Родной незнакомец

***

      Апрель 1897 года. Я устраиваюсь в школу молодым учителем литературы, только-только начиная свою карьеру в сфере образования. Передо мной целый класс 13-14-летних детей и я не знал, что меня впереди ждут самые сложные годы моей жизни.       Короткие чёрные как уголь волосы, аккуратная рубашка с брюками, а также серые глаза. Тогда на мне ещё не было очков. Я видел с каким интересом на меня смотрели, особенно девочки, но это не смущало, а даже льстило. Раз на меня смотрят, значит и слушать будут, верно? — Я Аоки Масуми ваш новый учитель литературы. — говорю слегка улыбаясь. — Рад с вами познакомится.       Только я подхожу к доске как в классе кто-то радостно окает, а после в кабинет влетает ещё один ученик. — Извините за опоздание! Я кошку доставал! — будто опережая мой вопрос ответил юнец в одной рубашке и то выглядевшей так словно ранее его сбило торнадо. Его голос был быстр. Словно он читал скороговорку на перегонки, я даже не сразу понял сказанное им. — Если нужно написать объяснительную, то можете прямо сейчас отправлять к директору. Я знаю где о- — Он убрал с чёлки свои кудрявые тёмно-русые волосы, в которых были листья сакуры, увидев наконец меня тот замолчал, уставившись своими тёмно-карими глазами. — А ты кто? — Он явно был растерян, увидев меня.       Тем не менее я аж поперхнулся с такого прямого вопроса, так ещё и на «ты». Я рассмеялся, чтобы скрыть замешательство, которое накатило на меня от такого дерзкого вопроса.       — Я ваш новый учитель литературы, Аоки Масуми. — Постарался говорить уверенно, несмотря на волну нервозности внутри.       Юноша прищурился, словно он пытался разглядеть моё нутро. На его худом лице заиграла улыбка, и она была такой же яркой, как весенние цветы за окном.       — Литература, говоришь? — С абсолютной невозмутимостью и дружелюбием, будто это нормально, он сказал. — Надеюсь ты умеешь читать.       В классе раздался смех, и я почувствовал, как краснею, но постарался не выдать своих эмоций.       — Не умей я читать не был бы учителем литературы. — Возразил я, как мне тут же парировали.       — Но наш Дайчи-сенсей, тоже был учителем литературы, но вместо слов у него во рту была рисовая каша. — С сожалением говорил юноша. Сложив руки тот добавил. — Да будет спокойна его душа.       Дети снова засмеялись, и мне стало ясно: Он — звезда не только города, но и класса. Его безрассудство и несдержанность привлекают внимание всех остальных. Он был груб, но в его глазах, как заметил, пряталась подлинная доброта, когда он по очереди смотрел на своих одноклассников, которые иногда перешёптывались и хихикали из-за его выходок.       — Как зовут столь безрассудно-сочувствующего юношу? — спросил я       — Габриэль Кимура, — ответил он, не теряя ни минуты. — Но мои друзья зовут меня просто Габ или Гэб. Я знаю, что вы вряд ли сможете выговорить «л», так что называйте меня так словно я ваш друг.       Я не удержался от улыбки. Габриэль действительно выделялся из толпы, и его неуместные шутки придавали классу особую атмосферу.       — Хорошо, Габ! — ответил я. — Я постараюсь запомнить. Но в таком случае ты тоже должен научить меня, как правильно произносить все другие имена в классе.       — С удовольствием! — воскликнул Габриэль, и в классе вновь раздался смех. — Я намного более терпимый, чем старые учителя. У них вообще не было ни капли юмора! — А ещё очень симпатичный. — Сказал Габриэль. Понимая, что он дерзок, я воспринял это спокойно, не замечая возможно, как тот посмотрел на меня.       Я посадил его в середину класса, за единственную свободную парту. Это знакомство задало дух всем нашим отношениям как учителя и ученика. Он не стеснялся самых внезапных и каверзных вопросов, а я ему отвечал. Неудивительно, что довольно быстро он стал одним из лучших учеников, по крайней мере по литературе точно.       Иногда вместе шли в ремённую его семьи. Тогда же я и узнал от него, что тот боится своего отца, ведь мужчина очень строг и требователен. Он делился тем, как на него давят ожидания его семьи как от единственного ребёнка. «Словно идёшь по минному полю» — выпалил он на вопрос об ощущениях. «Стоит лишь сделать один неверный шаг и придётся собирать себя по крупицам самому. Это не больно физически, но больно морально» — разъяснил он. Говорил, что мечтал о старшей сестре или брате и боялся, что мог бы появится младший, но причину такого желания и страха не объяснял, а я, не желая давить на больное место паренька.       Чаще всего мы виделись в классе или библиотеке. Мы читали вместе или делились впечатлениями, но уже в июня он выглядел чем-то озадаченным. В этом месяце в классе начались разборки: кто-то ссорился, кто-то мирился, кто-то кому-то изменял. Меня даже удивляло, что Габриэль оставался в стороне от всех этих событий. Это было не в его духе, но я не знал, как спросить его об этом. Когда я пытался выяснить, симпатична ли ему какая либо девочка, то парень искусно менял тему разговора, так что до самого конца не возвращался к моему вопросу.       Однажды я увидел интересную картину. В классе стоял Габриэль с Тэруо, который был главным скандалистом класса и пользовался немалой популярностью по неизвестной мне причине. Также как и Габриэль он не носил гакуран, а рубашку не заправлял. Его короткие перетекающие из красного в жёлтый волосы напоминали огонь. Рядом с ними стояли еще несколько человек. Наблюдали.       — Тебе нравится Асака? — грубо спросил тот.       — Ну, она красивая, особенно её руки, а к чему вопрос? — ответил Габриэль.       — Ты же в курсе, что это моя девушка? — Провоцировал того Тэруо.       — Ты пытаешься подраться со мной? — будто не слыша вопроса спросил Габриэль. — Учти я не хочу драться. — Эта фраза меня удивила. Не хочет? Разве не он был знаменит тем, что постоянно дрался? Да я понимал, что чаще всего он начинал драки защищая младшеклассников и других детей, которым сложно постоять за себя, но не думал, что тот не любит драться.       — Зассал?       — Пх. — Усмехнулся Габриэль. — Да во мне силёнок побольше твоих будет. Просто мне жалко тебя.        В классе повисло молчание, все глаза были прикованы к Габриэлю и Тэруо. Это было похоже на схватку, где каждый ожидал удара. Габриэль стоял уверенно, но я мог заметить, как в его глазах пробегает тень тревоги, хотя он и пытался её скрыть.       — Если ты и дальше будешь претендовать на её внимание, я не стану просто смотреть, — произнёс Тэруо с угрозой в голосе. Его друзья переглянулись, на их лицах читались азарт и ожидание.       Габриэль, однако, не поддавался на провокацию. Он скрестил руки на груди и посмотрел прямо в глаза своему оппоненту.       — Если ты не уверен в своих чувствах, то, может, и не стоит с ней встречаться, — сказал он, поднимая брови в ожидании реакции. — Убийствами её чувств не завоюешь.       Толпа вокруг них напряженно ждала, кто же окажется победителем в этом словесном поединке.       — Ты нерешительный, Габ, — подметил один из участников, с ухмылкой наблюдая за происходящим. — Разве ты не хочешь бороться за её сердце?       Габриэль слегка усмехнулся, но в его выражении лица я заметил не только уверенность, но и некую печаль.       — Да что ты вообще пристал? Мне она не интересна, потому что- — Габриэль на мгновение замолчал. Он с мимолётным испугом посмотрел на меня, а потом на людей вокруг. Мне показалось, что он испугался количества людей вокруг, но… Он ведь ранее не боялся публики. Наше знакомство началось с того, как он, не боясь публики говорил со мной на ты. Это было совершенно непохоже на него, но выкрутился он как всегда искусно. — Потому что… — Габриэль сделал загадочную паузу — Борьба за любовь должна быть честной. И если Асака действительно любит тебя, она не нуждается в том, чтобы её отвоёвывали. Важно, чтобы она сама делала выбор.       Эти слова вызвали удивление у всей группы, но Тэруо, похоже, не собирался сдаваться.       — Ты думаешь, что её выбор зависит от твоих слов? — произнёс он с сарказмом. — В конце концов, это я с ней встречаюсь, а ты здесь просто наблюдаешь.       Габриэль слегка наклонил голову в сторону, предоставляя себе время на размышления, затем произнёс спокойно и четко:       — Наверное, именно это и вызывает моё недоумение. Может, ты должен спросить её, а не давить на меня из-за того, что я просто посмотрел на неё?       Слова Габриэля произвели на всех неожиданное впечатление. Засмеялись несколько ребят, но Тэруо остался серьезным. Я понимал, что не могу просто наблюдать за происходящим так, будто это естественно. Это не было просто спорами о девушке; в этом был скрыт конфликт, который мог перерасти во что-то более серьезное.       — Это что тут такое происходит?! — Грозно крикнул я, обращая внимание на себя класса. — Устроили тут дуэль как Пушкин с Дантесом! — Габриэль хихикнул с моей шутки, остальной класс продолжил смотреть на меня. — Мне не нравится, когда мои ученики соревнуются, чтобы выглядеть круче друг друга. Почему вы не можете обсудить это нормально, как цивилизованные люди?       Толпа немного рассеялась, но некоторые ребята продолжали шептаться между собой, подмигивать и смеяться, словно это было шоу. Я посмотрел на Тэруо, который выглядел удивленным, но при этом пытался сохранить своё самообладание.       — Сенсей, мы всего лишь обсуждаем… — начал он, но я перебил его.       — Я вижу, но это не повод для угроз и провокаций. Давайте все успокоимся и начнём урок — После моей фразы про урок тут же прозвенел звонок.       Я видел с какой ненавистью весь урок Тэруо смотрел на Габриэля, но это не удивительно, тот в очередной раз опозорил его перед всем классом простыми словами. Больше меня интересовало, то, что Габриэль напряжённо пялился на меня. Обычно он менее внимателен: отвлекается на сакуру, птиц, одноклассников, а тут с самого начала и до самого конца смотрел на меня и доску. В тот же день придя в библиотеку я обнаружил как тот сидел в окружении множества книг.       Прекратив читать Сократа тот обратился ко мне. — Масуми-сенсей, — как-то непривычно официально обратился он ко мне. — я не могу понять, что я ощущаю, что мне делать?       Габриэль всё также заметно нервничал, смотря на меня пристальным взглядом, кажется и его захлестнуло весенней магией. Я сел на край соседнего стола. — Может напишешь об этом чувстве на бумаге? В форме стиха или письма например? — Предложил я. Габриэль задумался и кивнул. — Спасибо, Масуми-сенсей. — И вновь он обратился ко мне официально. — С чего так официально? Не ты ли обращался ко мне на ты? Габриэль, почувствовав лёгкое волнение от моего замечания, на мгновение растерялся. Его щеки слегка покраснели. Он быстро подбирал слова, чтобы выкрутиться из ситуации. — Извините, Масуми-сенсей, — произнес он. — Я просто не хотел показаться слишком неформальным, ведь вы… учитель, а я только ученик. — В его голосе звучала искренность и… Покорность? Это что-то новенькое. Я улыбнулся, понимая его замешательство. — Уважение не измеряется формами обращения, Габриэль. — Вы правы. Я подумаю над вашим советом. Это и вправду помогло бы понять, что я чувствую. С этого дня я видел, как Габриэль сидел и писал стихи прямо на уроке, на перемене или вообще где только мог. Видимо боясь своих родителей, он прятал стихи в разных книгах. Я находил его черновики. Где-то было лишь слово, где-то целая поэма, но один я перечитываю до сих пор:

***

Неправильность чувств одолела,

Я думаю, лишь о тебе.

Глаза твои — серы, как бетон,

Но тверды, как пуля, во мне.

Разъедает, коробит, ржавеет,

Оставляя лишь образ в душе.

Ты старше, мудрее, ты выше,

Я же в плену своих мечт.

Не смел, не активен, лишь ведом,

Словно пташка в клетке живу.

Потерян, одинок, не любим,

В тишине своих дум я тону.

Доброта разъедает металл,

Но обжигает, как пламя, меня.

Я жажду тепла, но боюсь,

Что обожжёт мои очи тогда.

***

      Где-то в начале сентября, начале второго семестра я увидел, как кучка девочек шептались, увидев меня. Сам я сидел за учительским столом и заполнял журналы, погруженный в свои мысли. Габриэль в этот момент пришёл в класс, на удивление, до урока, а не после его начала, и всё внимание девочек мгновенно переключилось на него.       Те шептались, а я слышал лишь обрывки: «я стесняюсь», «ты его друг» и «я дам». Тогда я понял, что те хотели через Габриэля передать свои письма мне, ведь очевидно он со мной был в близких отношениях. Габриэль, очевидно, нехотя взял их письма, раздражённо посмотрев на те он убрал их в одну из своих книг, как обычно это делал, словно их содержание не имело для него значения.       После уроков, когда он обувался у шкафчиков, я сам подошёл к нему и спросил о том, что ему сказали девочки, но в ответ получил.       — Они просто хотели, чтобы я им помог с литературой, — произнёс Габриэль, без тени сомнения обманув меня, и в его голосе не было ни капли искренности. Было ощущение, что тот злился на меня за этот вопрос, хотя на лице я видел улыбку. Правда и та была не искренней. Его взгляд и манера общения кричали о ревности и страхе перед возможностью потерять моё внимание к нему. Наблюдая за ним, я не понимал, почему он не может просто сказать правду. Быть может, он не хотел показывать, что его заботят эти письма, или же что-то ещё терзало его душу? Что если эта ложь вскоре приведёт к тому, что наши отношения изменятся навсегда?       Я посмотрел на него с недоверием, но не стал настаивать. Габриэль всегда умел скрывать свои истинные мысли за маской. Знал, что он не просто так взял письма, и это подстегивало моё любопытство. — Ты же знаешь, что я могу помочь им сам, — сказал я, стараясь звучать непринужденно. — Зачем им обращаться к тебе?       Он пожал плечами и продолжил натягивать ботинки, не встречая мой взгляд. — Может, они просто стесняются, — произнёс он, но в его голосе не было уверенности.       Я вздохнул, осознавая, что разговор ни к чему не приведёт. Габриэль всегда был таким когда был не в настроении. Он не любил углубляться в травматичные детали тех событий что волновали его душу или говорить об этом впринципе, даже со своими друзьями. — Ладно, — сказал я, стараясь сменить тему. — Как твои дела с котом?       Вопрос о коте всегда помогал разрядить атмосферу. Габриэль обожал своего пушистого питомца, и разговор о нем всегда поднимал ему настроение. Проведя несколько мгновений в молчании, он наконец издал короткий вздох, который напоминал мне о том, что его внутренние переживания не покидали его, но, по крайней мере, он временно отвлекся. — Нормально, — уклончиво ответил он, по-прежнему не поднимая глаза. — Бенджи продолжает грызть ваши учебники, как и раньше.       Я не удержался и усмехнулся. Бенджи, его кот, действительно был маленьким разрушителем, но в этом была его прелесть. Я всегда радовался общению с Габриэлем, когда речь шла о его питомце. Это была одна из немногих тем, на которых он проявлял искренность. Но сегодня, мне казалось, даже этот разговор не мог отвлечь его от чего-то, что его тревожило. — Вы с Бенджи не хотите сегодня погулять в парке? — попробовал я снова, надеясь, что это поднимет его настроение. — Простите не могу, — он накинул сумку на плечо и натяну улыбку скрывая злость с нервозностью — у меня много дел сегодня.       «Много дел»… Он пытается быстрее закончить разговор и уйти? Куда он торопиться? Явно не в ремённую или домой, где ему очевидно страшно и не уютно. Я понимал, что попытки вывести его на откровенный разговор могут оказаться безуспешными, но мне не давала покоя мысль о письмах. Неужели они и правда так важны для него? — Может я могу как-нибудь зайти к вам?       Габриэль явно замер, его глаза расширились, и я сразу понял, что мое предложение его испугало. Он быстро отвёл взгляд, словно пытался скрыть свои эмоции от меня. Время как будто остановилось, и всё вокруг затихло. Мы стояли в тишине пустой раздевалки, у шкафчиков. — Зачем? — наконец произнёс он, его голос звучал почти шёпотом. — У тебя и так полно дел.       Я почувствовал, как внутри меня растёт раздражение и нежелание упускать шанс. Я никогда не понимал, почему он так боится общения, но в этот момент это стало ещё более очевидным. — Просто… мне кажется, ты сейчас нуждаешься в поддержке. Ты же знаешь, что я рядом, — настаивал я, стараясь сделать свой тон максимально дружелюбным и непринуждённым. — Я в порядке сенсей. Не стоит волноваться. — Опять соврал Габриэль. Махнув мне он побежал. — Мне пора! До свидания!       Я какое-то время ещё стоял неподвижно, но уже смирившись с тем, что ничего не узнаю отправился домой. По дороге думал о том, чтоб всё же зайти к нему, но отгонял от себя этот вариант. Вполне может быть, что тот не хотел, чтоб родители лишний раз давили на него. Я видел его отца, и он действительно выглядел грозно, даже удивляло, что у такого высокого и крупного мужчины был невысокий, тонкий и мягкотелый сын. Ну по крайне мере внешне мягкотелый.       Из мыслей меня вытащило сцена того, как в далеке из магазина выходил Габриэль. Что он тут делал? Мой дом был в другой стороне и случайно оказаться он тут не мог. Может их ремённая открыла доставку, тогда почему на доске объявлений об этом ни слова? Габриэль, не заметив меня отправился в сторону моста, и я движимый любопытством отправился за ним.       Я старался быть осторожным, следуя за Габриэлем, чтобы он меня не заметил. Его взгляд был устремлен внутрь, в вихрь чувств и мыслей, он казался оторванным от реальности. Хотелось узнать, куда он направляется и что именно его беспокоит. Сердце колотилось в груди, и каждое движение казалось слишком громким в тишине перехода от магазина к мосту.       Габриэль, все еще погруженный в свои мысли, не обращал внимания на окружающий мир. Его плечи были слегка сгорблены, а шаги — легкими, почти как у человека, который пытается скрыться. На мгновение мне стало его жалко. Он выглядел таким уязвимым и потерянным. Я старался двигаться незаметно, прячась за деревьями и машинами, напоминал самому себе хищника, что вот-вот набросится на ничего не подозревающую жертву.       Мы подошли к мосту. Под мостом были плиты, на которые Габриэль ловко скатился, спрятавшись почти под ним. Было чудом, что он до сих пор не увидел меня и что я всё ещё мог видеть его.       Он поставил сумку на землю и достал ту самую книжку, в которую спрятал письма. Достав, он положил их на землю. Я с такого большого расстояния никак не мог бы увидеть их содержания. Габриель достал из кармана спички и присев на корточки стал пытаться зажечь одну, но ветер мешал. Разносил письма в стороны и тушил спичку, но Габриэль был решителен. Собрав письма вновь, он придавил их ногой и вновь стал зажигать спичку о спичечный коробок. Зажёг.       Я в шоковом состоянии наблюдал как Габриель поджёг письма под ногой и как языки огня пожирали их безвозвратно стирая. Что вообще нашло на него?! Почему он, парень что безвозмездно помогал беззащитным, так жестоко поступал с девочками? Что случилось с добросердечным парнем? Я не могу сказать, что испытывал он, но убрав ногу с пепла он явно выдохнул расслабившись. Видимо это был вздох облегчения. Облегчения…

***

      Весь следующий день в классе витала напряженная атмосфера. Девочки шептались между собой, искали возможности о чем-то спросить, но, когда их взгляды останавливались на Габриэле, в них появлялась неуверенность. Мне было неловко от того, что я был частью этой ситуации, знал правду, но скрывал её.       Габриэль выглядел чужим. Он нечасто поднимал глаза, и когда это делал, его взгляд постоянно метался по сторонам, старательно избегая столкновений со взглядами девочек. Сохранив невозмутимость, он пытался скрыть свои эмоции, но мне казалось, что под этой маской он все еще переживал внутреннюю борьбу.       Я не знал, как к нему подойти, и мысли о том, что он мог причинить вред другим — этим девочкам, которые искали его поддержки — терзали меня. И в то же время я понимал, что загнать его в угол было бы только хуже, чем просто оставить его в покое. Габриэль оказался в центре шторма, который сам же и спровоцировал, но, кажется, он сам понимал, насколько его действия больно ударили по всем остальным.       На перемене я заметил, как к Габриэлю подошла одна из девочек, незнакомая мне. Видимо его подруга. Она осмотрела его, а потом, с тоном полным любопытства, спросила:       — Ты действительно их потерял, Гэб?       Он кивнул, но я видел, как его плечи немного поднялись — он нервничал как никогда. Девочка обняла его и начала утешать, уверяя что вместе те их найдут. Габриэль помотал головой.       — Не найдём. — На удивлённый взгляд он добавил. — Я их потерял, так как их унесло ветром. Пытался поймать, но не смог. Мне очень жаль.       Он вновь врал, но он был убедителен, потому его подруга поверила ему и лишь сочувственно и молча похлопала по плечу. Я принял решение поговорить с ним наедине. Я был первым кто сломал эту стену между нами. Я подошёл к ним.       — Габриэль, мы можем поговорить? —спросил я мягко улыбаясь. Старался быть дружелюбным.       Габриэль кивнул и встав мы вдвоём отправились в библиотеку. Там я его посади за стол, а сам сел на край стола, будто давя собой.       — Почему ты соврал мне? Ты сказал, что те попосили тебя быть их репетитором. Хотя на деле они хотели, чтоб ты передал письма, которые ты как говоришь потерял. — Я говорил прямо, но пока не говорил, что я видел днём ранее.       — Я хотел подправить ошибки в них и принести их как почтальон к вам домой. Но когда я подходил к вашей двери и открыл книгу, то подул ветер и унёс неведомо куда. — Он снова врал, и не знай правды, я бы ему поверил, но не сейчас. Продолжив смотреть на него с подозрением, я продолжил разговор.       — Под мост например? — Я намекнул, и он понял. Побледнев от ужаса, он нервно взглянул. Он хотел было вскрикнуть, но от ужаса онемел. Видел, как его губы спрашивали «как?», но звука не было. Я продолжил. Говорил твёрдо. — Ты должен извиниться перед классом и объяснить свой поступок, они должны знать правду, ты понял?       На его глазах появились еле заметные слёзы, но он кивнул. — Хорошо. — Его голос дрожал. — На следующем уроке литературы я скажу правду. — Свободен — Твёрдо сказал я. Он встал и вышел из библиотеки печальной и опустошённой походкой. Весь последующий день я чувствовал вину и не понимал поступил ли правильно, хотя по правде и сейчас не понимаю.

***

      Сентябрь 1897 года. День, который всё поменял…       Я сидел за учительским столом готовясь к уроку, который явно будет сложным. Габриэль ещё не пришёл, видимо вновь опоздает устроив шоу. Зазвонил звонок, и все расселись по местам. Я молчал где-то минуту, после чего вздохнул с тоской всё также чувствуя вину, параллельно морально готовясь к самым разным объяснениям поступку этого юноши, но всё равно был не готов, когда дверь открылась.       На пороге стоял виновник торжества — Габриэль. Однако сегодня он одел гакуран, а на него брошь, такую же которую я видел на его маме иногда. Уже внешний вид ввел меня в ступор.       — Я могу зайти, Масуми-сенсей? — Он выглядел смиренно, тот будто был к тому, что произойдёт. — Мне всё же нужно сделать объявление классу, если вы не забыли.       — Конечно — Кратко ответил я.       Класс молчал и наблюдал как Габриэль, держа в руках спички, которыми ранее сжёг письма, и записку, видимо с речью, вышел к доске и развернулся к классу.       В этой неловкой и волнительной тишине было слышно лишь, то, как Габриэль тяжело вздохнул, приходя в чувство. Он наконец начал перечислять имена девочек, что ранее дали ему письма.       — Акияма, Эйя, Айка, Мизуки, Асака и Джун я должен сказать вам правду. Должен сказать правду всем. Я не терял ваши письма и их не уносило ветром. — Габриэль не смотрел на девочек, а скорее за них, явно боясь увидеть их глаза. Он старался унять дрожь, с которой он поднял спички. — Я их сжёг. — Эти слова, произнесенные Габриэлем, повисли в воздухе, словно тяжелый груз, который всем непросто переварить. Класс замер, и волнительное молчание поглотило пространство, каждый в комнате, включая меня, замер в ожидании, как будто хотели заставить время идти медленнее. Я видел, как девочки, о которых он говорил, переглянулись между собой, их лица мгновенно потеряли цвет, а на глазах выступили слезы. Габриэль продолжал, задыхаясь от собственных слов, стараясь собраться с мыслями. — Я знал, что поступаю неправильно как по отношению к вам, так и к учителю. — его голос дрожал, он потерял уверенность, его руки сжали спички крепче. — Я поступил жестоко. Вы ведь так старались, вкладывали в них всех себя, однако я сделал это. Но я не мог иначе-       Только он хотел продолжить, как Айка, которую он, кажется, задел больше всех выкрикнула.       — Почему?! Почему ты это сделал?!       Габриэль опустил руку и глаза вниз. Он смотрел на свою записку в руке, которую вскоре поднял.       — Потому, что я сам написал письмо. — Мальчики, что ранее могли смотреть на происходящее скучающе и сами взбодрились. У них, как и у меня округлились глаза от этих слов, а в голове пронеслось громкое «что?». — Хорошая шутка Габриэль, — начал Тэруо — но просто признай, что это письмо было для Асаки.       Класс только начал неловко хихикать, как Габриэль с совершенно серьёзным лицом отрезал — Это не шутка. Я действительно написал письмо для Масуми-сенсея. — Класс снова замер. Неловкие смех и шутки моментально улетучились, оставив только густую атмосферу напряжения и ожидания. Габриэль продолжал, его голос стал более решительным, несмотря на дрожь в руках. — Тэруо, помнишь то, как ты хотел подраться со мной? — Тэруо кивнул. Как такое можно было забыть? — Тэруо, меня из вашей пары больше интересовал бы ты, а не Асака. Мне не интересны девочки. — С какой-то безумной ухмылкой сказал Габриэль, краснея от собственного признания.       Он оказался геем, но тогда в голове было лишь слово «извращенец», и оно крутилось в ней. Меня словно ударили по голове. Слова Габриэля словно ледяным копьём пронзили меня изнутри. Я испытывал отвращение к тому, к кому пару минуту назад испытывал сочувствие и вину. Не мог поверить в то, что слышал и хотел верить, что это очень жестокая шутка, но я знал, что Габриэль не шутит. Знал, что на этот раз он говорит правду. Я не знал, что говорить, что чувствовать, но уйти в мысли насовсем и подумать не давал Габриэль, что продолжил говорить, глядя на меня. — Масуми-сенсей, — Габриэль обратился к мне. На его лице было та же ухмылка, тот нервничал, но явно надеялся на лучше. На выдохе он проговорил. — я люблю вас.       Ко мне были прикованы взгляды всех детей в классе. От моей реакции завесила судьба Габриэля. Я бы в любом случае не согласился бы на его чувства, так как он мой ученик, да и я сам не гей очевидно, однако я мог бы мягко и осторожно отказать ему, но вместо этого из моих губ выскользнуло. — Фу…       Словно в замедленной съемке, я увидел, как лицо Габриэля меняется. Сначала он выглядит удивленным, затем его глаза наполняются болью со слезами, а в конце — полным разочарованием. В классе повисла тишина, которая была еще более гнетущей, чем прежде. Я осознал, что только что произнес слово, которое не следовало произносить. Стоило промолчать! Не открыть свой рот!       Внутри меня разразилась буря эмоций: отвращение, смятение, жалость к Габриэлю, но в первую очередь — осознание своей ошибки.       Я попытался сгладить ситуацию, но слова не шли. Вместо этого я почувствовал, как в груди застрял ком, а в горле — сухость. Я посмотрел на Габриэля, который, казалось, замер на месте, словно статуя из камня, и в то же время его глаза говорили о том, что он хочет просто исчезнуть.       — Я понял вас. — Промямлил тот опустив глаза. Он плакал. — Отец был прав, лучше б я просто исчез, что б меня не было. — Он шмыгнул и начал вытирать глаза, прошептав. — Я пятно позора на вас — сжав руки в кулаки он резко поднял взгляд на меня и прокричал во всю мочь. — Простите меня Масуми-сенсей! — После он выбежал из класса. Я не осмелился отправится за ним.       

***