Где-то посреди ночи

      Время течёт очень медленно, пока мы идём к дому. Точнее, он идёт, а не я.       Какой же ты всё-таки красивый…       Он ловит на себе мой взгляд, но пытается не подавать вида, чтобы я не заметила, по всей видимости. Могу лишь улыбнуться, отводя глаза в сторону.       Что со мной такое? Ловлю себя на мимолётной мысли о какой-либо любви, возможно, даже близости, после чего заметно дёргаюсь. Не может этого быть. Но он…       — Не бойся, я ничего плохого не сделаю, — заверил меня Кирилл, всё ещё твёрдо смотря вдаль. Я верю тебе. Я, чёрт возьми, верю.       Мы уже подходим к калитке, а он всё не отпускает. Боится, что убегу?       Если бы боялся, не притащил бы меня в поле. Это я знаю точно. Страх — не про него, скорее, про меня.       По мне видно, что я уже желаю стоять ногами на твёрдой поверхности, а не в воздухе парить, но я ничего не говорю. Кажется, будто не хочу портить этот момент.       Кира отворяет входную дверь дома, занося меня внутрь. Обхватывает меня одной рукой, меняя положение, тем самым, мой подбородок оказывается на уровне его плеча. Второй рукой он запирается изнутри. Никогда не запирался, и вдруг передумал?       И как он вообще меня одной рукой держит? Не тяжело?       С чего бы это я вообще за него переживать начала? Не всё ли равно должно быть?       Носом зарываюсь в его футболку. Снова вдыхаю его запах. Почувствовал. Усмешка.       Поднимаемся по винтовой лестнице, но успешно пропускаем мой второй этаж.       В мою голову закрадывались самые разные мысли, но из них не было ни одной плохой. Я тебе верю.       Было ли это ошибкой? Хлопок двери комнаты Кирилла вырывает меня из тех самых мыслей и воспоминаний.       Свою дверь тоже запирает.       Что будет дальше? Много вопросов. Мне тяжело жить с этой паранойей и иногда, правда, хочется забыть обо всём совсем другими путями, теми, о который я и думать когда-то не могла.       Как нам дальше жить?       Только вдвоём, в этом доме, до самой старости? Нет, вдвоём мы точно не будем. Появится кто-то, с кем он будет запираться в своей комнате, но уже без меня. Кто-то, с кем он будет так же гулять по полю, целуя губы. Кто-то, кого он будет водить в своё кино, чтобы посмотреть глупые мультики про любовь. Кто-то, кого он будет любить как человека, а не как питомца. А я… как раз-таки и есть этот самый питомец. Нужна ли я ему лишь для того, чтобы забыться, или этого хочу иногда только я?       Он кидает меня на мягкую кровать, придавливая своим телом. И только сейчас я понимаю, что же происходит. Удивлённо смотрю на него, будто ничего так и не поняла, в надежде, что он остановит это безумие…       — Кира? — но нет. Он лишь ещё больше подминает меня под себя, заставляя дрожать от страха. Я не знаю, хочу ли я этого. Совсем не знаю.       Знаю лишь одно:

«Кира тебе не поможет.»

      Он целует меня в губы, пока я думаю о том, что мы сможем остановиться и на этом. Вроде и хочу ответить, но на деле пытаюсь вырваться. Безуспешно.       Чувствую металлический привкус крови, но не только своей. Прокусила его губы от волнения. Снова попытка вырваться.       На секунду зажмуриваю глаза, но сразу распахиваю, когда чувствую, что он вдавливает меня в матрас всё сильнее, вжимаясь пахом. Нет, это не больно, но…       — М-м, — пытаюсь что-то сказать, но он не даёт, углубляя поцелуй. Это должно было быть что-то вроде «Зачем?», но получилось всего-то промычать. Он должен был понять, что это значит, должен был понять, что я не готова. Должен же?       — Не бойся ничего, — отстранившись буквально на миллиметр, проговорил он. Его тяжёлое дыхание… Казалось, обеспокоенные глаза, в которых, так же, читалась и непонятная мне агрессия. Не бояться?       В голове возникают мысли, что я первая начала, значит и виновата сама, но я их тут же отбрасываю, заменяя осознанием происходящего. Его взгляд не прочитать, я не пойму, о чём он думает, быть может, он и сам боится, может, он и не хотел этого до того момента, пока я не…       Он потихоньку начинает стягивать с меня футболку. Это — проще простого. Не разрывая связь между нами, переходит и к штанам.

Не надо.

      Отрываясь от моих, искусанных им же, губ, Кирилл спускается ниже. Сначала, к подбородку, затем, к шее, а дальше — к груди.       Кусая чувствительную кожу, улыбается. Издаю вздох, но тут же закрываю рот руками. Я боюсь показать другую свою сторону, хоть он и без этого видит меня насквозь.

Не надо.

      Не медлит. Опускается до живота. Целует под пупком, оставляя следы. Тянется к оставшемуся предмету одежды.       Всё, как в том чёртовом сне.       — Пожалуйста, — я и сама не знаю, чего от него прошу — продолжить, или же, всё-таки, остановиться.       На улице не так темно, как я думала. Луна сегодня ярче обычного, и только из-за неё я вижу, как Кира вопросительно смотрит на меня, улыбаясь.       — Что? — с наигранным непониманием спрашивает он, проводя острым кончиком указательного пальца правой руки по изгибам моего тела.       — Перестань, — шепчу я, не смея даже плакать. Да и что уже слёзы лить? Включить жертву в самый последний момент?       — Чего? — прикрывает улыбку, стягивая штаны окончательно. Меня защищает лишь нижнее бельё. Страх мешает расслабиться. Я правда боюсь. — Не расслышал.       — Не… — волнение заполняет меня. Голос предательски дрожит, пока я чувствую, как он обводит ткань трусов пальцами, отчего замираю. — А…       Меня хватает лишь на короткие звуки и вздохи.       Он улыбается. Так, словно счёл мой страх за возбуждение и предвкушение. Так, словно давно этого хотел. Так, словно только об этом и мечтал.       Отодвигает ткань и начинает гладить меня прямо там. Холод его пальцев — я как будто сплю. Меня тут не должно быть, так ведь?       Продолжает поглаживать, закусывая губу. Смотрит на меня своим щенячьим взглядом сверху вниз.       Что же ты делаешь?       — Не надо, — эти слова я буквально простонала, не в силах держать себя в руках. Откидываю голову назад, чтобы все слёзы затекли обратно, тем временем, как он массирует клитор ещё настойчивее, с лёгкостью раздвигая мои ноги шире.       — Как скажешь, — убирает руки, перемещая своё лицо к моему. Тёплое дыхание касается кожи, и вместе с ним я испытываю облегчение.       Всё закончилось? Я обречённо вздыхаю, но, через секунду, комнату уже наполняет мой негромкий полустон, когда он трётся своей плотью о половые губы.       Всё ещё держусь, не плачу, нет.       Стало жарко, внизу живота завязался узел, ток прокатился по всему моему телу, и… что это за чувство? Я не помню его. Совсем не помню. И такого, будто, никогда ещё не было.       На этот раз, Кирилл стягивает футболку уже с себя, оголяя торс. Стараюсь не смотреть ни в глаза, ни, в целом, на него. За что ты так со мной?       Я ещё спрашиваю, за что? Я виновата. Он лишь ответил, а я не сильно-то и сопротивляюсь, но это лишь потому, что сама не разобралась.       А он всё продолжает тереться членом, казалось, не думая входить.       Разводит мои ноги в разные стороны ещё больше, почти проникая внутрь головкой, но отстраняясь. И так несколько раз.       — Не… надо… — не могу говорить, сквозь вздохи и полустоны шёпота и не разберёшь.       — Х-х, — шипит он в ответ, а губы искривляются в хитрой улыбке. — Прости, малышка, — хриплым от возбуждения голосом проговаривает он. Комната вновь наполняется моим громким криком, когда я прогибаюсь под ним, чувствуя его орган внутри.       Больно. Больно и обидно.       Он начинает медленно двигаться, постанывая. Слёзы наконец хлынули из моих глаз, но это его уже не остановит. Кира лишь дышит мне в щёку, упираясь в неё носом.       Больно. Он наращивает темп, заглушая мои громкие вскрикивания очередным поцелуем. Больно. Сжимаю его губы так, что вся кровь просачивается ко мне в рот. Больно. Он снова отстраняется.       — А-а… За-ч-чем… — боль заменяется неким приятным чувством, которое я уж точно никогда не испытывала до этого. Он двигается всё быстрее, ощущая, что мне, кажется, почти не больно, — А… а-а…       Дело движется к разрядке, и мои протяжные стоны заменяются на рваные, но он резко останавливается, устремив взгляд мне в глаза.       — Я люблю тебя, малышка, — улыбается. Снова. Нет сил разбирать искренность в его голосе. Хочется лишь одного — закончить начатое.       Помедлив ещё секунду, он продолжает, пока я не издаю последний вздох и тепло не разливается по телу. Последний толчок.       Снова замирает. Пытаюсь отдышаться. Обвиваю его шею руками, царапая кожу ногтями.       Проходит секунда, две, три, а он всё ещё не выходит. И я понимаю, почему.       Он снова продолжает двигаться, но, на этот раз, уже грубо. Так, чтобы доставить удовольствие только себе. Он ещё не закончил. Ему нужно ещё.       — Перест-тань, пожалуйста! — я кричу, но уже не от боли, а от обиды. Он обещал, что ничего не сделает. Ничего… плохого.       Его громкие стоны и мои вскрикивания слились воедино, так же, как и мы сами.       Я уже не прошу, чтобы он остановился. Будь, что будет.       Я начинаю кричать громче обычного, понимая, что сейчас наступит вторая концовка. Мои обрывистые крики явно доставляли ему удовольствие, потому что он с каждым издаваемым мной звуком начинал двигаться всё быстрее и грубее, вдалбливаясь до самого основания.       Последний мой крик. Снова ток по невидимым проводам. Теплее, чем в прошлый раз, даже, возможно, приятнее, но ничего больше не заглушит физическую боль. Последний его громкий стон, и он изливается куда-то в сторону.

Что же мы наделали?