Где-то посреди ночи

      На улице снова холоднее, чем обычно, снег так и валит, а я, касаясь лбом замерзшего окна такси, обреченно выдыхаю. Кирилл, сидящий рядом, совсем не обращал на меня совершенно никакого внимания. Наверное, мы с ним чем-то похожи, потому что оба не можем начать диалог.       Я такая глупая. Всё ещё вижу в нем что-то своё.       Мы спокойно и в тишине доехали, сели в поезд, и я, наконец, смогла расслабиться. Снова на нижней полке, снова напротив Кирилла, снова под Молли, как бы двусмысленно это не звучало. Елена заняла верхнюю полку над своим сыном.       Красивые виды больше не открывались, потому что было видно лишь белую стену, состоящую из снега, поэтому я просто легла на свою кровать, направив пустой взгляд в случайную точку.       Давно не было так… пусто.       Кирилл обнимает себя за плечи. Ему тоже холодно, но предлагать «обнимашки» я после вчерашнего не собираюсь, да и он, кажется, обниматься совсем не любит.       Елена спустилась с верхней полки, присела рядом с Кирой и многозначительно посмотрела на него. Тот кивнул. Не хочу даже знать, что это значило.       Молли спокойно посапывала где-то сверху, свесив руку вниз так, что я смогу даже до нее дотянуться.       Голова болит. Адски раскалывается. Никому я, конечно, об этом не скажу, потому что это бессмысленно. Елена враждебно настроена ко мне по неизвестной причине, Кириллу похуй на меня, а Молли спит, да и если бы не спала, ничего бы сделать не смогла.       В дверь постучали.       — Еду принесли, — прохрипел Кира, обращаясь к своей матери. — это я заказал.       Забирая свой заказ, Кирилл кинул на меня недовольный взгляд, будто осуждая меня за то, что я просто лежу, ничего даже не делая, а потом спросил:       — Чизкейк будешь? — я поперхнулась. Какой, нахуй, чизкейк? — Медовик? — мои глаза округлились, я встала и посмотрела прямо в глаза Кириллу. — ну, что хочешь? Сырок? Отвечай уже быстрее.       — Ну… — я растерялась. — давай сырок…       Парень кинул мне маленькую прямоугольную упаковку, а сам открыл контейнер с медовиком, доставая оттуда же вилку и пробуя торт.       — М-м, вкусно, — прошептал он, тут же тихо рассмеявшись от абсурдности фразы.       Я раскрыла упаковку, чуть надкусывая сырок. Отлично. Хоть что-то поем сегодня.       — Я сейчас вернусь, — говорит Елена, выходя из купе.       Я посмотрела на свисающую руку Молли и, убедившись, что она ещё спит, перевела взгляд на Кирилла. Надо бы как-то начать диалог…       — Ты же в курсе, что твоя мама тебе пиздит? — напрямую задаю вопрос, но тихо, настолько, что я бы и сама не услышала, если бы стук колес был чуть погромче.       — Чего? — Кира кинул на меня безразличный взгляд.       — Твоя мама тебе напиздела, — чуть громче говорю я.       Не знаю, что мной руководит. Совсем не знаю. Но понятно одно — Кирилл должен узнать правду.       — Как ты вообще, — пауза. Могильный тон до жути пугает, но внутри что-то кричало мне, что в Кире осталась хоть капля справедливости. — смеешь так говорить про мою мать?       Я сглотнула. Всё-таки, я правда наивная. И глупая. Очень. Но попробовать, наверное, стоило…       Кирилл встает с кровати, положив контейнер с едой на столик, но тут же садится обратно, так как в помещение заходит Елена. Никогда я, правда, не была так рада её приходу. Она стала для меня настоящим спасением. Мне страшно представить, что бы мог сделать со мной Кира, если бы она не пришла.       Я отвела взгляд, спрятав его в одеяле.       Доев, я отложила пустую упаковку на тот же столик, а потом легла, накрывшись полностью одеялом, чтобы не видеть это ненавистное лицо своего обидчика. Почему «ненавистное»? Наверное, как говорила в детстве Катя, ненавидеть — значит, любить. Но в любви, кажется, меньше силы, когда есть мозги. Когда я начала осмысливать все действия Кирилла, чувства чуть остыли, но когда вижу его, кажется, всё играет новыми красками, а сердце будто пылает. Нравится ли мне быть жертвой? Нет, нет, конечно нет… или всё-таки да?       С этими мыслями я и уснула. Ехать, конечно, не так долго, но поспать я успела.       Проснулась я уже дома. Дома?       Да, это и правда был наш дом. Комната Киры. Как же хорошо, что я тут одна… или нет?       Рядом со мной не лежит никакой Кирилл, солнце снова светит в лицо, я потягиваюсь, осматриваюсь и понимаю, что всё только впереди. В такие моменты хочется молиться, чтобы мой хозяин не зашел в комнату, но наша встреча, к сожалению или к счастью, неизбежна.       Я поднимаюсь с кровати, осознавая, что сейчас в шортах и футболке, принадлежащих совсем не мне — значит, он меня переодел. В другой раз я бы смутилась, но что он там, вообще, не видел?       Телефона моего рядом нигде нет, остается только надеяться, что Кирилл его не забрал. С этими мыслями я, на ватных ногах, иду в кухню, находящуюся тут же, на третьем этаже, откуда доносились голоса.       В помещении действительно я оказалась не одна, и, как только вошла, на меня обрушились два косых взгляда, от Елены и, конечно, Кирилла.       — Доброе утро, — я приобняла себя за плечи. Холодно.       — Доброе, — процедила женщина, посмотрев на сына, который даже не думал здороваться со мной.       Сказать, что я разочаровалась — нет. Подумаешь, доброго утра не пожелал. Как же похуй.       — Кушать будешь? — наконец, подал голос Кира, когда я присела на диванчик.       — Буду, — прохрипела я.       Парень достал из холодильника большую плоскую картонную коробку, открыл её, положил кусочек пиццы в тарелку и поставил в микроволновку.       — С каких пор у нас пицца на завтрак? — тихо спрашиваю я.       — С сегодняшнего дня. — приподнял брови, а через тридцать секунд протянул мне тарелку. — Мне очень лень готовить. Прости, — скривив фальшивую улыбку, сказал он, наблюдая, как я пытаюсь взять еду в руки так, чтобы не обжечься.       Доела я, однако, быстрее, чем думала, но идти в комнату не собиралась, пока до этого молчавший Кирилл не потащил меня туда за руку под предлогом «нужно поговорить».       Он держал меня за руку. С каждым моим шагом его хватка становилась сильнее и сильнее, пока я наконец не сказала ему об этом:       — Кира, мне больно, — тон получился до мурашек жалобным, будто он ведет меня не в комнату, а на смертную казнь, но он даже не думал разжимать руку. — отпусти, пожалуйста.       Не обратив никакого должного внимания на мои просьбы, он затащил меня в помещение и закрыл за нами дверь.       Я попятилась назад, врезалась в подоконник, положила на него обе руки так, будто собираюсь залезть наверх. Хотя, состояние и правда такое, что хоть на стену лезь.       Кирилл подходит всё ближе и ближе, я касаюсь затылком холодного стекла, чтобы быть хоть на миллиметр подальше от парня, а потом забираюсь на подоконник так, будто собираюсь прыгать, но окно заперто на ключ, значит, ничего у меня бы и не получилось. Сердце забилось всё быстрее и быстрее, дыхание стало неровным, словно я сейчас словлю паническую атаку, или, того хуже, сердечный приступ.       Между мной и Кирой уже всего несколько сантиметров, он смотрит на меня так, будто хочет убить, но тут я уже скорее сама быстрее умру, чем он успеет меня коснуться.       — Ну и чего ты делаешь? — убаюкивающий голос, создающий ощущение, что я всё еще сплю.       Его ладонь плавно коснулась моего плеча, он развел второй рукой мои колени и, стоя теперь между них, посмотрел мне в глаза. Между нашими лицами совсем маленькое расстояние, настолько, что я чувствую его дыхание.       — Вот скажи, — тихо начинает говорить парень, пока я нервно сглатываю, хлопая ресницами. — тебе настолько внимания не хватает, что ты на мою маму пиздишь?       Готова ли я была расплакаться на месте? Да, как и всегда. Мы все настолько погрязли во лжи, что её уже не отличить от правды.       — Я не вру тебе, честно, — прошептала я, зная, что он услышит.       Его брови опустились, уголки губ тоже, а руки вновь переместились на мою шею, пока мой взгляд не забегал в разные стороны от подступающей паники.       — Не смотри на меня так, будто я тебе нравлюсь, — самые неожиданные слова сорвались с его уст, отчего я сначала дернулась пару раз, а потом задрожала.       — Ты мне… — я хотела что-то сказать, но получились лишь хрипы, потому что он уже сжал мою шею так, что не подступает воздух. — не нравишься. Совсем…       Его губы сначала легко касаются моих, завлекая в обычный робкий поцелуй, а затем нежные движения сменяются на укусы. Я не отвечаю. Не отвечаю, потому что он мне не нравится. Совсем…       Больно. До жути больно. Кислород к лёгким совсем не подступает, потому что он всё ещё держит меня, не давая спокойно дышать. На равне с горькими поцелуями лишь чувствую, как начинаю терять сознание, как в ушах появляется шум, как из глаз льются слёзы. Слышу стук в дверь. Падаю на бок. Меня поднимают в воздух, и через секунду моё тело касается кровати. Во рту металлический привкус — это кровь.              — Что тут происходит? Она жива? — никогда ещё голос Елены меня так не успокаивал.       — Всё в порядке, — говорит Кирилл.       — Ты совсем больной, Кирилл?!       Перед глазами лишь кромешная темнота. Темнота, которая так пугает своими миражами, что наступают после. Некрасивые картинки, раскрывающиеся серые глаза, что будто нарисованы… и я теряюсь в пространстве.       — Ну нельзя же так!       Где я? Я сплю?       В ушах вместо шума появляется голос. Голос Кирилла. Такой тихий и красивый, будто я схожу с ума.       — Лечиться тебе надо!