Ghostly

Самолетик из бумаги пролетает почти над всей аудиторией, чтобы точно спикировать на макушку Ханы Ли. Девушка даже не вздрагивает, рассматривает его пару секунд, вертит и так, и сяк, чтобы, в конце концов, развернуть и тихонько выдохнуть. Хенджин наблюдает с заднего ряда за полетом своего бумажного друга. Старательно склоняет голову, словно школьник, когда краем глаза улавливает движение Ханы в его сторону. Благо, преподаватель Пак к ним спиной стоит, все еще пишет длинное название на доске. Хван тихо стучит ручкой по тетради, проверяет телефон, но сообщение не обнаруживает. Черт. Хан рядом отрывается от тетради, бросает быстрый взгляд на него, затем на девчонку, но молчит. Сынмин делает то же самое, но в тетради тонким почерком выводит вопрос об их с Ханой ссоре. Хенджин упрямо качает головой. Не поссорились, расквитались просто друг с другом, из-за чего не общались несколько дней. Хван сначала избегал, теперь вот Ли на контакт не идет. Когда преподаватель Пак отпускает их, Хенджин никого не ждет. Спешит укрыться от взглядов, особенно от Джисона, который в последнее время смотрит долго, грустно, чертовски понимающе. Он находит тишину в спортзале. Там же находит Чонина: мальчишка бесцельно кидает баскетбольный мяч в кольцо. Хван ему мешать не собирается, бросает вещи в угол и наблюдает просто, пока парень совсем не выдохнется. Относительно быстро. Без лишних слов принимает из рук старшего бутылку воды, глотает жадно, а затем падает рядом. — Что с тобой, хен? — Чонин глаза не щурит, спрашивает прямо. Иногда Хенджину кажется, что Чонин по возрасту обскакал некоторых в разы. Но это только иногда. — Ничего. Как с учебой? — Хреново, если честно, — Чонин поправляет волосы, стирает со лба пот и хмуро утыкается взглядом в стену. — Я ожидал, что жизнь в университете будет веселой. Но оказывается все по-другому. — Учи конспекты, — просто ухмыляется Хенджин, прикрывая глаза. — Меня могут отчислить за зачет преподавателю Хенсоку. Он лютый, хуже всех, кого я встречал. Хенджин молча соглашается. Да, Хенсок — тот еще тип, Хван предпочитает не связываться с ним. — Дашь сигарету? — прилетает вопрос от Яна, отчего старший чуть усмехается. — По губам могу дать. — Друг из тебя, прямо скажем, так себе. Хенджин давится смешком. Они сидят в тишине, уютной и понимающей. Не ударить по ней, не разбить. Даже когда Чонин снова задает вопрос, какого черта в последнее время с Хваном происходит. — Я не знаю, — честно выдает Хенджин, утыкаясь взглядом в выбеленный потолок. Маленькие трещинки встречаются то тут, то там, но они успокаивают. Нет ничего идеального, все имеет изъяны. — Это из-за Минхо? — Чонин не успокаивается. Выводит на разговор точными вопросами, которые даже Хван себе не задает. — Лино в чем-то прав, — реагирует на немой ответ Чонин. — Если это всего лишь игра, бросай, пока есть возможность. Но что-то подсказывает, что у тебя она из-под контроля вышла, хен, вот ты и злишься. — Ты что, мой чертов сверчок Джемини? — с колкой желчью выплевывает Хенджин. — Я твой друг, — ровно и как-то устало напоминает Чонин. — И я волнуюсь за тебя. Ян встает резко, оставляя Хвана в одиночестве. Хенджин сильно трет лицо ладонями, чтобы разогнать мысли-тараканы. Те копятся и выливаются во что-то мерзкое. Хенджин больше не разговаривает с друзьями прямо и открыто. Его это давит к земле, заставляет искать в себе ту червоточину, а находить лишь пустой характер и вспыльчивость. Минхо прав. Хван с беспокойством достает телефон, чтобы послать два коротких слова на знакомый адрес, выклянчить у Лино встречу и, наверно, выплакаться? Гордость сидит сильнее, глубже, Хенджин сразу же принимает решение ни о чем не жалеть. Если суждено, они еще будут общаться. Шутить, смеяться, вместе танцевать и стрелять друг у друга вишневые сигареты и дешевое пиво. Хенджин не идет на следующую пару, предпочитая тренировки по плаванию. Долгое нахождение в воде успокаивает, расслабляет. Он отвлекается от мыслей ненадолго, пока мокрой рукой не берет смартфон. Там короткое сообщение от Феликса, что они с Чаном собирают всех посмотреть футбол. Хван блокирует телефон и тяжело выдыхает. Закидывает полотенце на плечи и плетется в раздевалку. Не сушит волосы и прямо так топает в библиотеку. Госпожа Чхве бросает на парня быстрый взгляд. Хенджин устало прислоняется к стойке, улыбается уголками губ, наблюдая, как женщина достает запасной ключ. — Ты ответственный, Хенджин-а, я тебе доверяю, — причитает госпожа Чхве, заодно крепко хватая свою сумочку. — Если кто зайдет… — Не нужно тревожиться, я не успеваю подготовить проект, спасибо вам, — Хван низко кланяется, сжимая ключ в руке. Госпожа Чхве поджимает губы, скрывая улыбку. Одним движением проводит рукой по влажным волосам Хенджина, тут же начиная причитать о болезнях, простудах и прочих радостях жизни. Хенджин провожает ее коротким взглядом, устремляясь наверх. Берет побольше подушек, разваливаясь устало прямо на них. Достает телефон, коротко печатает Чонину вопрос, улыбаясь на ответ. I.N. Ты правда посмотришь мой доклад? H. Да, Булка, я правда посмотрю. Скидывай. I.N. Ты лучший хен, знаешь? Самый любимый. H. Не подлизывайся. Купишь мне уличные лакомства столько, сколько захочу. I.N. Тогда просто лучший хен. Хенджин усмехается. Пробегает взглядом по строчкам, написанными Чонином и делает вывод, что преподаватель Хенсок точно отправит его на пересдачу с таким-то материалом. Потому быстро встает, идет на первый этаж к нужному стеллажу и придирчиво выбирает книги. Кидает доклад Яна на распечатку и только после этого снова возвращается на подушки, укладываясь с книгой. Принципиально не смотрит на часы. Постепенно темнеет, Хван переворачивается на живот, делая очередную пометку прямо в докладе, и с силой трет глаза. Ему бы встать и начать собираться. Убраться отсюда подальше, к друзьям, почувствовать себя лучше, проще, в каком-то смысле нужнее. Но что-то внутри будто запрещает двигаться. Даже когда он чувствует присутствие другого человека в библиотеке, Хенджин не поднимается. Старается вести себя тише, незаметнее, краем глаза отслеживая перемещение. Перед ним падает чужая сумка, а затем и сам человек садится. Заглядывает ненароком в доклад и Хван чувствует улыбку. — Не думала, что ты такой ботан, — хмыкает Хана, подкладывая подушку удобнее. — Мне нравится учиться, — коротко отзывается Хенджин, поднимая на девушку взгляд. Пару секунд они смотрят друг на друга прежде, чем понимающе выдавить улыбки. Хана достает свой учебник, отнимает одну подушку, укладываясь прямо на полу напротив Хвана. Тот не против. Их занятие протекает в тишине. Хенджин не спешит заводить разговор, наслаждаясь тишиной. Только уже другой: она больше не отдает одиночеством. — Это можно расценивать, как свидание? — хмурится картинно Ли, откладывая книгу. — Только если очень специфичное, — выгибает недоверчиво бровь Хенджин. Ловит легкую улыбку, даже тихий смешок, а затем их обоих погружает во мрак. Хана замирает, не двигается, в отличие от Хвана. Тот ловко достает телефон, включает фонарик так, чтобы тот светил на стену и убирает книгу подальше. — А вот и романтика, — хмыкает парень, закрывая глаза на секунду. — Пугающе как-то, — голос Ли становится тише. Хенджину кажется, что еще немного, и он вот так прямо и уснет. В тишине и темноте провалится в небытие и больше не выйдет из него. Но все же открывает глаза, удивленно глядя на стену. Там Хана Ли решает устроить маленький театр теней. Она пытается руками изобразить птичку, но выглядит это крайне комично. Хван давит в себе смешок, когда птица начинает напоминать кляксу в тетрадях первоклассников. — Что? — тут же возмущается Хана, улавливая ехидный смешок парня. — Ты показываешь иначе, — просто пожимает плечами Хван, снова поворачиваясь на живот. Он показывает быстро, на стене тут же расцветает некое подобие голубя, и Хенджин, для большей правдоподобности, даже начинает использовать голосовые спецэффекты. Хана открыто смеется, но быстро перенимает. Ставит кисти в правильную позицию, и вторая летающая тень пристраивается рядом. Менее изящная, больше похожая на бешеного воробья, что и озвучивает Хван. — Позволишь? — он спрашивает прежде, чем коснуться ее кистей. Аккуратно, через ткань толстовки, он быстро скрещивает под нужным углом руки, заставляя ровно сложить пальцы. Теперь две точные тени скользят по пустой стене, пытаясь улететь прямо в темноту. — Если бы… — Хана вдруг замирает, набирая побольше воздуха в легких, — ты умирал, что бы ты сделал в первую очередь? Хенджин округляет глаза, впираясь взглядом в медиума. Тревога тонкой иглой колит сердце, но тут же отступает, когда Хана отмахивается и уверяет, что это чисто теоретически. — От тебя это страшно слышать, знаешь ли, — шипит с усмешкой Хван, изображая руками на стене подобие маленькой собачки. Та выходит несуразной, и Хенджин руки опускает. Внимательно наблюдает, как Хана упорно пытается сделать зайца, но выходит какой-то гусь. Ему хватает пары секунд, чтобы тень зайчика проскакала по стене и исчезла в глубоком мраке комнаты. — Прыгнул с парашютом, — резко выдает первую мысль Хенджин, замечая, что медиум аж вздрагивает от неожиданного ответа. — Серьезно? Взгляд Ханы внимательный, в темноте кажущийся еще более проницательным. Хенджин не сдерживается, прыскает, снова ставя руки так, чтобы получился заяц. — Не знаю, это очень странный вопрос, — хмурится Хван, наклоняя руки чуть ближе к лицу Ханы. — А ты? Медиум молчит недолго. Хенджину хватает одного взгляда, чтобы понять: этот вопрос метался в ее мыслях долгое время. — Перекрасилась бы в синий, — на полном серьезе выдает девушка, опуская свои руки. Хенджин пару секунд вглядывается в ее лицо, ищет подвох, но находит только что-то пустое и потерянное в глубине зрачка. — Что мешает это сделать сейчас? — Хенджин ответ уже знает. Хана тоже видит это. Она понимающе тянет уголки губ, озвучивая простую до банальности мысль. Не одобрят. Общество будет коситься, мать будет закатывать глаза, да и еще одному человеку нравится натуральная красота. — Я бы открыла маленькую студию, — продолжает Хана, и Хван почему-то не может отвести взгляд от чужого воодушевленного лица. — Преподавала бы танцы. Знаешь, в детстве я правда хотела быть балериной. Выступать в театрах. — Родители были против, — догадывается Хенджин, понимающе кивая. — А я хотел поступить в агентство. Стать айдолом, сколотить супергруппу и колесить по всему миру, словно бродячие артисты. Дарить искусство и свои мысли людям. — Красивая мечта. — Многие хотят быть популярными, — Хван легонько касается кончика темной прядки волос Ханы, совсем невесомо, чтобы не напугать. — Но не в этом вся суть. Хотелось именно самовыражения. Хенджин смущенно замолкает, вспоминая подростковые годы. Он тогда работал над собой, даже снялся в каком-то шоу про футбол, но его вырезали. А потом родители заговорили о карьере, деньгах, перспективах. О том, что некоторые мечты должны оставаться мечтами. И Хван, будучи примерным сыном, смирился. — Мечты должны становиться целями, — скорее для себя отмечает Хенджин, накручивая локон на указательный палец. — Так что покрась волосы, а со студией мы что-нибудь придумаем. Хенджина удивляет реакция Ханы. Она застывает, всматриваясь в него долго-долго, немного хмурясь, но с легкой улыбкой на лице. Наверно, Хван зеркалит это случайно, тоже улыбается, рассказывая о неудавшейся съемке шоу, о первых танцах и сломанной руке, о спокойствии под водой. Хана вспоминает балетную школу, лишние килограммы и первую неудавшуюся влюбленность. — Серьезно? Высмеял? — Нам было по двенадцать, — оправдывает свое признание Ли, пряча взгляд где-то в руках Хенджина. — И я была странной. — Ты видишь больше, чем другие, — Хван усмехается, невольно касаясь щеки девушки. Она на это откликается, поднимает на него взгляд, тяжело выдыхая. — Отвечая на твой вопрос, Хана Ли, я бы не умирал. Хана усмехается, позволяя ему коснуться скулы и снова вернуться к волосам. Хенджину нравится играть с чужими волосами, а еще слушать истории от Ханы Ли и рассказывать свои, делясь чем-то сокровенно-постыдном. Но чертовски приятном. — Ты не расскажешь мне, чего он хочет? — Хана задает вопрос вскользь, когда они, здорово насмеявшись над историей про поход Хенджина и Джисона в цирк, замолкают. Хван морщится, старательно пытаясь забыть всё, что с ним произошло. Плохо получается, но он хотя бы перестает вздрагивать от каждой тени за спиной. Даже свои сейчас рисует с той, в кого вселялось нечто. Молчание затягивается непозволительно долго. Из краба на стене вырастает слон, затем к нему присоединяется человек. Хенджин хмурит брови, видя это странное существо в шляпе. Ну точно человек, только очень странный в исполнении Ханы. Он такого делать не умеет. — Научи, — коротко просит Хенджин, и Хана согласно кивает. Сама переставляет его руки, не вздрагивает от прикосновений, даже когда они вдруг оказываются очень близко и Хенджин кладет голову на ее плечо. — Оно сказало, что нельзя уничтожить то, чем ты сам являешься, — глухо выдыхает Хенджин, отстраняясь. Соблюдает уже нарушенную дистанцию. Прячет руки, пялясь на стену и отмечая про себя, что скорее всего не просто выбило пробки. Слишком уж долго они в темноте строят свои иллюзии из теней. Не хотелось бы, чтобы это заканчивалось. — Не слушай, — коротко изрекает Хана, привлекая к себе внимание. — Мы избавимся от него. Избавимся… Ли поджимает губы, также укладываясь на подушки. Хенджин молчит, ему сказать сейчас нечего. Только сжать чужую горячую ладонь сильнее, да закрыть глаза, постепенно проваливаясь в сон. Он верит. Точно верит медиуму.