Где-то посреди ночи

      Я пячусь назад к стенке, параллельно говоря то, что хотела сказать со вчерашнего вечера:       — Может, лучше ты? — неуверенно, но точно знаю, что буду стоять на своем до самого конца. Или…       — О чем мне тебе рассказывать? — усмехнулся, смотря прямо в глаза. Ему, по всей видимости, совсем не страшно. Будто даже ничуть не колышет, что я спрошу.       — О таблетках, — не говорю «наркотики» из-за чувства, что и в туалете есть прослушка.       — О каких таблетках? — снова эта неприятная улыбка, отдающая чем-то уже приевшимся и родным, тем самым пугая.       — Об этих. — достаю из кармана обрывок блистера. В мыслях одно — «лишь бы не отобрал», а я знаю, что он может.       — Ха, оставь себе, — улыбка становится мягкой и добродушной, но и это всё является фальшью, всё, как он любит. — можешь даже попытаться продать, я не против. — самонадеянно бросает Кирилл. Знает, что я не смогу продать, потому что кишка тонка. Страшно будет даже написать оставшимся друзьям об этом, не то, чтобы полноценно продавать. Нервно сглатываю, пока его лицо даже не дрогнуло. — Давай лучше ты мне расскажешь.       — Про собачий кайф? Это моё дело, — выдавливаю из голоса ту уверенность, с которой бы хотела сказать, но снова не получается.       — Нет. Меня интересует другое.       — Что? — наивная. Я наивная дурочка.       Иду назад, пока не прижимаюсь спиной к холодной стене. Смотрю на Киру так выразительно, чтобы он понял всю суть моего испуга. И он, кажется, понимает, но продолжает идти на меня. Подходит вплотную, вновь убирая улыбку с лица. Вижу всё разочарование в его взгляде. Неизвестную агрессию, снова, снова, снова… Страх не покидает.       — Это.       Проводит ладонью по моему бедру, отчего у меня идут мурашки. Что ты собираешься, блять, делать?       Колени подкосились, а тело предательски задрожало. Нет, нет, Кира, только попробуй.       Боюсь, что сейчас он скажет что-то вроде «ты ведь сама хотела этого недавно» или «ну же, тебе понравится», как это обычно бывает в тех романтичных фильмах, которые казались мне настолько жуткими, что я пряталась за диван и плакала, когда мне было восемь.       — Ты на меня порчу наводила, пока я был в отключке? — строго проговорил он, убирая руку и скрещивая вместе со второй на груди. — Схуя у тебя мое имя на ноге вырезано?       Давлюсь воздухом и своими несбывшимися непристойными мыслями о дальнейших событиях, после чего пользуюсь моментом — пулей вылетаю из туалета, кое как открыв дверь. Кира задал тот вопрос, на который я определенно не хочу отвечать и не отвечу, надеюсь, никогда. Снова страх, что придется. Придется, но лишь бы когда-нибудь потом. Я сделаю всё, чтобы сегодня не оставаться наедине с Кириллом, поэтому прямо сейчас бегу к ребятам, нетактично врезаясь в перепуганного Диму.       — Что случилось? — приподнимает одну бровь, вопросительно смотря мне прямо в лицо сверху вниз.       — Ничего, прости, — сразу меняю курс на Костю, который уже сидел на диванчике и спокойно себе ждал заказ, смотря в экран телефона, но, видимо, я его настолько напугала, что телефон он почти выронил. — Приве-ет, — здороваюсь я, присаживаясь совсем рядом, чуть ли не прижимаясь к Пыжову, а тот медленно отодвигается.       — Привет… — хлопает глазами, поднимая свой Айфон с колен. — что-то случилось? Кирилл опять за свое?       — Д-да не-е… да-а… — думаю, что бы лучше сказать, чтобы Костя огородил меня от Бледного окончательно.       — М-м, понятно, — отворачивает голову, заправляя выбившиеся волосы за уши. — Паша, Дима, Лёва, заберите заказы!       — А ты? — негодует Холодянский, уже идя к кассе с остальными и смотря на то, как Костя беззаботно махнул рукой и продолжил диалог со мной.       — Пиздец, конечно, — шепчет мне он, уже готовясь спрашивать обо всём, что было. — А что он…       — Я бы не хотела говорить, — вижу жутко недовольное лицо Кирилла, выходящего из туалета.       — Понял. Жалко, что ничего не могу сделать… только если поговорить с ним. — выражая максимальное сочувствие, говорит Костя, хлопая меня по плечу.       — Да не надо, я уже привы-ыкла, — чешу затылок, понимая, что зарываюсь в собственной лжи окончательно. — тем более, я сама виновата, что выбрала его, просто Лёва… ладно, забей. — замолкаю, видя на себе две заинтересованные пары глаз тех, о ком я и рассказывала гитаристу.       — Как скажешь, — достает из одного из принесенных Пашей пакетов бургер, этим самым показывая, что разговор окончен.       — Мы ещё договорим. — буркнул Кирилл, повторяя действия Кости.       Давлю лыбу, забирая ломтик картошки со стола. Надо пережить сегодняшний вечер. Вечер… а если Кирилл не забудет всё завтра, как это бывает обычно? Да сто процентов не забудет, нельзя быть такой наивной. У меня два варианта: первый — придумать оправдание, второй — избегать разговоров. И, конечно, я попытаюсь сделать и то, и то.

***

      В автобусе я ни на метр не отходила от Кости, сидящего за рулем. Он расслабленно откинулся на спинку кожаного кресла, одной рукой держась за руль, а второй переключая музыку на встроенном радио.       — Что за хуйня, ничего нормального поставить не могут, — пробурчал себе под нос, перед этим тяжело вздохнув. На душе стало спокойно.       Так, будто мы едем не в тур, а на пикник. Будто это семейная поездка. И сейчас понимаю, что скучаю по семье. По папе, Кате и чуть-чуть по маме. Мне всегда казалось, что маме всё равно на меня, и это отчасти было правдой. Папа всегда больше любил меня, а мама Катю. Но папы давно нет. Мне жаль.       — Это же радио, чего ты хотел, — мой громкий шепот разбавил эту приятную тишину.       Костя размеренно втянул воздух в легкие через нос, а затем одним глазом глянул на меня.       — Да-а… — протянул он, протягивая мне свой телефон и вводя пароль. — включи что-то из моего плейлиста.       Я аккуратно беру в руки предмет, протянутый мне. Всегда боюсь разбить чужие телефоны, когда мне их доверяют — ничего не поделаешь. Открываю приложение «Музыка», находящееся в самом углу. На обоях у Кости какая-то красивая девушка, а на заднем плане стоял сам Пыжов.       Включается первый трек. Смотрю на экран:

Rammstein — Ausländer

      Хорошая, пусть и заезженная. С первых нот её узнаю — было дело, сильно нравилась. Вспоминаю, как Катя впервые включила мне её, когда я спросила, что она напевает. Снова флешбеки из прошлого. Мое светлое прошлое, по которому я так скучаю и та его темная сторона, что снова лежит в кармане моих штанов.

«Mon amour, я люблю тебя»

      — Долго будете тут ворковать? — снова не вовремя. Ушел бы и не возвращался — было бы счастье.       Только в глубине души затаилась надежда, что своего давнего друга он оставит в покое, а вместе с ним и меня.       — Иди нахуй, — навеселе бросил Костя, видимо, в мою защиту.       — Только вместе с ней, — схватил за запястье и повел наверх. Ну всё. Миссия провалена окончательно. Даже песню не дослушали… — ну что ты волочишься! Быстрее иди, — поторапливает, будто мы не на допрос идем, а в настоящий суд. Даже на суд он меня, правда, так не торопил.       — Отъебись уже от меня, — бросил на меня взгляд, полный ужаса, будто я сказала что-то настолько плохое, что задело его нереально сильно. — я вообще, может, спать хочу.       — Потом поспишь.       Мы, спотыкаясь, поднимаемся по лестнице, а затем от отворяет дверь в свою спальню, где я очнулась больше часа назад. Я присаживаюсь на кровать, ожидая его слов. Знаю, кричать не будет, потому что тут есть люди, которые меня защитят, но и сами вопросы, которые он хочет задать, не сильно мне симпатизируют.       — Давай, рассказывай. Я жду.       Встает прямо передо мной, смотрит сверху вниз, а потом чуть ли не падает, потому что автобус проехался по яме — может, Костя специально это сделал, а может, лишь совпадение. Чтобы не свалиться, Кира ухватился двумя руками за мои плечи, а потом обратно выпрямился, убрав ладони.       Оглядываю его костлявые пальцы, обмотанные небольшими пластырями. Их не было только недавно. Сжимаю губы, поднимая глаза. Встречаемся взглядами.       — Давай потом, — прошу его, будто это как-то поможет. Мотает головой в ответ. Значит, «нет». — Ты ведь и сам меня понимаешь, Кира. Ты ведь, — беру его за руку, перебирая пальцы своими. Касаюсь пластырей, а он шипит от боли. — понимаешь меня. Видишь.       Пытаюсь надавить на больное, чтобы он отстал, но его интерес так и не угас.       — Нет. Расскажи, что было в тот день, — настаивает. Будто не понимает, что мне неприятно.       — Тебя вообще не волнуют мои чувства, — говорю это, как утверждение, а голос дрожит, будто сейчас разрыдаюсь на месте. Отличная была бы манипуляция, не так ли?       Он поднимает брови, удивленно окинув меня взглядом, вглядываясь при этом в глаза.       — Да что ты?       Кирилла не возьмет ничего. Даже если я сейчас и правда заплачу, его это не тронет.       — Я не помню, — честно отвечаю я.       — Что не помнишь? — с долей негодования вновь спрашивает он.       — Не помню, что было в тот день, — я нервно улыбаюсь, уткнувшись головой в его ногу, чтобы он не заметил моего волнения.       — Я уже понял, что ты не горишь желанием рассказывать. Ничего страшного, — я уже хочу обрадоваться, а он отстраняет меня от себя одной рукой, а потом подхватывает пальцами подбородок, приподнимая так, чтобы видеть мое лицо целиком. — потом точно расскажешь. Сама.       В каком смысле «сама» и «потом»? Слишком самоуверенно сказал. Я ему не расскажу. Ни за что. Но почему?       Почему я не хочу рассказывать Кириллу самую банальную причину в моей жизни на то, чтобы нанести себе увечья? Это просто стыд. Перед ним и, наверное, перед Катей, но лишь из-за того, что она права. Мне стыдно, что я скучала. Было больно и одиноко. Я не хочу признавать это даже самой себе, что уж говорить о Кире, который являлся причиной для моих страданий именно тогда.       Автобус снова остановился и, на этот раз, кажется, окончательно.       — Пойдем, забирай шмотки, — показывает пальцем на мой чемодан, лежащий в углу совсем рядом с чемоданом размера больше, видимо, принадлежащего Кириллу.       — Ага.       Через пять минут мы уже стояли «у подножья» огромного отеля с чемоданами в руках. Стемнело. Да, таскаться с вещами туда-сюда, конечно, так себе идея, но кто мы такие, чтобы спорить с его Высочеством, чье имя начинается на «К», а заканчивается на «ирилл».       На ресепшене нас встретила радостная Люба, которая, видимо, довольно долго нас ждала, потому что других причин для радости я не вижу.       — Ну наконец-то, — с долей облегчения сказала девушка. — пойдем.       Номер, видимо, уже сняли, так что долго стоять не пришлось, и мы пошли к лифту. Этажей тут было двадцать, и едем мы на самый последний, чему я удивилась.       Нам сняли четыре номера, разбив нас на пары — Костя и Паша, Дима и Люба, Анжела и Лёва и, конечно, я с Кириллом, как и ожидалось.       Мы заходим в наш номер, я осматриваюсь. Коридор совсем маленький, кухня тоже небольшая, а комната уже побольше, с двумя двуспальными кроватями, чему я безумно обрадовалась, потому что спать с Кирой не имею желания вообще.       — Чувствуй себя, как дома, — Кирилл включает телевизор, стоявший напротив кроватей и усаживается на ту, что ближе к панорамному окну. — только не разъеби тут ничего.       — Ты тоже, — передразниваю его я, повторяя действия. Смотрю на экран телефона. — Кирилл.       — Чего тебе? — щелкает пультом, переключая скучные передачи.       — А во сколько у тебя концерт? — испуганно спрашиваю, смотря на напрягшегося парня.       — В семь, а что?       — Уже десять минут седьмого, Кира, — откладываю телефон на белоснежную простыню, пока Кирилл поперхнулся.       — Сколько?! — вскакивает с места, подбегает к моему телефону, смотря на время, а после хватает меня за руку, и мы вылетаем из нашего номера. — Люба!       Уже собранные ребята стояли в коридоре, разглядывая напуганного Кирилла и ничего не понимающую меня.       — Блять, а мы ведь тебя ждали! Почему не читаешь сообщения?! — Говорит Дима, нервно размахивая руками. Безответственность — второе имя Кирилла.       — Без разницы, пойдем!       Я и не заметила, как мы сели в автобус, поехали куда-то и вмиг оказались в гримерке какого-то неизвестного мне клуба. Помещение маленькое и душное, а за стенкой уже орут толпы людей, желающих увидеть любимую группу и, конечно, кумира малолеток — «Кирюшу Бледного».       — Ну всё, пошли, нет времени! — говорит Паша, беря за руку Костю и Диму. Лева и Анжела с нами не поехали, к слову.       — Ага, — Кирилл повторяет действия Паши, но уже с Любой, а меня оставляет тут. — Сиди тихо и не выходи отсюда, поняла?       — В смысле?! — приоткрываю рот от удивления, но меня уже запирают в каморке, не оставив даже шанса на то, чтобы выбраться. — Блять!       Падаю на колени, смотря на закрытую дверь. Колочу пол руками, будто это чем-то поможет.       — Зеленоволосый уёбок! — слёзы начинают литься из моих глаз. Насколько я зла по шкале от одного до десяти? Очень зла. — Ненавижу тебя!       Боюсь закрытых маленьких пространств. Блять, блять, блять, как бы выбраться?       Метаюсь из стороны в сторону, то к одной двери, то к другой, но все закрыты. И телефона нет — всё осталось в отеле.       — Чёрт! Уебан, блять, ненавижу тебя! — разделяя слова по слогам, барабаню в дверь, из которой вышла группа пять минут назад. И никто не услышит. Я сгнию в этой гримерке.       Падаю на спину. На столе вижу бутылку воды, а рядом с собой вывалившийся блистер.       Да похуй, пока они там развлекаются, проведу время хоть как-то… или нельзя?       К черту сомнения. Я просто устала.       Принимаю одну.       — Только одну.