Одна зимняя история

— Что за джунгли вы тут устроили?! — появление Бакуго не заметить невозможно. И пока парень с раздражением скидывает зацепившееся за волосы зеленые ветки, Шото отсчитывает секунды до того, как Иида их обнаружит и обрушит весь свой праведный гнев. Но, к его удивлению, перед ними возникает не правильный староста, а Пони Цунотори. Девушка абсолютно игнорирует уничтожающий взгляд Кацуки и весело объясняет: — Это ветки омелы, у меня на родине мы частенько ими украшаем дома к Рождеству, — она задумчиво приложила палец к губам и хотела было что-то добавить, как из-за угла появляется Монома, а его выражение лица меняется буквально в секунду. — Класс Б знает традиции других стран лучше хваленого класса А?! Какая жалость, что мы опять вас обошли!!! Некоторые думают, что ему надо дать номер хорошего психолога, кто-то считает, что эффективнее будет дать по морде. К какой категории относится Бакуго — догадаться не трудно, — но у Нейто явно заканчиваются поводы для оскорблений, подисчерпались за три года, а на такие бредовые уже даже и реагировать не хочется. А взрывы на руке — это так, рефлекс. — Тодороки, Бакуго! — вот и их настоящая проблема явилась, недовольно размахивая руками в такт ходьбе. А безвольно повисшее тело Мономы утащила в неизвестном направлении рука правосудия Кендо. Наблюдавшая за всем этим цирком Пони лишь пожала плечами и вернулась к остальным. Её информация не настолько важная и уж точно лишняя на этом празднике неразберихи и хаоса.

***

Готовить на такую толпу, особенно когда в кухонной зоне может разминуться от силы три человека, — удовольствие сомнительное, а точнее отсутствующее напрочь. К счастью для самого Кацуки и для здоровья всех присутствующих, ему довелось пробыть там недолго: от парня потребовалось лишь немного подсобить импровизированной команде поваров во главе с Сато. Но на курицу он ещё долго смотреть не сможет. А эту съест просто из принципа. «А этот опять фигней страдает», — подумал парень, краем глаза наблюдая за Тодороки, который под требовательным надзором Токаге пытался примостить на стене один из тех странных венков, название которых он не запомнил. Они торчали там уже минут пятнадцать, ведь то «слишком низко, то слишком высоко, то ближе к окну, то пусть будет в углу…» Бутафория чистой воды. Обплести дверь и все комнаты они смогли, а этот уголок подальше от всех для кого оставили? Неспроста всё это, подумал Бакуго, и с особенной злостью отрубил курице ногу. И совершенно «случайно» это действие совпало с тем моментом, когда девушка обернулась и посмотрела на него. Но разве человека с причудой Самоампутации этим напугаешь? — Фух, бля, — с таким звуком Бакуго падает на диван рядом с Киришимой, который слишком увлечен игрой в карты с Тецутецу. Общая комната в общежитиях хоть и большая, но всё же тесноватая для двух классов сразу, ещё и Айзава с Эри ненадолго заглянут. В общем, суматошно и, что очевидно, душно, а после кухни и близкого общения с духовкой так и подавно. Парень поправляет рукава школьной рубахи, подкатывая их ещё выше, и оттягивает ворот с расстегнутыми верхними пуговицами, запуская немного воздуха. — Дырку просмотришь, Половинчатый, — закончив со всеми манипуляциями, тянет Бакуго и переводит взгляд на Тодороки на диванчике напротив, который неотрывно сверлил его разноцветными глазами уже пару минут. — Тебе ведь нравится. «Вот же наглая морда», — моментально взвинчивается Бакуго и вскакивает с только что занятого места, направляясь прямо к Шото. Ох не с тем он игру затеял, ведь это ему не сёги на доске переставлять. — А что если я против? — с вызовом спрашивает Кацуки, упираясь рукой в спинку дивана, от чего острые ключицы в вырезе рубахи выступили ещё чётче, и с надменной ухмылкой смотрит на непробиваемое выражение лица Тодороки. Тот как-то странно ведет глазами и отвечает: — Тогда это проблема… Не успевает Бакуго хоть что-то добавить, как его крепко обхватывают за талию и тянут вниз. С умом тянут, нужно сказать: не по прямой на руку (иначе бы он удержался), а чуть по диагонали, так, что локоть подогнулся, и парень завалился набок, неудобно приземляясь на диван. — Так будет проще не смотреть, — невозмутимо продолжает Тодороки и немедленно получает тычок под ребра за такие выходки. И пока Шото потирает ушибленное место, парень умащивается уже тут: ему в принципе без разницы, где ждать еду, и вытягивает одну руку вдоль спинки дивана. Тодороки только хмыкает, ведь по степени скучкованности Бакуго можно определять его настроение так же, как по котам определяют погоду. Руки в карманах, сутулые плечи и компактный вид? Небо затянуло тучами, бомба наготове. Но сейчас он развалился чуть ли не на полдивана и Шото даже приходится собой затолкать его поближе к подлокотнику, ибо Мидорию с другой стороны сейчас расплющит. Закончив с утрамбовыванием Кацуки, гетерохром удовлетворенно кивает, откидывается на спинку дивана и умащивается на всё ещё вытянутой руке своего парня, прикрывая глаза. Над ухом раздается хмыканье, а потом тихий шепот: — Вообще-то ты прав, мне это нравится. Смотри только на меня. Тодороки приоткрывает один глаз и взгляд натыкается на ликующую ухмылку Бакуго, в алых глазах которого плещутся огоньки азарта и кое-чего ещё, но это явно не для посторонних. — Угомони свои гормоны, тут дети. — легко щелкает по носу Шото и сразу же получает тычок в бок в ответ. — Единственный ребенок сейчас сидит рядом и нарывается, — зло отвечает Кацуки, на что его парень отвечает очередной подколкой и они бы подрались, если бы действительно не пришли дети в лице Эри на пару с Айзавой, который служил очень весомым аргументом для прекращения практически любых конфликтов.

***

На столе остались лишь куча пустых тарелок и одно блюдо, несколько минут назад доверху заполненное мандаринами. Но теперь по нему перекатывался последний одинокий фрукт, который всё никто не решался взять, да и особо желающих не было. Бесконечный шум из нескольких параллельных разговоров, перебивающих друг друга и перемешиваясь в непонятную с точки зрения смысла кашу, текли более непринужденно — Айзава с девочкой ушли пораньше и все заметно расслабились. Кто-то пытался перебить Минету, который уж очень сильно расслабился и явно порывался сказать что-то не совсем приличное. И даже перспектива получить за свои слова по первое число его не пугала, а даже наоборот. Кто-то решил в который раз обсудить семестровые экзамены, кто-то делился планами на неделю каникул перед возвращением на стажировку… А кое-кто заимел виды на последний мандарин. Бакуго уже несколько минут его себе присматривал, но ему было настолько лень тянуться за спелым цитрусом, что он до последнего откладывал этот момент. Пока не заприметил Сецуну, явно намеревающуюся забрать его «добычу». Это мгновенно помогло сбросить всю неохоту и Кацуки резко подался вперед, забирая желанный фрукт прямо у неё из-под носа и одаривая ехидной ухмылочкой. — Почисть, — парень опустил мандарин в руки Шото, а в ответ на его вопросительный взгляд закатил глаза и кивнул на правую руку, которую тот всё ещё использовал в качестве подушки. — Бакуго, а ты жадный, — раздался раздражающий голос и парень недовольно поднял взгляд. Токаге сидела напротив них, рядом с Миной, и смотрела скучающе-изучающим взглядом, будто биолог, которому попался новый, но очень скучный подвид какой-нибудь амёбы. Хотя, какой бы ни был этот взгляд, он раздражал даже исключительно из-за носителя. — Ааа? Я что, под каждую улитку подстраиваться должен?! — вскинул бровь Бакуго. — Просто перестань брать то, что принадлежит всем. — перебила его Сецуна, а Мина рядом согласно закивала. Кацуки нахмурился — разговор явно ушёл с темы последнего мандарина на тарелке, слишком странная мысль для такого пустяка. Тодороки тем временем всучил почищенный цитрус в руки Бакуго, закидывая пару долек себе в рот в качестве платы, и снова умостился на руке, не желая втягиваться в перепалку. Но не судилось. — Красавчики вроде Тодороки — достояние общественности, — неожиданно заявила девушка, чем ввела в ступор не только Кацуки, но и всех сидящих вокруг, Киришима даже отвлёкся от игры в карты с Тецутецу, удивленно оглядываясь через плечо. — Ты ебанулась?! — Почему-то я пропустил момент, когда стал проститутом. Как неудобно… — задумчиво протянул Шото, открывая один глаз, хотя откровенно хотелось повторить фразу Бакуго. Желательно так же громко и прямо в ухо. Как же его это достало, ну серьезно. — Да нет, кое-кто пропустил момент, когда стоило заткнуться, и теперь хочет разбитую рожу в качестве бонусного подарка! — в контраст парню рявкнул Бакуго. Его от решительных действий удерживала только голова Тодороки, которую тот и не собирался убирать с руки, а будто специально прижал сильнее, ограничивая Кацуки возможность натворить глупостей. — Да нет же, Тодороки, ты не понял, — замахала руками Мина. — Это… Ну как бы объяснить… — она хлопнула в ладоши, подбирая где-то в голове нужную ассоциацию. — Как контракт айдола, чтобы они не заводили отношения на какой-то срок. Тогда создается ощущение, что ты можешь им полноправно пользоваться, — на последних словах девушка мечтательно закатила глаза, а Бакуго боковым зрением заметил, как перекосило Тодороки. Он закинул одну дольку мандарина в рот, наблюдая за тем, как его парень аж выпрямляется и даже подается вперед. Кажется, сейчас кто-то отгребет по полной, и он решил пока не вмешиваться. — Во-первых, я не айдол и ты это прекрасно знаешь, Мина, — он поднял левую руку и загнул один палец. — Во-вторых, соответственно никаких контрактов я не заключал. В-третьих, — Шото с такой злостью загнул следующий палец, что Бакуго аж дернулся от хруста костяшки. — В каком смысле пользоваться? С рабовладельческими замашками вы немного столетием ошиблись. И, в-четвертых, учитывая всё это, мой вывод — самый логичный, поэтому хватит! Он громко выдохнул и снова откинулся на спинку дивана, упорно игнорируя удивленные взгляды в свою сторону. Накипело уже, вот и всё. Он недовольно поёрзал — Бакуго убрал руку и теперь не на что было опираться — и уже потянулся, чтобы вернуть на законное место, но тот сам перехватил его ладонь, притягивая к губам. — Один-ноль в твою пользу, — с довольной ухмылкой сказал Кацуки, легонько целуя костяшку. Наконец-то эта Половинчатая терпеливая морда высказала свои претензии, а не в очередной раз молча отсвечивала кислой миной в пространство. — Пф, судью на мыло, — фыркнул в ответ Тодороки, заводя руку себе за шею и снова умащиваясь на ней. — Четыре-ноль вообще-то, — он с невозмутимым лицом скосил взгляд на руку, которая зажалась в захват на шее, и добавил: — Убивать тут неразумно — слишком много свидетелей. — Пофиг, свидетели долго не проживут, — кинул в ответ парень, но хватку ослабил, оставляя руку свободно свисать на плече. В руке у него оставались две дольки мандарина и Шото взял себе одну под недовольное бурчание куда-то в макушку. — О, — удивленно вздохнул он, вертя в руке, казалось, единственную на весь фрукт косточку. — Как думаешь, она прорастёт? — в ответ раздался тихий смех и Тодороки недовольно щелкнул парня по подбородку. — Идиот, я серьезно. — Если этот баобаб приживется, то съезжать с ним из общаги будет весело, — отсмеявшись, объяснил Бакуго. — Хмм, а ты прав, — на полном серьезе задумался Шото и через минут добавил: — Тогда посажу сразу дома, на каникулах. Бакуго едва снова сдержал смешок, с мыслью «он не исправим» целуя парня в висок. — Ну удачи, садовод. Тецутецу пару секунд хлопает глазами, а потом тянется собирать рассыпанные карты вместе с упавшей туда же от удивления челюстью.

***

Остаток вечера Шото провёл на улице, разговаривая с сестрой. Фуюми была взволнованна тем, что её брат проведет Новый год дома, и поэтому кроме традиционного поздравления начала строить планы прямо в телефон. Тодороки-младший лишь иногда кивал и поддакивал, вспоминая, что его не видно, а Нацуо на фоне так и вообще не встревал в разговор, видимо предпочитая побыстрее набить желудок. И Шото его вполне понимал — сестра готовила очень хорошо и иногда ему хотелось, чтобы они приготовили что-то вместе с Бакуго. Наверняка это было бы божественно вкусно. Наконец попрощавшись с сестрой уже до завтрашнего вечера, он поспешил вернутся назад в общежитие. Хоть холод и не доставлял ему неудобств, приятного топтаться в одной рубашке на улице мало. Открывая дверь, он услышал знакомый голос, а точнее крик, и поспешил зайти внутрь. — Кацуки, — окликнул злого парня Шото и тот остановился на полпути к Мономе, оборачиваясь на него и туша взрывы в руке. Этой заминки хватило, чтобы главный говнюк Б-класса скрылся из поля их зрения. — Блять, напугал, я думал ты уже свалил отсюда, — невольно рыкнул Бакуго и подошёл к двери, выискивая в общей куче свою обувь. — Нет, я с сестрой говорил, — отмахнулся Шото и задал более насущный вопрос: — Тут что-то случилось или Монома просто был собой? — Хехе, — коротко хихикнул Бакуго. — Это точно, хотя я не расслышал, чего он конкретно там вякнул. Но вряд ли что-то хорошее, уж слишком морда у него раздражающая была. — Будто она когда-нибудь бывает другой, — закатил глаза Шото. — Подождешь меня? Бакуго, уже замотанный в шарф по самые уши, кивнул на дверь, мол, жду на улице, и Тодороки поспешил заглянуть обратно в комнату — стоило предупредить друзей о своём уходе. Вроде ничего не изменилось, но он чувствовал спиной несколько сверлящих взглядов, когда подошёл к друзьям. — Свет на первом этаже оставите включенным, — предупредил его Иида. Шото кивнул ему и тихо поинтересовался у Мидории: — Тут что-то произошло? — Да ничего особенного… — отвел взгляд Изуку, явно не желая рассказывать, но всё же добавил: — На всякий случай держись подальше от омелы. Во избежание всяких… недоразумений. Мидория не захотел уточнять, что в его отсутствие Тецуна зачем-то решила посвятить Бакуго в свои несбывшиеся планы на счет самого Тодороки, омелы и традиции, которая связанна с этим растением. Что, естественно, совершенно не понравилось парню, и он немного вспылил. Тодороки уже хотел было уточнить, что именно случилось, но за спиной раздался голос, который сейчас хотелось слышать меньше всего. — Может, посадишь наконец бешенную собаку на цепь, желательно в наморднике, как на первом фестивале, раз уж он тебе даёт? Или ты ему, кто ВАС там разберёт, — Монома подчеркнуто выделил это слово, будто вкладывая половину яда от фразы в него. Шото почувствовал, как с его руки слетают небольшие языки пламени, а лицо исказилось злобой так, что Мидория, кажется, получил ещё одну моральную травму от одного его вида. Тодороки не думал, что может так быстро заводиться, но сейчас тормоза явно решили не сработать. Он резко обернулся на дерзко ухмыляющегося парня и почувствовал, что закипает ещё сильнее. Так, нужно немного остыть, а то сожжение чужого общежития станет неприятным конфузом незадолго до выпуска. Тодороки в пару шагов преодолел расстояние между ними, сгреб за ворот рубахи и впечатал опешившего (от такой реакции со стороны вечно спокойного парня) Моному в стенку, что тот только захрипел и вцепился пальцами в кулак. Да, Бакуго действительно кое-что ему дал, если можно так выразиться. И это «кое-что» в виде непреодолимого желания врезать по морде что-то уже не вызывает у его противника той ехидной радости, как несколько секунд назад. — Тебя не взорвали минуту назад, но удача не длится вечно, — кажется, с охлаждением мыслей он слегка переборщил — с первыми же словами изо рта вырвались густые клубы пара и быстро распались в теплом воздухе прямо перед лицом прижатого к стенке Мономы. Блондин буквально светился ликованием, что на его провокацию наконец отреагировали, но сжатая в кулаке рубашка и чересчур крепкий упор в стену немного остужали радость. Как уже говорилось раньше, слишком много свидетелей, даже если Тодороки сойдет с ума и захочет всерьез навредить — его остановят. Нейто почти на сто процентов уверен. Почти… Один процент, одна сотая процента оставались неопределенными, сворачивались в клубок иррационального страха в горле. — Ещё раз такое вякнешь, я приморожу твой поганый обгоревший язык прямо в глотку. — у Шото у самого мурашки прошлись от своих слов, на секунду он будто посмотрел на себя со стороны, но ни на йоту не отступился, а только сильнее, до треска, сжал рубаху, упираясь напряженными костяшками в горло Мономы. — Ты. Меня. Понял? — с упором на каждое слово переспросил Тодороки, заглядывая в синие глаза напротив, в которых страх настолько стремительно заменял высокомерие, что на ответ парню потребовались считанные секунды. — Да… — хрипло произнес Монома и, как только Шото опустил руку, стремительно разворачиваясь к выходу, принялся потирать шею. Чтоб он ещё раз связался с поехавшими. А Тодороки пулей вылетел из гостинной — сейчас ему не хотелось видеть ни Мидорию или Урараку с их сочувствующими взглядами, ни тем более Ииду с его отчитываниями — и вдохнул морозный воздух. Возможно, он был не прав, когда так остро среагировал, возможно, стоило проигнорировать это, как и все реплики Мономы, возможно, его теперь накажут, если Нейто пожалуется Айзаве или ещё кому-то из учителей, … Но… Но. Шото просто не может пропустить мимо ушей оскорбления в адрес самого любящего и любимого человека в его жизни. И точка. Который, к слову, топтался на дорожке чуть поотдаль и сейчас явно собирался высказать всё, что думает по поводу его задержки. Тут и к гадалке не ходи, Бакуго чересчур теплолюбивый для долгого ожидания на зимней улице. Раздраженное цыканье, когда парень его заметил, недовольный наклон головы и резкий полуоборот корпуса, из-за которого лямка школьной сумки чуть сползает с плеча — от всего веет таким теплом и в груди Тодороки что-то щемит. Бакуго уже открыл рот, чтобы высказать пару ласковых и поторопить его в общагу, но парень поспешил сократить расстояние между ними и крепко обнял, прижимаясь всем телом и выдыхая струю теплого воздуха на холодную щеку. Кацуки на секунду оторопевает и пытается вырваться со словами «даже не пытайся подмазаться», но совсем скоро замирает, одной рукой зарывается в волосы, взъерошивая их на макушке, а второй успокаивающе поглаживает по спине и тихо спрашивает: — Что-то случилось? В голосе сквозит едва заметное беспокойство. — Кому мне вернуться и набить морду? Шото едва заметно улыбается и вместо ответа только прижимает парня ближе. Хочется отрастить огромные ангельские крылья, такие же мягкие, как у одной из плюшевых игрушек на ёлке, и укрыть ими их обоих от всего, от любых опасностей и неприятностей. Характер Бакуго — явно не из лучших, от его высказываний иногда уши сворачиваются в трубочку, а многие до сих пор сомневаются в нём, как в потенциальном герое, но он не заслуживает обращения, как к какому-то животному, не заслуживает таких жестоких слов в свой адрес. Всем не докажешь и всех не убедишь, как ни прискорбно, но Тодороки не позволит никому оскорблений в сторону Кацуки хотя бы в своём присутствии и будет пресекать их, пускай даже таким способом. Это его долг, как героя, и его желание, как возлюбленного. Шото легонько целует висок и чуть отстраняется, заглядывая парню в глаза. — Уже никому, — и на недоверчивый взгляд Бакуго добавляет: — Думаю, меня вполне там хватило. Кажется, последняя фраза успокоила блондина: он фыркнул себе под нос и ещё раз взъерошил разноцветные пряди в своей ладони. — Бодрящее «по морде» лишним не бывает, но так уж и быть, оставлю сегодня всю славу тебе. А теперь пойдем, холодно, — Бакуго крепко переплетает их пальцы и нетерпеливо тянет за собой. Их общежитие недалеко, буквально в пяти минут ходьбы, поэтому они неспеша прогуливаются по широкой аллее. Тишину нарушает лишь периодическое шуршание упаковок от небольших, буквально на один укус, карамельных конфет в форме небольших тросточек. Тодороки так и не успел их попробовать, поэтому с интересом распаковывал одну из тех, что захватил с собой Бакуго. В принципе, на вкус неплохо — сладкое и освежающе мятное. Но оба вкуса уж чересчур насыщенные, он любит что-нибудь более сдержанное и ненавязчивое. А вот у Бакуго, как он сам выразился, уже «тяга ко всему красно-белому и мятному». Общежитие, наверное, впервые на их памяти встречает парней темными окнами и они даже не сразу находят выключатель на первом этаже — самая редкоиспользоваемая вещь. Терять время не охота, ведь шанс попользоваться ванной без шумной компании под боком выдается и того реже. Бакуго хватает чуть больше пяти минут, чтобы стянуть надоевшую форму, переодеться в удобную домашнюю одежду и, закинув полотенце на плечо, снова спуститься вниз. Уже из раздевалки слышно шум воды — и когда только Половинчатый успел раньше него? Теплая вода приятно стекает по телу и парень на пару секунд застывает под её потоком, и лишь потом принимается за дело. Оперативно, ибо впереди его ждет двадцать, а может и больше, минут блаженства в горячей ванной. Закончив, Кацуки прикручивает кран, косится на Тодороки, который до сих пор возится, хотя и пришёл раньше, и невольно засматривается. Блестящие волосы зализаны назад, а с них быстро стекает мыльная пена, скользя по всему телу, очерчивая каждый мускул. Ловким движением пальцы ещё несколько раз проходятся между прядями, скользят по шее и плечам, смывая редкие остатки блестящей пены с кожи. А ведь они впервые тут совсем одни Ухмыляется внезапному осознанию Бакуго, подходя ближе. И желает одноклассникам попраздновать ещё подольше…