Где-то посреди ночи

      — Это пиздец, Люся, — утро выдалось шумным и довольно странным, потому что проснулась я под голос Кирилла.       Честно, не помню, как вчера уснула, помню только отчетливый его ответ. Помню еще, как отвернулась к стенке и смотрела в одну точку долго-долго, пытаясь не зарыдать в очередной раз.       — Что случилось? — протирая глаза, мямлю я, переворачиваясь на другой бок. Сон слишком сладок, и отпускать сразу он меня не собирается.       — Эта идиотка рассказала всё маме, — присев на край кровати, могильным голосом проговорил он. Я вздрогнула. — она распиздела ей абсолютно всё. А знаешь, как я об этом узнал? — было видно, что Кира очень зол. Надеюсь, эту злость на меня он не выместит. — Мне мать сама позвонила. Сказала, что заказала такси и уже едет сюда. — я широко раскрыла глаза от шока. — Так что одевайся. Она скоро будет.       — Чего? — схватившись за голову, переспрашиваю я. Мне пиздец.       — Что слышала, — парень поднял с пола свои штаны, а после кинул ими в меня. — надень. Тебе, наверное, как раз будет.       Его сухие ответы, монотонный голос и пустой взгляд будто создавали больше и больше трещин на осколках моей души, но я все равно выполнила его приказ, и штаны и правда были мне в пору.       Шахматная клетка двоится в глазах, когда смотрю на свои колени. Ткань касалась пола, поэтому я загнула ее, а после, встав с кровати и захватив телефон, направилась к выходу из комнаты, и слова Кириллу не сказав. Тот проводил меня до боли безразличным взглядом, а после взялся за сигареты.       Прозвучит странно, но мне очень надо к Молли. Помню, как она говорила мне о любви к Кириллу днями и ночами — какой же я предательницей теперь оказалась в её глазах?       Жалость. Жалость и, одновременно, ненависть к этой девушке пожирали меня изнутри. Почему ненависть? Потому что она не умеет держать язык за зубами и, теперь, кажется, я обречена на приют, если мать Киры того захочет. Она не переносит меня, а после этой новости стала не переносить еще больше, я уверена.       Я бегу, нет, пулей лечу на второй этаж, чуть ли не падая со ступеней вниз, держась за перилла, в конце концов, чтобы кубарем не покатиться с лестницы, а потом уже и проношусь по коридору прямиком к уже не моей комнате. Без стука, так же, как и Молли тогда, забегаю внутрь.       Передо мной открылся вид на весьма печальную картину: мокрая насквозь настолько, что волосы из белых превратились в грязно-серые, девушка сидит на полу, вертя какой-то маленький предмет в руках, с огромной лужей под своим телом и зажигалкой где-то в метре от себя.       Молли даже не подняла на меня взгляда. Её тело дрожало, глаза были полностью пусты. Подойдя к ней ближе, я поняла, что в судорожно дергающихся ладонях было вложено крохотное лезвие.       — Молли, — тихо произношу ее имя, чтобы она, наконец, обратила на меня хоть каплю внимания.       Её пальцы обхватили лезвие так, будто она сейчас собиралась беспощадно вскрыть себе вены, тем не менее, этого девушка еще не сделала.       Я поднимаю зажигалку с пола, но Молли тут же выхватывает её у меня из рук.       — Знаешь, я не ожидала от тебя такого, — сквозь слезы говорит она. Ее речь совсем непонятна, больше напоминает обычные всхлипы, но я всё разобрала, потому что ничего другого она сказать мне и не могла. — ты же знаешь, я люблю его…       Мои зрачки будто стали шире, эмпатия — мое всё, но сейчас я почувствовала буквально всю боль девушки, обиду и злость, которую она не скроет.       — Прости, — прошептала я. Истерика подступает к горлу так, что не могу нормально дышать. — Прости, я его тоже… прости.       Лезвие падает из рук Молли и я, в отчаянии, подбираю его и, покрутив в руках, присаживаюсь на пол рядом с девушкой. Её подавленный вид вызывал только жалость, не более.       Она заплакала навзрыд. Заплакала громче обычного, так, что даже Кирилл бы услышал, если бы не шумоизоляция. Плачь её перерос в истерику, а из горла вырывались истошные вопли.       Я приложила лезвие к руке. Наверное, я и правда не заслуживаю жизни, раз так поступила, но разве влюбленных судят?       «Режь, режь, станет легче, режь, режь,» — бездушные голоса.       — Что ты делаешь?! — будто совсем сумасшедшая, кричит рядом сидящая.       Отбирая у меня предмет, она поджигает его, а после молниеносно прикладывает раскаленную сталь к моей руке так, что останется ожог.       Я зашипела от боли.       Дверь в комнату открылась. Я не успела даже ничего подумать, как увидела Елену, чье лицо больше представляло из себя злую гримасу.       Я выбежала из комнаты.       В этом доме творится такое, будто я в ад попала, вечно всё идет не так… заперевшись на кухне, я судорожно включила телефон, достав его из кармана штанов Киры. Пальцы сами набирают знакомый номер — три цифры, которые я не забуду никогда. Было время, когда они сломали мне жизнь, но сейчас… они должны спасти меня. Забрать из этого ада.       — Здравствуйте, — хриплю я.       Дальше не помню ничего — шаблонный голос из трубки от какой-то женщины, что спросила мой адрес, и, когда я назвала его, упала в отключку. Мои белые стены превратились в мрак.

***

      — Кх-х, — хриплю я, чуть раскрывая глаза. Где я? Почему… Где…       Белоснежный потолок. Ровный, но с некоторыми трещинами по краям. Обои кремового цвета. Я пытаюсь поднять руку, но понимаю, что на ней лежит что-то тяжелое, кажется, одеяло. Поворачиваю голову. Окно. Большое, с решеткой по всему периметру и, почему-то, с непонятным блюром, из-за чего не видно улицы.       Охватывает паника. Болит ожог на руке. Шею будто сдавливает что-то.       — Кирилл? — повернув голову в другую сторону, я увидела койку, на которой лежал зеленоволосый спиной ко мне.       — Кира. — тихо произнес он.       — Что? — переспросила. Не поняла.       — Кира. Я Кира.       Он так и не повернулся ко мне. Видно, тоже сходит с ума, потому что мы тут.       — Что ты тут делаешь? — наивная, я задаю ему очередной вопрос.       Встаю с постели, медленно подхожу к нему и, под давлением пустых стен, запускаю руки в его волосы, но он тут же дернулся и прохрипел что-то вроде «убери», а затем тоже поднялся на ноги, смотря на меня сверху вниз.       — Знаешь, — начал было он, но поперхнулся в кулак, замолчав. Прислушался, нет ли кого за железной дверью, и продолжил. — тут я к тебе притронуться не смогу, — поглядывая в маленькое окошко на двери, Кира шипит, будто боится, что нас услышат. — но дома… дома пизда тебе.       — Почему? — очередной глупый вопрос. Умница, зарывай себя дальше.       — Потому что из-за тебя в ёбанной дурке, блять!