И пришел Ангел

Первое, что понимает про себя маленькая Петунья, — она ленива. Ленива до крайности, до той стадии, когда и занятие чем-то приятным скорее утомляет, чем радует. И от этого пошло уже всё остальное в ее жизни… Второе, что четко осознает маленькая мисс Эванс, — более всего она ценит стабильность. Всё должно быть в ее жизни четко и по полочкам. Иначе — хаос, а хаос заставляет делать много больше по собственному устранению, чем привычные действия при стабильности и четком плане.  И поэтому маленькая Туни не плачет, ведь слезы — это головная боль позже, это усталость и сонливость. Маленькая Туни не спорит со взрослыми, потому как смотри пункты выше. Маленькая мисс быстро учится выполнять поручения с первого раза и быстрее, чтобы не тратить больше сил, но позже. Она учится вести себя благовоспитанно, потому как любое иное приведет к большей трате невеликих сил и нервов. И, наконец, третье, что осознает маленькая Петти, — люди опасны. Нет, опасны не преступники, а вообще все люди. Она слушает разговоры своего отца, что мог лишиться сделки по продаже из-за слухов, или его же решения, когда «кто-то что-то сказал о его сотруднике», об увольнении оного сотрудника. Она слышит разговоры дамского клуба своей матери, где дамы решали отстранить какую-то соседку от их круга или же, наоборот, принять новенькую мамочку в свои ряды, и видит своими глазами, к чему приводит то или иное решение. Петти слушает-слушает-слушает… и очень быстро понимает, как могут слухи сломать жизни. Маленькая мисс еще не знает слова «репутация», но уже понимает, где-то глубоко внутри, его глубинный смысл.  Из-за трех пониманий своей жизни Петуния растет достаточно хорошей девочкой. Хорошей в собственных глазах, конечно.  Она не помнит, не может вспомнить, когда это началось… Возможно, что так было всегда, но скромная, опрятная Туни всегда была где-то за младшей сестрой. И нет, ее данный факт не расстраивает и не вызывает ревности, как думают все, включая родителей и Лили, ибо три ее понимания все еще с ней, и ничего не изменилось.  Она слишком ленива, чтобы быть вечно «добрым солнышком», «хохотушкой», да и «красавицей», пожалуй, тоже… Слишком трудно быть такой, какой растет ее сестра. Она слишком спокойна, слишком ценит порядок и слишком труслива, чтобы быть такой, ведь стать яркой — значит нарушить распорядок дня, привычки и собственную стабильность мыслей. Ей этого не нужно.  И все бы хорошо, она бы так и росла серой мышью рядом с красавицей и умницей сестрой, если бы не появились… магические выбросы. Лилия Эванс была крайне ревнивым ребенком, поэтому большая часть ее фокусов доставалась именно сестре. И далеко не всегда ее выбросы были так же невинны и так же красочны, как пляска вокруг нее осенних листьев. Лили хотела, чтобы у нее были самые яркие вещи, поэтому яркие платья Петти сгорали, пропадали, перекрашивались, превращались… В общем, сейчас, спустя годы, Петуния Дурсль не могла точно сказать, сколько всего было, память подводила, но вот к письму из Магического дурдома в ее вещах больше не было ярких цветов, да и сама мисс пользовалась только теми вещами, что однозначно были хуже, чем те, что покупались сестре. Лишь ее безразличие гарантировало, что предметы, вплоть до зубной щетки, будут в целости и сохранности. Все, что было у Петунии, должно было быть на порядок хуже, чем у младшей сестры, иначе пострадает вещь, сам дом, а то и старшая сестра. И да, к приезду профессора в их дом юная мисс Петуния Эванс уже умела «держать лицо», как и выдавать нужную, для Лили, реакцию. Маленькая Петти открыла и четвертое понимание, благодаря сестре, — маги опасны. Маленькой Петунии было шесть, когда она поняла это в полной мере. Осознала столь ясно, что захотелось бежать. В тот уикенд вся семья отправилась на озеро в соседнее графство. Им нужно было спуститься к берегу по металлической лестнице, что была вмурована в грунт. Травы было так много, что ступени приходилось искать взглядом.  Лили буквально слетела с лестницы первой и побежала по полянке на берегу, радуясь солнцу и смеясь. Родители же шли куда более аккуратно, потому что спускали вещи для пикника. Последней шла Петуния.  Ей было страшно. Спускалась она медленно и держалась за чуть ржавые перила крепко, поэтому, когда подняла глаза и посмотрела вниз, то родители уже разбирали вещи, раскладывая на деревянном, большом столе припасы. Лили же стояла у подножия лестницы и смотрела на Петти. Она до сих пор помнит тот взгляд. Самодовольный. Злобный. Жестокий настолько, насколько могут быть жестоки только дети. И улыбка на розовых губах. Это было все, что угодно, но не улыбка ребенка. Сначала нога Петти поскользнулась, но девочка удержалась. А вот затем она почувствовала, как трава буквально обвивает лодыжку и дергает вниз. Только чудом Петуния вместо того, чтобы отпустить, вцепилась в перила обеими руками, бросив маленький походный сундучок со столовыми приборами, который ей вручили. На какой-то страшный миг, растянувшийся в вечность, Петуния оказалась буквально растянута между травой и перилами. Она ударилась спиной о другие ступени, даже затылком чуть приложилась, прежде чем страшная магия растянула ее, как веревку для белья. От ужаса сдавило горло. Свело пальцы. Сколько продолжалась эта попытка скинуть ее с лестницы, Туни не помнила. Ей казалось, что часы. В какой-то момент девочка ощутила, что трава отпустила ее ногу. Случилось это так неожиданно, что девочка снова ударилась. И только сейчас, когда Петуния лежала на ступенях в уже грязном платье, родители заметили, что происходит.  Ее поругали за неаккуратность, заодно похвалили Лили за ловкость. А Петти сидела на скамье за столом и чувствовала, что у нее все болит. Болела спина. Страшный, почти черный синяк сходил почти месяц. Болела, а затем и распухла нога. Несносно ныли руки, особенно пальцы. Еще была шишка на затылке, что тоже болела. И Лили. Она смотрела на сестру, и под ее взглядом Петуния не решалась жаловаться. Выводы Петти умела делать быстро. Родители тоже хвалили дочку не просто так, тоже не хотели нарваться на гнев маленького мажонка. Петти наблюдала, и вывод был единственным — родители тоже боялись Лили, только скрывали лучше. Ей было восемь, когда она решилась спросить, почему родители так относятся к Лили? И ей рассказали. Оба старших Эванса были сквибами, причем аж третьего поколения. И оба мечтали стать родителями волшебника, чтобы иметь право вернуться в магический мир. Не самая лучшая причина для брака, решила тогда маленькая Петуния. Родители просто хотели вернуться в мир волшебников. Почему? Потому что сквибы видели волшебное, видели волшебников, колдовство, но не могли туда попасть, права не имели, а хотелось. Почему? А потому, как позже поняла Петуния, что даже сквибы людей за равных не держали. Настолько, что оба Эванса специально искали в партнеры сквиба. Зато стало понятно, что равного отношения ждать не стоит. Отношение к ней было как к проигрышному лотерейному билету. И нет, Петти это не ранило... если только чуть. Но чем старше она становилась, тем меньше ее волновала предвзятость родителей. Петуния тоже приняла правила игры в доме, чтобы выжить. Она должна быть уродливее сестры, хуже сестры и еще более тихой. Иначе — боль. К одиннадцати годам младшей Туни усвоила это четко и ясно. Сложно не усвоить, если при любом конфликте с младшей сестрой тебя обливает кипятком в ванной, рядом с тобой взрываются лампочки, а ты только чудом успеваешь прикрыть лицо. Наверное, она должна была от всего этого страдать, но нет. Туни была слишком ленива, чтобы тратить нервы на домашние правила или переживания, что она не может отомстить рыжей твари. Писем из магической психушки Петуния ждала так, как никогда не ждала собственного дня рождения, ведь это означало почти десять месяцев безопасности. На долгие семь лет. А то, что из-за рыжего чудовища у Петунии не будет достойного образования, ибо все деньги уходили на Лили, девочку не волновало. Малая плата за безопасность, решила тогда Туни.