Он все знал

— Помогите, пожалуйста… моя мама… папа… Губы искривлены в подобии горькой улыбки. Маргарет так до глупости мило хлопала своими накрученными ресницами, но ее веки больше не смогут сомкнуться. Кожа все еще блестит от дорогого крема, словно она ненастоящая. Где тот жизнерадостный блеск красивых, извечно накрашенных женских глаз? Отчего темные кудри так быстро испачкались в липкой, ритмично бьющей из артерии жидкости? Этот кухонный фартук с милыми рюшками, кажется, и раньше был красным… Стайлз пытался закрыть рану, из которой уже вяло вытекала темная густая кровь. Сердце Дэвида перестало биться уже давно. — Скажи адрес и ничего не трогай, мы сейчас же приедем. Она принимала сотни таких вызовов. Сотни испуганных мальчиков, девочек, взрослых мужчин. Когда же страх зависел от пола и возраста? Он преследует нас даже тогда, когда бояться нам уже совершенно бесполезно. Дэвид Уиттмор был эталоном любого отца в Америке. На работе его уважали, в единственной школе Бейкон Хиллса все знали, продавцы делали ему скидки, прохожие здоровались с ним за руку и обращались исключительно вежливо. Маргарет часто заходила к нему на работу и приносила вкусную домашнюю еду. Он был тем, кому следовало подражать. Прекрасная жена, умный ребенок, превосходная репутация, высокооплачиваемая работа, двухэтажный дом и золотистый ретривер. Скорая командировка в Большое яблоко открывала перед ним все больше перспектив. Типичная «американская мечта». Как же она могла разрушиться в один момент? Руки Стайлза запятнаны в крови. Мелисса МакКолл рассказывала ему о том, какую большую ответственность мы несем за чужие жизни. Что мы, как люди, как один человеческий род должны помогать друг другу, ведь мы единственные понимающие и сострадающие существа на этой планете. Медсестра ведь знает это лучше всех. Что же еще знают медсестры, чего не знает сам Стайлз? — Мальчик, отойди от трупа! Тот почувствовал, как отлетает от мокрого, холодного и неприятного на ощупь тела умершего юриста. Впервые он увидел его лицо, застывшее в гримасе боли и ужаса. Но разве это — настоящий ужас? Стайлз теперь остался совсем один. Это он должен испытывать страх. С лестницы, ведущей на второй этаж, спустился любопытный пес. Он услышал пронзительный шум сирен, крики полицейского, звук толпы в его доме. У Стайлза осталось сил лишь позвать его к себе, вырваться из рук женщины в форме и уткнуться носом в пропахшую духами мертвой матери мягкую шерстку. Окровавленные пальцы запутались в загривке собаки, а губы шептали успокаивающие слова. Но успокаивали ли они недоуменно облизывающую капли крови собаку? ----- — Было ли что-то странное в поведении пса? Лай, скулеж, может, он просился на улицу? Следователь был готов записывать любую малейшую реакцию мальчика на его слова, но спустя двадцать минут допроса блокнот все еще был пустым. Пэрриш понимал его: вид собственных родителей мертвыми при таких обстоятельствах травмирует в любом возрасте. А уж в 14 лет это понесет за собой непредсказуемые последствия и удар по психике. — Нет. Стайлз смотрел на свои уже чистые руки. Под ногтями все еще осталась кровь, которую он пытался сцарапать, когда они ехали в участок. Женщина сказала ему, что Майка отвезут в зверинец. Она сказала, что он найдет себе новых хозяев. Новых хозяев со старой кровью на шерсти. — Когда ты вернулся домой, они еще были живы? — Нет. — Кто-то был на участке? — мужчина наклонился к мальчику ближе, — Ты видел что-нибудь? — Я ничего не видел. Следователь вздохнул и отложил блокнот. Чего он сможет добиться от мальчика, который сейчас и думать адекватно навряд ли сможет? Стоит дождаться, пока на месте убийства не обнаружат какие-либо улики. Это невероятный промах со стороны мистера Уиттмора. Стоило бы ему поставить камеры в доме. Да только зачем трупу они нужны. — Не волнуйся, парень, — мужчина положил руку на плечо Стайлза, — мы обязательно найдём этого ублюдка. Ты жив, и это самое главное. Мальчик пожал плечами и отвернулся. Пэрриш знал, что ему сейчас тяжело, а психолог из него всегда был так себе. Эмпатией он обладал, но редко мог подобрать нужные слова, чтобы подбодрить человека. А уж в такой ситуации он не знал, что ему делать. — Можно мне вернуться домой? — Стайлз схватил за рукав уходящего следователя и посмотрел на него снизу вверх, едва сдерживая слезы. — Сейчас все будет сложно, Мечислав. У тебя нет дома, и тебе надо будет его найти, — тот потрепал его по макушке, — то место, которое ты зовешь домом, больше им не является. --- Он видел этого мужчину в первый раз. Опознание должно было решить весь ход дела по убийству мистера и миссис Уиттмор. Рядом стоял Пэрриш, подбадривая его доверительно положенной на плечо рукой. Еще несколько незнакомых ему людей в форме вокруг, и, наконец, неизвестный ему мужчина за стеклом. Потрёпанный, усталый и обреченный. Круги под глазами и красные белки, неестественно бледная кожа, отросшая щетина и смиренный взгляд. Казалось, где надежда на освобождение? Он же знает, что… Да, он, как никто знает… — Это он, Мечислав? — следователь смотрел на ошеломленное лицо мальчика. Круглые от шока глаза, закушенная до крови обветреннная губа и дикий, первобытный ужас, — Мечислав, успокойся. Да или нет, и я упеку его за решётку. Он выйдет оттуда только ногами вперед, обещаю тебе. — Он… видит меня? — испуганный детский взгляд обратился на Пэрриша, тонкие костлявые пальцы вцепились в его куртку, — он может видеть мое лицо? — Нет, он нас не видит, — мужчина отодрал намертво вцепившиеся израненные руки от себя и сжал их в своих, — и не слышит тоже. Это же он, да? Вдох. Стайлз мог слышать, как бежит по его венам кровь. Будто потоком хлещет из горла Маргарет. Голова освобождается от тесных объятий паники, а с глаз спадает образ брошенного возле отца ножа. Все красное. Под ногтями, кажется, все еще есть засохшая кровь. Вчера он пытался отмыться, но у него ничего не получалось. Выдох. Сегодня получится. — Да. Это он. Пэрриш кивнул, отпустил переставшие дрожать руки мальчика и посмотрел на стоящего с закрытыми глазами мужчину. Губы изогнулись, но Стайлз не понял, то ли в презрении, то ли в злой усмешке. — Это последний день твоей безопасной жизни.