Где-то посреди ночи

       Мне наплевать, что там говорят. Только если это не Кирилл.       — Раз уж ты меня не любишь… — парень улыбается мне, но улыбка эта жуткая и, кажется, совсем не адресована мне.       — Я люблю тебя, — так говорю, будто оправдываюсь, но на деле это не так. Я говорю правду, чистую и искреннюю.       — Попизди, — усмешка. В руках Кирилла раскладной нож, и он выдвигает лезвие, а после проводит им по своему запястью.        — Что ты делаешь? — мои зрачки сужаются, и я смотрю в его глаза, полные непонятного разочарования.        — Готовься, — слизывая алую кровь с руки, проговаривает он. — ты следующая.       Парень подходит ко мне ближе. Я пячусь назад, но врезаюсь в стену, а потом скатываюсь по ней вниз.        — Н-не надо… не хочу… — крупные слезы просачиваются сквозь ресницы, а потом скатываются по щекам вниз, делая одежду мокрой.        — Малышка? — обеспокоенный голос Кирилла разбудил меня, и я раскрываю глаза, пока парень удивленно смотрит на меня.        Я и правда сижу, прижавшись к стене и плачу, пока приятно теплая вода стекает по моему телу. Мы в ванной, а Кирилл, видимо, мыл меня.        — Ты чего плачешь? опять плохой сон приснился? — я прикрыла лицо руками, вытирая слёзы, но те лишь лились с большей силой. — Люсь.        — Прости, — не знаю, за что я извиняюсь, но стало стыдно за мои рыдания. Я вечно только и делаю, что слёзы лью.        Парень поднимает меня на ноги, выключает душ, а после подносит махровое полотенце к моему телу, и начинает вытирать, вздохнув перед этим пару раз. Я, уже не понимая, где сон, а где реальность, прижимаюсь к Кириллу и щупаю его кожу, чтобы наконец узнать, сплю ли я.        — Пойдем спать, — зовёт Кира. — если приснится что-то страшное, буди меня.       — Не хочу.       — Что?        — Не хочу, — повторяю я, надевая сухую футболку и трусы. Кирилл, оставшись в одних штанах, удивляется, смотрит в глаза, а потом кивает.        — Посидеть с тобой?        — Да… да, если не сложно, — я падаю в его объятия. Как хорошо, что он со мной.        Тепло. Кирилл провожает меня в кухню, в одной руке сжимая мое тело, а во второй пачку Мальборо. Когда оказываемся на балконе, сердце замирает. Ночь невероятно красива, почти что кровавая луна завораживает.        Нам не нужны граммы, чтобы быть вместе. Красивые глаза Киры лучше этой луны и звезд. Я знаю, как они сияли, когда эти самые граммы попадали в кровь. Я знаю, как они сияли, когда я была с ним в постели. Я знаю, как они сияют, когда мы рядом.       Я знаю, что Кириллу хочется ещё. Ещё, ещё, ещё… это было бы ошибкой. Он терпит. Молчит, когда его ломает, молчит, когда плохо, но я всё вижу. Я вижу, как ему хуёво без граммов.        Он будто пуст внутри. Не знает, что бьет в груди. Но когда я рядом, его сердце катится на дно, как он сам когда-то выразился. В хорошем, наверное, смысле, но эту фразу я так и не поняла…        Когда я засыпаю, мне становится невыносимо плохо. Я не могу спать. Кирилл во сне всегда злой, но даже там он меня любит по-своему, и я не злюсь за его прошлое. Психопатия — это действительно ужасно. И я понимаю его.       Кира закуривает, выпуская клубы густого дыма изо рта. Я тянусь к его сигарете, чтобы отобрать, но он лишь поднимает руку выше, чтобы я не достала.       — Тебе не понравится, малыш, — посмеивается, притягивая меня второй рукой к себе. Утыкаюсь носом в его футболку. — они безвкусные.       — Я курю не из-за вкуса, ты же знаешь, — обиженно проговорила я, обнимая его тело обеими руками. — мне нужен никотин.       — Я — твой никотин, поняла?        Улыбаюсь. Его голос так успокаивает, будто он колыбельную поет, а не про никотин затирает. Пальцами сжимаю ткань его футболки.        — Поняла.        Дождь пошел. Кирилл заводит меня обратно в кухню, закрывает дверь на балкон, а потом плюхается на диван, жестом показывая мне сесть рядом. И я сажусь, но не рядом, а ему на колени. Он тушит сигарету об стол, что радует, потому что шрамов на его запястьях уже тысячи.        Ложусь ему на грудь. Прикрываю глаза. Кирилл обнимает моё холодное тело, прижимая крепче.        — Спать хочешь? — вертя в руках окурок, спрашивает парень, устремив взгляд куда-то в коридор.        — Не-а… пошли в комнату, — беру за руку, встаю с его колен и веду по коридору к комнате.        Комната. Как же я её обожаю. Была бы возможность, не выходила бы оттуда неделями. Если, конечно, там был бы Кирилл.        Я сажусь на подоконник, смотря вдаль. Кира приземляется рядом, и я снова прижимаюсь к нему всем телом, чтобы согреться. Чувствую, что всё же засыпаю.        Монотонный голос учителя буквально усыпляет меня, я чуть ли не умираю на этом ужасно скучном уроке. Стоп. Что я делаю в школе?        — Кайгородова, не спи на уроке!        Я медленно киваю, а потом оглядываю класс. За одной партой со мной сидит Кирилл, разглядывая свой обыкновенно черный пенал, а потом, заметив мой взгляд, хитро улыбнулся. Прозвенел звонок.       — Надо поговорить, — Кира ведет меня к школьному туалету, причем мужскому, где уже столпились парни-курильщики со своими одноразками. Кирилл, заводя меня в одну из кабинок, закрывает дверь, а потом прижимает меня к стене, злобно смотря в глаза. — помнишь мои граммы, которые ты спиздила в сентябре прошлого года? — пытаюсь вспомнить. Киваю. — Отдавай.        Я вскакиваю с кровати, тяжело дыша, хватаюсь за сердце, что забилось в бешеном ритме. Смотрю на своего парня, лежащего рядом. Он не спит. Смотрит на меня пристально, разглядывает каждую черту испуганного лица.        — Почему не спишь? — протирая глаза, спрашиваю я. Кира вздыхает.       — Вспоминал тут кое-какую хуйню, — устало говорит он. — помнишь, короче, тот порошок, который я потерял в сентябре?        — А… ага, — сглатываю. Вещий сон. Нет, нет, нет.        — Ну, короче, — разглядывая свои татуированные пальцы, продолжает парень. — я нашел его в кармане твоих старых штанов.