Где-то посреди ночи

      Он поднимается по массивной лестнице, скрываясь за выдвижным люком. Я бегу туда же, ведь знаю, что проход он закрыть не мог.       Еле отодвигаю этот самый огромный люк, ведь он оказался ещё и очень тяжелым. Я ожидала оказаться в какой-либо потайной комнате, которую Кирилл от меня скрывал, но, вместо этого, выбежала на пустую крышу. Перед моим взором открылось небо, затянутое тучами без единого просвета и сам хозяин крыши.       Он подходит к противоположному от меня краю, что был со стороны поля. Дом огромный, пересечь всю крышу с болью в ногах будет не так-то просто — это я прекрасно понимаю, но всё равно бегу к нему.       Пока пытаюсь добежать быстрее, он поворачивает голову, убирая растрёпанные волосы, что лезут в глаза, но, всё равно, вряд-ли увидит меня, ведь вся картинка сейчас должна плыть. Мысли окутывают мою голову, я пытаюсь остановиться, но проскальзываю по мокрой поверхности. Пролетаю мимо Кирилла, казалось, сейчас бы уже упала, если бы он не ухватил меня, да так крепко, что синяк останется. Прижимает к себе на долю секунды, после чего сразу отпускает, сделав еще шаг в сторону края.       Молчу минуту, затем наконец нахожу силы сказать:       — Кир, послушай, — хватаю за руку, боясь, что не успею что-либо сделать. Эти плохие мысли пожирают изнутри тем, что вполне могут оказаться правдой. Он обводит меня недоверчивым взглядом, хмурясь. — я… — я понимаю, что мне нечего сказать. Всё, что сейчас в голове — шум ветра. Холод.       — Отпусти, — невнятно проговорив это слово, он вздыхает. Я еле разобрала, что он сказал, но это лишь из-за шума, никак не из-за того, что он принял.       — Нет! — Кирилл дёргается, опустив голову. — Что ты собираешься делать?! Умереть вздумал?! — он аккуратно отцепляет мои пальцы от своей кисти.       — Пф, — сжимает ладони в кулаки, опуская руки. — нет. — говорил бы он громче, мне бы стало легче. — нет, не хочу, — продолжал он, всё дальше и дальше делая незаметные шажки к краю, от чего у меня ещё больше заколотилось сердце, да так, будто принял не он, а я.       — Тогда, какого чёрта ты делаешь?! — продолжаю кричать, в надежде достучаться до него.       — Да потому что я долбоёб! — начинает орать в ответ Кирилл, срывая голос. — Я, мать его, уёбок!       Я опешила. Чего ты, блять, несёшь?       — Ну так и что?! Это я тут должна с крыши прыгать, а не ты, вообще-то! С хуя ли ты это делаешь?! — придя в себя, снова продолжаю я. — Получил своё, а теперь умирать?!       — Да я нихуя жизни этой твоей не заслуживаю! — в его глазах читается ярость, которую он не в силах скрыть. — Да я лучше выпилюсь, блять, чем буду жить с осознанием этой хуйни!       Молчу, поджав губы. Хлопаю глазами, чтобы все слёзы поскорее вытекли и закончились.       — Да ты же и сама так же думаешь! — наконец, шум ветра отходит на второй план. Теперь же, я слышу голос Кирилла чисто. — Так ведь?! Я ведь такую хуйню сделал!       — Блять, Кирилл! Хватит уже! Заебал! То строишь из себя кого-то серьезного, то ведёшь себя, как десятилетняя девочка, которая сама себе диагноз депрессии поставила!       Эти слова сильно его задели. Он замолк: повисло молчание.       — Какая, нахуй, депрессия?! У меня ебучее расстройство личности, блять, я психопат! — совсем поплохело. Выражение лица стало мрачнее тучи, но быстро сменилось, когда он услышал мой ответ.       — Так у меня тоже! У меня, блять, тоже!       Снова молчание. На этот раз, оно длилось всего десять секунд, за которые я уже успела прочувствовать весь холод улицы.       — Прости. — снова извиняется, наконец смотря мне в глаза без былой ярости. Я улыбаюсь, подхожу ближе, чтобы обнять, протягиваю руки, и он делает еще один шаг назад.

Последний.

      — Кира! — хватаю за запястье, когда он уже падает. Думала, что вытяну обратно, но лишь полетела за ним. Мой крик растворяется в воздухе, пока он просто смотрит на меня с улыбкой, прижимая к себе так, чтобы я оказалась под защитой.       Мои зрачки дёргаются. Эти пять секунд, что мы падали, показались для меня вечностью, но я так и не успела ничего ему сказать на прощание.       Его тело соприкоснулось с холодной, жёсткой землёй. Мокрой травой.       Из кармана вылетает его телефон, тут же разбиваясь. Я быстро поднимаюсь, вырываясь из его объятий, которые тут же перестали быть цепкими. Руки обмякли. Бегу к телефону, в надежде, что он остался хоть чуть-чуть жив.       Дальше — всё, как в тумане. Звонок в скорую, разговор с диспетчером, который всё удивлялся, почему мой голос так срывается, как я подбегаю к Кириллу, бью его по лицу в надежде, что он очнется хотя бы от боли, как целую в губы, надеясь, что всё будет, как в той сказке, как кричу его имя, как меня оттаскивают в машину скорой помощи, как его кладут на носилки, как прощаю ему всё, что было… Как я теряю сознание, закрывая глаза и надеясь, что тоже умру…       Но открываю глаза уже в больнице. Под тёплым одеялом, на мягком матрасе, но, всё же, это она и есть. Первая мысль была о том, что я тут забыла, вторая — о том, почему такие хорошие условия. И, наконец, пришла третья. Самая главная.

Где Кира?

      Меня будто парализовало на несколько секунд. Я не могла думать ни о ком, кроме него.       Наконец решаю посмотреть по сторонам. На удивление, тело совсем не болело… И это его заслуга. Но в палате я одна. Совсем.       Я поднимаюсь, чувствуя неожиданный прилив сил. Где же ты?       А что, если у него многочисленные переломы из-за меня? Если сотрясение? Если он вообще… больше не… Нет! Нет, нет, нет! Не верю!       — Здравствуйте, Вы — Люсинда? — впервые за несколько лет меня назвали полным именем. Да ещё и врач какой-то частной больницы.       — Да… да, я, — медленно отвечаю ему, оглядывая стеклянными глазами, ведь его выражение лица оставляло лишь желать лучшего. Что бы это могло значить?       — Как Вы себя чувствуете после падения?       — Н-нормально… — испуганно смотрю.       — Мы вызвали Вам бригаду из психиатров и психологов, ожидайте, — молодой человек уже направился к двери, но я ухватила его за край халата.       — Стойте! — он оглянулся, и только тогда я смогла спокойно его рассмотреть. Это был вовсе не врач, а обычный медбрат, на вид не старше Киры. Рыжие волосы до ушей, очки, тёмные глаза. Худощавый. Пирсинг в носу — септум. — П… подождите! — вопросительно посмотрел на меня, поправив очки, всем видом показывая, что готов слушать меня. — Как там… Ки… Кирилл? — не могу даже имя своего хозяина произнести спокойным голосом. Чувство бесконечной вины.       — Ваш хозяин?       — Да, — твёрдо отвечаю я, наблюдая за тем, как сильно переменилось лицо медбрата. В худшую сторону. — Только не говорите, что…       — К сожалению, мы не располагаем этой информацией. — отрезал он голосом, полным сожаления.       — Но Вы же знаете!       — Не могу сказать…       — Он же мой хозяин!       — Извините, — он уходит. Открывает дверь…       — Левий! — кричу ему вслед его же имя, что прочитала на бейджике.       Он оборачивается, заходит обратно в комнату, закрывая дверь. Подходит ко мне вплотную. Наклоняется так, чтобы его губы были на уровне моих ушей. Шепчет:       — Прошу, не расстраивайтесь сильно, — голос дрожит. — Произошло самое ужасное.       Ч-что, блять?! Я стою в ступоре, безнадёжно опустив уголки рта вниз, не смея даже плакать.       — Кира…

Просыпайся, я не хочу открывать глаза…

Плохая сказка, у которой не будет конца...

      — Ки… ра…

Всё не важно, если рядом не будет тебя.

Не будет тебя.

      — Пожалуйста, успокойтесь, — Левий пытается хоть что-то сделать, но я лишь сказываюсь на пол, обхватывая голову руками. Медбрат садится на колени рядом со мной.       В дверь стучатся, после чего, не дождавшись ответа, сразу же заходят внутрь. Сквозь слёзы, вижу знакомых людей в синий куртках с серебристыми полосками. Их трое — два психиатра и психолог. Это я поняла сразу — научена горьким опытом.       — Здравствуйте, — приободрённо произнес старший психиатр. Но, после того, как взглянул в планшет, его лицо сразу помрачнело.       Мужчина, на вид, был лет сорока — на лице уже виднелись морщины, глаза тусклые, словно работа высасывала из него жизнь, и это было видно даже за его малюсенькими очками. Волосы совсем короткие, русые. На бейджике — «Олег». Частных врачей такого типа зачастую называют лишь по имени.       Вторым психиатром оказалась женщина, кажется, того же возраста, может, чуточку моложе. Короткие, крашеные в неяркий блонд волосы, которые почти полностью прикрывали уши. Голубые глаза, так же, за очками, что были в точности, как у Левия — круглые, большие. Носик совсем маленький, аккуратный, губы тонкие, плотно сжатые, так как она, видимо, ознакомилась с ситуацией до того, как сюда прийти, в отличии от своего друга или мужа, как я поняла по парным каналам кольцам на безымянных пальцах, похожие на обручальные. Анастасия.       Психолог, тоже девушка, была ещё моложе. Лет тридцать. Волосы совсем светлые, так же, как и ресницы — альбинос. Глаза, соответственно, светло-голубые. Александра.       — Какой кошмар, — вынес вердикт Олег. — Ну что, рассказывайте. Только условие: с самого начала!       И я вывалила абсолютно всё, ничуть не стесняясь. Привыкла почти всё раскрывать врачам. Плохая привычка.       Я рассказывала без капли лжи, так как знала, что частные врачи ничего не сделают. Они не кладут в психбольницы, рехабы… Если ты сам этого не захочешь.       — Кошмар, — тихо произнёс Левий в конце моего рассказа, опустив голову.       — Были бы Вы обычным человеком, а не относились к касте питомцев, Вашего Кирилла могли бы спокойно посадить, — вздыхает Анастасия. — Но, в такой ситуации, мы, и так, и так, ничего сделать бы не смогли. Это всё — в рамках закона. Тут, даже за изнасилование его бы не привлекли… — поправляет очки, смотря на меня в упор. — Но… уже слишком поздно.       Эти слова были для меня, как ножи, запущенные глубоко в сердце. «Слишком поздно,» — я вырезала их в своей памяти даже после того, как они ушли, побеседовав со мной ещё.       В палате остались лишь мы с рыжим медбратом. Тот окинул меня взглядом. Я лишь стою у окна, наблюдая за тем, как во дворике небольшой больницы проезжают машины скорой помощи. Проходят люди в халатах. Из одной из машин выносят тело на носилках, по лицу человека видно, что он уже без пяти минут, как мёртв. Я боюсь, что увижу Киру на его похоронах таким же. А может, даже и хуже.       — Вас даже на похороны не пустят, — словно мысли прочитал. — питомцам нельзя ничего знать о состоянии жизни хозяев, такие правила. Вас просто передадут кому-то другому, но первый месяц Вы будете числиться, как питомец старого хозяина.       — Аха… — звуки предстоящей истерики уже вырываются из груди, но я поспешно закрываю рот рукой.       — Мы можем перейти на «ты»? — киваю. — Знаешь… У тебя ещё вся жизнь впереди. Ты, самое главное, о суициде не думай. Будет у тебя и новый хозяин, и хорошая жизнь… Лучше, наверное, чем с этим придурком, судя по твоим рассказам.       — Не смей называть его так.       — Чего? — удивлённо поднял голову парень.       — Не смей называть его так! — кричу. — Мне другая жизнь не нужна! Никакая, слышишь?!       Сердце снова колотится, я готова была и дальше кричать, но понимала, что делаю это в пустоту. В себя привёл только испуганный вид медбрата.       — Простите, Левий, — тихо, подавляя слёзы(снова и снова), приношу свои извинения я.       — Да ничего, я понимаю, — вздыхает, кладя руку на плечо. — Можно просто «Лёва».       — Люся, — представляюсь. Совсем уже жить перехотелось. Да как тут, блять, радоваться жизни?!       — За тобой приедут через полчаса, — поясняет Лёва.       — Ч-что? Кто?       — Константин какой-то, в документах твоего хозяина написано, что если что-то случится, можно довериться именно ему, — грустно улыбнулся, но улыбка сразу сошла на нет.       — Костя, значит, — облегчение. Меня не отдадут кому-то сразу же. — А Кирилла увидеть можно? — не могу ни о чём думать, кроме него.       — Нельзя. — отрезал. — Если хочешь… могу тебя потом приютить. — я опешила. — Там, если будет несколько хозяев претендовать, можно выбрать, — пожимает плечами.       Я ничего не отвечаю. Всё жду, когда уже Костя приедет… Он-то точно расскажет, как всё на самом деле. Хоть я и понимаю, что толку от этого — ровным счетом, ничего, но хочу лишь подтвердить мысли. Даже самые ужасные.       — Хорошо.

Зовёт назад… Зовёт назад.