Entwined

</i>

Such a lonely day And it's mine The most loneliest day of my life And if you go I wanna go with you, And if you die I wanna die with you Take your hand And walk away. System of a down — Lonely day.

Что люди знают о боли, что раскаленным жгутом проникает под кожу, оставляя за собой кровоточащие раны? Что знают об одиночестве и тревоге, что заставляет сжаться в позе эмбриона и выть белугой? Люди в принципе не способны понять боль друг друга, так как им хватает всего лишь монотонным голос сообщать новости, сухо рассказывать о своих проблемах и равнодушно кивать головами. Им чуждо сострадание, любовь, поддержка. Они цепляются за жизнь лишь потому, что должны. Дожны родиться, учиться, работать, жениться, продолжить род, а потом лечь в гроб и гнить заживо. Жизнь вообще скучная штука. Дживас задумчиво вздыхает, крепко сжимая фильтр сигареты, что так загадочно тлела у него в руках. В ушах стоял шум машин. Парень провел холодными пальцами по глазам, ощущая мгновенное успокоение. Всё-таки одиночество всегда было его вторым домом. Оно находилось рядом, протягивало руки и убаюкивало. Он всегда так себя чувствовал. Начиная с родительского дома, где стояли всегда постоянные крики, заканчивая приютом, где он спал на холодном полу, стараясь согреться. Отец Дживаса бросил его ещё в младенчестве, а мать болела сильным биполярным расстройством, что с каждым годом лишь прогрессировало. Юноша помнил, как мать часто принимала антидепрессанты, порой даже не замечая его присутствия. Она закрылась в себе. Стала бредить и сходить с ума. Позже мальчиком заинтересовалась опека, и было принято решение забрать его в приют, где о нём должны были позаботиться воспитатели. Дживас помнил глаза матери. Выпуклые, красные и с огромными синяками под ними. Она плакала. И это до сих пор отпечаталось в сознании. Дживас не хотел, чтобы она плакала… Он вздохнул. Жизнь в приюте тоже не была сахаром. Парень всегда отличался излишней замкнутостью и холодностью. Вместо общения со сверстниками предпочитал посиделки у окна, размышления о жизни и просто тишину. Многим это не нравилось, и его стали задирать. Никто не любит тех, кто хоть как-то отличается от других. Гнилое общество. Парень сжал сигарету. Былые эмоции снова дали о себе знать, и он уже не знал, куда прятать эти дрожащие руки, что так судорожно цеплялись за тонкие палочки, яд которых он вдыхал. Наверное, он бы ушёл, снова спрятался в своëм коконе из воспоминаний и боли, если бы не хрупкая фигурка, что виднелась там вдали. Юноша нахмурился, списывая всё на очередные галлюцинации, но всё продолжая идти, чувствуя нарастающую панику. Нет, сознание его не обмануло, и на одиноком мосту реально стоял человек. Бледное лицо, сжатые тонкие губы и светлые лохмы, что резко развевались на ветру. Юноша прикрыл глаза, готовясь к прыжку, если бы не смешок сзади: — Так хочешь покончить с жизнью? Только место явно не подходящее. Парнишка нахмурился, поворачиваясь. Простые слова привлекли к себе внимание, и он фыркнул, пряча руки в карманы. — А тебе какое дело? Дживас ядовито усмехнулся, внимательным взглядом впитывая черты лица напротив. — Да в принципе никакого. Только смотри. Если не удастся покончить с собой первый раз, будешь мучаться всю оставшуюся жизнь. У тебя очень больные глаза. Может, поделишься? Конечно, психолог из меня так себе, но выслушать — выслушаю. Ещё и пинок под зад дам. Парнишка раздраженно повел плечами. Не хотелось никому открывать душу, но глядя в эти открытые глаза, что смотрели с таким видом, будто читали его, пришлось собраться с мыслями. Голос дрожал, но это были мелочи. — У меня отец пьëт. Бьёт меня и маму. А ещё мне кажется, что всё тянет меня на дно. Дживас вздохнул. Он тоже ощущал это чувство нарастающей пустоты, но не совсем знал, как правильно с ним справиться, заглушая его сигаретами и дешевой выпивкой. Тонкая ладонь парня легка на плечо юноши, и тот вздрогнул, отворачиваясь. — Я не умею поддерживать и не буду толкать пафосные речи, но думаю, тебе будет легче от осознания, что ты не один. Людям всегда будет плевать на тебя. Они зациклены лишь на себе. Просто забей. Твой отец редкостное чмо, которое не достойно жизни. Парнишка чувствовал это тепло, что исходило от руки незнакомца. Становилось спокойнее. — А вообще предлагаю напиться. Меня зовут Мэтт. — Михаэль Кэль. Или просто Мэлло. — Так что насчёт выпивки? — Думаю, весьма заманчиво. Холод отступил. Надолго ли?