Муза для художника.

Прошедшей ночью Андрей так и не успел ни о чём подумать. Он вернулся домой, ввалился в комнату и, не раздеваясь, приземлился на кровать, после чего благополучно прохрапел пьяным сном до самого утра. Проснувшись от гадкого шума едва работающего допотопного будильника, парень раздражённо спихнул его на пол, тем самым заставив вырубиться. Просыпаться не хотелось, как и шевелиться. Несмотря на то, что выпил он не в особо крупных масштабах, голова раскалывалась весьма знатно. Застонав, Андрей перевернулся на другой бок и, тяжело вздохнув, кое-как принял сидячее положение на кровати, свесив ноги на пол. Глаза упорно слипались, поэтому пришлось несколько минут просидеть в привычном утреннем ступоре. Когда мозг более менее настроился на пробуждение, парень потёр кулаками глаза, зевнул и встал. Ноги были какими-то тяжкими, словно налились свинцом, поэтому ходить было тяжело. Героически передвигаясь по различным комнатам, чтобы выполнить все утренние «мыльно-рыльные» процедуры, Андрей то и дело спотыкался, едва сдерживая себя, чтобы не обматерить всё вокруг. Он почему-то чувствовал себя не в своей тарелке, и вряд ли в этом был виноват алкоголь. Какая-то упорная мысль не давала сосредоточиться на обычных рутинных действиях. Что-то в голове так и вертелось, подначивая желание всё бросить и сделать то, что хотелось сделать ещё вчера. Вдруг Андрей понял, что это была за мысль. Он бросил вилку на стол (на данный момент он находился в стадии завтрака), подскочил со стула, едва его не опрокинув, и унёсся на всех порах в свою комнату, захлопнув дверь. Оказавшись в пределах своего личного пространства, ограниченного четырьмя стенами, парень выхватил первый попавшийся под руку лист бумаги, схватил со стола карандаш и начал спешными движением делать набросок. Однако ничего не выходило. Мысли путались, воспоминания расплывались, уничтожая в памяти чёткую картинку того, что так и просилось вчера быть перенесённым на бумагу. Миша. То, как вчера он стоял рядом с Андреем на пороге гаража, заполненного пьяными, орущими подростками, и спокойно выдыхал сигаретный дым, отрешённым взглядом уставившись в ночное небо. Ещё тогда, наблюдая за новичком, Князев жутко захотел зарисовать его именно в этот момент, в эту секунду. Он пообещал себе запомнить каждую деталь, чтобы дома, на трезвую голову, перенести это на бумагу. Но трезвая голова на этот раз подвела Андрея больше, чем хмельная, ибо она наотрез отказывалась воспроизводить зрительное воспоминание. После нескольких довольно жалких попыток попытаться набросать хоть что-то похожее на вчерашний момент, парень со злостью бросил на пол карандаш и нервными движениями разорвал листок так жестоко, словно тот нанёс ему глубокую личную обиду. После этого последняя капля хорошего настроения улетучилась. Андрей уже на автомате доделал все привычные утренние действия, побросал учебники в портфель и вышел из дома, звонко хлопнув дверью. Хорошо, что мать была на работе, иначе за такие нервные выходки он мог бы получить неплохой нагоняй. Дорога до школы показалась поразительно короткой из-за того, что Андрей всё время был погружен в свои не слишком оптимистичные мысли. Войдя в здание, он проскочил мимо дежурных и без всяких приключений добрался до класса. Большая часть учеников уже прибыла, поэтому в кабинете было довольно шумно. Князев занял свободную третью парту, достал учебник, тетрадь, пенал, а затем тяжело опустился на стул и огляделся. Да уж, хоть ребята и оживлённо болтали, периодически повышая голос или смеясь, выглядели они уставшими и потрёпанными. Можно было подумать, что они до самого утра мешки с картошкой разгружали. Но нет, они просто бухали. Как прозаично. — Здорова, — вдруг произнёс Яша, плюхнувшись на стул рядом с Андреем и вырвав его из размышлений. Князев обернулся на одноклассника и усмехнулся, заметив, что он, как и все остальные, тоже выглядит довольно паршиво. — Здрав будь, Яков, — шутливо поздоровался Андрей. — Ну как ты после вчерашнего? — Хреново. Я до трёх ночи, вроде как, выдержал. А потом до дома еле дополз. А ты как? Андрей состроил страдальческую рожицу и честно ответил: — Ощущаю себя просто феерическим дерьмом. Яшка коротко засмеялся, после чего замолк. Они могли бы найти абсолютно любую тему для разговора, но оба понимали, что куда лучше будут себя чувствовать, если хоть какое-то время помолчат. Андрей устало потёр переносицу. В висках стучало так сильно, словно там поселились миниатюрные ударники, которые играли не на барабанах, а на нервных окончаниях. Если уж он, отправившись вчера домой раньше всех, чувствовал себя так хреново, то каково было остальным? И ведь хоть бы хны — сидят, болтают, хотя явно каждый из них мучается от жутчайшей головной боли. Вся перемена для Князева прошла в однообразном молчании. Ему даже начало казаться, что он почти задремал. Яшка, примостившийся рядом, откинул голову на бок и уже тихо посапывал. Всем бы такую способность засыпать в любой позе и при любых обстоятельствах. Буквально за минуту до звонка в класс с диким шумом ввалились трое новичков. Андрей мгновенно встрепенулся и обернулся. Ему вдруг стало не по себе, когда он взглянул на Мишу. Его друзья, хоть и выглядели устало, над чем-то хохотали во весь голос. Зато Горшенёв, сонно позёвывая, совершенно не принимал участия в разговоре. Интересно, до какого времени он вчера накачивался пивом и пихался с каждым встречным одноклассником? Новички расположились точно так же, как вчера на классном часу — двое Шуриков уселись позади Андрея, а за ними в одиночестве приземлился Миша. Голоса ребят заставили Яшку, до этого уже вовсю смотрящего сны, вздрогнуть и обернуться. А едва он завидел новеньких, как тут же подскочил, переместился на свободное место напротив Поручика и Балунова и начал пытаться завести с ними разговор. Андрей только усмехнулся его желанию понравиться ребятам. Звонок прозвенел почти сразу же после прихода новеньких, заставив весь класс погрузиться в поразительную тишину. Пока учительница физики — Марина Александровна — объясняла первую тему этой четверти, никто не проронил ни единого слова. Под конец урока она даже поинтересовалась, не случилось ли чего у ребят. — Похмелье случилось, — проворчал ей в ответ Миша с задней парты, который, судя по охрипшему, сонному голосу, благополучно проспал весь урок. Такой ответ, разумеется, не устроил и возмутил учительницу, зато ребят очень даже повеселил. Когда прозвенел спасительный звонок, все поспешно собрали учебники и чуть ли не бегом покинули класс. Правда торопились они зря, ибо вторым уроком оказалась химия. В кабинете по-прежнему, как и в последние несколько лет учёбы, пахло сожжёнными химикатами. Андрей, как и остальные ученики, которые привыкли к этому аромату, спокойно вошёл в класс и расположился за привычной партой. Зато новенькие, почувствовав запах, почти синхронно скривились. Миша даже нос прикрыл ладонью, пару раз картинно кашлянув. — Кого тут кремировали? — произнёс он, скидывая портфель на пол и доставая учебник. — Твой трезвый рассудок, — с усмешкой ляпнул Поручик. — Я тебя не спрашивал, дурень, — поучительным тоном протянул Миша, в шутку отвесив другу подзатыльник. Тот, в свою очередь, оскорблённо насупился. Андрей, который, слегка развернувшись, наблюдал за этим диалогом, усмехнулся, после чего поднялся и прошёлся по классу, встав рядом с несколькими одноклассниками, обсуждающими недавний футбольный матч, который передавали по радио. Парень не собирался участвовать в разговоре. И не только из-за того, что матч, о котором беседовали ребята, он пропустил. Просто ему хотелось со стороны понаблюдать за новенькими. А точнее говоря, за Мишей. Мысль о том, что вчера Князева мучило желание нарисовать его, не давала покоя. Откуда она вообще взялась в его голове? Что такого в этом Михе? Вот он сидит — слегка растрёпанный и сонный, увлечённо что-то рассказывающий трём одноклассникам. Рядом с ним сидят его друзья, иногда комментируя его рассказ. Периодически все смеются. Миша размахивает руками, жестикулирует, иногда кривляется или заговаривается, вызывая очередные улыбки на лицах слушающих или их насмешливый хохот. Но это, кажется, вовсе не смущает его. Продолжает рассказывать, словно его даже больше интересует сам процесс повествования, а слушают его или нет — это для него дело десятое. Бросив наблюдать за происходящим, Андрей перевёл своё внимание на детальное изучение внешности Горшенёва. Такой нескладный, почти тощий, высокий. Огромные тёмные глаза, обрамлённые длинными ресницами. Забавный, немного вытянутый нос. Выделяющиеся скулы, частично беззубый рот. Тёмные волосы, почти касающиеся плечей слегка волнистыми прядями. Длинная шея, такие же длинные руки, пальцы, ноги. Выразительная мимика. Можно ли найти какую-то красоту во всей этой нескладности? Пожалуй, да. Даже запросто. Не сказать, что Миша был похож на сам эталон красоты, но человек, который умеет правильно смотреть, сумеет разглядеть в нём что-то притягательное, необычное. — Ты уснул что ли, Андрюх? — вдруг кто-то потряс его за плечо, грубо выдёргивая из размышлений. Андрей обернулся и тут же сообразил, что ему, судя по всему, задали какой-то вопрос. Толик (так звали одноклассника, который отвлёк Князева от его мыслей) выжидающе на него поглядывал. — М-м-м… — только и смог выдать Андрей, метнув нервный взгляд в сторону объекта своих размышлений, который продолжал что-то рассказывать ребятам. — Я что-то задумался, извиняй. Толик проследил направление его мимолётного взгляда и усмехнулся: — На новичков пялишься? Что, кто-то приглянулся? Князев нахмурился и раздражённо сбросил с плеча руку одноклассника. — Не неси хуйню. Я просто завис. Толик наигранно округлил глаза, как бы удивляясь непривычной грубости Андрея. Всё-таки, обычно он был довольно терпеливым и спокойно воспринимал любые шуточки и подколы. — Ты чего злющий такой? Андрей вздохнул, потёр ребром ладони переносицу и уже более спокойным тоном ответил: — Извини. Сам понимаешь, после вчерашнего я чуток не в духе. Одноклассник понимающе хмыкнул, а затем резко переключился на какой-то спор со своим другом. Андрей, сообразив, что на него уже не обратят внимания, оттолкнулся спиной от стены, слегка переместился в сторону и продолжил свои прерванные наблюдения за Мишей. А тот по-прежнему что-то рассказывал одноклассникам, только теперь их вокруг него собралось больше. Говорил он очень эмоционально, то так быстро, что никто не мог разобрать ни слова, то так медленно, что все успевали забывать о том, что он говорил прежде. Его двое друзей периодически вставляли какие-то фразочки или поправки в повествование, немного сбивая его и заставляя слегка заикаться. Вдруг к собравшимся подскочил Яша и начал за рукава тянуть двоих Шуриков, что-то им шепча. Возможно, куда-то звал или что-то хотел показать. Разумеется, ребята поднялись со своих мест и решили отправиться за новым другом. Заметив, что они уходят, Миша резко замолк на полуслове со слегка приоткрытым ртом, а затем Андрей буквально по губам прочёл, как он тихо спросил у поднявшегося Балу: — А вы куда? Ему что-то ответили. Он понимающе кивнул, и Шурики, следом за Яшей, покинули класс. Оставшись в одиночестве, Миша сбился окончательно. Князев с удивлением отметил, что парень стал куда больше заикаться и делать длинные паузы между словами, явно нервничая и пытаясь собраться. Он заёрзал на стуле, взгляд его огромных глаз перемещался то вверх, то вниз. Словом, куда угодно, только не на собравшихся вокруг одноклассников, которые с какой-то насмешкой переглядывались между собой. — А хрен с ним, я дальше не помню! — громко произнёс Горшенёв, махнув рукой и едва заметно рассмеявшись. Эта фраза явно разочаровала слушающих его ребят. Тем не менее, они усмехнулись и довольно быстро разошлись по интересам, оставив Мишу в полном одиночестве. Андрей снова ощутил тот порыв, который возник в нём вчера. Желание нарисовать Горшка, прямо сейчас, в эту самую секунду. Как он сидит за партой, подперев голову рукой, и с отрешённым видом катает длинными пальцами карандаш по столешнице. Тёмные волосы свешиваются по бокам, почти полностью закрывая профиль лица, а еле заметный свет бледного осеннего солнца, льющийся из окна, путается в прядях цвета тёмного шоколада, заставляя их приобретать медный оттенок. Боже, насколько красиво это выглядело со стороны. От подобного рисунка веяло бы каким-то уютом и атмосферой привычных школьных будней. Андрей слегка тряхнул головой, вновь отгоняя эту мысль. Как-то неправильно было ему размышлять о неимоверной красоте новенького в данный момент. Это противоречило его привычке искать эстетику исключительно в природе или собственных абстрактных фантазиях. Он никогда не пытался находить прекрасное в людях, их внешности, поведении и привычках. Ему это казалось очень скучным и примитивным. Но теперь стоило пересмотреть свои убеждения и задуматься: а может, это просто люди вокруг него раньше были скучными и примитивными? Князев вновь оттолкнулся от стены и направился к своей парте. Проходя мимо Миши, он ненароком задел рукой его плечо, за что получил не слишком дружественный взгляд в спину. Но это не оттолкнуло его, а наоборот, заставило развернуться, поменяв своё направление, обойти одну парту и сесть рядом с Горшенёвым. Повиновавшись мимолётной мысли, он ощутил желание как-то поддержать, что ли, этого новенького. Уж больно печально он выглядел в одиночестве. Миша слегка вздрогнул, когда рядом уселся Андрей, а затем удивлённо вскинул брови. — Тебе чего надо, Княже? Это моё место. Князев, не поддаваясь попыткам Горшка удавить себя взглядом, подпёр щеку кулаком и спокойно ответил: — Во-первых, на твоём месте ты и сидишь, а этот стул был свободен. Во-вторых, я просто решил составить тебе компанию. — И на кой мне твоя компания? — почти возмущённым тоном поинтересовался Миша, словно в словах одноклассника было какое-то скрытое оскорбление. Андрей слегка замялся, раздумывая над тем, что ответить. Не мог же он сказать, что Горшок без компании выглядит как-то удручающе. За подобное высказывание в его адрес можно было схлопотать удар по роже. — Не знаю, — наконец почти честно признался парень. — Я подумал, что тебе скучно одному. «А ещё я до одури хочу тебя нарисовать, поэтому пытаюсь как следует рассмотреть твоё лицо вблизи». Миша хмыкнул, после чего задумчиво поводил языком во рту. Каждый раз это выглядело так, словно он перекатывает за щеками леденец. Довольно забавная, с одной стороны, привычка. А с другой, очень даже притягательная. Особенно с учётом того, что он делает это совершенно невольно и с таким отстранённым видом, словно вообще не контролирует никакие импульсы тела. — Мне не скучно, — наконец отрезал он, отводя взгляд в сторону окна, тем самым оставляя Князеву лишь возможность разглядывать свой взлохмаченный затылок. — И мне не нужна твоя компания. — А теперь посмотри на меня и повтори это снова, — с улыбкой произнёс Андрей, понимая, что Миша лишь пытается казаться таким равнодушным. Ему явно хотелось чьего-то присутствия поблизости. Горшок на удивление послушно обернулся и взглянул на Князева. Тот сидел, улыбаясь и подпирая кулаком щёку. Светлые волосы небрежно раскиданы в разные стороны, в голубых глазах отражается бледное солнце, в левом ухе переливается серебряная серьга. Да и весь он какой-то светлый и солнечный. Сам Андрей, конечно, этого за собой не замечал, но со стороны обычно всё видно куда лучше. И достоинства, и недостатки всегда проще подметить в постороннем человеке, чем в самом себе. Заметив, что Миша слегка завис, Андрей удивлённо приподнял брови. Либо парня заглючило в очередной раз, и он мысленно унёсся в далёкое бесконечное пространство, покинув реальный мир, либо он просто немного засмотрелся. Последний вариант чуть не заставил Князева смутиться, поэтому он быстро отогнал эти мысли и щёлкнул пальцами прямо перед носом Горшка, заставив того нелепо вздрогнуть. — Ты где витаешь, Миха? Горшенёв приоткрыл рот, словно желая что-то сказать, но в итоге не издал ни звука, кроме какого-то забавного низкого урчания, и закрыл рот обратно. Его словно заклинило. Подобное действие повторилось несколько раз, после чего он наконец собрался с мыслями и произнёс лишь два слова: — Я задумался. Андрей почему-то не удивился, просто хмыкнув в ответ и отведя взгляд куда-то в сторону. Ему было довольно тяжело спокойно сидеть рядом с Горшком, потому что в голову так и лезли неуместные мысли о удачно падающем на него свете и о возможности создать что-то прекрасное, лишь изобразив на бумаге его портрет. — Слушай, может ко мне пересядешь? — неожиданно для себя выдал Князев, даже немного поразившись своей прямолинейности. Ему, разумеется, хотелось, чтобы Миша сидел с ним. Просто он не думал о том, что задаст вопрос так резко. Горшенёв, даже не задумавшись ни на секунду, усмехнулся и ляпнул: — Я лучше один посижу, чем с тобой. От необходимости сделать или ответить хоть что-нибудь Андрея избавил звонок, поэтому он лишь вздохнул и поплёлся к своей парте. Следующие два урока прошли для него неимоверно скучно и занудно. *** По прошествии двух уроков наступила очередная перемена, а после неё должна была начаться литература. Самый простой для Андрея предмет, если не считать искусство и физкультуру. Парень протирал штаны, сидя за партой и со скучающим видом пролистывая учебник. У него не было желания с кем-то вступать в разговоры, дабы нечаянно не нагрубить людям, которые вовсе не были виноваты в его плохом настроении. За окном появились тучи и довольно быстро заволокли небо, скрывая солнце от всеобщего взора. Поднялся не слишком сильный ветер, который каким-то образом ухитрялся срывать пожелтевшие листья с деревьев. Не хватало только дождя, чтобы окончательно уничтожить всякое желание существовать. Андрей вяло потянулся за карандашом и начал бессмысленно заштриховывать верхний уголок раскрытой станицы учебника. Руки казались слишком пустыми и свободными без наличия в них кисти или хотя бы карандаша, а раз не было вдохновения на рисование, то можно было хоть как-то заставить пальцы подвигаться. Вдруг аккуратно заштрихованный треугольничек потерял чёткий контур, так как рука дрогнула и соскользнула. А произошло это из-за того, что на парту резко упал чей-то учебник с тетрадью. Андрей только хотел сказать о том, что не особо жаждет наличия соседа по парте, как поднял взгляд и понял, что хозяином вещей, упавших на стол, был Миша. Он совершенно спокойно поставил портфель рядом с партой и затем приземлился на стул, принявшись рассматривать штрихи, нанесённые Князевым на странице учебника. Андрей во все глаза уставился на Горшка, удивляясь произошедшему. Ведь два урока назад этот парень отшил его за предложение сесть вместе, а теперь, даже не спрашивая, в наглую примостился рядом, словно так и должно быть. — Ну и хули ты палишь на меня? — заметив удивление Князева, произнёс Миша. — Я похож на восьмое Чудо Света? Да. Пожалуй, похож. Андрею так и казалось, но признаваться в этом он не собирался, ибо за такой ответ «восьмое Чудо Света» могло расквасить ему нос. — Ты же не хотел со мной сидеть, — туповато промямлил Князев, всё ещё слегка недоумевая. Миша щёлкнул языком и возвёл глаза к потолку, слегка откинув голову назад. — Андро, какой же ты дебил, — простонал он хриплым низким голосом, словно записанным на старой кассете, заслушанной до дыр. — Раз я сел с тобой, значит передумал. Неужели это трудно понять без тупых вопросов? Понять это было совершенно не трудно. Сложнее было сообразить, почему он передумал. Не уж то за пару часов слегка подрастерял свою подростковую гордость? А если говорить точнее, то это была не гордость, а скорее какой-то детский каприз. — Тебе, вроде как, казалось приятнее посидеть одному, чем со мной, — проворчал Андрей, понимая, что и сам ведёт себя по-детски глупо. Тяжело было признаваться самому себе, что он довольно эгоистично обиделся на слова, сказанные Горшком два урока назад. Миша вздёрнул брови и исподлобья внимательно вгляделся в лицо нового соседа по парте. — Я не пойму, ты хочешь, чтобы я ушёл? Андрей не выдержал и улыбнулся своему глупому поведению и шантажирующему тону Горшенёва. — Нет, оставайся. Миша кивнул и самодовольно промурлыкал: — То-то же. После этого он повертелся в разные стороны. Видимо, в поисках друзей, которые уже которую перемену куда-то сваливали. Не обнаружив их в классе, парень повернулся к Андрею и, наклонившись так, что едва не уткнулся лицом в его плечо, поинтересовался: — А что ты рисуешь? Князев чуть не вздрогнул, услышав его слегка хриплый голос у самого уха. Он попытался собраться, взять себя в руки, чтобы не выглядеть глупо. Но получалось не очень. — Ничего. Просто штрихую, — коротко ответил он, пытаясь сосредоточиться на своём занятии, а не на дыхании Горшка, которое практически обжигало его шею. Миша с интересом по-птичьи склонил голову на бок и усмехнулся: — Ты штрихуешь круче, чем я рисую. Андрей прервался, слегка приподняв карандаш, и обернулся к Горшку. Их лица едва не столкнулись. Князеву даже показалось, что кончики их носов забавно и еле заметно соприкоснулись, из-за чего Мишка нелепо дёрнулся в сторону и буквально на секунду округлил свои огромные глаза чуть ли не до размеров чайных блюдец. Чёрт возьми, в эту секунду можно было бы запечатлеть великолепный рисунок. — А ты тоже художествами болеешь? — поинтересовался Андрей, в который раз пытаясь выбросить из головы желание нарисовать своего соседа по парте. Миша провёл рукой по лохматому затылку и поразительно смущённо усмехнулся. — Ну как сказать… Я просто комиксы рисую, понимаешь, да? — А дашь глянуть? — всерьёз заинтересовался Князев. Было бы великолепно, если б Горшенёв тоже умел рисовать и они сошлись бы по стилистике. Может быть, даже сумели бы нарисовать что-нибудь общее. Миша пожал плечами и полез в портфель, выудив оттуда слегка помятую тетрадку в клеточку. Он протянул её Андрею, одновременно раскрывая на нужной страничке. — Вот это я сегодня на истории накалякал, — произнёс Горшок, тыкая пальцем в своё художество, словно ребёнок, который с гордостью демонстрирует свои первые каракули. Андрей вгляделся в рисунок. Да, выполнен он был в стилистике обыкновенных комиксов. На нём были изображены какие-то пареньки, у которых, судя по всему, происходили разборки. Но художественные навыки у Миши, видимо, находились на уровне только-только начинающего самоучки. — Слушай, а ты куда собираешься поступать? — спросил Князев, не отрывая взгляда от рисунка и едва сдерживая улыбку. — Ну, куда-нибудь в реставрационное. Предки хотят, чтобы я шёл туда. — В таком случае, не показывай в будущем эти творения никому из преподавателей. Иначе тебя исключат. — Не выдержав, Андрей засмеялся. Миша даже слегка поник. Он притянул к себе тетрадку и вгляделся в своё художество. — Что, настолько хреново? Князев резко заткнулся. Похоже, раньше Горшенёв никому своё творчество не показывал и явно побаивался критики. Скорее всего, он не был уверен в своём таланте к рисованию. И, по-правде говоря, не зря. Но Андрей почувствовал себя глупо, сообразив, что расстроил парня своим тупым приколом. Он потянулся и шутливо провёл тыльной стороной ладони по носу Мишки, на что тот отозвался недовольным сопением и отвернулся, отпихнув руку Андрея. — Не раскисай, я ж пошутил, — усмехнулся тот, пронаблюдав за реакцией Горшенёва. — Да я и не раскисаю, — ответил Миха и пихнул свою тетрадку обратно в портфель. — На самом деле, рисование меня ни за какое место не трогает. Просто от скуки иногда начинаю херашить карандашом по листу, а там иногда чё-то и получается. Андрей хотел что-то ответить ему, но прозвенел звонок, оповещая о начале очередной сорока пятиминутной пытки для большинства учеников. Поручик и Балунов, вместе с Яшей, немного опоздали и были явно удивлены тому факту, что Миша уселся с Андреем. Но возникать не стали, даже ни слова не сказали. Видимо, решили, что лучше к парням не прикапываться. *** Весь урок литературы Миша с Андреем периодически перешёптывались о чём-то, отпуская шутки в сторону одноклассников или учителя. Оказалось, что у них довольно схожее чувство юмора. Князев был, грубо говоря, до жопы счастлив тому, что его новый сосед по парте от души смеётся над его странными шутками. Парням даже пару раз делали замечание. Тогда они мгновенно замолкали и делали разумные лица, но спустя пару минут снова начинали устраивать хохмы. На перемене Миша, не сказав Андрею ни слова, подхватил портфель и свалил. Он все пятнадцать минут пропадал где-то вместе с двумя Шуриками и уже сдружившимся с ними Яшкой. После этого Горшенёв опоздал на урок. И выглядел он почему-то довольно раздражённым. Он даже не сел с Андреем, в одиночестве приземлившись с насупившимся видом за последней партой. Князев так и не понял, в чём была причина и была ли его вина в том, что Миша не стал с ним садиться. Может, он выбесил брюнета своей манерой общения? Чёрт его знает, но настроение из-за этого стало снова паршивым. По окончании урока Андрей хотел поговорить с Горшком, но тот так быстро смылся из кабинета, что ничего не удалось. Пора было идти по домам, поэтому парень, преисполненный гадких ощущений, спустился на первый этаж, добрался до выхода и покинул здание школы. Буквально на выходе к нему подскочили четверо парней из десятого класса. Они стали неплохими друзьями Андрея, несмотря на то, что были немного младше (зато выглядели старше него на несколько лет). — Здорова, — протянул ему руку Гонец (Князев сам дал ему такое прозвище из-за фамилии Ганцев, хотя звали парня Дима). — Как выдержал первый день? — Я бы сказал честно, но материться не хочу, — с усмешкой ответил Андрея, пожимая другу руку. — Ну, раз всё так плохо, то погнали на задний двор? Покурим, перетрём между собой о чём-нибудь. — Пошли, — на вздохе согласился Князев и, миновав стайку возбуждённо тараторящих первоклашек, направился с друзьями в обход школы. Задний двор у этой компании был излюбленным местом. Вопреки канонам любых учебных заведений, тут редко кто-то зависал с сигаретами, алкоголем или девчонками. Девушек, на самом деле, тут вообще не появлялось. Поэтому никому ни разу не посчастливилось пронаблюдать за сценами чьих-то поцелуев или «обжиманий». Ребята из десятого класса вместе с Андреем уже практически считались законными хозяевами этого места, и об этом знала почти вся школа. Ещё едва окончив начальные классы они приходили сюда, иногда учились тут чеканить футбольный мяч, иногда просто болтали, а после пошли первые опыты курения сигарет, которые кто-нибудь утаскивал у родителей, или пробы пива, которым иногда делились отвязные старшеклассники. И теперь они сами стали такими старшеклассниками, многое изменилось, да и они сами изменились. А это место так и осталось прежним. Добравшись до заднего двора, ребята начали доставать сигареты. С кем-то пришлось делиться спичками. Андрей тут же вспомнил, как вчера ночью Миша комично хлопал себя по карманам в поисках этих самых несчастных спичек. И почему он никак не выходит из головы? Князев затянулся, после чего расслабленно выдохнул дым. Его друзья о чём-то между собой беседовали, но он отключился от диалога, стараясь сосредоточиться на том, как лёгкие заполняет никотин, немного успокаивая нервы и даже слегка поднимая настроение. Он не любил курить без повода, по прихоти. Он курил в большинстве случаев по необходимости. Только когда организм до одури требует дозы никотина, либо когда настроение такое паршивое, что грех не закурить. — Андрюх, а ты чего такой тихий? — наконец кто-то обратил на парня внимание. Это был Ромыч (чёрт знает почему, но все его называли именно так). — Случилось что-то? Князев попытался мысленно посчитать, сколько раз за последние пару месяцев слышал такой вопрос от различных людей. Получалось слишком много, а его навыки математики были не настолько шикарны. — Да нет, всё зашибись, — ответил он, сделав очередную затяжку. — Просто вчера всю ночь отмечали начало года. Он решил утаить тот факт, что с гулянки ушёл раньше всех. Ребята понимающе хохотнули и непринуждённо продолжили свои разговоры, позволив Андрею вновь утонуть в своих мыслях. Он осознавал, что что-то не так. Сегодня он несколько раз за день ощутил резкие вспышки вдохновения. И ощутил их от взгляда на Горшенёва. А ведь Князев находился в состоянии творческого кризиса, он попросту не мог так резко начать ощущать тягу к рисованию какого-то конкретного объекта. Это было не правильно, тем более, что он проверил вероятность того, что творческий кризис прошёл. Парень пробовал вглядываться в разных симпатичных на вид людей различного пола, рассматривать небо, деревья, животных. Пробовал создать в голове какой-нибудь абстрактный рисунок. И ни черта. Ни разу в нём не возникало такого ярко ощутимого желания прямо сейчас взяться за карандаш и запечатлеть что-то (или кого-то) именно в данную секунду, словно она последняя в его жизни. Всё по-прежнему казалось Князеву серым и невзрачным, а фантазия напрочь отказывалась работать. Весь мир словно погрузился в непроглядную, однотонную и угнетающую тьму. И вот, в этой тьме появился лучик света. Какой-то вопль выдернул Андрея из размышлений и заставил слегка закашлялся дымом. Вернувшись разумом в реальность, парень обнаружил, что без его ведома уже назревает какой-то конфликт. Всё, что он сумел разглядеть, это как его друзья полукругом обступили какого-то человека, возмущённо на него покрикивая и явно пытаясь прогнать. Князев терпеть не мог эту их собственническую привычку. Парни уже считали, что этот двор принадлежит им, и никакие незнакомцы не имеют права тут появляться. Хотя Андрей был с ними совершенно не согласен. Он бросил на землю сигарету и притушил её носком ботинка, после чего окликнул друзей, даже не потрудившись к ним подойти: — Ребят, угомонитесь уже! Кого вы там опять пытаетесь прикончить? Парни откликнулись, развернувшись к своему другу, и слегка расступились. В просвете между Максимом и Димой Андрей разглядел чью-то длинную, нескладную и тощую фигуру, наделённую всклокоченными тёмными волосами и огромными глазами. Какого хрена Горшенёв постоянно с ним сталкивается? Это что, какой-то вселенский заговор? Нет, Князев был совершенно не против, просто ему это уже начинало казаться странным. — Ну, а чего он сюда припёрся? — возмущённым тоном вопросил Никита (один из ребят), словно Андрей должен был знать ответ на этот вопрос. — А чего вы так рыпаетесь? — в тон ему рыкнул Миша, не дав Князеву попытаться наладить ситуацию. — Неужели покурить уже нельзя? — Кури где хочешь, но не здесь! — повысил голос Никита. Он был одним из самых конфликтных среди всей этой компании, поэтому злить его было себе дороже. А с учётом того, что Горшок тоже далеко не самый терпеливый, их столкновение могло вылиться в серьёзную драку. — А с хера ли тут нельзя? — так же начал повышать голос Миша, возмущённо взмахивая руками. Парни начали наперебой что-то орать и доказывать, а Горшенёв едва успевал огрызаться с каждым из них, ухитряясь иногда их перекричать. Андрей подумал о том, что достаточно насмотрелся на происходящее. Пора было заканчивать этот спектакль, иначе на вопли этих идиотов прибегут младшеклассники или, ещё хуже, кто-нибудь из учителей. Подойдя к ребятам, Андрей ухитрился их слегка растолкать и, крепко схватив Мишу за рукав чёрной косухи, начал утягивать его подальше от этого места. Парни что-то возмущённо вопили вслед, но не шли за ними, а Горшок до последнего пытался выстоять свою позицию, при этом следуя за Князевым, который так и продолжал тянуть его за рукав. Когда они уже покинули задний двор, раскрасневшийся и раздражённый Миша отпихнул руку парня от своего рукава и возмутился: — Ты нахрена меня оттуда утащил? Андрей нервно вздохнул, осознавая, что ещё немножко, и он сам распсихуется ко всем чертям. — Только не возникай, Бога ради, — произнёс он, шагая прочь от школы. — Я атеист, — мрачно пробурчал Миша, топая рядом, а затем вновь повысил голос: — Нет, ну каковы долбоёбы, а! Какого лешего они ко мне прикопались? Они что, купили себе этот двор? — Блядь, Миха! — не выдержав, рыкнул на него Андрей. Он, конечно, был терпеливым парнем, но сегодняшний день как-то перекосил его нервное состояние. — Долбоёб тут только ты! В этот двор обычно, кроме этой компании, никто не заявляется. А тут припёрся ты, весь такой наглый красавец с незнакомой рожей, вот ребята и разозлились! — Нихрена себе разозлились! — заорал Горшенёв, вскинув брови и распахнув глазищи до их самых максимальных размеров, из-за чего возникло ощущение, что они занимают чуть ли не половину его лица. — Они чуть ли не прикончить меня были готовы! Андрей, конечно, хотел тоже на него наорать, поучить уму-разуму и объяснить, будто маленькому ребёнку, что не стоит вести себя агрессивно, общаясь с нервными людьми, если не хочется схлопотать по шее. Но вместо этого он молча уставился на Мишу. Снова яркой вспышкой возникло желание взять и нарисовать его. С таким раздражённым взглядом, покрасневшими щеками, возмущённо округлёнными глазищами и вскинутыми бровями, сильно растрепавшимися волосами и приоткрытым ртом, который нервно втягивает воздух. Как много эмоций, как ярко и впечатлительно. — Какого хуя ты опять на меня пялишься? — не выдержав пристального взгляда, психанул Горшок. Андрей отвёл от него взгляд и улыбнулся. Он постарался сделать это максимально незаметно, чтобы не злить Мишу ещё сильнее. Дело в том, что его почему-то забавляло то, как в возмущённом или раздражённом состоянии Горшенёв начинал материться чуть ли не через слово, при этом постоянно заговариваясь на шипящих звуках из-за нехватки зубов. Стоило только мысленно переключиться на эту его привычку, как нервозность постепенно сошла на нет. — Прости. Просто ты такой смешной, — практически честно признался Андрей. Миша было раскрыл рот, чтобы снова возмутиться, но потом прикрыл его, издав лишь то самое урчание вместо слов. Судя по всему, он задумался, нужно ли было злиться на такие слова, или можно было посчитать это за комплимент. В конечном итоге решив, что, наверное, ничего плохого в этих словах нет, парень вздохнул. Тем не менее, нормально вести себя он не начал, так как скрестил руки на груди и, нахохлившись, попытался с хмурым видом вжать голову в плечи. Андрей, пронаблюдав за этими действиями, улыбнулся и потянулся одной рукой, пощекотав шею Горшенёва, желая тем самым вывести его из такого пассивно-агрессивного состояния. — Ну ты и бука, — засмеялся Князев. Миша грубо отпихнул его руку и отошёл чуть в сторону. Он выглядел уже не как разгневанный подросток-максималист, а как обиженный ребёнок, которому не позволили погулять, заставив делать уроки. — Да ладно тебе, чего ты такой психованный? — спросил Андрей, совершенно не ожидая нормального ответа. — Или ты просто щекотки боишься? Миша его подкол явно не оценил, произнеся лишь мрачным тоном: — Терпеть не могу уродов, которые считают, что весь мир принадлежит исключительно им. Андрей удивлённо выгнул брови. — Это ты всё ещё про ребят? Они не такие уж плохие, просто жуткие собственники. А ты жуткий максималист. — А это разве плохо? — с некоторым вызовом спросил Миша. По одному его взгляду можно было понять, что положительный ответ будет совершенно неприемлем. — Во всяком случае, не хорошо, — пожал плечами Князев, совершенно не поддаваясь на попытки Горшенёва испепелить его взглядом, а затем довольно тихо добавил: — Максималисты рано умирают. — Это кто такую хрень тебе сморозил? — поразился Миха, вновь возвращая себе возмущённое выражение лица. — А что, разве это не правда? — Хуявда! Чушь всё это полнейшая, — с запалом ответил Горшок, после чего, не сказав ни слова, свернул влево и пошёл по полевой тропинке в сторону большой дороги. Наверное, где-то в том направлении находился его дом. Андрей вздохнул и, опустив руки в карманы, пошёл дальше своей дорогой, не став окликать Мишу. Хочет идти — пусть идёт. Его дело. Но всё-таки, сегодняшний день оставит неприятный осадок на душе Князева.