Лабиринты дорог

- Герцог Окделл, какая встреча. Давно вас не видно было. Дик явно растерялся. Он сидел спиной к нам, а его толстый родич, кажется кузен, не сразу обратил на нас внимание. - У меня были неотложные дела. Когда Ричард обернулся, настороженный и угрюмый, мне захотелось шагнуть и обнять его, прижать к себе. И не отпускать никогда. Но вместо этого я уселся напротив, закинув ногу на ногу, и совершенно нахально заявил: - Вижу, сейчас их у вас нет. - Нет. Монсеньор отпустил меня на целый вечер. - Тогда предлагаю переместиться в «Руку судьбы» и сыграть в кости. - Мы не можем, - ответил Реджинальд. Я вспомнил-таки имя толстяка. - Вы, может, и не можете, мне нет до вас никакого дела. И вообще, я приглашаю не вас, а герцога Окделла. - Я не против скоротать вечер за костями, - кивнул Дик. О, Абвении, как же мне хотелось просто поговорить с ним. Но я понимал, что разговора не выйдет. А просить и унижаться я не буду ни за что. - Ты с ума сошел, - зашипел толстяк, - к чему тебе играть в кости? Вспомни, что говорила твоя матушка, герцогиня Окделльская. Кости, как и карты – от Чужого, а ты герцог Окделл. «Знала бы она, что кости и карты еще не самый страшный грех». - Эй, как-вас-там, - откликнулся на слова Наля насмешник и зубоскал виконт Манро, - вы бы или шипели потише, или уж говорили в полный голос. А так – ни два, ни полтора. Тот пристыжено замолчал. А Ричард, оставив его за столом, подошел к нам. Мы пошли в «Руку судьбы» всей компанией. Если б я был без приятелей, без своей свиты, что таскалась за мной по всей Олларии, разговор бы пошел по-другому. Но сейчас мне не оставалось ничего другого, как играть. Удача явно была не на стороне Повелителя Скал. Он сначала проиграл мне все деньги, что были у него. Сорок талов или около. В попытках отыграться он поставил на кон кинжал. - Не советую, - бросил я, - играть на оружие последнее дело. - Тогда коня, - срывающимся голосом ответил он. В глаза друг другу мы избегали смотреть. Только на стол, куда со стуком падали игральные кости. - Может, выйдете из игры? Останетесь бедным, но гордым, - хмыкнул я. Дик в ответ лишь промолчал, упрямо поджав губы. Этот жест казался мне в свое время очень забавным.       После некоторого отыгрыша ему вернулась часть денег. Но затем он снова спустил все, и его неказистый конёк тоже стал моей собственностью. - Поставьте что-то такое, что наверняка приманит удачу, - мурлыкнул ему на ухо рыжий, - какую-нибудь вещь, что именно ваша, и привязана к вам… О, вот! И он показал на кольцо с карасом. Раньше, в Лаик я не видел на руке Ричарда этого украшения. А потом уже не до того было. - Неплохая мысль. Благодарю вас, виконт Манро. В серых глазах Ричарда появился недобрый огонек. Этакая смесь отчаянной лихости и ненависти ко всем нам. Когда я примерил кольцо, оно оказалось мне велико. Я и не думал, что у Дика пальцы настолько больше моих. Или он носил его на большом? Сразу понятно, когда-то этот карас принадлежал Эгмонту – крупному широкоплечему человеку. Приятели развеселились: - Эсти, может и титул себе заберешь? - Из тебя Повелитель будет намного лучше. И надорский замок попадет в надежные руки. - А ну-ка, тихо, - рыкнул я на свою свиту, - заткнулись все. Мы вышли во двор. Еще было светло – весной темнеет поздно. На Олларией плыл теплый сиреневый вечер. В соборе святого Франциска колокола зазвонили к службе. Я сунул ему в одну руку кольцо, в другую – монеты. - Знаете, герцог Окделл, никогда не садитесь играть. Вам не везет в игре. Возможно, повезет в любви. По поверьям, игра или любовь – Чужой, которого так боится ваш толстый родич, не одобряет везения и там и там. Да, свою лошадь заберите тоже. Мне чужого не надо. И, не дожидаясь ответа, вернулся в таверну. «Ну, все, Эсти, - мысленно сказал я себе, - ты разрушил до основания все, что создал за полгода с таким трудом. Теперь Дикон будет шарахаться от тебя, едва увидев». Паршиво было так, что хоть в Данар вниз головой. На миг эта мысль настолько завладела моим умом, что я повернул коня к берегу реки. Постоял, послушал плеск волн. И поехал обратно.       Недавно пришлось мне побывать в патруле гарнизона. Сначала это казалось даже забавным. Мне уже приходилось бывать в портовых тавернах и злачных местах, но как посетителю, а не как солдату в красно-белом мундире*. Но когда наш разъезд направился к берегу реки, нам какой-то лавочник сообщил, что рыбаки только что выловили из воды тело. Я видел утопленника в первый раз в жизни, и хвала Ушедшим, издали. Однако мне хватило. Капитан Вайскелл, заметив мое лицо цвета весенней зелени, благоразумно отправил меня доложить коменданту о «находке». Так что мысль о том, что меня вытащат вот таким же, распухшим от воды и синим, с вцепившимися в тело раками казалась отвратительной. В особняке графа Килеана я сказал, чтобы меня не беспокоили. И, взяв гитару, начал петь. Я тщетно надеялся, что это поможет. По обочине да по кромке Рвется сердце неровной дрожью. Здравствуй, жизнь. Посидим в сторонке? Посидим… хоть недолго, может. Поболтаем о том, что было, Может быть мимолетно слишком… Знаю, жизнь, ты меня любила, Хоть я ветреным был мальчишкой. Да и я любил беззаветно, Упиваясь тобой, как ветром, Торопился - и жить, не медля, И считать себя правым, наверно, Научился не ждать и верить, И вставать под прицелом взглядов, Открывать и душу, и двери, Тем, кто важен и тем, кто рядом… * солдаты столичного гарнизона носят не черно-белые, а красно-белые мундиры.