Где-то посреди ночи

      Приняв таблетку, видимо, контрацептив, ложусь на кровать. Она тут одна, конечно, по классике жанра, но сейчас это не плюс. Я поворачиваюсь лицом к уже одетому Кириллу, что мокрыми волосами упал на подушку. Он прикрыл глаза и легонько посапывал, а я просто смотрю на него, понимая, что натворила. Если завтра он не вспомнит, что я ему скажу?       Он закидывает руку на моё холодное тело, притягивая к себе. До боли сжимает плечо, кутая меня в тяжелое одеяло. Ночью холоднее. Я не понимаю, что происходит, и почему мы прямо сейчас ведем себя не совсем так, как подобает хозяину и питомцу. Хотя, что я вообще об этом знаю?       Можно ли мне вообще прикасаться к Кириллу? Тоже не знаю, но он, кажется, не против. Тогда почему отказался от поцелуя?       Охватил здравый смысл? Может, для него поцелуй — что-то большее, чем просто секс?       Вглядываюсь в его лицо, протягивая одну руку к щеке. Он устал. Очень. Кожа горячая, будто ему совсем уже плохо.       Прикрываю глаза. Я забуду? Нет. Не забуду никогда. А Кирилл забудет сразу же, уже завтра не вспомнит, с одной стороны, я этому рада, с другой — мне интересно, что он скажет на это в трезвом уме. Но, наверное, просто бесполезно надеяться на это, потому что на утро он, кажется, и правда ничего не помнил.

***

      Яркий свет ударил мне в лицо. Какой ужас. Я уже собиралась крикнуть Кире, чтобы задвинул шторы, но вовремя вспомнила вчерашние события. Да, они помешали мне даже слова сказать. Открыв глаза, я поняла, что Кирилл всё ещё лежит рядом со мной, не двигаясь. Только его шумное дыхание оседает на постельном белье и моей коже.       Вспоминаю, как он выглядел вчера вечером, сопоставляя. Совсем другой. Тогда он был раздраженным, одновременно пьяным и возбужденным, а сейчас мой взгляд будто приклеило его спокойное лицо, так расслабленно уткнувшееся в подушку.       Кира приоткрывает один глаз, что был полуприкрыт высохшими волосами.       — Чего смотришь? — только стоило мне обрадоваться, что он подобрел, как недовольство вернулось на круги своя.       Тон и правда недовольный, но всё же спокойный, не такой, как обычно, и это кажется мне немного странным. Но если бы он помнил вчерашний вечер, точно бы вел себя по-другому, так ведь? Слишком был пьян тогда.       — Ничего, — страх всегда заменяю улыбкой.       Отворачиваюсь от него и, заодно, слепящего солнца, прикрывая голову двумя руками, вместе с этим и зарываясь лицом в волосах.       — Ты меня так заебала, — начинает говорить Кира. Я вздрогнула, ожидая продолжения фразы, но его не последовало.       А дальше мы просто молчали. И он, и я, в своих мыслях. Я не знаю, о чем сейчас думает он, как и всегда, но знаю, о чем думаю я. Только один вопрос — «почему?».       Дрожу от нахлынувших эмоций. Агрессия, страх, обида, чувство вины.

Пиздец.

      Поднимаюсь на ноги, пытаясь добраться до кухни, но падаю на пол. Сколько уже было падений, и ни одного взлета.       Побитые, и без этого, колени снова заболели. Руками сжимаю пушистый ковер, сдерживая слезы. Пытаюсь встать, но охватывает истерика.       Слышу шаги позади себя, когда Кирилл безуспешно пытается поднять моё обессиленное тело с пола.       — Вот поэтому и заебала. Рыдаешь вечно из-за хуйни.       Я пытаюсь сдерживаться, но он делает хуже, даже не понимая этого. Я до жути боюсь его, когда он трезв. Он ненормальный. Этому подтверждение есть даже на бумаге — диагноз. Да даже на его теле. Все эти посиневшие пятна, полосы, покрытые тонкой корочкой.       — Вставай, блять, — больно хватает за талию, поднимая сначала в воздух, а потом кидая на кровать. — дура.       — Умри, — шепчу совсем тихо, не понимая, что именно сейчас сказала. Никогда и никому я еще не желала смерти.       — Да без проблем, — скрещивает руки на груди, присаживаясь рядом. — только без меня и ты сдохнешь.       От неожиданности прикусываю язык, думая, что ответить. Мне жаль, что он услышал. Всегда, когда хочется ему что-то сказать, вспоминаю ту записку и понимаю, что все слова бессмысленны. Во-первых, он и сам сдохнуть хочет, во-вторых, мне его в оскорблениях не переплюнуть.       — У меня Лёва есть, — самое глупое, но единственное, что я могла сказать.       — Лёва… — ухмыляется. — это тот самый, которого ты не выбрала? — за больное зацепил. Как всегда. — Или, может, тот, который душил тебя в ванной? О, или, наверное, это всё-таки было согласованно с тобой? Или, вообще, вранье?       Я поперхнулась. Кира всегда немногословен, а сейчас разговорился настолько, что мне и правда сказать нечего.       — Ты тоже душил меня в ванной, — отвожу взгляд в сторону, прикрывая глаза рукой.       — А ты хочешь ещё? — перебивает меня, запуская пальцы в мои волосы, постепенно перемещая ладонь к шее, но я вовремя перехватываю её.       — Нет! — кричу почти на весь номер, а Кирилл второй рукой закрывает мне рот.       — Тише. — недовольный вздох. — Вот видишь.       — Ты ебаный садист, — становится хуже от того, что не могу сказать эту фразу четко из-за закрытого рта и неуверенности.       — Да ты что? — иногда мне кажется, что Кира не умеет относиться к ситуациям серьезно. Всегда, его защитная реакция — смех. Такой мягкий, успокаивающий… это и есть его козыри? — Я же не говорю, что ты шлюха, которая дает всем подряд.       Давлюсь воздухом, начиная кашлять, из-за чего Кирилл убирает руку от моих губ. Испуганно смотрю в его искрящие азартом глаза, осознавая всю суть этой страшной для меня ситуации. Он не забыл.       — Что ты там тогда сказала? — делает задумчивый вид. — Не помню. — я нервно сглатываю, вытирая накопившиеся слезы с глаз. — А-а, я понял, понял, — приближается ко мне на расстояние десяти сантиметров, наконец, становясь серьезным. — просто я не «все подряд». Так ведь?       Губы тоже задрожали. Голова предательски закружилась. Бежать. Надо бежать отсюда как можно дальше.       И я действительно убегаю. Единственное место, где можно закрыться, которое пришло в голову — кухня. Маленькая кухня с, возможно, открытыми окнами, где я заперлась изнутри, защелкивая небольшой замок трясущимися руками.       Оглядев помещение, на столе вижу пачку сигарет и зажигалку с необычным принтом зеленого цвета, явно принадлежащую Кире. Хватаю её в руки, пытаясь зажечь огонь, и, наконец, успешно. Подбегаю к шторе, как обезумевшая. Подношу зажигалку.       «Так им и надо, твари,» — кричит голос из головы, когда ткань загорается сначала немного, а затем яркое пламя стремительно разрастется.       «Сжечь тут всё.»       Ложусь на неприкрытый холодный пол, прислоняясь к нему головой, пока на меня полился своеобразный дождь из датчика дыма, который явно ничего не потушит. Слышу стук в дверь. Я умру прямо тут, на полу. Просто сгорю заживо, и, наверное, так будет даже лучше.       В голову ударяет дым, оглушая меня, затем чувствую, как чьи-то сильные руки выносят с кухни, слышу лишь собственные крики, гласившие что-то вроде «отпустите!» и чей-то кашель в стороне, а затем больше голосов.       — Она невменяема, — женский, явно либо Любы, либо Анжелы.       — Её надо забрать, — ломаный русский.       Пытаюсь вырваться из цепкой хватки, но безуспешно.       Тяжелое дыхание.       «Перебить всю охрану.»       Не знаю. Кто-то скрутил руки и ноги, отчего я уже точно не смогу выбраться. Чувствую, что отключаюсь.       — Кира! — кричу, чтобы он меня забрал, хоть несколько минут назад была готова сжечь всё до тла вместе с ним же.       — Не забирайте её, я всё оплачу.