Хозяин чёрных роз

Серые будни Туманного Альбиона вновь завладели умами магглов. Никто более не вспоминал о нашумевшем деле маленького Гарри Поттера. Вернее, некому было вспоминать, ведь Лондон и его окрестности вновь погрузились в прежнюю суету обыденных дел. Птица Ньюта сделала своё дело, и теперь магглы, как и прежде, в привычном для них ритме носились по уличным кварталам в поисках решения своих повседневных пресных вопросов, вроде «А что вчера на работе было?», “ А как «Тоттенхэм» сыграл?», «Ты на обед? Я с тобой!». Газеты больше не пестрели звучными заголовками о мистическом исчезновении тела или воронках на кладбище со звукоэффектами. Журналисты, ещё недавно топтавшие пороги полицейского участка и дома Дурслей, теперь окончательно оставили в покое всех, в том числе, и суперинтенданта Чарли Рамзи. Он, как и его полицейский состав, совершенно ничего не помнил о том, что случилось на Рождество. Что немаловажно, Контртеррористическое Управление прекратило звонить домой и на работу инспектору Джонсону, разнёсшему по магической случайности их пол-архива. Мэтт не мог не радоваться этой новости: теперь он снова мог вернуться на работу и заниматься любимым делом. Из магглов только он один, не считая семью Дурслей, помнил все детали загадочного дела, которое до сих пор вызывало мурашки на теле бывалого копа. И он ещё не понимал, какую роль это сыграет в будущем. Жизнь вновь вернулась в прежнее русло. Но, не для дома на Тисовой улице, вернее, не для конкретного его обитателя. Для него жизнь только начиналась, несмотря на то, что этот малыш уже успел пережить многое. Маггловское расследование уже исчерпало себя, а магическое только начиналось. Он помнил предупреждения своих верных помощников о том, что Альбус Дамблдор не успокоится, пока не установит истину о его исчезновении. Больше всего мальчика продолжала нервировать сама атмосфера дома Дурслей: эти стены в комнате, пропахшие духами Петуньи, выкрашенный потолок, сад около дома — любая мелочь пугала ребёнка до дрожи в коленках. Гарри практически ничего не ел из того, что предлагала ему Петунья. Он практически не разговаривал со своим кузеном Дадли, хотя тот пытался начать дружбу с чистого листа и предлагал ему разные игры и подарки, оставшиеся ещё с Рождества. Со стороны это выглядело как перебор. А мальчику ничего из предложенного Дадли не нужно было. Он просто сидел на кровати с поджатыми под себя ногами и практически не выходил из комнаты без острой необходимости. Он прислушивался к каждому шороху, к каждому порыву ветра за окном и даже шагам по лестнице, словно тот был узником в тюрьме. Страшнее всего малышу приходилось по ночам, когда весь дом засыпал и пугающая темнота окутывала мальчика, словно ватное одеяло, с головы до ног. В такие часы тьмы мальчик забывал, как дышать, и огромными от страха глазами отчётливо пытался вглядываться в чёрную пустоту, пытаясь найти хоть малейшее подобие просвета. Даже тени деревьев и забора, оставленные от света фонарей и мелькавшие на потолке, вызывали у Гарри чувства одиночества и неослабевавшей тревоги. Они не покидали его до тех пор, пока мальчик не находил в себе силы и волю перебороть себя. Ему оставалось только верить в то, что где-то там, в глубине каменных, величественных стен замка среди чащи тёмного леса волшебники прошлого не забыли своего господина. Маленький огонёк надежды вновь поселился в сердце ребёнка. Гарри ждал, и это ожидание, казалось, начинало перерастать в вечность.

***

Как и говорил Альбус, дело маленького Гарри осталось лишь в стенах секретного отдела расследования случаев сверхестественной активности, а точнее — в руках брата Дамблдора, Аберфорта. Теперь же это касалось только магического мира, в котором объектом внимания по-прежнему оставался восьмилетний волшебник и окружавшая его со всех сторон мёртвая свита. Для директора Хогвартса по-прежнему было загадкой, почему мертвецы не подходили под описания древних некромантов о диких зомбических существах, следующих лишь приказаниям своего господина. Он никогда ни на практике, ни в древних хрониках не встречал хотя бы намёков на то, что пришедшие существа из загробного мира могли выглядеть как обычные люди — разговаривать, пить, есть, мыслить, одеваться так, как будто они находились в долгом магическом сне. Такие сложные вопросы Альбус старался не решать в одиночестве. Именно поэтому кабинет начальника секретного отдела вновь лицезрел добродушного и милого на первый взгляд старика. — Мальчик в порядке. Я вот всё думаю, стоит ли с ним разговаривать. Может, просто провести магическое сканирование — и дело в шляпе. Хотя... это тоже, возможно, ничего не даст. — Цитрус, ты меня удивляешь, — сердито откинулся в кресло Аберфорт. — Я прошу тебя, не трогай его, пока мы всё не утрясём. К чему ты мутишь и без того грязную воду? Оставь и его, и в себя в покое, хотя бы, на пару дней! Ты лучше мне скажи, ты в курсе, что сейчас происходит в Лебедином замке? Альбус немного удивился словам брата, ведь и так было понятно, что мертвецы наверняка оставались на своём месте и готовили новый план для спасения Гарри из лап магглов. — Всё по-прежнему. А что-то могло измениться? Теперь пришла очередь удивляться Аберфорту. Как же это так — всевидящий и всезнающий Альбус впервые чего-то не знает? — В том-то и дело, что изменилось. На днях мои агенты зафиксировали подозрительную активность в районе замка и решили узнать, в чём дело. Амулеты, с помощью которых мои люди могли запросто определить различные потоки магической энергии, светились так ярко, словно в их руках рождались сверхновые звёзды. Судя по докладу, я понял, что они наткнулись на наших «друзей» из могил, которые каким-то образом одурачили моих людей, раз они не смогли выявить хоть одного «живого» мертвеца. Амулеты с лёгкостью фиксировали тёмные энергетические потоки, но волшебников не было и в помине. Моих агентов встретил лишь приветливо улыбающийся Айнан, который только делал вид, что не понимал, о чём его расспрашивали. Никакими мертвецами там и не пахло. Как будто они сквозь землю провалились. Альбус пытался размышлять логически и выдвигал различные теории «пропажи» мертвецов, приплетая сюда и выводы про чары скрытности, и безумную идею о том, что всё происходящее являлось каким-то сном. — Вот об этом я с тобой и хочу поговорить, — ответил Аберфорт, мгновенно принимая деловой вид. — Помнишь, мы с тобой как-то уже поднимали тему того, как Гарри мог воскресить данных существ? Кажется, ответ ты так и не нашёл на данный вопрос. Альбус задумчиво покачал головой и всё внимание сосредоточил на старшем брате. — Я поначалу тоже не мог найти ответ, но мне помогла моя старинная библиотека. После долгих поисков я отыскал довольно любопытную книгу давно забытого волшебника античных времён. В ней описан единственный в своём роде ритуал из сферы некромантии, при котором можно воскресить мертвеца с разумом обычного человека при жизни. При этом использовалась одна руническая железная монета, рисунок которой был вырезан в бесконечный круг Жизни и Смерти по всей её окружной оси. — Подожди, — перебил брата Альбус, — но у нашего Гарри явно не было в кармане, скажем, тысячу таких монет. Так как же он смог поднять из земли старые кости и придать им облик живых людей? Как же он наделил их разумом? И если даже ему кто-то в этом помог, кто это мог быть? Возможно, кто-то всё-таки прознал про бесхозное наследство Гарри, а вместе с тем, видимо, и про его способности от рождения. Может, малыша нарочно заманили в кладбищенскую ловушку, чтобы воспользоваться его правом наследства и дать себе громадное преимущество против нас? Между братьями воцарилось молчание. По словам Аберфорта, становилось понятно, что поднять мертвеца и вселить ему разум живого человека было возможно только при помощи специальной рунической монеты. Одна монета — один мертвец. Было ясно, что таких волшебников, обладающих способностью Живой Смерти, можно было по пальцам пересчитать. Да и те были рассеяны по всему миру и отыскать их было довольно сложно. Подлинную историю о Лебедином замке и о его юном наследнике знала совершенно малая часть людей. Даже та же Минерва была удивлена некоторым фактам из жизни Гарри, например, то, что мать Гарри являлась чистокровной волшебницей. Казалось, что вопросы Альбуса и найденная книга Аберфорта ещё больше завели их в тупик. — Нет, Цитрус, твои рассуждения, конечно, интересны, но не в данной ситуации, — вновь продолжил Дамблдор-старший. — Судя по той магической энергии, что до сих пор тонкими потоками фонит на Хайгейтском кладбище, можно с уверенностью сказать, что мертвецы действительно поднялись из своих могил. Судя по тому, какими впечатлениями ты поделился о посещении замка, тоже можно сказать, что всё было спланировано именно этими людьми. Что самое интересное, мои агенты посетили и банк «Гринготтс», чтобы обнаружить наличие вещественных доказательств принятия наследства и вступления мальчика в право владения замком. Гоблин, принявший документы из рук, как ты говоришь, некоего Корнелия Николсона, либо ни черта ничего не помнит, что довольно странно для работника банка, либо ему хорошенько промыли мозги, и теперь тот не знает, о чём идёт речь. Внутри же замка, видимо, как и до прибытия Гарри, обстановка напоминала скорее давно уехавших владельцев, нежели чем уютное гнездо, в котором недавно обосновались люди. — И к каким выводам мы приходим? — нахмурился Альбус так, словно решал сложную математическую головоломку. — Мертвецы замели все следы пребывания не только Гарри в магическом мире, но и свои тоже. Это раз. Побег Гарри из замка и его похищение ритуалистами в рассказе для полиции — сплошной фарс, чтобы сбить с толку обе стороны в расследовании. Это два. И магия Гарри через его энергию эмоций облекла загробных существ в обличие тех живых людей, что когда-то находились при жизни в своём времени. Это три, — непринуждённо заключил Аберфорт. Первые два вывода для Альбуса не стали каким-то грандиозным открытием, не считая того, что мёртвая свита Гарри испарилась как сахар в горячем чае. Куда больше его внимание привлекли последние слова брата. Нет, конечно, директор Хогвартса не мог не знать, что такое эмоции и как они могли влиять на магическую составляющую любого волшебника. Однако он никогда в своей жизни ещё не сталкивался с тем, чтобы эти эмоции были связаны с некромантикой. — Насчёт последнего вывода… Я сам случайно наткнулся на такой раздел магии, и это благодаря той самой книжице античного волшебника. Именно он впервые описал магическое воздействие испытываемых эмоций на окружающую обстановку, — прервал молчание Аберфорт. — Цитрус, то, что мы не принимаем данный факт за полноценную магию, не значит, что этого не существует. Такой способностью обладает лишь тот, в чьей крови от рождения заложен некромагический код Жизни и Смерти. Причём, что опять интересно, этот код может как проявить себя в роду волшебников-некромантов и их наследников, так и быть закрытым глубоко внутри самих способностей мага. Это как с талантом: если не взращивать его, не тренировать руку, никогда не достигнешь положительного результата в своём ремесле. Здесь то же самое. Только у кого-то он проявляется явно, как у нашего Гарри, у кого-то его нужно развивать и обуздывать. Ещё во время маггловского расследования Альбус знал о том, что все некроманты так или иначе делились на две основные группы — те, кто защищал мир людей завесой Жизни и не позволял воздействовать на него миру тьмы, и те, кто, наоборот, стремился подчинить себе мир тёмных злобных тварей ради преимущества над другими. В таком вопросе по-хорошему следовало бы обратиться к знающим данную область некромантики магам, что испокон веков защищают миры от проникновения тёмных тварей. В памяти директора Хогвартса всплывал только один орден с такими адептами — тот самый Орден Живой Смерти, из-за которого весь магический мир чуть не погрузился в хаос. Тогда это были времена Грин-де-Вальда и никто не имел представления о том, какие силы хотел этот волшебник задействовать в магической войне против Альбуса. Сам же Дамблдор-младший после победы над тёмным волшебником надеялся на то, что адепты этого Ордена более никогда не потревожат его уши. Не одно поколение учеников Хогвартса не прошло без наставлений директора о том, что некромантия и вся её атрибутика не что иное, как тёмное измерение, из-за учений которого можно было без труда загреметь в камеру Азкабана. — Хорошо, — вновь заговорил Альбус, — давай рассуждать логически: если в Гарри заложен некромагический код Жизни и Смерти от рождения, значит источник его магических сил на несколько уровней выше обычных волшебников. И, по твоей версии, когда Гарри невольно забрёл на кладбище, этот магический код пробудился через одну из эмоций, то есть через страх. Получается, уже сейчас Гарри, не познавший всей сути магической науки, может неосознанно контролировать поток своей энергии? Ты же сам мне как-то говорил, что магия всегда требует формул, заклинаний, годы практик. А наш Гарри, выходит, может колдовать инстинктивно, не привлекая при этом какие-либо атрибуты магии или те же знания. Как такое возможно? — Ну почему же, брат? Бывали такие случаи, когда родившийся в семье волшебников ребёнок мог применять магию и без тех же волшебных палочек или амулетов. Есть много разновидностей невербальной магии. Конкретно в нашем случае внутри Гарри сидит некая таинственная сила, которая защищает его от негативного воздействия окружающего мира, в том числе и от тех же мертвецов, раз они были облачены в человеческий вид. Их воскрешению поспособствовала магия эмоций, которая для малыша каким-то образом поставила некую завесу на давно умерших людей. Брат, пойми, ни в одной книге ты не найдешь упоминание о том, чтобы восставшие существа могли стать обычными живыми людьми в мёртвом теле, за исключением тех самых рунических монет. Да, некромант мог с помощью тёмных заклинаний вложить частичку разума в мертвеца, но опять же только для того, чтобы тот начал выполнять приказания своего хозяина, опознавать его среди тысячи врагов, идти на его зов и, тем самым, защищать от непредвиденной гибели. — Я вот всё думаю, может стоит обратиться за советом к знающим об этом адептам, — неожиданно предложил Дамблдор-младший. — Возможно, стоит рискнуть… — Своею жизнью? — усмехнулся Аберфорт. — Если да, то дерзай, я давно не видел громких заголовок в «Пророке». Я прекрасно знаю, что ты имеешь в виду и кого подразумеваешь под «знающими адептами». Даже думать об этом забудь. Не хватало ещё, чтобы другие внешние силы прознали про мальчонка. И, брат, тема закрыта. Не смей сеять панику среди наших людей. К тому же, Гарри всего восемь лет, и говорить о том, что он станет тёмным магом, довольно странно и глупо. Ты бы лучше не с мальчиком разговаривал, а встретился бы с Фламелем и узнал бы все подробности из первых уст. Возможно, он и есть наш ключ к разгадке всей проблемы. А самое интересное — как он вообще оказался среди восставших? — Я уже отправлял к нему весточку. Ответа так и не последовало, — удручённо ответил Альбус. — Значит, он с ними заодно и выдавать какие-либо секреты тоже не станет. Но… Брат, я давно знаком с Фламелем. Он не может меня предать… — Без весомой на то причины, — перебил его Аберфорт. — Мы понятия не имеем, как он вообще вышел на мертвецов и на самого Гарри. Я не хочу строить конспирологические теории насчет твоего друга. Я только хочу сказать одно: произошло очень странное стечение обстоятельств, при котором он оказался в стане наших врагов. Я не знаю, как, но было бы прекрасно, если бы он стал нашим информатором и доносил бы все ценные сведения только мне. — Получается, вести так называемые переговоры с Фламелем тоже опасно, — задумался глава Хогвартса. — Если он действительно смог выйти на мёртвую свиту и её предводителя Корнелия Николсона, то очень вероятно, что они в прошлом, в своём времени, были давними друзьями или коллегами по оружию. Иначе, как тогда объяснить столь внезапное появление Фламеля в рядах мертвецов? Столь красноречивое рассуждение заставило Дамблдора-старшего на миг восхититься младшим братом. Он звонко сделал пальцами щелчок в подтверждение слов Альбуса, вставая со своего кресла. — Цитрус, наконец-то ты учишься здраво мыслить. В таком случае, можно поступить так: продумай все, что ты хочешь сказать Фламелю, как ты с ним встретишься, как заведёшь разговор о Гарри, принятии наследства. Как ты уже понимаешь, тебе нужно не после слов «Привет, мой старый друг! Как поживаешь?» спрашивать его о Гарри, а разработать хорошо продуманную стратегию. И как только у тебя наметится план, будь добр, сообщи сначала обо всём мне, чтобы потом не приходилось тебя вытаскивать из заколоченного гроба. Альбуса немного передёрнуло на последних словах брата. Он повёл плечами так, словно в кабинет начальника отдела залетел холодный ветер. Он попытался прикрыться небольшой усмешкой, но, увидев в глазах старшего брата полную серьёзность, оставил эту затею. — Да, я согласен, давай так и поступим. Только что мне теперь говорить Минерве? Она всё расследование находилась подле меня, постоянно расспрашивала о ходе дела и порой задавала несколько ненужные вопросы. — Насколько ненужные? — спросил Аберфорт таким тоном, словно интересовался погодой в Англии. — Например, о семье Гарри, о его матери, о его сестре. Об этом же никто особо не знает, кроме нас с тобой и несколько человек, одни из которых пропали без вести, а другая часть погибла. — Брат, и я прекрасно понимаю, что чувствует Минерва. В тех документах, которые она держала в руках после встречи с лже-Гарри, нет ничего поддельного, кроме самого имени мальчика. Не надо, не говори ничего, я помню, для чего ты скрыл истинную правду о рождении Гарри. Тогда ты руководствовался благими намерениями. Ты просто хотел защитить его от Тома Реддла и его приспешников. Но, брат, помнишь, как я предупреждал тебя о том, что истина рано или поздно откроется и что тебе держать ответ не просто перед магическим миром, но и, прежде всего, перед самим Гарри? Помнишь это? Дамблдор-младший, конечно, всё помнил. Ему трудно было забыть те минуты, когда приходилось принимать решения быстро и особо не раздумывая над будущими последствиями. Он не мог забыть, как чуть ли не насильно заставил Лили и Джеймса скрыть ото всех рождение сестры Гарри, Белиты; как намеренно скрыл правду о чистокровном происхождении матери мальчика и, соответственно, её родной сестры, Петуньи; как неоднократно использовал свои связи в Министерстве Магии, Аврорате, не раз прибегая к помощи старшего брата, и бросал все силы на то, чтобы практически предать забвению всему, что могло иметь значение для юного Гарри. — Можешь не отвечать, — вздохнул Аберфорт, — и так понятно. Хотя бы с маггловским расследованием скажи Минерве всё, как есть: использовал птицу Ньюта, Фрэнка, чтобы стереть всем магглам память о событии на Рождество. Гарри находится у Петуньи. Жизнь налаживается. На сегодня — всё. У меня ещё совещание вечером. Держи меня в курсе всего, что происходит вокруг Гарри. Без меня не предпринимай какие-либо шаги. Аберфорт обнадёживающе похлопал по плечу младшего брата и сопроводил того до точки трансгрессии. Он не стал более ничего говорить Альбусу: на его лице всё также покоилась сдержанная улыбка, а в глазах — неприкрытая грусть. Схлынувшая, казалось бы, совсем недавно, тревога вновь начинала набирать свои обороты.

***

За окном уже вовсю вступал в свои зимние владения февраль, а Гарри по-прежнему оставался в доме Дурслей. Кузен из-за загруженности в школе особо не приставал к Поттеру и старался лишний раз не попадаться ему на глаза. Петунья, видя, как мальчик постепенно замыкался в себе, подумывала о том, чтобы привести домой хорошего психолога. Однако директор Хогвартса был категорически против того, чтобы кто-то посторонний снова заглядывал к Гарри и вновь тревожил его. Только один Вернон продолжал смотреть на мальчика исподлобья, нередко даже отпуская в его сторону саркастические шутки. Из-за этого Гарри приходилось есть отдельно в бывшей комнате Дадли, чтобы лишний раз не привлекать и без того буйное внимание главы семейства. С каждым проведённым днём в доме на Тисовой улице надежда в сердце мальчика угасала так же быстро, как догорающая свеча. Но он всё ещё продолжал верить в то, что верные помощники не забыли его и вот-вот вернуться за ним. Днём мальчик старался не думать об этом, отвлекаясь разноцветными картинками из школьного букваря. Ночью же Поттер не мог справляться с подкатывающими к горлу слезами, которые нередко переходили в тихие всхлипы. Они душили его так, словно на его горле кто-то специально фиксировал сжимающийся ошейник. Это продолжалось до тех пор, пока однажды в темноте он не услышал знакомый голос, ласково зовущий его по имени. От неожиданности Гарри подскочил на кровати и уставился в чуть приоткрытую дверь комнаты. Там стоял человек в тёмных одеяниях, шелестевших по деревянному полу, а его магическая энергия будто заряжала маленького ребёнка и манила того к себе. — Корнелий, — только и смог проговорить мальчик, прежде чем кинуться в его объятия. — Прости, Гарри, за столь долгое ожидание, — тихо ответил старик, гладя Поттера по голове. — Прости за причинённые страдания, я не мог прийти раньше. Люди Альбуса следили за мной, и, может, следят за домом. — Я хочу домой. — Как пожелаешь, Гарри. Только сначала позволь мне произнести одно древнее заклинание. Поттер одобрительно кивнул и закрыл глаза, как велел ему Корнелий. Старику потребовалось несколько секунд на то, чтобы вся комната озарилась ярким зелёным светом, который испарился так же быстро, как выпавший первый снег. Теперь перед взором маленького Поттера появился такой же ребёнок, как и он сам: с той же одеждой, прической и даже шрамом на лбу. Единственное отличие состояло в том, что у лже-Гарри было намного меньше магической энергии, нежели чем у настоящего Поттера. — Знакомься, Гарри, это твой магический брат-близнец. Я его вызвал древним заклинанием, ты его только что слышал. Это всего лишь твоя копия, твоя тень, которая будет служить тебе до тех пор, пока ты сам не пожелаешь от неё избавиться, — шёпотом произнёс Корнелий, пока аватар Поттера рассматривал комнату. — Чуть позже я расскажу тебе о контр-заклятии. Оно поможет тебе вновь воссоединиться с этой половиной. После этого все произошедшие события, пережитые чувства, все страхи перейдут тебе в «наследство». — То есть, я буду всё знать и помнить о нём? — также тихо спросил Гарри. — Да. В любое время дня и ночи ты сможешь воссоединиться с ним. — Корнелий, а как же он сможет понять, где он сейчас находится? Он же ничего не знает про Петунью, — удивлённо захлопал глазами мальчик. Гарри не успел получить ответ, как сам аватар начал рассказывать историю настоящего Поттера вплоть до встречи с директором Хогвартса. Удивлению Гарри не было предела. Теперь оставалось лишь навсегда попрощаться с домом на Тисовой улице и на этот раз вернуться туда, где Гарри суждено было стать поистине великим волшебником. Лебединый замок снова открывал свои двери перед Гарри и его мёртвой свитой.