A Restoration from a Resilient Heart / Восстановление от неунывающего сердца

Может, мы и не родня по крови,

И не имеет значения наша генеалогия,

Ведь если мы нашли друг друга среди тысячи людей,

Мы — братья, верно?

_________________________

      Дик на цыпочках шёл по коридору, крепко прижимая плюшевого слона к груди. Тени свешивались сверху по краям стен, будто бы намереваясь съесть его. Дик медленно шёл по самой середине коридора, потому что боялся быть поглощённым ими. Он не думал, что путь до спальни Брюса займёт так много времени (когда Альфред показывал ему дом, комнаты располагались довольно близко друг к другу). Сейчас дорога казалась бесконечной. Когда Дик дошёл до двери, то замер. Должен ли он постучать?       Раньше Дика и родителей не разделяли двери. Трейлер, в котором они жили, был слишком мал для этого. Они всегда были в пределах видимости и даже досягаемости. Его папа очень чутко спал, настолько, что просыпался, если Дик вставал с кровати (либо сам Дик чутко спал, промелькнуло предположение).       Он негромко постучал. Звук отскочил, проносясь эхом, от двери к дорогим украшениям и драгоценным металлам, формирующим странные тени. Становилось интересно, будет ли в будущем поместье всё так же напоминать один из тех душных музеев, которые они с семьёй посещали всякий раз, когда оказывались на новом месте. Дик задумался, ходил ли Брюс в музеи. Может, в этом не было необходимости, потому что он живёт в одном из них.       Брюс не отвечал. Может, Дик постучался недостаточно громко? Он постучался ещё раз. На этот раз пуговица рукава задела металлическую ручку, и это было похоже на то, как охранники стучат дубинками по дверям камер. Дик вздрогнул. Он ненавидел это место. Новый страх стал закрадываться в голову. А если Брюс на него разозлится за то, что его разбудили? А если Брюс настолько рассердится, что отправит Дика обратно?       Хотя Брюс обещал, что никогда этого не сделает. И он не был похож на человека, который будет лгать, но, с другой стороны, лжецы как лжецы никогда и не выглядят (так говорил его отец).       Дик ждал звука шаркающих ног или грубого голоса из комнаты. Ответа не последовало. Он был слишком напуган, чтобы стучать в третий раз, так что просто толкнул дверь внутрь. Петли слегка скрипнули.       Дик ждал звука шаркающих ног или грубого подтверждения из комнаты. Ответа не последовало. Он был слишком напуган, чтобы постучать еще раз. Так что вместо этого он толкнул дверь вперед. Петля слегка скрипнула. Брюс лежал, растянувшись на середине кровати, его грудь медленно поднималась и опускалась. Дик уставился на него. Казалось, даже во сне он хмурился. Дик никогда не встречал человека, который бы так хмурился.       Он остановился на пороге, разглядывая большую комнату (Дик никогда не был в комнате Брюса. Даже не видел её. Альфред просто указал на дверь). Она была в пять раз больше, чем трейлер, в котором Дик жил с семьёй. Дик показалось, что половину комнаты занимает огромная кровать. Из комнаты вели и другие двери. Скорее всего, она вела к ванным комнатам и гардеробным, может даже в другой дом, кто знает.       В этой комнате было меньше вещей. Да, здесь было много мебели, но не было ни ваз, ни статуй, ни замысловатых ковров и картин. По сути, Дик подумал, эта комната — единственная, которая действительно принадлежит Брюсу. Просто он не был похож на человека, которому нравится его окружение.       Возможно, всё-таки не стоило открывать дверь. Возможно, Брюс не хотел бы, чтобы Дик видел его комнату. Он отступил назад и направился обратно в свою. Коридор казался ещё темнее, чем во время пути сюда. Дик сильнее сжал плюшевого слона. Как раз когда он собирался с духом, чтобы пробежать сквозь мрачный коридор, Брюс издал храп, напугавший Дика. Он вздрогнул, увидел тень (очень похожую на руку), которая, казалось, тянулась к нему. Глаза Дика расширились от ужаса. Он попятился, чтобы уйти от неё, споткнулся в спешке и ударился о стену позади.

_________________________

      Брюс поднялся, глазами обыскивая комнату. Ему потребовалась секунда, чтобы понять, что он видит. Прямо за дверью, в коридоре, лежит ребёнок.       Потребовалась ещё секунда, чтобы вспомнить, что этот ребёнок — Дик. Брюс моргнул. Дик был за дверью комнаты, на полу. Он плакал? Брюс тут же, почти не осознавая, подошёл к мальчику и тихо присел рядом. И понял, что вообще не представляет, что нужно делать.       — Эм-м, Дик? — Брюс чувствовал себя немного неловко.       Мальчик не отвечал, только отчаянно пытался подавить всхлипывания.       — Дик, я… я тебя подниму, — Брюс не был уверен, что делает. Он не знал, как держать ребёнка — под мышками или под ногами. Брюс решил сделать и так, и так. Дик теперь крепко прижимался к его груди, пока Брюс растерянно стоял посреди коридора. И что теперь? Разбудить Альфреда? Альфред поймёт, в чём дело. Дик совсем притих.       Решив не будить и без того недосыпающего дворецкого, Брюс прошёл через спальню в ванную. Усадив ребёнка на стойку, принялся искать тряпку. Дик сидел с красным лицом и вытирал сопли рукавом.       — Подожди, приятель. Я сейчас, — Брюс сунул мягкую серую тряпочку под тёплую воду, потом принялся вытирать ему глаза и нос. Дик по-прежнему молчал. Убедившись, что мальчик более-менее успокоился, Брюс начал осматривать его на предмет повреждений. Он не увидел ни крови, ни явных переломов (а звук удара был достаточно громким).       — Где болит? — Брюс не был уверен, как вообще на него будет реагировать Дик. Мальчик по-прежнему молчал. Ему точно было комфортно с Альфредом, но Брюса он старательно избегал последние два дня, которые он находился в поместье.       — Голова, — голос Дика был тихим, как будто он всё ещё сдерживал слезы. Вероятно, рассудил Брюс, так оно и есть. Ему было восемь. В восемь полагается много плакать, когда ударяешься головой.       Брюс достал набор для первой помощи из-под раковины. Сначала проверил реакцию зрачков на свет с помощью фонарика. Реакция была в пределах нормы, поэтому он достал аспирин и пакет со льдом. Разломал внутреннюю сумку пакета, встряхнул ее, чтобы быстрее смешать содержимое, и протянул Дику. Тот молча взял и положил себе на макушку. Было странно смотреть на сгорбившегося восьмилетнего ребёнка с самодельной шляпой льда, тупо глядящего куда-то мимо, со стороны (Брюс хорошо знал это состояние). Он оторвал взгляд от Дика и достал инструкцию к аспирину. Бумажка не помогла с вопросом, можно ли ребёнку дать целую таблетку, просто советовала обратиться к врачу. Сейчас было три часа ночи, кому можно было звонить так поздно.       Брюс снова задумался о том, не разбудить ли ему Альфреда.       — Мама даёт половину.       Брюс чуть не вздрогнул. Когда Дик уставал, его слова было труднее разобрать. Брюс вышел из ванной, чтобы достать маленький перочинный ножик из тумбочки около кровати, и затем вернулся. Разрезал белую таблетку пополам, наполнил стакан, стоявший рядом с раковиной, водой, (не сказал ни слова о том, что Дик употребил настоящее время по отношению к матери) и протянул мальчику лекарство. Если Мэри Грейсон считала половину таблетки достаточной порцией, то так же следовало считать и Брюсу Уэйну.       Дик покорно проглотил аспирин и выпил стакан. Брюс неловко стоял рядом, не зная, что он ещё может сделать. Было проще, когда он знал, что предпринимать.       Тут его осенило. Дик должен был спать, а не бродить по коридору.       — Тебе… что-то было нужно? — Брюс не был уверен, что он должен сказать. Или сделать. Стоило его уложить и прочитать книгу на ночь? Брюс помнил, что этим иногда занималась его мать. Может, он должен был проверить, нет ли монстров под кроватью или в шкафу.       — Я не могу уснуть. Они продолжают падать.       Оу. Брюс слишком хорошо это понимал. В своё время он тоже продолжал видеть смерть родителей каждый раз, как закроет глаза (если, конечно, не выматывался настолько сильно, чтобы не видеть сны). Что сделал Альфред в ту ночь, когда были убиты Уэйны, чтобы их сын заснул?       Было просто вспомнить (он всегда укладывал его спать и говорил, что встретит утром). Этого было достаточно? Брюс помнил, что нет. Он хотел, чтобы Альфред остался, даже если они просто будут лежать на кровати и смотреть в потолок.       — Хочешь поспать здесь?       Глаза Дика слегка расширились. Брюс подумал, что, может, он сказал что-то не то.       — Я не буду мешать?       Брюс подуспокоился.       — Нет. Я имею в виду, если хочешь, конечно. Я помню, что не хотел оставаться в одиночестве.       Странно, он никогда раньше никому об этом не рассказывал. Он ждал, что мальчик скажет ему, что это не то, что ему нужно. Сказать ему, что он просто хотел, чтобы его уложили в постель и оставили в покое. Он ждал тихого отказа.       Вместо этого Дик слез со стола и подошёл к кровати. Брюс улыбнулся и последовал следом. Может, он всё-таки сможет разобраться с тем, как быть опекуном. Они некоторое время лежали, глядя в потолок, когда Дик внезапно сел. Брюс также приподнялся.       — Зитка! Думаешь, они её забрали? — Брюс понятия не имел, кто такая Зитка, но мозг уже начал работать. Кому-то ещё грозила опасность от убийцы Грейсонов? Бэтмен упустил важную деталь в этом деле? Дик собрался встать с кровати, но Брюс его притормозил.       — Подожди, Дик. Что случилось?       — Зитка! Тень, она… я уронил её. Там.             Брюс моргнул. Значит, не в том дело.       — Зитка — твой слон?       Брюс не помнил, чтобы Дик называл игрушку так раньше, но, похоже, он часто носил её с собой. Не то чтобы Брюс осуждал. Это была одна из немногих вещей, которую социальные службы позволили ему сохранить.       — Да. Брюс, как думаешь, тени её забрали? — Дик уставился на закрытую дверь, ведущую в коридор.       — Нет, тени не такие уж и плохие. Пойду заберу её, — Брюс снова встал с кровати и пошёл в коридор. Действительно, на полу лежал маленький слоненок. Игрушка была сшита вручную и вся в заплатках. Интересно, её сделала семья Дика? А может, это была одна из старых игрушек его родителей. Она выглядела достаточно старой и изношенной. Некоторые швы были ослаблены. Брюсу придется не забыть попросить Альфреда починить его. Брюс взглянул на отцовские часы, лежавшие на ночном столике. Он сделает все, чтобы Дик не потерял больше того, что уже потерял. Дик взял слона — Зитку — и прижал к себе. Они долго молчали. Брюс подумал, не стоит ли ему что-нибудь сказать. Дик крепко вцепился в своего слона, тупо глядя на вентилятор под потолком. Брюс откашлялся.       — О чём задумался?       — Вы любите музеи? — Дик повернулся к нему лицом.       Брови Брюса поползли вверх. Он ожидал что угодно, но точно не этого.       — Иногда. Они помогают узнать что-то новое.       — Мама собиралась свозить меня в один, но я не помню, как он называется.       — Хочешь сходить? — пока Дик отвечал, Брюс уже вспоминал названия музеев Готэма.       — Не знаю.       — Ничего страшного. Не обязательно выяснять это сейчас, мы можем сходить в любое время.       — Ваш дом похож на музей, — Дик говорил так тихо, что Брюсу пришлось напрячь слух, чтобы расслышать.       — Хм, — В каком-то смысле поместье было чем-то вроде музея. Музея тех времен, когда его родители ещё были живы. Брюс на мгновение задумался, изменил ли он хоть что-то. Бэтпещера была единственным большим изменением за четырнадцать лет. Все фотографии остались. Вазы так и не были заменены. Конечно, Брюс покупал вещи, но они всегда были дополнением, а не заменой. — Думаю, в каком-то смысле так оно и есть. Я никогда не задумывался об этом в таком ключе.       — Всё в порядке, Брюс. Жаль, что я не могу оставить всё как есть.       Брюс почувствовал, как у него загорелись глаза. Дик похлопал его по плечу, потом снова вернулся к обниманию плюшевого слона. Впервые с момента знакомства с Диком Брюс осознал, что понимание — это улица с двусторонним движением. Конечно, он понимал, каково это, когда твою семью убивают раньше тебя, вот почему так сильно хотел помочь. Но это также означало — впервые в жизни Брюса — что кто-то другой понимает его.       Брюс не засыпал до тех пор, пока не услышал ровное дыхание сбоку. Он повернулся, чтобы посмотреть на ребёнка рядом с ним. Дик лежал, свернувшись вокруг своей игрушки. Брюс не хотел испортить его жизнь. Отчасти именно поэтому он был обозначен как «временный» опекун. Брюс не был подготовлен к тому, чтобы заботиться о нём вечно. Потому что дети — это навсегда.       Брюсу двадцать четыре, что он может знать о детях? Он сказал Альфреду, что это временно. Но теперь, когда он смотрел на Дика, то задавался вопросом, что, может быть, (только может быть) он был лучшим вариантом опекуна, чтобы заботиться об этом ребенке. Бог свидетель, он мог себе это позволить. Мог быть уверен, что у Дика будет прекрасное образование и возможности. Он может купить ему всё, что угодно. Но будет ли этого достаточно?       У Брюса тоже было это. Альфред позаботился о том, чтобы деньги обеспечили всё необходимое и больше, но Брюс всё ещё чувствовал себя разбитым. Он не мог купить тот самый жемчуг или смотреть ту дурацкую пьесу без желания заплакать. Он никогда не мог заставить кого-либо понять то, что он хотел сказать. Его будто отделяла стеклянная стена от остального мира — он всех видел и слышал, они видели и слышали его, но никогда не могли услышать. Они не могли найти связь друг с другом.       Может быть, Дику было лучше остаться с Брюсом не потому что Уэйн мог купить ему весь мир, а потому что понимал, каково это. Брюс знал, что Альфред в своё время старался изо всех сил (и Брюс безмерно благодарен за это), но понимания не было. А у Дика оно могло быть. Это стоит дороже, чем что-либо ещё.       Хотя самого Альфреда ещё нужно будет уговорить. Когда они впервые об этом заговорили, Альфред высказался категорически против. Он сказал, что Брюс не имеет права брать на воспитание ребёнка, если не может обеспечить стабильность в доме или в воспитании (однозначно намекая на Бэтмена).       Брюс лежал и думал, не было ли его желание эгоистичным. Было много причин, почему это может не сработать. Было ли это просто стремление иметь кого-то, кто его понимает? Или он действительно хочет помочь Дику? Он не мог описать, что чувствует, глядя на ребёнка рядом. Он знал, что любит Альфреда и любил родителей. Он думал, что ему нравится Селина, что было достаточно близко к любви. Но это… это что-то совсем другое.       Потом Брюс понял. У него снова она могла быть. Семья. Не такая, какая должна быть у него или Дика, но лучше, чем если бы её не было. Но у Дика уже был отец, и Брюс не хотел — не думал — что сможет стать его заменой. Конечно, они всё равно могли бы стать семьёй, пусть и не такой, как у остальных.       Он всё ещё не спал, когда восходило солнце. Альфред, зашедший в комнату, замер, наблюдая эту картину. Брюс тихо соскользнул с кровати и жестом пригласил Альфреда следовать за ним в коридор.       — Кошмары?       — Да. Нужно дать ему выспаться, он засиделся допоздна.       — Конечно. Тогда займусь Вашим завтраком, — Альфред пошёл по коридору к лестнице.       — Ал? — дворецкий обернулся. — Я… я хочу, чтобы он остался.       Брюс гадал, будет ли Альфред против так же сильно, как тогда, когда Брюс впервые сказал о желании временно взять Дика на воспитание. Брюс понял, что, если придется, он будет драться с ним за то, чтобы Дик остался. От этого все казалось еще страшнее.       — Я уже позвонил в местную школу и записал Вас к ним, сэр.       Брюс хотел было обнять его, но Альфред лишь поднял бровь и снова повернулся к лестнице. Брюс проводил дворецкого взглядом, и на сердце у него стало странно легко. Они могли бы попробовать. Они втроём… они могли бы попробовать стать семьей. По крайней мере, Брюс был готов попытаться.