Он все знал

Его психолог обладала одной невероятной чертой характера. Она любила навязываться и абсолютно не скрывала этого. Даже когда Стайлз прямо говорил этой мисс Моррел, чтобы она шла обратно в школу преподавать французский ее недалеким ученикам, она пропускала это мимо ушей и продолжала раз за разом настойчиво стучаться в двери его дома и разума. Он с самого начала отказывался от ее услуг. Быть объектом изучения школьного психолога в 21 год — что может быть унизительнее? И пусть он был отчасти ей благодарен за то, что она провела его сквозь годы в школе, наполненные нескончаемым потоком сочувствия и, зачастую, презрения, то сейчас он вполне мог сам избегать близких контактов с людьми, которых считал слишком глупыми и наивными. А еще они были жестоки. Да, порой, дети, не понимающие других детей, пользуются грубой силой. И кто знает, отчего. Доказать то, что они не такие? Подчинить себе, своим игрушечным правилам? Или же просто из жажды насилия? Стайлз не думал об этом, а просто сторонился контактов с такими ребятами. В приюте было трудно. Потерявшие родителей и опекунов дети до боли в груди нуждались в общении. Каждый второй искал это общение в Стайлзе. Он всегда казался тем, к кому можно прийти за поддержкой. Они ее, конечно же, получали. Ему было легко успокоить кого-то словами и не проявить лишнего сочувствия к человеку. Вот только в то время Стайлз не понимал, что ставит под угрозу свое ставшее родным одиночество и обрекает себя на постоянное присутствие других детей в его жизни. — Мы это уже обсуждали, но прогоним еще раз, — мисс Моррел анализировала взглядом спокойно пьющего чай парня, который сейчас будто и не стоял на этой кухне, — тот приют, в котором ты рос. Попав туда спустя два года после того, как Уиттморы усыновили тебя, что ты испытал? — Вы первая, кто сел на это кресло после того, как на нем умер мой отец, мисс Моррел. Она давно привыкла к таким высказываниям парня. С самого начала их общения, когда его передали из рук психолога от Следственного комитета, тот уже выработал подобный способ защиты. Поначалу он огрызался, путался в собственной лжи, сбегал с приемов и зачастую просто игнорировал женщину. Она спокойно пережидала бурю, затаилась до того момента, пока Стайлз сам не вышел на контакт. Ему попросту нечем было себя занять, поэтому он начал рассказывать какие-то незначительные моменты из своей жизни. Затем беседы стали происходить реже, и оттого дольше. Но даже спустя пять лет общения с ним, Марин не могла сказать, что знает его хотя бы на десять процентов. Не того, кого он выдает за себя: язвительного, взбалмошного парня с СДВГ, который не умеет общаться с людьми. Нет, совсем не его. Того расчетливого и проницательного лиса внутри него, который уже много лет умудряется сохранять свою маску, по которой все еще не пошло ни одной трещины. Порой, мисс Моррел и сама не понимала, где правда, а где ложь. — Что я мог испытывать после смерти моих хоть и приемных, но все же родителей? — То же, что ты испытывал после смерти Клаудии, — женщина всматривалась в его реакцию, но на лице был лишь призрак непонятных ей эмоций, — что ты испытывал после смерти Ноа. — Вы заставляете переживать меня болезненные воспоминания, мисс Моррел. — Стайлз, я просто хочу понять, что заставило тебя измениться. В нем не было той покорности, которую хотела видеть Марин. Которую хотели в Стайлзе видеть все. Они заставляли его молчать, слушать, вести себя так, как хотят другие. Когда последний раз он делал то, чего хочет сам?.. А чего же он на самом деле хочет? — Знаете, — парень отставил кружку и направился ко входной двери, — мне кажется, на сегодня мы закончили. — Когда ты последний раз общался с кем-то, кроме меня? — она схватила сумку и быстрым шагом последовала за ним, — есть ли у тебя друзья? Когда последний раз ты появлялся в колледже, Стайлз? Мы должны решить… — До свидания. Он указал на открытую дверь ладонью. Моррел была раздосадована. Каждый раз она шла на прием к Стилински, как на каторгу. Последние несколько лет тот научился мастерски контролировать свои эмоции, не выходя из себя в ответ на откровенные провокации. Психолог должен видеть худшие стороны своих пациентов. Рыться в их нижнем белье, раскапывать болезненные воспоминания, стараться выкорчевать с корнем старую боль, ненависть, обиду. Но то, что она не может ничего сделать со Стайлзом на протяжении пяти лет, значит лишь, что ее профессионализм подвергнут огромному сомнению. Она ушла, напоследок оставив очередную пачку риталина. Парень лишь бросил ее в ящик к остальным пяти и вновь запер его на ключ. Легкий шлейф ее сладких духов витал на кухне, и Стайлз глубоко вдохнул такой знакомый, въевшийся в проржавевшую душу запах. « — Малыш, скоро придут МакКоллы, прибери свою комнату. Женщина ни на секунду не отвлекалась от навряд ли настолько увлекающей ее готовки, пока Энтони читал новости на своем планшете. Мальчик кивнул и направился в сторону лестницы на второй этаж. — Звонил мистер Харрис. Принеси свою работу по истории, — приказал отец в спину тому. — Я… я ее потерял. Маргарет, вытащив из духовки индейку, медленно вытерла руки и повернулась к нему. Стайлз не хотел смотреть в ее глаза. Он знал, что там увидит. Он не смотрел им в глаза уже долгое время. — Мечислав… — ласково протянула Маргарет. От этого голоса во рту становилось вязко и всегда пробивало на пот. Она плавно подошла к нему и приподняла подбородок двумя пальцами, вынудив сына посмотреть ей в глаза. Легкая улыбка озарила ее лицо. — Ты так похож на Клаудию, малыш, — она погладила его по волосам. Стайлз судорожно выдохнул, — почему же у тебя такой дерзкий взгляд? — Типичный приютский ребенок, — отец отложил планшет и сложил руки на коленях, морщась, словно от отвращения, — если я сейчас поднимусь в твою комнату, сын, я найду эту работу? Женская рука с аккуратным маникюром сжала волосы и оттянула назад. Стайлз уже научился терпеть боль, и поэтому не издал ни звука. Лишь в груди разлилось какое-то обжигающее органы чувство. Оно всегда его пугало, когда появлялось. Без предупреждения, захватывая все его мысли. От него он еще не научился избавляться. Звонок в дверь. Рука исчезла с головы мальчика, и он громко выдохнул, отшагнув от матери назад. Кинув последний нечитаемый взгляд на сына, она поправила прическу и пошла к двери. Сладкий цветочный аромат последовал за ней.» Стайлз всегда останавливался на этом месте и смотрел на деревянный пол, когда случалось проходить мимо. Следы давно смылись, остались лишь потрескавшиеся со временем воспоминания. И эти трещины заполнили эмоции, встав на удивление ровно, словно мозаика. Они становятся больше, он чувствует это почти физически. Парень присел на корточки и дотронулся пальцами до досок, ласково проводя по ним подушечками. Чего-то точно не хватает… Он взял нож из ящика и положил рядом с этим местом. Он вспомнил, какого это. Все встало на свои места.