Не отпускаю

Гриша не выдержал. Пользуясь моментом, когда толпа вокруг затихла после бешеных плясок прошлой песни, а сама Земфира на секундочку переводила дух, говоря о чем-то зрителям, Измайлов сделал шаг вперед, поближе к Алисе, и почему-то взял её за руку. Совсем невинно. Чтобы девочка-ветер не улетела. Чтобы дать понять, что он её понимает и принимает во всех ипостасях её взбалмошной и очень сильной личности. Измайлов не боялся, что Рыбкина подумает что-то не то. Алиса всегда понимает его правильно. Она лишь тепло улыбнулась и поправила растрепавшиеся от зажигательного ритма волосы. Гриша хотел сказать ей что-то. Что-нибудь. Но сам не понял, как простая речь Земфиры, которая до этого была ненавязчивым фоном его маленьким действиям и большим мыслям, незаметно перешла в простой стих, отвлекаться от которого Алисе явно не хотелось. Рыбкина чувствовала, что Гриша пытается уложить свои думы окаянные в какие-нибудь уместные слова, и решила не напрягать его своим вниманием, и потому просто слушала Земфиру. Сколько в моей жизни было этих самолётов Никогда не угадаешь, где же он не приземлится Непредсказуемая, ускользающая и странная рифма уже вполне предсказуемо попадала в самое потаëнное. Теперь уже Гриша и сам ловил каждое слово, узнавая в тексте в этот раз не Алису, а самого себя. Сколько в его жизни было всего? Тачки, самолеты, яхты и даже вертолет, пистолеты, кеды, пули, кровь, тату, смешные футболки, однообразные джинсы, алкоголь, тот самый детский дом, работа, проблесковые маячки, сбитые костяшки пальцев, ласки незнакомых девиц, косички маленькой Ники, надгробная плита у могилы родителей, ненависть, жалость, любовь, секс, девушки, те, с которыми "любовь", а хочется просто дружить, и та, с которой дружишь, а хочется любить, Крис, Алена, Алиса. Все такое разное. Слишком разное. И это всё его. И Гриша ни разу не угадал, с чем окажется в итоге. Такого он себе представить не мог. Я плачу за эти буковки и цифры Улечу На этом кресле прямо в новости Поразительно похожее на него непонятное желание. Он ведь столько раз пытался улететь в своем автомобильном кресле прямо в новости. Из цикла "чрезвычайное происшествие". Да все не долетал. Странное, глупое поведение. Гриша миллионы раз ругал себя за это. Он ведь мог угробить кого-нибудь. И ладно бы только себя. Он и сам не понимает, почему это делал. Может, искал подтверждения, что если судьба уберегла его и не размазала о какой-нибудь столб на трассе, то есть зачем. А если бы не уберегла - то и не жалко. От этой фразы Гриша вспомнил сам себя несколько лет назад, пьяного и сжимающего двоящийся в глазах руль. Как хорошо, что больше он себе подобного не позволяет. Грише стыдно за это все. Очень стыдно, особенно, когда он сравнивает себя с ней. Алиса была в гораздо худших условиях, и сдуру не пыталась убиться о встречную машину, выплескивая своих демонов на невинных людей. Она сдуру стала первоклассным полицейским. Её рука слегка дрогнула в гришиной ладони. Девушка немного испуганно и смущенно покосилась на Гришу. Давай, Я позвоню тебе ещё раз, Помолчим Поулыбаемся друг другу Она-то, разумеется, знала наперед, о чем будут следующие строки, и о чем Гриша подумает, услышав их. Измайлов так часто звонил ей вечерами без повода. Точнее, повод он, конечно, находил, но очень неубедительный. Вроде какой-нибудь дурацкой гипотезы о деле, которым они занимались, очередного предложения приколоться над Володей, а иногда просто случайно "путал номер". На самом деле, конечно, причина была всем ясна. Гриша звонил просто чтобы услышать голос, убедиться, что Рыбкина без приключений добралась домой, да или просто хотел услышать её молчаливое теплое дыхание в динамике телефона. Алиса об этом догадывалась, и благоразумно позволяла им обоим маленькую слабость. Она и сама этим грешила, но гораздо реже. Не хотела услышать на заднем фоне слащавый голосок Алёны. Звонки начинались с хулиганского и весёлого "Привет, Рыбкина" и заканчивались слишком чувствительным и личным молчанием, когда не знаешь, что сказать, но разговор прервать не в силах. Звонить было как-то проще. При этом ведь не надо смотреть друг другу в глаза, можно немного отпустить себя с цепи и не бояться, что сорветесь оба, можно через пять минут сделать вид, что этого вообще не было, и наутро все будут мило улыбаться и никто об этом не вспомнит. Или по крайней мере, не скажет. Ведь никаких свидетелей, никаких последствий, просто помолчали друг с другом и всё. Что такого-то? В общем и целом, ничего, только почему-то Гриша и Алиса стояли под строчками этого стиха, опустив головы вниз и не смея поднять глаз, пристыженные за ненормальность их отношений и еще больше за неспособность признать, что между ними что-то происходит. Вялотекущее, не совсем понятное, и довольно странное, но очень значимое. Они ведь могли как-нибудь обсудить свои, однозначно, нерабочие звонки по вечерам, но упорно молчали оба. И вот их затяжное рукопожатие уже совсем не невинное, а с некоторым привкусом чего-то греховного. Грише и Алисе было на самом деле неловко друг перед другом и перед всеми людьми вокруг, будто их поймали с поличным за преступлением, объяснить которое они неспособны. Но рук они не разнимали. Я пытаюсь справиться с обрушившимся небом Я никак не слабачок, но тут такие перестрелки Я молчу, Белеет парус одиноко Дурачок, Гриша наивно верил какое-то время, что у него получится справится, и даже иногда думал, что уже получилось, но это не так. Его небо обрушилось ему на голову дважды. Первый раз - седьмого сентября. Второй - в утро, когда он целовал девушку в своей постели, собирался любить её, как им обоим хочется, и был совершенно счастлив этим. Да, многое тогда было еще непонятно, но было главное - ощущение, что это именно то, что он искал всю жизнь. Детали этого утра въелись в память навечно, также как страшные фото с места убийства родителей, только в этот раз все было гораздо красивее: разбросанные по подушке русые пряди, дракон и змея, пригретые под его одеялом, опущенные веки с русыми длинными ресницами, тонкое предплечье с недавним еще розовым шрамом, прикосновения к теплому голому телу, которые еще вчера были сумасшедшей мечтой, а сегодня так просты и естественны. Но потом пришла Ника. В первый раз, конечно, Грише было тяжелее подняться на ноги после того, как небо рухнуло на него. Но он сумел. Долго, мучительно, но он справился. Ведь тогда в глубине души он всегда знал, каким для него был правильный выход в той ситуации. Это было очевидно для всех, и для него тоже: он должен заботиться о сестре и посадить этого ублюдка,и многих других таких же. Все страшно, но понятно. А во второй раз никто и не заметил катаклизма, кроме самого Гриши. Никому ведь и в голову не приходило, что он успел влюбиться, да так, как никогда раньше. Гриша совершенно точно понимал, что это не пройдет, как с десятками других женщин до этого, он слишком хорошо чувствовал разницу, чтобы не видеть очевидного - с Алисой это не развлечение, не смазливое личико, не потрясный секс. С ней это одновременно и все вышеперечисленное, и ничего из этого. С ней это самые высокие его душевные чувства приправленные самыми низменными желаниями и умноженные на запредельное взаимопонимание. С Алисой это навсегда. Почему она именно его дочь? Будь её отцом любой другой человек в мире, да хоть сам Гитлер, Гриша бы не обратил никакого внимания. Но она именно его дочь. Именно она, от которой сердце бьется так бешено, именно его дочь. Ну что за издевка? Если есть кто-то свыше, кто определяет ход истории и судьбы людей, за что он послал Грише испытание, которое одно единственное выше его сил? После Никиных слов небо рухнуло еще раз. И в этот раз даже хуже. Ведь в первый раз выбор был очевиден, и хоть сдохнуть хотелось одинаково, но смерть родителей не рвала его на части. Ангелы и Демоны внутри него не устраивали бесконечные битвы, в которых черное и белое постоянно менялись местами, притворяясь друг другом. И во второй раз Гриша так и не смог справиться. Внешне всё выглядело совершенно спокойно, но внутренне он изнывал от самого главного противоречия в своей жизни - любви к Алисе и ненависти к её отцу. Гриша не смог. Его небо рухнуло, убив и его заодно. Измайлов не слабачок, он разное повидал, и думал, что после смерти родителей может пережить хоть что. Но только не это. Любовь для него оказалась сильнее смерти. И тяжелее. Он ничего не понимает Корабли Имеют сердце и возможность выбирать И погибая улыбаться Грише не оставили возможности выбирать. Ведь то, что он хотел бы выбрать - немыслимо. Абсурдно. Непозволительно. Как белый огромный корабль, мечтающий покорять неизвестные бурные моря, но поставленный на курс вдоль всем известной тихой гавани, он был обречен медленно погибать душой. И погибая вынужден улыбаться. Мы с тобой ещё немного и взорвёмся Алиса едва ощутимо задрожала в его руке. Они умалчивали свои чувства слишком долго, делая вид, что их нет, а стих без всяких ложных опасений в одну секунду обличил все, что они прятали внутри около года. Гриша и Алиса дошли до критической стадии. Еще немного и рванет. И последствия непредсказуемы. Чем дольше они оба сидят на пороховой бочке, тем меньше шансов им обоим уцелеть в конце. Но вся соль в том, что никто из них ни за что в жизни с этой бочки добровольно не сойдёт. Жаль, но я никак не научусь остановиться Разгоняюсь-загоняюсь как отпущенная птица Хорошо, Я буду сдержанный и взрослый Снег пошёл И значит что-то поменялось А Грише бы, действительно, неплохо уметь остановиться. Просто встать на месте и хорошенько подумать. Не перескакивать с Лили, на Крис и дальше на Алёну. Не загоняться. Не торопить себя принимать какие-то "правильные решения", а просто послушать самого себя в тишине. Ну или хотя бы на рок-концерте, раз тишина не получается. Измайлову надо развести своих ангелов и демонов в разные углы ринга и дать им, наконец, хоть немного отдохнуть. Они ведь, как ни странно, могут жить мирно, если их не сталкивать лбами все время. А Гриша только все пытается найти для ангелов подкрепление. Он согласился. С Алёной, с Никой, с обществом - хорошо, он будет сдержанный и взрослый. Он будет серьезный. Он будет муж, глава семьи, нормальный человек, как это все называют. Да только он ни разу не сдержанный, хоть и взрослый, да и "нормальным" его тоже сложно назвать. Маленький компромисс, но Гриша чувствует себя, будто он сдался. И его демоны с таким раскладом не согласны. И чем более спокойным пытается быть Измайлов, тем больший бунт они устраивают в его душе. Да и ангелы его, признаться, тоже не в особом восторге от такой лжи во спасение. Гриша тяжело дышал, эхом пропуская через себя точнейшее описание своей жизни за последние года - "Разгоняюсь - загоняюсь как отпущенная птица". Он был готов взорваться прямо сейчас. Может, он слишком близко к сердцу воспринял чужие слова? Или эти самые чужие слова просто были о нём? Люблю твои запутанные волосы Давай, я позвоню тебе ещё раз, помолчим Люблю твои запутанные волосы Давай, я позвоню тебе ещё раз, помолчим Обреченно, обессиленно и монотонно рассказывала Земфира всем его мысли, путая их странным ритмом, неуловимой рифмой и красивыми образами. Но как бы сложно не звучал стих, как бы трудна не казалась жизнь, в конце от всего монолога осталось лишь одно постоянно повторяющееся слово: Люблю