pandemonium.

Каждый шаг давался тяжело, как будто он тащил за собой груз, который становился все тяжелее с каждой минутой. Внутри него бушевали эмоции: радость от первой любви, страх от отказа и глубокая печаль от того, что его чувства остались невостребованными. Он не знал, как справиться с этой неразберихой в своей душе. В памяти снова и снова всплывали образы Чимина — его смех, его слезы, разбитые глаза, тот момент, когда Чонгук решился открыть свое сердце, пусть и сам не до конца осознавая, что чувствует. Но вместо того чтобы услышать ответ, он лишь увидел, как Пак отстраняется и сбегает, не сказав ни слова. Это молчание было громче любых слов. Дождь крупными каплями падал на лицо, размывая краску, оставляя следы. Правда внешний вид и внимание людей мало волновало парня. Он был уверен в одном — он совершил ошибку. Нельзя. Нельзя было. Теперь Пак в жизни не заговорит с ним. Гук был неприятен самому себе, но не из-за того, что считал чувства мужчины к мужчине ужасными, а из-за того, что так, видимо посчитал Чимин. Не разбираясь в собственных мыслях — эту работу он оставил для старшего брата, — Чон шел к клинике, в надежде, что там ему действительно помогут. В Юнги он был уверен, пусть тот и издевался порой над братом, но дельным советом поделиться мог. К тому же, Чимин теперь и сам ходит к нему. В приемной его встретил запах свежезаваренного чая и старых книг, но это его совершенно не согревало. Узнав об отсутствии клиентов, Гук прошел в кабинет, встречаясь взглядом с братом. Мин сидел за столом, окруженный книгами и заметками, и приподнял бровь, увидев его в таком состоянии. — Ты решил попытать свою удачу в искусстве? Получается паршиво, судя по всему, — с сарказмом произнес Юнги, глядя на пятна краски на его одежде. — Очень смешно, — пробормотал Чонгук, опуская голову. — Я пришел не за шутками. Мужчина заметил этот серьёзный тон, уже говорящий о многом, и отложил наконец бумаги, обращая все свое внимание на разбитого брата. — Что у тебя случилось? Чонгук вздохнул и стянул с себя одежду, переодеваясь в запасной комплект, что постоянно хранил здесь на всякий случай. После этого он наконец смог присесть, размышляя о том, с чего начать. — Кажется, я гей, — Юнги наклонился вперед, его лицо приняло более серьезное выражение, а потом он чуть не залился смехом, но понял, о чем говорит его брат, — я признался Чимину в том, что, кажется, люблю его. У него было паршивое настроение, он даже заплакал при мне. Отказался от выставки, а я пытался поддержать и как-то само… он оттолкнул, сбежал, даже ключи не забрал. А я… кажется навсегда его потерял. Думаю, ему неприятно, что я испытываю к нему такое. Наверное, для него такое ненормально? — Слушай, это действительно тяжело. Я не могу разглашать тебе информацию, касательно своих пациентов, но могу лишь сказать, что ты ошибаешься. Не думаю, что он тебя за это осуждает. Послушай, у него множество проблем в голове, и ему меньше всего сейчас нужна любовь. По крайней мере, он так думает. Я не могу сказать, есть ли у него к тебе чувства, просто, потому что мне он не говорил, однако, я сомневаюсь, что он действительно сейчас что-то к кому-то чувствует. Ему страшно, тяжело. Произошло многое, Чонгук. Ты знаешь сам, что он мало кому доверяет, но и видишь, что все далеко не хорошо. Ты совершил грубую ошибку. Сам того не зная, ты надавил на него и это вызвало в нем чувство отторжения. — Я понимаю это, но… я не могу избавиться от мысли о том, что мог бы сделать все иначе. Я просто… провалился. Юнги горько усмехнулся, глядя на брата, пытаясь понять, чем тот вообще думал. — Конечно, ты выбрал вообще не подходящее время. Может быть, в следующий раз просто напишешь ему смс с сердечками? Чем ты думал? Ты сам не уверен в своих чувствах, но так вылил все на человека, в котором вообще не уверен на данный момент. Чонгук покачал головой, опускаясь вниз, сжимаясь, прикрывая лицо ладонями. Ему сложно, ему больно, ему непонятно. Так горит в груди, так мерзнет все тело. Он остался без ответа. — Я знаю… но сейчас мне кажется, что я потерял часть себя. Я даже не уверен в своих чувствах, но уверен, что не хочу покидать его. Я хочу, чтобы он всегда мог поговорить со мной обо всем. Мое мнение о нем не поменяется из-за его прошлого, но… Может быть, я просто ошибся? Может это не любовь? Юнги вздохнул и посмотрел на парнишку с сочувствием, вставая и поглаживая его по спине. Вроде ему уже 21, а головой все не думает, все такой же ребенок. — Это нормально — сомневаться в своих чувствах. Ненормально лишь высказывать такое, не будучи уверенным ни в чем. Но помни: это не конец света. Ты всё еще Чонгук, которого он знает. — Легко сказать, когда ты не в моем положении. — Просто помни: жизнь продолжается. Дай ему время, а потом попробуй поговорить. Но до этого с ним поговорю я, если он, конечно, придет. На крайний случай есть у меня один рычаг давления… А пока забудь и двигайся дальше, а лучше даже попытайся разобраться в себе. Но учти, для родственников я исключений не делаю. Чонгук поднял взгляд и встретился с глазами братом, даже немного смеясь на его последнее предложение. Он берет его за руку, словно благодаря за этот бесплатный сеанс. — Ты прав. Но как? Я же с ним все время почти, мне и делать то нечего. То в студии, то гулять тащу. Я даже не знаю, чем мне себя занять без него, и как о нем не думать. Юнги слегка улыбнулся, снова возвращаясь на место и утыкаясь в бумаги, уже не так стараясь помочь брату в себе разобраться. Нужное они обговорили, а дальше дело его. — Займись чем-то новым. Найди хобби или займись спортом. Это поможет отвлечься и уверенности добавит. Ну знаешь, ты же раньше ходил в зал? Вот тебе и занятие. Можешь и на танцы снова походить. Как там его… Хосок? Не думаю, что он тебя выгонит. Чонгук задумался над предложением, вспоминая, как проводил время в школе. Ему ведь и правда все это нравилось, да и сейчас нравится, вот только он настолько увлекся дружбой с Чимином, что совершенно все забросил. Иногда виделся с друзьями, помогал дома, играл в компьютерные игры, но почти всегда все равно бежал к Паку. — Может быть… это действительно неплохая идея. Я ведь и правда от всего отказался, когда стал с ним общаться. Нет, это не его вина! Я по своему желанию с ним время проводил, особенно в студии. Там так классно… было. Юнги кивнул с одобрением, не отрываясь — Отлично. И помни, что если тебе нужна будет очередная порция сарказма, то я работаю бесплатно. А теперь вали домой, мама тебя ждёт. Чонгук улыбнулся, приходя в себя и мысленно подмечает, что стоит поговорить с Тэ, на счет всей ситуации и узнать, что он думает. Даже если придется выслушать часовой монолог о том, какой он дурак, Гук уже был готов. — Спасибо тебе, хен. Ты всегда знаешь, как поддержать, я даже удивляюсь. Дома и не подумаешь о тебе так. — Это моя работа. Но теперь иди и убери эту краску с лица — ты выглядишь, как персонаж из мультфильма, — Мин наконец машет рукой, намекая, что парню стоит свалить побыстрее, а Чонгук и уходит, оставив ключи от студии, чтобы Пак смог забрать их на следующем сеансе. Мин берет в руки телефон, находя чей-то номер и набирая, уже мысленно ненавидя эту идею, но идет на уступки, только ради чужого благополучия. — Тэхен? Здравствуй, есть разговор…

***

Который день Чимин не встает с постели. Когда Пак вернулся домой в тот вечер, он едва ли смог принять душ, смывая остатки краски. Сил не было. Он уже даже не плакал, просто постоянно спал, игнорируя звонки и сообщения. Одиночество, которое раньше душило его, теперь казалось правильным и необходимым. Вот только не так долго оно продлилось. Тэхен прошел по свойски, не задавая вопросов, но иногда все же возмущаясь, что Чимин не закрывает двери, ведь это может быть опасно. Пак не реагирует, не реагирует и тогда, когда Тэхен без слов прижимается лбом к его животу, поглаживая, словно подталкивая к разговору. — Он мне рассказал. Я не думал, что меня может что-то настолько разозлить. Я отругал его, но он как-будто бы и без меня все понимал. Как ты, Мини? Ты ел что-нибудь? Я принёс кимчи. Тебе нужно поесть. Я принесу тебе, — Тэхен не ждёт ответов, говорит сам с собой, похлопывая его сбоку. Ким уходит на кухню, возвращаясь с едой и уговаривая Пака поесть, но тот лишь отворачивается, благодаря чему парню приходится поставить еду на прикроватный столик. Он вновь ложится в чужую кровать, прижимая к себе лучшего друга, все продолжая говорить, — ты так себя доведешь, Чимини. По крайней мере ты знаешь, что он не осудит тебя за ориентацию, так ведь? Нужно во всем искать плюсы. Пак зарывается лицом в подушку, сжимаясь в калачик, не желая ничего слышать, но где-то внутри он благодарен другу за слова. В его состоянии видеть плюсы сложно, словно мозг самостоятельно отталкивает их существование. — Чимин-а, Юнги звонил. Просил уговорить тебя прийти на прием, но я не знаю, как это сделать. Тебе нужна помощь. Закрываться в себе не выход, ты ведь и сам знаешь. Неужели ты так просто все бросишь? Ты так долго старался. Знаешь, я могу пойти с тобой, если ты боишься. Я ведь и так знаю всю твою историю, разве нет? Правда, ты говорил, что в прошлый раз справился хорошо. — Не хорошо. Я просто все выпалил, а сегодня сорвался в студии. Я заплакал перед Чонгуком. А он с того не с сего признался мне в любви. Он ведь меня совсем не знает… поверхностно разве что. Я сбежал, не желая ничего слышать, не желая думать или говорить с ним об этом. Я струсил. Тэхен гладит нежно, сочувственно сводя брови, размышляя над словами, пытается поддержать и уговорить. Но Чимин словно сдается сам. Он обнимает в ответ, кивая головой, соглашаясь с тем, что ему нужна помощь. Вот только он не готов за ней обращаться. — Чимин-а, ты не трус. Не говори так. Завтра мы встанем, и я отведу тебя к Юнги, может тебе действительно станет лучше? Ты ведь понимаешь, что рано или поздно поговорить с Гуком придется. Ты не такой человек, который бросит его вот так просто, — Пак нехотя согласился, понимая, что оставить его ему будет еще тяжелее, чем рассказать правду. Они засыпают в тишине, а среди пустоты сердца Чимина, что уже давным давно стало куском черного льда, вновь поселилась тревога. Это ему нужно. Но хочет ли он этого?