lost and not found

Наконец, Пятый позволил себе немного отдохнуть, поэтому провалился в довольно глубокий сон. Пару раз к нему тихо заходил Пого, чтобы проверить его состояние. Ваню же окружали другие члены семьи, стараясь выпытать от нее больше информации. Но она сама с трудом понимала, что происходит, и как долго им придется ждать. На семейном собрании, которое решили устроить члены Академии в очередной дождливый день, Ваня то и делала, что отрицательно кивала головой или мечтательно рассматривала вид за окном. Больше всех болтал Клаус, который видел меньше всего. По началу, ему даже никто и не верил, но постепенно в его диалог вслушивалась Эллисон, за ней - Лютер, а за ним уже Диего. Правда, слушали они только потому, что Ваня не встревала и почти не отвечала. Казалось, ее отключили от этого мира, и она абсолютно не здесь. — Ох, вы бы знали, меня успели ранить в баре, — драматично говорил номер четыре, вытягивая слоги. Конечно, он сидел прямо на столе, иногда покрываясь мурашками из-за того, что сидел в коротком топике прямо перед открытым окном. — Еще бы парочку секунд и нас бы здесь не сидело. На кухне становилось холоднее. Ваня отвернула голову на открытое окно, из которого были слышны довольно громкие капли дождя, а может, даже ливня. Где-то вдали приглушенно звучал гром. Челка спала на глаза, и Седьмая ловко покачала головой, чтобы убрать ее и не закрывать обзор. Все те дни, что они были здесь, Ваня спала мало и не долго. Во время работы в Комиссии, Ваня с Пятым вдвоем едва высыпались, а иногда и не спали вообще. Сидели в общей комнате, пили кофе, пока Пятый изучал ту самую книжку, которую написали их сестра и братья в будущем. — Ты прочитал ее уже сотни, если не тысячи раз, — грустно приметила Седьмая. Глаза ее слипались, но резко подкатившая к горлу тревога быстро привела ее в бодрое состояние частотой ударов сердца и бледными дрожащими руками. — Я знаю, — раздражительно ответил Пятый, крутя книгу во все стороны. Но читал он вовсе не содержание: в ней он записывал бесконечное количество цифр, и Ваня искренне не понимала зачем. Повисла неловкая тишина. В комнате становилось холоднее. И спать не хотелось от слова вообще. Стрелки часов показывали пол 6 утра. Ваня встала с дивана, решив начать собираться на работу и не ждать каких-либо объяснений от брата. — Ты бы сидел, не волнуйся. А вот нас бы отправили обратно в Комиссию, — резко отчеканила Ваня своим ломающимся голосом. Все замолкли, явно не ожидая того, что сестра начала подавать признаки жизни. — Он сказал правду? — сморщился Диего, немного наклонившись со стула в сторону Вани. — Приукрасил, но суть вы уяснили. Седьмая как-то до сих пор не могла привыкнуть к тому, что ее мнение слушает не только Пятый. В детстве, когда у них были такие-же детские собрания, девочку почти не спрашивали, или ее желания не учитывали как должное. Лишь иногда Бен мог переспросить ее мнение, но и то не при всех. Пятый слушал ее, и когда мнение было действительно полезным или просто нравилось ему, то он стучал по столу, обращая внимания на себя. — Собрания придумали для того, чтобы выслушать мнение остальных, бестолочи. Но такое случалось не часто. Если быть совсем точным, то он слушал всегда, но вслух говорил не часто. Он вообще был переменчивым, как погода за окном. Только при Ване он чуть-чуть смягчался. — Хорошо, и что вы собираетесь дальше предпринимать? — выпытывала информацию Эллисон, будто ей действительно было не все равно. Наверное, она так тряслась только из-за благополучия своей дочки. Ваня тихонько хмыкнула, повернув голову на братьев и сестру. — Вопросы не ко мне. Я тут играю маленькую роль. Мои силы не сравнятся с силами Пятого. — Конечно, ведь твои силы сильнее, чем у него, — сложил руки крестом на груди Лютер, вытягиваясь во всю свою длину. — Не в этом смысле, — Седьмая провела ногтем по столу, выводя какие-то узоры на деревяшке. — Он может больше сделать в этой ситуации, чем я. Если я могу передвигать предметы и рушить все, что вижу, то он может телепортировать нас в любую точку, в любое время и эпоху, если, конечно, сделает все правильно. Ване было трудно разговаривать с семьей. Если в детстве она знала о них все, то сейчас, спустя такой долгий промежуток времени, догадаться о том, что происходит в головах уже у повзрослевших членов Академии, было невозможно. Все разбежались после 18, начав жить своей жизнью. Общались ли они вообще, встречались в гостинице, как 17 лет назад? Седьмая знала, что ответ отрицательный. Ее переполняли довольно смешанные чувства. Ваня общается с незнакомцами, который принято называть семьей, потому что в детстве жили под одной крышей. Среди них ощущалась неловкая атмосфера. Разговором доминировала тишина, почти всегда смущающая, так и давящая на горло, чтобы хоть кто-нибудь выдвинул словечки. Где-то в коридоре послышались тихие шаги. Ваня навострила уши, пока все остальные пытались хоть чем-то себя занять и не смущаться. Кто-то спустился с последней ступеньки главной лестницы, а после начал идти в сторону кухни, скрипя достаточно старыми деревянными половицами. В этот момент все задержали дыхание, стараясь сохранить воздух в легких как можно дольше. Ване почему-то сделалось страшно. В помещение вальяжной походкой зашел Пятый, держа руки в карманах. Лицо его было заспанным, помятым, но счастливым. На правой щеке остался след от подушки, и он потер его ладошкой, а после переключился протирать глаза. Никто не говорил — все ждали его слов. А номер Пять, кажется, вообще не торопился и оттягивал все до последнего. Поэтому, соблазнившись запахом свежего кофе, которое приготовила Грейс, он медленно дошел до стойки, начав наливать себе пробуждающий напиток. — Ты специально оттягиваешь? — сказал раздраженный Диего, сморщив лицо в недовольной гримасе. Кажется, эти слова пролетели мимо ушей брата, чьих слов ждали больше всего на свете. Ваня облокотилась на спинку стула, накинув одну ногу на другую и скрестив руки на груди. Она, как никто другой понимала, что ему нужно максимум минуты две перед тем, как он расколется. Подхватил Диего и Лютер, подходя к Пятому из-за спины. Конечно, мальчик резко повернулся (скорее по привычке), чем напугал номера Один. Клаус, сидящий на столе в позе лотоса, драматично охнул и вытянул руку. — Выглядишь ужасно, братец, ты спал сколько? — Не волнуйся, ты меня больше таким не увидишь, — съязвил Пятый, и улыбка начала расползаться по его лицу. Эллисон выгнула одну бровь, явно не ожидая каких-то проявлений эмоций от него. Пятый отхлебнул еще пару мощных глотков и со стуком поместил кружку на середине стола, буквально в нескольких метрах от Клауса. Тот, в свою очередь, сильнее поджал под себя ноги, остерегаясь каждого движения брата. Сердце Вани заколотилось быстрей, ведь она не понимала, что Пятый имел ввиду. Предположения были, но девочка боялась ошибиться. Поправив свою челку, номер Семь наклонилась в сторону стола, ожидая объяснений. Пятый облизал губы, а потом поправил уголки рта пальцем. — Даже не подавился, — почесал затылок Лютер. — А ты хотел, чтобы я подавился? — Ближе к делу, Пятый, мы тут не просто так сидим, — подгоняла его Эллисон, дергаясь на стуле от нетерпения. Наверное, она рвалась к дочери, ведь теперь ей это было важнее. — А я просто так сижу… — невзначай добавил Клаус, с детской наивностью оглядывая других. Кажется, только один он вел себя так беззаботно. Наконец, Пятый, осматривая всех, начал говорить. — Без понятия как, но через сон мне передались важные цифры, которые поменяли очень много в решении моего уравнения. Надо быть чуткими, ведь Комиссия уже наступает нам на пятки, пока мы отчаянно пытаемся сбежать от нашей ошибки, — он остановил свой взгляд на Ване. — Думаю, нам нужно уже сегодня телепортироваться в нашу с тобой исходную реальность. Желательно, поскорее. Другого выхода нет и не будет. Ваня заморгала глазами, все еще не веря в слова брата. — Вы опять сматываетесь? — всю драматичность момента прервал Клаус. — А как же мы? Что будет с нами? — занервничал Лютер, и Эллисон обеспокоенно закивала. Пятый помолчал какое-то время, а после начал немного трястись. Ваня встала со стула, схватив брата за руку. Такое уже случалось, и не раз. Пятого стало немного потряхивать, поэтому он опустил голову и тихонечко шмыгал носом. Ваня, не сразу заметившая это, изучала бумажки, сохранившиеся в библиотеке неизвестного города. Остались отрывки от книжек на русском, поэтому она с трудом понимала. Какие-то документы были подпалены, но прочитать их можно было. Прислушавшись, девушка услышала тихий плач. Подняв голову, она увидела брата, который еле стоял на ногах, и то на тех, которые сильно тряслись. — Эй, Пятый, с тобой все хорошо? — после этих слов, брат начал плакать громче, поэтому Ваня ринулась к нему, боясь, что он может упасть. Впервые за 18 лет она увидела, как его так трясет. — Пятый, ты меня слышишь? Парень сильно прижался к сестре, пытаясь говорить. — Я рядом, Пятый, я рядом. Не надо бояться, — проговаривала Седьмая ему на ухо, из-за чего тот потихоньку успокаивался. — Все будет хорошо, слышишь? Мы выберемся, я обещаю. Это был первый раз, когда Ваня смогла его успокоить. И дальше это получалось только у нее. — Я…я не уверен, но… — начал он, сильно сжимая кулаки и стараясь не показывать свою слабость на людях. — По факту, раз мы возвращаемся в роковой день, то снова меняем ход времени, но в нужное русло. Поэтому, в вашей реальности мы появимся, а вы забудете про все эти дни. Мы будем взрослыми, которые даже не будут знать о нашей вылазке. Мы, но не мы, понимаете? Я и Ваня сделали очень большую ошибку, которую навряд ли можно восстановить полностью. — Когда мы будем телепортироваться? — спросила Ваня, оглядывая всех, но все еще держа Пятого за руку. — Час. Через час.

***

На заднем дворе Академии было прохладно. Ветер усиливался, а солнце миновало под тучами, заполонившими почти все ясное небо. Сейчас их было восемь: шесть членов Академии, Пого и Грейс. За плечами Клауса прятался Бен, который сегодня сидел тише, чем обычно. Все казалось таким серым, что хотелось плакать. Особенно хотелось плакать Ване. Что будет с ними? Что будет с другими Пятым и Ваней? Что будет дальше? В горле застрял ком. От неясности судьбы всех, кто находился здесь, хотелось скрыться и не появляться, пока все это не закончится. Но как ты можешь уйти от того, что сделал сам? Начал бить мелкий дождь. — Время, у нас мало времени. Ваня нерешительно двинулась в сторону семьи, позволяя слезам политься из глаз. Они были ее семьей, даже несмотря на то, что пару часов все сидели на кухне как чужие. Она позволила себе обнять каждого присутствующего, и даже Бена, движения которого докладывал Клаус. Обниматься с призраком странно. «В нашей реальности мы сделаем все, чтобы Бен был жив». Пятого же пришлось обнимать самостоятельно, но все сделали это. Возможно,в последний раз в своей жизни. — Я так боюсь… — тихо говорила Ваня, зная, что все ее слышат. — Надо быть сильнее этого, Ваня, — вышел вперед Пого, всегда наставлявший юную Ваню на верный путь, — Вы справитесь. Слова Пого давали надежду, и девочка громко выдохнула, хватая брата за руки. — Ты готова? — проговорил он, еще раз повернувшись на семью. — Да, — кивнула Седьмая, пытаясь быть уверенной. Ее выдавало бледное лицо и хруст от пальцев Пятого. Раз. Пятый крепко жмурит глаза. Два. Ваня в последний раз улыбается, смотря на семью. Три. Дождь усиливается. Четыре. Пятый сосредотачивается на времени. Пять. Появляется синий свет. Шесть. Страх берет вверх, и Ваня плачет. Семь. В глаза сильно бьет синяя вспышка. Восемь. Прощальный крик Клауса. Девять. Резкая боль от рук Пятого. Десять. Тишина. Ваня боялась открывать глаза. Вдруг, когда она их откроет, никого не будет рядом? Но ее руки до сих пор кто-то обхватывал. Послышались голоса, приглушенные. Ваню начал трясти Пятый, поэтому ей пришлось открыть глаза. Поморгав, она увидела улицу. Зеленую, оживленную улицу. Вокруг собралась кучка зевак, смотревших прямо на них. Девочка посмотрела на брата, который очень тяжело дышал, открыв рот. С немного сломавшимся голосом, он начал говорить с людьми, все еще держа сестру, но уже за одну руку. — Простите, какой сейчас год? — его голос звучал так же, как и в детстве. — 2002. Вы с луны свалились? Пятый кивнул, и они побежали, даже не поблагодарив. Бежали по уже такому родному маршруту. Ваня могла поклясться, что Пятый плакал. Он буквально кричал, и поэтому она позволила кричать себе тоже. Неужели у них получилось? Родной дом. Вот ворота, такие же черные и скрипучие. Пятый продолжал держать сестру за руку, боясь ее отпустить и потерять. Вот он распахнул тяжелую дверь, запуская их обоих в Академию. Слышны звуки столовых приборов, и мальчик начал тяжело дышать. Ваня пошла первая, прямиком в зал, где проходил обед. Сэр Реджинальд с грохотом кинул на тарелку свои столовые приборы. — Номер Семь, номер Пять! Это что за выходки такие? — все остальные члены Академии просто глазели на них обоих, хихикая с того, что они держались за руки, — Вам, мне кажется, нужно дать более жесткие наказания. Обсудим это после обеда. А теперь, сядьте на свои места и не перебивайте Хэра Карлсона. Так просто? Все было настолько просто? Семнадцать, а то и все восемнадцать лет они вернули в самое начало? В тот день, когда им снова 13. — Да, отец, — кивнула Ваня, идя в конец стола и ведя за собой Пятого. Переглянувшись, она увидела искры в его глазах, его улыбку и через его руку ей передались все бушующие эмоции брата, с которым она пережила так много. Никто, кроме них двоих, не знал, через что они прошли, чтобы вернуться сюда. Пятиминутная вылазка здесь равна восемнадцати годам в апокалипсисе и Комиссии. Седьмая аккуратно уселась на свой стул, а за ней повторил маневр Пятый. Есть еду не хотелось, поэтому они оба переводили дыхание, стараясь привыкнуть к обстановке. Их снова семь. Им снова 13. Все будет по-другому. Они больше не потеряют Бена, Ваню больше не будут унижать за то, что она обычная. Все будет по-новому, но только не для них двоих. Им 31, и теперь они готовы начать все сначала, не допуская глупых ошибок прошлого.