Козуме, а не ради себя. Кенма не был обманут. Он прекрасно осознавал тот факт, что Куроо потратил больше времени на то, чтобы защитить сердце Козуме, чем на то, чтобы бороться с собственной судьбой. Сколько бы раз Кенма ни твердил ему, что всё в порядке, он не сдвинулся с места, был упрямым, как никогда. Козуме даже представить себе не мог, как ему больно это признавать. — Хочешь, я позову медсестру? — спросил Кенма. Он ничего не мог изменить, чтобы его голос не дрогнул, а нижняя губа не задрожала. Тецуро проигнорировал его вопрос, скорее всего, имея в виду «нет». Или потому что у него не было сил ответить. — Могу я сказать это сейчас? — он спросил это так нежно, так тихо, как будто боялся, что простой вопрос разобьёт сердце Кенмы, разрушит его мир. Так оно и было. Козуме закусил нижнюю губу и покачал головой. — Нет, Куроо, пожалуйста, не надо, — на этот раз он даже не пытался скрыть с горячие слёзы, которые щипали его глаза и стекали по щекам. Из горла Тецуро вырвался тихий стон. — Я больше не могу это выносить, — каждый звук был слышен, как и удары в сердце Кенмы. Было ли эгоистично просить его продолжать сражаться? — Куроо… — Козуме не знал, что ещё сказать, вместо этого снова сжав руку Тецуро. Кенма попытался сморгнуть навернувшиеся на глаза слёзы, не желая, чтобы Куроо видел их, не сейчас. Он продолжал стоять на коленях, безмолвно молясь, чтобы всё обошлось. — Прости, котёнок. — Куроо, е-если ты не скажешь это, значит, у нас ещё есть шанс, верно? — слова Козуме были бессмысленным потоком, он сжимал руку Тецуро в своей, будто она была его смыслом жизни. — Это не может быть конец. Кенма потратил бесчисленные месяцы, пытаясь подготовиться к неизбежному. Он провёл бесчисленное количество бесед с самим собой, представляя, как он сможет справиться с этим, что он скажет. Но ничто не могло подготовить его к страху перед лицом самого страшного кошмара, леденящего душу. — Пожалуйста? — и будь Кенма проклят, если бы отказался. Он глубоко вздохнул и опустил взгляд в пол. Готов ли он потерять то, что не может заменить? Готов ли он потерять всю свою вселенную? У него не было вариантов. Отказать Куроо было бы жестоко, как он мог просить кого-то, кого так сильно любил, страдать? Он снова посмотрел на Куроо сквозь слёзы. — Хорошо. Плечи Тецуро расслабились, будто он разом сбросил с себя всю тяжесть этого мира. Или, по крайней мере, мира Кенмы. — Я люблю тебя. После этого Козуме уже не мог сдерживаться. Он ждал так много лет, молясь, чтобы никогда не услышать эти слова. Он понятия не имел, насколько они будут необходимы. Всхлип вырвался из его горла, за ним последовал ещё один, и ещё. Всю грудь пронзила такая боль, что ему показалось, будто его сердце разрывается на две половины. Через слёзы он смог увидеть, как его соулмейтская метка светилась мягким золотом, означая, что пришло время прощаться. Всё, о чём он мог думать - Куроо, его звезда в темноте, угасает. — Тецуро, пожалуйста, — умолял Кенма сквозь рыдания, глотая всхлипы и позволяя им раствориться в новой волне слёз. — Я не смогу без тебя. Куроо легко сжал руку Кенмы. Козуме поднял взгляд на соулмейта. Последнее, что он мог заметить – свет, покидающий глаза Тецуро, теряющийся где-то в потоке его слёз. Жизнь покидала черты Куроо с каждым выдохом. — Пожалуйста, не оставляй меня. Слова слетели с губ Кенмы прежде, чем он смог осознать, что они в себе несут. Но когда он это сделал, вся его вселенная разлетелась на несокрушимые кусочки. Его всхлипы превратились в крики, каждый сотрясал его тело так сильно, что мог бы сломать его. Он хотел бы этого. — Тецуро, скажи что-нибудь, пожалуйста? Куроо уже не слышал этой последней мольбы. Он не знал, как долго простоял так, рыдая на коленях и прижимая к груди холодную руку своего соулмейта. Не знал, когда вошли медсёстры, был ли это сердечная кардиограмма Куроо, которая предупредила их о том, что произошло, или они услышали громкие рыдания Кенмы. Он был слишком погружён в своё горе, чтобы понять хоть что-то. Потерял всякую связь с реальным миром, не обращая внимания на медсестру, которая мягко вывела его из больничной палаты в последний раз с извинениями. В ту же секунду, как он оказался в стерильно белом больничном коридоре, он упал на колени, взывая к единственному человеку, которого не было рядом, чтобы утешить его. Ему было всё равно, кто его видит, кто слышит, его мысли были только о Куроо. Куроо. Куроо. Козуме опёрся на пол ладонями, не вставая с колен, моля любого бога, который бы только его слышал, вернуть ему Куроо обратно. Но никто его не услышал.

***

— Кенма, — голос Акааши звучал эмоциональнее, чем Козуме когда-либо слышал. — Боже, Кенма, мне так жаль, — с тех пор как они с Бокуто нашли его свернувшимся калачиком на больничном полу три часа назад, он не раз повторял эти слова, и ни разу они не успокоили его боль. Сейчас они сидели в коридоре больницы, прислонившись спиной к стене. Кенма находился между Котаро и Кейджи, по одному с каждой стороны, как будто они могли защитить его от того, что случилось. Слева от него рыдал Бокуто, уткнувшись лицом в колени и обхватив себя руками. А справа от него был Акааши с покрасневшими глазами, который пытался утешить их обоих. После этого они ещё немного посидели молча, и никакие слова не могли облегчить их боль. Каждый раз, когда Кенма ненадолго успокаивался, он думал о Куроо, и новая волна накатывала на него, возобновляя его рыдания с ещё большей силой, чем раньше. — Я любил его. Я не хотел прощаться, — он всхлипнул, закрыв лицо руками. Его слова заставили Котаро заплакать ещё громче, Кейджи шмыгал носом рядом с ним. Горе, которое он испытывал, было непреодолимым, он даже не знал, как перенести его, не сломавшись. Мысли путались и путались у него в голове. Он не был уверен, было ли ему грустно, был ли он зол или что-то ещё. — Ему больше не больно, — прошептал Акааши в слабой попытке найти хоть какое-то утешение для них троих. — Ему вообще не должно было быть больно, — Кенма снова всхлипнул. Вселенная могла выбрать кого угодно, почему это должен быть его Куроо? Почему она должна была забрать человека с самым большим сердцем и самой яркой улыбкой, которая могла быть светом во тьме? Обретённая вновь ярость наполнила пустоту Козуме, как только он неуверенно поднялся на ноги. Он не хотел больше находиться в этой больнице, было слишком больно, он задыхался. Это сильно напоминало ему о том, что произошло, он хотел думать о Куроо как о человеке, которым он был без границ этого ужасного места; о Куроо, которым Куроо хотел бы быть, чтобы его запомнили. — Кенма? Ты куда собрался? — Акааши посмотрел на него широко раскрытыми глазами, как будто боялся, что Кенма собирается сделать что-то необдуманное. Козуме шмыгнул носом, прежде чем заговорить, пытаясь прочистить горло. — Мне нужно выбраться отсюда, — его голос был слабым и хриплым, осевшим от всех криков и плача, казавшиеся жестокой вечностью, продлившейся последние четыре часа. — Не уходи слишком далеко без нас. Мы разберёмся с бумажной работой, — Акааши кивнул, подвинулся и прижался к Бокуто там, где только что был Кенма. У Козуме не было времени оценить, на что Кейджи готов был пойти ради него. — Спасибо, — сказал он, поворачиваясь к нему спиной. Он вытер слёзы на ходу, затем побежал и, наконец, покинул больницу, уходя прочь от места, которое забрало у него Куроо. Холодный ночной воздух обжёг его измученные легкие, но он не позволил себе остановиться. Ветер вытирал его слёзы. Он быстро бежал, не останавливаясь, пока не добрался до парка в конце квартала. Того самого, в котором он когда-то смотрел на звёзды с Тецуро несколько недель назад. Он остановился посередине парка, схватившись руками за живот и пытаясь отдышаться. Козуме поднял глаза и посмотрел на ясное ночное небо, сотни мерцающих звёзд смотрели на него, как алмазы в небе. Те же самые, которые Кенма всегда видел в глазах Куроо. Его нижняя губа задрожала, когда тело снова охватил шок от потери. Он рухнул на траву, не отрывая глаз от звёзд, на которые они когда-то смотрели вместе, Тецуро научил его любить их. Козуме лежал на траве и рыдал, глядя на звёзды, которые предлагали ему холодное утешение. Ему хотелось закричать, спросить, почему они забрали Куроо, умолять их забрать его. Короткая надежда мелькнула в мыслях Кенмы, что совсем немного, может быть, Куроо сейчас среди звёзд на небе.

***

Похороны прошли спокойно. Там было много людей, большинство из которых Кенма даже не знал. Видимо, друзья Куроо с работы. Он старался не таить обиды на них за то, что они ни разу не посетили Тецуро, даже осознав, что это был бы их последний шанс увидеться. Некоторые выразили свои соболезнования, на что Козуме только пробормотал «спасибо». Один даже сказал ему, что цветочные композиции на церемонии были прекрасны, но Кенма подумал, что это глупый комментарий. В любом случае, он не мог взять на себя ответственность всю организацию похорон. Акааши был тем, кто подтвердил все приготовления в похоронном бюро, когда Козуме был в оцепенении, когда требовалось ответить. Хотя, казалось бы, нужно сделать не так много, чтобы почтить память о Куроо. — Уверен, что всё пройдёт хорошо во время твоей прощальной речи? — спросил Кейджи, стоя рядом. Не было ничего удивительного в том, что Акааши беспокоился о том, как он справлялся с этим. Они почти заставили его остаться в их с Бокуто свободной спальне, пока он не переставал плакать, уставая от того, что его эмоции и поступки идут наперекосяк. В конце концов, кто не плакал на похоронах своего соулмейта? Люди, которых он едва знал, без сомнения, смотрели на него, удивляясь, как он не пролил ни слезинки. «О, он же генеральный директор с каменным лицом, должно быть, он совсем не заботился о своём соулмейте, чтобы не горевать. Как же ужасно для Куроо умереть таким молодым и нелюбимым». Чего они не знали, так это того, что Кенма без конца скорбел. Он горевал каждый день с тех пор, как Куроо сказал ему о диагнозе, и не проходило дня, чтобы он не чувствовал, что тонет в бездонной яме горя. Ему не нужно было плакать перед людьми, которых он не знал. Они не поймут. Тоска – странная штука. Козуме хотелось, чтобы всё было так же, как в кино. Ему хотелось выплакаться, кричать до тех пор, пока он не онемеет, может быть, съесть банку мороженого, чтобы утешиться, а затем встать, иметь мотивацию почтить память Куроо и продолжить свою жизнь. Тоска была не так поэтична, какой её везде представляли. Для Кенмы тоска являлась пустотой, она появилась там, где, как он был уверен, должно быть его сердце. Он был словно опустошен, полностью оцепенел. Он кивнул Акааши, сжимая в руках листок бумаги, на котором пытался написать что-то похожее на прощальную речь. Он быстро обнаружил, что не было никаких слов, которые могли бы почтить Куроо или описать, каким он был. — Всё хорошо, мы с тобой, — добавил Бокуто, сидя с другой стороны от Акааши. Все трое были в первом ряду, рука Котаро лежала на плече Кейджи, так что он мог дотянуться и погладить руку Кенмы. Его глаза были красными, такими же, какими они были всю неделю. Церемония началась. Козуме старался вслушиваться в слова директора похоронного бюро, но они звучали искренне, словно были всего лишь бессвязными помехами, которые он не мог разобрать. Была та же проблема с речью друга Куроо по работе, которого Кенма не узнал, а также с речью Бокуто, чья речь была настолько эмоциональной, что у всех глаза были на мокром месте, кроме Козуме. А потом настала очередь Кенмы. Акааши успокаивающе положил руку ему на спину, что добавить уверенности, и он пошёл, шаг за шагом. Он глубоко вздохнул, разглаживая листок бумаги, прежде чем начать читать. Но когда его взгляд скользнул по словам, он понимал, что они были недостаточно хороши. Они даже не могли поверхностно объяснить личность человека, которым был Куроо Тецуро. Значит, Козуме не собирался этого произносить. Вместо этого он постарается говорить от чистого сердца. Что бы он сказал Куроо, если он был здесь, чтобы услышать это. Возможно, он слушает. — Привет, — начал он. — Эм, если мы ещё не встречались раньше, то меня зовут Кенма. Я соулмейт Куроо... То есть, Тецуро, — это предложение не должно быть в прошедшем времени. Он был, есть и всегда будет родственной душой Куроо, звание, который он всегда будет носить с гордостью. — Я думаю, мы все знаем, как нам повезло, что в нашей жизни появился Куроо. На самом деле, в мире нет никого, хоть немного похожего на него. Если бы кто-то сказал мне, что он ангел, притворяющийся человеком, я, вероятно, поверил бы. Он всегда поднимал всем настроение, поддерживал других и любил, несмотря ни на что. Мне всегда хотелось видеть мир так же, как он. Тецуро многому научил меня в этом мире. Не только дурацким научным штукам, которые он так любил, но он научил меня и другим вещам. Миллион жизненных уроков, что значит быть добрым, что значит быть по-настоящему сильным и как быть стойким. Он научил меня любить. Он научил меня, каково это - быть любимым. — Кенма говорил на автопилоте, слова, которые он никогда раньше не произносил, проявлялись в чувствах, угрожающих разорвать его сердце. Козуме услышал, как Бокуто всхлипывает, и подумал, что ему, возможно, тоже следует плакать. — С семи лет я всегда знал, что Куроо Тецуро - это человек, предназначенный мне. Мне действительно повезло в этой жизни иметь честь быть его соулмейтом, мне не нужна была метка, чтобы доказать это. Мы всегда через всё проходили вместе. Мы разделили каждый опыт. Не было и шанса, когда-нибудь он был кем-то ещё. Для меня соулмейтом всегда был Куроо. — Слова Кенмы были эхом тех слов, которые Тецуро однажды сказал ему, когда ему исполнилось 16 лет, но они не были такими же благодарными, как тогда Куроо произнёс их. Козуме мог бы сказать и больше. Он мог бы пересказать самые дорогие воспоминания, некоторые подробности их разговоров, перечислить слова, которыми Тецуро воплощал мечты Кенмы в реальность, но что-то удерживало его. Эти мгновения были священными, их разделяли только он и Куроо. Он чувствовал себя чужим, чтобы изменить это сейчас. Вместо этого он прикусил губу. — Я люблю его. Это было всем, что требовалось сказать.

***

Кенма переминался с ноги на ногу. Он знал, что должен это сделать, просто не ожидал, насколько это будет сложно. Он не переступал порога своей квартиры с тех пор, как Куроо покинул этот мир, зная, что она полна бесчисленных воспоминаний, с которыми Козуме ещё не был готов встретиться лицом к лицу. Кенма вставил ключ в замок. Он должен был столкнуться с ними. В конце концов, это было единственным, что осталось от Куроо. Повернул ключ. Ему перехотелось встречаться с ними лицом к лицу. Они были слишком болезненными, двух недель было недостаточно, чтобы оправиться. Кенма распахнул дверь. Сейчас или никогда. Войти в квартиру оказалось ещё более неприятно, чем он опасался. Он почти ожидал, что Куроо встретит его в дверях, как делал это уже миллион раз. Проходя мимо кухни, Козуме посмотрел, не стоит ли он там и не поёт ли что-то противное, готовя еду, как делал это всегда. Он даже ожидал увидеть Тецуро, сидящего на диване, в окружении научных работ, которые он объяснит Кенме ночью, со сверкающими глазами от радости к своему любимому предмету - химии. Но, конечно, его там не было. В квартире было темно и пусто, как Козуме и следовало ожидать. На дрожащих ногах Кенма уселся на диван, обхватив голову руками. Он не знал, что делать, жизнь не приходит с руководством «Как осознать потерю всей вашей вселенной». Больше всего на свете ему хотелось, чтобы рядом был Куроо и держал его за руку. Он бы знал, что сказать. Всегда знал. Козуме вскочил на ноги. Одним из последних разговоров с Тецуро был тот, когда он сказал, что оставил ему кое-что. Он верил, что, может быть, только Куроо знал его достаточно хорошо, чтобы это могло направить его в нужное русло. Он прошёл в спальню, открыл шкаф и поднял взгляд на полку, про которую говорил Тецуро. Он всегда дразнил Кенму за то, что тот не мог дотянуться, и почему-то ему казалось, что это был последний способ Куроо посмеяться над ним. Козуме это не беспокоило. Кенма фыркнул, взяв табуретку, балансируя на ней, чтобы увидеть, что было на полке. Его приветствовала коробка с узором из звёзд. Он нерешительно потянулся к ней, прижимая к груди. Он спрыгнул с табуретки и сел на кровать. К коробке был приклеен конверт с подписью «Для Кенмы». Козуме уставился на него, сжимая коробку так крепко, как будто боялся, что она исчезнет, если он не будет держать. Он осторожно вытащил конверт из коробки, открывая его с аккуратностью, чтобы не порвать одну из немногих оставшихся вещей от Куроо. В конверте было несколько страниц, которые он вытащил. Они были исписаны таким знакомым почерком, и в то же время невероятно чужим. Это был явно почерк Тецуро, но складывалось ощущение, что ручка соскальзывала с его рук, когда он писал. Слёзы навернулись на глаза Кенмы впервые за две недели. Куроо, должно быть, написал это прямо в последний раз перед тем, как его увезли больницу. Он даже представить себе не мог, как тяжело было ему писать в таком состоянии, как сильно Куроо любил его, чтобы сделать это. Козуме вытер глаза свободной рукой, сжимая письмо в другой. Ему нельзя было плакать сейчас. Нужно было продержаться ещё немножко, чтобы увидеть, что Тецуро хотел до него донести. Кенма, Мой красивый, сильный, умный Кенма, Если ты читаешь это, то значит, меня больше нет рядом. Мне очень, очень жаль, милый. Я никогда не хотел покидать тебя, моё сердце разбивается от того, что мне придётся это сделать. Но в этом мире есть некоторые вещи, которые мы не можем контролировать, и я думаю, что это была одна из них. Пожалуйста, не держи на меня зла. Я многое хочу тебе сказать, но не думаю, что когда-нибудь ты будешь готов услышать это, пока я буду рядом, поэтому я записал это для тебя. Я думаю, что если ты открыл коробку, то, вероятно, готов попрощаться. Даже если ты этого ещё не уверен. Я знаю тебя. Я знаю, что сейчас в твоей голове крутится миллион мыслей, ты не знаешь, как с ними справиться. Ты всегда слишком много думал о себе, но я думаю, что это было одним из твоих качеств, из-за которого я влюбился в тебя. Ты, безусловно, один из самых умных людей, которых я когда-либо встречал. Я так горжусь, каким ты стал. Как сильно ты вырос за время, которое мы жили вместе. Наблюдая, как ты превращаешься из замкнутого ребенка в сильного лидера, я испытываю такую гордость, не думаю, что мне хватит для этого слов. Так что позволь мне сказать ещё раз: я горжусь тобой. Всегда гордился, и всегда буду. Боже, ты хоть представляешь, как я тебя люблю? Я всё ещё не понимаю, как ты можешь быть реальным. Кенма, из-за тебя я чувствовал себя любимым, что бы ни произошло. Надеюсь, ты никогда в этом не усомнишься. То, что ты остаёшься рядом со мной, означает для меня абсолютный мир. Но даже до этого ты был самым прекрасным соулмейтом, о котором я только мог мечтать. За то время, что я был рядом, ты сделал меня счастливее всего на свете, чем что-либо другое, Кенма, спасибо тебе. Твой ум, твоё сердце, и всё остальное я люблю всей душой. Каждый день я благодарен высшим силам, которые привели тебя в мою жизнь и объявили нас соулмейтами. Тем не менее, могу ли я обратиться к тебе с последней просьбой? Я знаю, что тебе это не очень понравится. Ты всегда был человеком привычки, и это довольно страшно, сделать какие-то изменения. Но, пожалуйста, если ты сделаешь для меня одну вещь, то, пожалуйста, не позволяй тому, что случилось, сломить тебя. Я знаю, что тебе грустно, или ты злишься, или ты чувствуешь что-то ещё. Но ты сильнее, чем думаешь, и я знаю, что ты можешь продолжить двигаться вперёд. Так что двигайся дальше, ради меня. Попытайся быть счастливым, управляй своей компанией, может быть, влюбись снова. Не позволяй мне тебя удерживать. Знай, что я хочу, чтобы ты сделал всё возможное, чтобы вновь улыбнуться. Ты не будешь делать это в одиночку. Я буду там, в твоём сердце, и буду присматривать за тобой. Наконец, я хотел бы напомнить, что ты всегда любим, если слова на твоей коже не являются достаточным напоминанием. Знаю, ты говорил мне, мне нельзя говорить, что я люблю тебя, но ты же знаешь меня, я ничего не мог с собой поделать. Поэтому каждый раз, когда мне хотелось сказать тебе об этом, я записывал эти слова и клал в коробку, к которой прикреплено это письмо. Я не думаю, что они передадут хотя бы часть той любви, которую я испытываю к тебе, но оно того стоило, чтобы попытаться. Открой их, когда будешь готов, они всегда будут там. Думаю, пора прощаться. Спасибо тебе за то, что ты невероятный соулмейт, Кенма. Ты сделал каждую секунду моей жизни стоящей. Я люблю тебя. Всегда твой, Куроо Нижняя губа Кенмы задрожала, когда он дошёл до конца письма. Он перечитывал его снова и снова, желая запечатлеть в памяти этот последний кусочек Куроо. Каким-то образом Тецуро объяснил, что чувствует Козуме, даже когда его собственный мир переворачивается с ног на голову. Он гарантировал, что Кенма не будет полностью потерян, как только он останется один. Козуме прижал пальцы к крышке коробки. Хотя он и знал, что там внутри, мысль об этом приводила его в ужас от того, что это может сделать с его сердцем. Он всхлипнул пару раз, сосчитал до трёх и открыл крышку. Внутри коробки лежало сотни листов бумаги разных цветов и форм, записки, оторванные уголки салфеток, бумажки, словно вырванные из тетради. Их было бесчисленное множество, возможно, столько же, сколько звёзд на небе. Кенме казалось, что на каждый день их знакомства приходился один листок, а может быть, и больше. Дрожащими руками он вытащил из коробки одну бумажку, потом другую, потом ещё одну. «Я люблю тебя - когда мы сидели под звёздами на нашей кровати, и я думал, что они выглядят красивее, отражаясь в твоих глазах». «Я люблю тебя - когда мне поставили диагноз, и я не мог тебе сказать, но ты всё равно меня утешил». «Я люблю тебя - когда ты узнал, что твоя компания получила первое партнёрство, твои глаза загорелись, и я влюбился в тебя снова». «Я люблю тебя - когда я сходил с ума из-за своей докторской диссертации, а ты затеял караоке, чтобы отвлечь меня от этого». «Я люблю тебя - в тот раз, когда я победил тебя в Марио Карт, и ты дулся на меня, пока я не признал, что жульничал». «Я люблю тебя - когда однажды утром я наблюдал за тобой, пока ты ещё спал, и увидел, что ты похож на ангела». «Я люблю тебя - когда мы съехались, и ты сказал мне, что у нас есть дом, и ты улыбнулся так ярко, что мог бы соперничать с солнцем». «Я люблю тебя - когда ты поблагодарил меня за то, что я привёл тебя в волейбол». «Я люблю тебя - когда мы впервые поссорились, и я заставил тебя плакать, даже когда я извинился, ты не перестал. Клянусь, я впервые почувствовал, как моё сердце разбилось». «Я люблю тебя - когда ты заказывал имбирное пиво в ресторане, потому что хотел попробовать его, ты сморщился от вкуса (но продолжал пить его, просто чтобы доказать свою точку зрения)». «Я люблю тебя - когда я заметил, что ты улыбаешься, когда краснеешь, и понял, что сделаю всё, чтобы вновь увидеть это». «Я люблю тебя - в тот день, когда ты вышел на сцену, чтобы забрать диплом». «Я люблю тебя - в тот день, когда ты говорил мне, что я не могу сказать, что люблю тебя, это заставило меня понять, как сильно ты заботишься обо мне». «Я люблю тебя – просто потому что». Было так много других бумажек, каждая из которых была уникальна. Некоторые воспоминания Кенма почти забыл, но они имели для Куроо намного большее значение, чем он думал. Козуме не мог поверить, как много Тецуро сделал для него. Даже когда жизнь Куроо рушилась, и ещё до этого, он находил способы напомнить Кенме, что его любят. Только Тецуро мог быть таким внимательным, вкладывая столько заботы в каждое мгновение. Это было так потрясающе. Хотя самого Куроо здесь не было, чтобы сказать ему, Козуме чувствовал, что он рядом. Прижав кучу записок к груди, Кенма наконец-то позволил себе почувствовать, как горе снова накатывает на него, как приливная волна, слёзы катятся по его лицу, солёные, как буря, в которой он заблудился.

***

Прошёл год. Очень долгий, утомительный год. Кенма бросил ключи на тумбочку у двери своей квартиры, снял пиджак и повесил его на крючок. Никогда ещё возвращение в пятницу вечером не казалось таким незначительным. У него было подозрение, что у него вот-вот начнется мигрень, судя по боли в голове. Это не было неожиданностью. Управление компанией - это не прогулка по парку, у неё обязательно будут свои взлёты и падения. Сегодня было падение. Он собирался подписать пятилетний контракт с MSBY в качестве официального партнёра, но под конец стал немного рассеянным и попросил перенести встречу. Если бы он сделал партнерство официальным… Ему бы пришлось присутствовать на каждом матче. И он просто думал, что не готов сделать это. Рассуждая логически, он понимал, что нет смысла избегать волейбола, ведь он всё ещё спонсирует Шоё. Но мысли о привязанности к волейболу заставляли его сердце болеть. Кенма был успешен, он знал это. Он вышел в большой мир. Руководил своей компанией в попытке продвинуться вперёд, как и просил его Куроо. Но пустота в его груди не была заполнена - он не думал, что это когда-нибудь произойдёт. По крайней мере, не полностью. Думать о Тецуро было всё ещё больно. Пространство между его пальцами, где пальцы Куроо так легко помещались, было холодным и пустым. Он всё равно будет вечно скучать по нему, как звёзды скучают по луне. Он старался не думать об этом. Он знал, что не сможет смотреть волейбольный матчи и не ассоциировать их с Тецуро. Он не сможет отодвинуть это на задворки своего сознания, наблюдая пять полных сетов неделю за неделей. Фасад, на котором он осторожно балансировал, наверняка треснет под таким давлением. Он тоже не хотел ошибиться. Мысли о Куроо тоже принесли ему некоторое утешение. Это продолжалось недолго, какое-то время казалось, что мир Кенмы перестал вращаться, возможно, так оно и было. Со временем Козуме сумел найти небольшое утешение. В некоторых случаях он думал, что Куроо будет гордиться им за это. Иногда он задавался вопросом, какой была бы улыбка на лице Тецуро, когда он сказал бы ему. Иногда он видел в магазине что-то, зная, что это понравилось бы Куроо. Хоть это и вызывало боль в сердце, Кенма был рад, что он всё ещё знал Тецуро достаточно хорошо, чтобы запомнить его предпочтения. Козуме машинально включил плиту и налил в кастрюлю воды. Он сварил бы лапшу или что-нибудь в этом роде. Он был не в том настроении, чтобы приготовить что-то большее. В кармане у него звонил телефон. Он не хотел проверять его. Честно говоря, ему было всё равно, кто на другом конце провода. Если это был не тот человек, с которым он хотел поговорить (а это был не он), то зачем ему проверять? Это может подождать до завтрашнего рабочего дня. Звонок не прекращался, давая Кенме два варианта. Проверить телефон, как разумный взрослый, или швырнуть в стену и надеяться, что он разобьётся. Хотя второй вариант был заманчивым, он подумал, что это может причинить ему неудобства позже. Вместо этого он решил проверить его, как и должен был сделать любой нормальный человек. Акааши: Котаро рассказал мне, что сегодня случилось. (19:33) Акааши: Ты должен был рассказать нам об этом раньше, мы здесь, чтобы помочь тебе, Кенма. (19:33) Акааши: Это прозвучало слишком принудительно, прости. (19:34) Акааши: Пожалуйста, поговори с нами. Хочешь, я тебе позвоню? (19:35) Бокуто: КЕНМА!!!!! не переутомляйся сегодня, пожалуйста! всё в порядке, что все мы иногда устаём, мы это понимаем, отдыхай сколько нужно! (19:37) Поскольку Бокуто и Акааши явно были в сговоре (как будто он не собирался подвергать сомнению их сообщения, которые были написаны всего в двух минутах друг от друга), Кенма решил просто потратить свои последние силы, чтобы ответить Кейджи. Кенма: это не так уж и важно (19:37) Кенма: спасибо, что поинтересовался (19:37) Кенма: но, пожалуйста, не звони, я не в настроении разговаривать (19:37) Он даже не знал, что сказать, если бы Акааши позвонил. В конце концов, он ходил к психологу, как и предлагал Кейджи. И хотя она была милой женщиной и прекрасно понимала его положение, он часто обнаруживал, что не знает, как выразить словами, что он чувствует. Никто не понимал его так, как Куроо. Это был просто факт жизни. Акааши: Я понимаю. (19:39) Акааши: Могу ли я сказать кое-что, что покажется тебе чрезмерным? (19:39) Акааши: Куроо хотел бы, чтобы ты максимально использовал каждую возможность. (19:42) Акааши: Но он также гордился бы тобой. Котаро соглашается. (19:42) Кенма фыркнул и положил телефон. Он ценил то, что Кейджи пытался сделать для него, всё то, что он делал для него в прошлом. Кенма действительно любил Куроо, он знал. Но он действительно переступил черту. Хотя Козуме полагал, что он уже больше года позволяет Акааши вторгаться в свою жизнь, он не должен был внезапно обижаться на это. Это просто не устраивало Кенму. Вероятно, потому что он просто начал понимать, что советы от кого-то другого не похожи на советы Куроо. Кенма прошёлся рукой по волосам, выдёргивая их из пучка, в его груди пустота ощущалась больше чем когда-либо за последние месяцы. Он хотел дотронуться до Куроо, просто обнять его хотя бы долю секунды, чтобы просто почувствовать себя лучше. Почувствовать, что у него снова бьётся сердце. Была одна вещь, которую он мог бы сделать, чтобы снова почувствовать близость к Тецуро. Козуме не видел её больше двух лет, но был уверен, что это всё ещё хранится в квартире. Он ещё никуда не сдал вещи Куроо (побочный эффект нежелания прощаться, неготовности к одиночеству). Вероятность того, что она находится именно там, где они её оставили, была высока. Кенма выключил плиту, всё равно ему не хотелось есть. У него появились дела намного важнее. Он прошёл в спальню, направляясь прямиком к гардеробу. Коробка, которую он искал, стояла на полке нетронутой, сверху её покрывал тонкий слой пыли. В основном это были вещи Тецуро, и до сих пор у Козуме не было причин к ним прикасаться. Куполообразный проектор, который когда-то купил ему Куроо, стоял почти на самом верху, и Кенме не нужно было долго искать. Он вытащил его, сдувая тонкий слой пыли. Прижимал проектор к груди, пока заменял батарейки, двигаясь в тишине, его движения были медленными. Он присел на край кровати, словно насмехаясь над тем, что ему холодно и пусто. Спасало представление, что их двое. Это было каким-то спасением на некоторое время. Без дальнейших колебаний, Козуме включил его. Фиолетовый свет сразу же осветил комнату галактикой, которая когда-то была такой успокаивающей и комфортной. — Это глупо, — пробормотал Кенма под нос. Однако он не выключил его, обхватив себя руками и устраиваясь удобнее. В какой-то степени это сработало. Хотя это не вернуло ему Куроо (и действительно, ожидал ли он этого вообще?) это пробудило некоторые из их самых нежных воспоминаний, которые, казалось, были целую жизнь назад. Воспоминания, которые обычно огорчали Козуме, теперь делали ему лучше на душе, боль в груди утихла. — Я скучаю по тебе. Я очень скучаю, — прошептал Кенма галактике, окружавшей его. — Я стараюсь идти дальше. Для тебя. Но это трудно, — он моргнул, пытаясь сфокусировать взгляд. Кенма не понимал, почему он говорит вслух. Мысль сидеть и смотреть на звёзды в тишине, просто не укладывалась в его сердце. Он так привык делить такие мгновения с Куроо, который был так хорош в заполнении любой тишины своим светом. Тишина теперь была слишком чужой. Она была напоминанием о том, что Кенма здесь совсем один, и никаких друзей у него нет. Не то чтобы он позволил бы кому-то с ним заговорить, даже если бы они попытались. За последний год он стал холоднее, более отстранённым, чем когда-либо. — Ты ведь хотел, чтобы я разговаривал с людьми, не так ли? — задумчиво произнёс Козуме, убирая волосы с лица. Может быть, завтра он заставит себя ответить Акааши как следует. Это было бы неплохим началом. Если бы Куроо был здесь, то он, вероятно, взъерошил бы волосы Кенмы и сказал, что он очень гордится им. Но так как его здесь не было, Козуме создал призрачное прикосновение, расчёсывая пальцами волосы. Ещё один укол в сердце. Он вздохнул, откинулся на спинку кровати и стал смотреть на звёзды, кружащиеся под потолком. — Где бы ты сейчас ни был, я надеюсь, у тебя всё хорошо, — Кенма принялся растирать руки, чтобы согреться. — Я постараюсь, чтобы у меня тоже всё было хорошо. Когда-то давно Тецуро спросил Козуме, куда, по его мнению, уходят люди после смерти. Кенма сказал, что они просто умирают, никуда не уходят. Куроо нахмурился и сказал, что его это не устраивает. Он начал объяснять, что люди состоят на 93% из звёздной пыли (он пошутил, что думает, что Кенма на самом деле состоит из 100%). Козуме пожалел, что не поцеловал его за это, а назвал тупым. Затем он сказал Кенме, что, по его мнению, когда каждый человек умирает, он превращается в звезду и присоединяется к другим в ночном небе. Вот почему вселенная бесконечна. Глядя на звёзды на потолке, Козуме почувствовал, что Тецуро был прав. Уголки губ Кенмы приподнялись, и впервые за долгое время он был близок к тому, чтобы улыбнуться. — Я люблю тебя. Под светом галактики, которая когда-то принадлежала им, Кенма всё ещё чувствовал, что Куроо рядом, пусть даже совсем ненадолго.