Добрый Лис и Хмурый Волк.

      Большой палец нервно елозит туда-сюда, царапая по колёсику зажигалки. Щёлк. Щёлк. Щёлк. В голове Чонгука мысли догоняют одна другую. Он решился. Сегодня сможет. Дольше уже не имеет смысла тянуть.       Качели будто сочувствующе скрипят под весом молодого парня, что сидит на детской площадке третий час кряду. Чонгук достаёт последнюю сигарету из слитного кармана толстовки, саму пачку бросает прямо под ноги к остальным бычкам, которые все скурил, образовав возле себя кладбище из воспоминаний: вон тот третий окурок — дань самым вкусным пирожкам сердобольной аджуммы, что подкармливала его в интернате; шестой — первые заработанные деньги на приставку, а десятый — первый поцелуй.       Всего в пачке Marlboro двадцать штук, вполне хватает, чтобы задохнуться дымом и признать скоротечность жизни. Девятнадцать — автокатастрофа. Последняя двадцатая сигарета так и остаётся незажжённой, спазмами накатывает тошнота, боль пронзает такая, как в череп забивают огромные и длинные гвозди. Адские карлики, злобно смеясь, сидят на плечах и вдалбливают и вдалбливают. Приступы всё хуже, длятся дольше, карлики смеются громче, ямки от ногтей на ладонях всё глубже. Кажется, за последний месяц Чонгук испытал весь спектр боли, все беды от головы — говорят люди, имея в виду совершенно другое, но он полностью согласен, его-то все беды точно от неё.        Шатаясь Чонгук встаёт, и хорошо, что в пять утра его здесь никто не увидит, не подумает, что это какой-то пьяница или наркоман. Вздох, грустная ухмылка. Он не собирается продолжать жить, а его всё ещё волнует, что подумают люди.        Дурной Чон Чонгук в свои двадцать три, как ни посмотри. Он так отчаянно хотел жить, всё и везде успеть, закончить универ, завести собаку и кота. Мечтатель, канатоходец, под ногами которого злой серый мир. Даже если ничего не было — ни родителей, ни денег, ни друзей, он не сдавался, но где-то свыше сказали «обойдешься, пацан» или лучше будет голосом его лечащего врача: «Простите, травма после аварии слишком серьёзная». И какая разница как помирать? В общаге, больнице или под волнами реки Хан? Он хотел на океан, но так тоже сойдет.        Неловко перед редкими машинами, проезжающими по мосту, Чон сильнее кутается в капюшон, так, что до самого кончика носа, и ускоряет шаг, не разбирая дороги, хотя было бы что там разбирать, по прямой ещё метров двести и готово.        Ветер на мосту ледяной, разумеется он ледяной, с другим бы Чонгук не связывался. Всё вообще складывается отлично, словно кто-то постелил персональную красную дорожку прямиком к концу жизни, по которой он вышагивает в берцах, натянул самые тяжелые, чтоб наверняка на самое днище.        И вот уже по ту сторону перил, Чонгук даёт себе десять секунд, чтобы шагнуть в никуда. Не хватало, чтобы какой-то из автомобилей остановился, заподозрив неладное. Он снимает капюшон, громко втягивает ноздрями воздух, смотрит вниз на ровную и тёмную гладь воды, что приглашающе манит в свои объятья, прислушивается: сердце в груди будто и не стучит почти, не волнуется, как если бы уже отжило своё, ему не страшно, ему больно и хочется чтобы поскорее. Он ни о чём не жалеет на самом деле, немного злится, возможно, но ничего не поделаешь.        Три. Чонгук закрывает глаза. На тыльную сторону ладони вдруг падает капелька дождя, потом вторая. Драматично, однако. Чонгук даже немножко улыбается самыми уголками губ, дождь он всегда любил, и руку, сжимающую перекладину моста, отпускает, замечая только сейчас, в каком сильном напряжении все его мышцы.        Два. Чонгук наклоняется корпусом вперёд, расправляя руки, всё ниже и ниже, гравитация охотно помогает. И вот пятки уже отрываются от бетона.        Один. Чонгук падает.        И длительность этого падения не поддаётся никаким временным рамкам. Пространство вокруг сжимается, грозясь раздавить быстрее, чем тело окажется под водой. Чонгук испытывает от полёта эйфорию, но когда открывает глаза, готовый столкнуться со своей смертельной гладью, его вдруг ослепляет, как если бы был солнечный день, а не рассветный дождливый сумрак. Он не успевает оформить это в мысль, как из лёгких выбивается весь воздух, в тело врезаются тысячи иголок. И ощущения схожие с той самой аварией, в которой не посчастливилось умереть и пришлось мучиться после ещё и ещё, покуда не лопнуло терпение.        В голове бешено звенит, Чонгука скручивает, парализуя, вода заполняет его целиком, жадно и не оставляя шансов на спасение. Чонгук против своей воли, ведомый инстинктом самосохранения, пытается выплыть, но не чувствует своего тела, пытается вдохнуть, но глотает лишь воду. Не чувствует ничего, кроме шока, иголок в голове и бьющегося сердца, которое пытается прорвать ему грудную клетку.        Но потом всё стихает, так же резко и стремительно, как и началось. Сознание наконец покидает Чонгука, всё заканчивается.        Удар по груди и рёбрам. Ещё и ещё. Чонгука вырывает водой, глаза широко распахиваются, захватывая в себя вспышку яркого солнечного света, такого же, как он видел перед своим падением, чёрт бы его. Он пытается откашляться, вперемешку с этим глотая кислород. Кажется, кашляет он уже кровью, сил остаётся всё меньше, перед глазами мутная, но по-прежнему яркая пелена.       «Какого хре…?» — единственное, что успевает подумать Чон, прежде чем снова вернуться в небытие. И на этот раз лучше бы не возвращаться. Снова.