А скидку?

Входная дверь издаёт громкий и мерзкий скрип и Нагито тут же бросает нож на стол, рядом с доской для резки овощей и жестоко расчленённым помидором, вылетает в коридор и несётся в прихожую, откуда уже слышны голоса. Хаджиме с Изуру снимают плащи, попутно переговариваясь о чем-то. "Наверное, опять о работе" — думает Нагито. Они почти всегда говорят о работе. Вообще все темы, которые эти двое обсуждают между собой, так или иначе касаются их работы. Трудоголики. Кивнув Изуру, Комаэда вешается Хаджиме на шею. Камукура кивает в ответ, а Хината, тихо посмеиваясь, треплет его волосы: — Привет, ушастый. Нагито с выражением полного блаженства на лице льнёт к нему, утыкаясь носом в шею: — С возвращением. Он бы, конечно, и Изуру бы обнял. Оба брата были добрыми и страх перед ними давным давно сошёл на нет, а отношения повысились до уровня старших братьев, но почему-то на тактильный контакт шёл только зеленоглазый. Наверное, у Камукуры просто характер такой, вот ему и неприятны чужие прикосновения. Но какая разница? Сейчас главное – это тонкий земляной запах, исходящий от Хаджиме. Это запах дороги, сопровождающий русого почти всегда. И его теплые руки, обвивабщие талию. — Ужин почти готов, — произносит Нагито, с неохотой отстраняясь. — Хорошо. Его легонько отталкивают в сторону, освобождая проход. Братья, кидая друг другу какие-то фразы, уходят глубже в дом, чтобы переодеться, а Комаэда возвращается на кухню. Докрошив салат, он быстро раскладывает по тарелкам жареное мясо, приготовленное совсем недавно и ещё не успевшее остыть, и картошку, покрытую хрустящей румяной корочкой. На тонкой льняной салфетке возвышается горка нарезанного свежеиспечённого хлеба. Парень разливает по бокалам вино и расставляет всё на столе, покрытом серо-молочной скатертью. Слышатся тихие шаги и скрип половиц. Всё-таки дом не новый. — Вкусно пахнет, — бесстрастно бросает Изуру, входя в кухню. Нагито молча улыбается. Изуру – нет. Он вообще никогда не улыбается. Нагито не знает, почему так. Приходит Хаджиме и садится за стол, напротив брата. Комаэда усаживается рядом, подпирая голову руками и с любопытством смотря то на одного парня, то на другого, ожидая, когда они начнут говорить. Они всегда рассказывают много чего интересного: о слухах, о торговле, о политике, о короле, об армии. Но чаще всего рассказывают новости. Нагито почти не выходит в город, не из-за того, что ему запрещают, а из-за банальной занятости. Всегда есть какая-то работа по дому: что-то постирать, убрать, сделать, приготовить. Поэтому новости ему слушать негде, кроме как от братьев. — Ты не будешь? — удивлённо спрашивает Хаджиме, заметив, что порции всего две. — Я уже поел до вашего прихода, — тихо бормочет Нагито, кладя голову на сложенные на столе руки. В камине трещит огонь, заполняя комнату теплом и Комаэда почти засыпает под тихие голоса Хаджиме и Изуру. Они рассказывают, как прошёл день, какие слухи ходят в городе, как обстоят дела на службе. Они ведь работают на королеву и приехали в столицу только по её приказу. "Наша драгоценная принцесса творит полную дичь, а её папаша идёт у неё на поводу, словно безмозглый баран. Нас отправили, чтобы отслеживать любые действия с их стороны." — так они говорили. Изуру говорит что-то про героев, Хаджиме тихо смеётся и добавляет какую-то шутку про героя копья. Изуру не смеётся, и даже не улыбается, но его губы едва заметно дрогнули, когда Хината это произносил. После ужина Комаэда быстро собирает посуду и оставляет её лежать до завтрашнего утра. Просто потому что ему лень мыть её сейчас. Если бы год назад ему сказали бы, что он сможет не сделать чего-то из-за элементарной лени, он бы посмеялся. Но сейчас... Он прекрасно понимает, что ничего криминального в этом нет. Тем более, внезапно накатившая сонливость помешала бы. — Спасибо за ужин, — небрежно бросает Изуру, выходя из кухни, — Спокойной ночи. Если бы год назад ему сказали бы, что кто-то поблагодарит его за проделанную работу, он бы заплакал. Потому что слишком больно было бы осознавать, что этого никогда не произойдет. Но сейчас всё по-другому. Сейчас происходит. Пусть даже после этого следует хлопок двери где-то в другом конце дома, там, где находится спальня Камукуры. Изуру всегда так делал. По вечерам после трудного дня и сытного ужина он предпочитал не контактировать с кем-то слишком много, а просто прощался со всеми и закрывался в своей комнате, наедине с собой и книгами. Наверное, так ему было лучше и комфортнее. — Молодец, ушастый, — Хаджиме ласково гладит по голове, иногда задевая кроличьи уши, заставляя их забавно дёргаться, — Ты заслужил награду, — Комаэда блаженно прикрывает глаза, сосредотачиваясь на ощущениях, — Что ты хочешь? — На коленочки, — на лице Нагито появляется по-детски милая и невинная улыбка, — Можно? Он сейчас похож на маленького ребёнка, выпрашивающего конфетку. — Можно, — Хаджиме улыбается и чешет за ухом, заставляя Нагито зажмуриться от удовольствия. Они идут в спальню Хинаты, где он ложится на кровать, а Комаэда усаживается сверху и укладывает голову ему на грудь, тая под нежными прикосновениями. Голос Хаджиме такой спокойный и тихий, он рассказывает ему сказки и почти мурлычет. Нагито никто до Хаджиме не рассказывал сказки, даже родители. Под размеренный голос русоволосого Комаэда засыпает.