sine fine.

Сдавленный кашель пробивает горло, в глазах мутнеет от набежавшей на них влаги. Синефин четко слышит голос Джорджа, но не понимает откуда именно он доносится. Зрачки метаются из стороны в сторону, рука пытается дотянуться до палочки, прибитой чем-то тяжелым в паре дюймах от нее. Она снова улавливает где-то свое выкрикнутое имя и делает первый насыщенный глоток кислорода за последние пару минут, чувствуя, как воздух приникает к легким. — Синефин! — Я тут. Я тут. — повторяет девушка и через давящую боль в висках ладонями отталкивается от поверхности. — Я в порядке. Плиты потолка и разрушенных стен почти что завалили любой доступ к свету, а когда взгляд упал чуть дальше, на собственные ноги, Тонкс пришла в полнейший ужас. И только тогда она ощутила, как ненатурально изогнутые, придавленные к земле колени изнывают от острой боли. — Джордж. — как можно спокойнее пытается прокричать девушка, прекрасно понимая, что она чудом держится и не теряет сознание от увиденного. — Мои ноги… Уизли поднимается на колени, подползая к баррикаде из обломков. Растерянность вмиг сменяется неким огоньком в глазах, и он точно понимает, что нужно делать.  — Палочка у тебя? — спрашивает он, и Синефин дотягивается пальцами до нужной вещи. — Да. — Я разобью груду. Тонкс окатывает паника, и та обеспокоенным взглядом рассматривает цемент перед собой. — Нет, Джордж! — кричит она. — Оно все рухнет на меня, ни в коем случае! — Ты мастер левитационных чар, Синефин. — Я не успею подхватить… — Успеешь, ты же умница. — Джордж… — На раз-два-три. — объявляет парень, и брюнетка вынуждена приготовить палочку. — Раз… Синефин жмурится то ли от нового прилива боли к ногам, то ли от страха. — Два… Джордж уверенно направляет волшебную палочку на груду цемента. — Три! Бомбарда! — Левикорпус! Взрыв подбрасывает каменные плиты в воздух, и они застывают на месте под сосредоточенным взором Тонкс. Она не издает ни единого звука, когда парень помогает ей вызволить ноги и поднимает ее тело на руки. — Трансгрессируй. — умоляет Синефин, плотно сжимая челюсти. — Слишком опасно. Свистящий звук разносится где-то над головами, и когда они поднимают глаза к потолку, то видят две черные тени, парящие двумя этажами выше. — Сейчас же! — девушка срывается на крик. Пятна поплыли перед глазами, и Синефин показалось, что она больше никогда не сможет дышать. Все покатилось кубарем, ноги словно растягивали и стягивали обратно с новой силой. Когда она очнулась, то чувствовала только то, как дрожит бархатистая поверхность под ее щекой. Молли Уизли, склонившись над юной волшебницей, бережно вытирала той пот с лица, а позади нее начали проявляться тонкие линии силуэта одного из близнецов. Не сложно было догадаться, какого именно. Рыжеволосый раскинулся на кресле, запрокинув голову кверху и оперевшись затылком на мягкую обивку. — Ты проснулась, милая. — миссис Уизли осторожно погладила девушку по щеке. — Вот бы это и вправду был только сон. — саркастично ответила та, пытаясь посмотреть на свои ноги, что были завернуты в несколько пледов. Боль прошла, но пошевелить пальцами, да и что-либо почувствовать ей все равно не удалось. Джордж тяжело дышал сквозь дрёму, и в какой-то момент Синефин захотелось к нему прижаться, словно это было жизненно важно для нее сейчас — лечь к нему на грудь и слышать, как о ребра ударяется его сердце. Понимать, что он в порядке. Что ему спокойно, и тогда было бы спокойно и самой Тонкс. Даже если ее ноги в режиме липучек-тянучек. — У него шея затечет. — шепчет Синефин, кивая в сторону гриффиндорца. — Он недавно заснул. Ходил тут, вертелся как юла, причитал. — отмахнувшись от Джорджа, сказала миссис Уизли. — Но как только уселся — сразу задремал. Молли осторожно подложила под голову Джорджу маленькую вязаную подушку. Он выглядел умиротворённо, точно как младенец. Веки изредка подрагивали и время от времени опускались уголки губ. — Миссис Уизли, мои ноги… — возвращаясь в реальность, Синефин взглянула на женщину, а та обнадеживающе ей улыбнулась и погладила ее по макушке. — Завтра будут как новые, родная. Вправить кости было не так сложно. Тебе крупно повезло, что не пострадала грудная клетка и органы! — Повезло, что пострадала только я. — поправила Тонкс миссис Уизли, улыбнувшись, и вновь посмотрела на Джорджа. — Не нравится мне твоя предрасположенность к увечьям, Синефин, ох, не нравится… — Люблю романтизировать свои страдания. Шутка была неудачной и совсем неуместной. Очевидно, что Молли в ответ только недовольно пробубнила что-то, зато иной отклик на толику юмора девушки отдался шевелением на кресле. — В тебе отец Пио проснулся, Синефин? — хрипло протянул Джордж и приподнялся с места, хватаясь за шею. С губ его слетел жалобный стон. — У-у… неприятно получилось. — Отец Пио был страдальцем? — переспрашивает Тонкс, вскинув брови вверх. — Для меня все святые — горюны. — В Бога поверил, значит. — она улыбается. Она улыбается, и Джорджу становится на душе в разы легче. — С твоими приключениями не только в Бога поверишь. Он садится рядом с ней на корточки, а Синефин перехватывает его руку и сплетает пальцы. «Холодная.» — подумал про себя Уизли, прижимая тыльную сторону ладони девушки к губам. Миссис Уизли исчезает где-то на лестнице, и Джордж спускается губами ниже — к запястью. Теплые поцелуи жгучими искорками остывают на коже, и Синефин смущается. Они вместе засыпали, вместе просыпались, вместе завтракали… Но она смутилась от простых поцелуев в руку. — Твое предложение с завтраками в постель все еще в силе? — пытаясь скрыть свое смятение, Тонкс отводит внимание Джорджа на вопрос. Тот задумчиво усмехается, явно предвкушая такой расклад событий. — У меня нет выбора. — выдает он. — А что с поцелуями коленей? Весьма актуально, по-моему. Внутри все затрепетало. Вот же говнюк. — Увы, Джорджи, мои ноги полностью онемели. Придется отложить на другой раз. — Ты так спокойно говоришь об этом. — Джордж пораженно посмотрел на девушку и в ее же манере произнес: — Подумаешь! Не чувствую ног! Сущий пустяк! — Уже завтра все будет хорошо. Синефин натянуто приподняла уголок губ и отвела взгляд. Ком засел в горле, говорить было крайне сложно. — Я никогда не рассказывала. — мямлит она, будто все еще решается. Внутри неприятно тянет, и легкость улетучивается.  — Можешь не говорить, если не хочешь. — сразу же прерывает ее Джордж, за что получает строгий взгляд. — Правда. — Мне было семь. — продолжает Синефин, глядя точно ему в глаза. — Я была маленькой, хрупкой, послушной девочкой, которая учится не ставить кляксы и вышивать крестиком. Только вот вся моя прилежность заканчивалась на этом, а когда дело доходило до приема лекарств, то, в принципе, я мало отличалась от себя сейчас. — Синефин! — голос и шаги миссис Уизли снова послышались неподалеку, и Тонкс остановилась. Не лучший момент. — Милая, я приготовила тебе комнату Чарли. — Понятия не имею кто это. — тихо шепнула Тонкс, чтобы услышал только Джордж.  — Я тебя отнесу. — сквозь смех сказал он, забираясь рукой под рулет из пледов в который была завернута девушка. — Комната Чарли, говоришь…

;;;

Она бежала через нескончаемые стволы деревьев, что смешивались перед ее глазами в одно большое расплывчатое пятно. Промокнувшая до нитки и напуганная. Спотыкалась, падала коленями в грязь, вставала и бежала снова. Позади раздавались выстрелы заклятий. В какой-то момент кроны деревьев сменились черными силуэтами, окружившими ее и наступавшими все ближе. Неприятное, но до жути знакомое цоканье языка на мгновение пронеслось точно над ухом Синефин, но когда та судорожно обернулась, то рядом никого не оказалось; лишь черная полоска фигур в плащах неизменно приближалась к ней. «От кого же ты бежишь?» — эхом произнес мягкий голос. — Это всего лишь сон. — отвечает Тонкс так, словно она убеждает в этом саму себя. «В какую игру ты играешь? Сражаешься за других или за себя одну? Эгоистично или самоотверженно спасать невинных, чтобы доказать собственную значимость? Ты знаешь, что проигрываешь, Синефин.» — Не проигрываю. «Проигрываешь. А еще ты знаешь, что проигрыш — это унижение. Зачем же ты ведешь эту войну с полным осознанием того, что все впустую? Это отвага? Благородство? С каких пор ты этим заменяешь свою расчетливость? Куда пропала та строгость, твердость и принципиальность? Ты позволила этому парню влезть к себе в голову и навести там свой порядок.» Синефин оглядела людей в накидках. — Кто вы? Мантии слетели вниз, и Тонкс вздрогнула. Перед ней предстали восемь девушек. Мокрые, короткие пряди спадали им на лоб и прикрывали едва заметные ухмылки. Совершенно одинаковые. И Синефин знала где находится каждая родинка, каждый шрам на их телах. Потому что они все до единой были ее копией. Первая. Ровные, сухие волосы, пока еще достигающие поясницы. Старая отцовская кофта, босые ступни. Скованная. Она была закрыта в домике на кукурузном поле и получала письма с новостями только по пятницам. Отказавшаяся от таблеток, злая и обманутая. Август 1995. Вторая. В школьной форме и с сумкой через плечо. Играющее в глазах постоянное возбуждение от предвкушения следующей встречи с новыми друзьями. Свобода. Октябрь 1995. Третья. Кровь сочилась из раненного предплечья и расплывалась по белой блузке, что была надета в Рождество. Паника, ужас, замешательство. 24 декабря 1995. Четвертая. Тремя днями позже очнувшаяся уже другим человеком. В дубленке миссис Стэнхоуп. Мир остановился; запах рождественского чая с корицей и медом превратился в запах «Кабаньей головы», нового выпуска придиры и списка пропавших без вести. Первый проигрыш, первая победа. Опустошенность, изнеможение. Пятая. Волосы уже срезаны. Стакан огневиски в ладони, из которого и выпить-то страшно. Потрёпанное платье сестры с ее школьных времен с едва державшимися на плечах бретельками. Давящее в груди чувство стыда ото лжи. Горечь, обида. Март 1996. Шестая. Куда более тощая и по виду уставшая, чем остальные семь девушек. Синяки под глазами, покусанные ногти и бесконечно шершавые губы. Растерянная. Розовое пятно на выпускном платье Робин, которое она так и не смогла надеть. Боль, отчаяние. Конец мая 1996. Седьмая. На щеках появился румянец, а в глазах какой-то проблеск веры в ясное будущее. С плеча спадала одна из таких родных пестрых рубашек. Тепло. Июнь 1996. И восьмая. Она осталась в черной мантии, из-под которой вылезали рукава, скрывающие руки. Эмоции счесть было невозможно, глаза то поднимались, то снова упирались вниз в грязные ботинки. Ровная осанка, и все равно поднятый подбородок. 19?.. — Кто она?

;;;

— Синефин! Резко вбирая воздух через ноздри, Синефин рефлекторно поднимается к кровати. В комнате был выключен свет, но за окном уже опускались на траву первые лучи утреннего солнца. На часах пол пятого утра. — Ты кричала. — голос Джорджа хриплый, сдержанный, но обеспокоенный. Он также поднялся и сел наравне с девушкой, бережно убирая волосы с ее лица назад. — Кошмары? — Да. — коротко отвечает Тонкс и падает лбом во впадинку между его шеей и плечом. — Расскажешь? — Я бежала. — Хороший знак. Если учесть то, что тебе отдавило ноги. Обоих пробивает на лёгкий смех. Темноволосая отрывается от Уизли и замученно плюхается на спину. Краешек футболки, в которой она спала, задирается, но она совсем не спешит его поправлять или банально смущаться. Перед кем? Перед Джорджем? И взгляду парня предоставляется родинка не так далеко от пупка, которую он видел определенно не в первый раз. И постоянно его ломало дотронуться до нее, провести пальцами по этому участку бархатистой кожи и прижаться к ней губами, но он никогда не решался. А сейчас… Это ведь просто поцелуй, не так ли? У них таких было тысячи. Джордж рискует. Склоняется над девушкой и касается губами той самой родинки, а Синефин тихонько заливается смехом. Живот покрывается мурашками и легко подрагивает. И он продолжает. Целует каждый оголенный сантиметр, а когда моментами начинает невесомо дотрагиваться до кожи теплым языком, то сразу чувствует, как Тонкс пылко втягивает воздух и задерживает дыхание. Похолодевшие кончики длинных пальцев ложатся на аккуратные бедра, медленно ведя от них линию прямо к краям футболки. В глазах помутнело от созданного Джорджем контраста температуры касаний; девушка прикрыла веки. Как такая осторожная, нежная и почти невинная ласка может так быстро заставить разум протрезветь после сна? Но Синефин дергается, когда ощущает, как рука Уизли плавным движением ныряет под ткань. Он едва успел коснуться контура груди, но тут же был вынужден прекратить свои действия. Синефин подтянула непослушные ноги к себе и оперлась о изголовье кровати, продолжая все так же часто дышать. — Прости меня, я… — шепчет она тихо, осознавая, что отпугнула Джорджа. — Мерлин, нет. Это ты прости, мне следовало спросить. Я идиот. — оправдывается Уизли, сводя пальцы на переносице. Он отводит взгляд, напряженно прикусывая щеку изнутри. Синефин молчала, и это добивало его с еще большей силой. Кем он себя возомнил? — Джорджи… — спустя некоторое время девушка ласково произносит его имя и пододвигается к нему на корточках. Ее ладони ложатся на его щеки и нежно поглаживают большими пальцами, заставляя взглянуть парня себе в глаза. — Посмотри на меня. Я хочу чтобы ты продолжил. Ее слова пробиваются горечью у него в груди, и на секунду он зависает, изучая ее лицо в поисках какой-либо подсказки или знака. — Я люблю тебя. — наконец выдает он, и брови Синефин ползут вверх от удивления. — И я буду ждать столько, сколько потребуется. Совершенно необязательно… — Тогда люби меня, Джордж Уизли. — выдыхает она прямо в губы, и ему сносит крышу. Она возобновляет зрительный контакт и сама толком не понимает, хочет ли она сейчас провалиться под землю или же показать выжидающему чего-то Уизли свою полную готовность и доверие. Наверное, она бы снова сморозила какой-то бред, отшутилась, перевела бы тему… Но нет. Она сидит и смотрит на Джорджа. А он умиляется ее виду. Щеки, полыхающие багрянцем. Рваные глотки воздуха сквозь едва приоткрытые губы. Синефин будто и взаправду боялась дышать рядом с ним моментами. Все в точности как он предполагал: робкая, растерянная, смущенная, но при этом до жути заинтересованная в том, что может ее ожидать за этим вовлекающим поворотом. И Джордж абсолютно точно знал — если Тонкс не уверена в своем выигрыше, то она ни за что в жизни не полезет в эту авантюру. А значит, что прямо сейчас перед ним сидит то самое недосягаемое, скрытное и таинственное сокровище, над которым сегодня он имеет полную власть. Он ведет, он показывает. Он открывает перед ней двери и тянет за собой. Уизли усмехается своим мыслям и целует первым. Но не в губы, как это было обычно, а в шею. Нежно-нежно, почти невесомо. Проводя кончиком носа где-то за ушком и поддевая пальцами мешающие волосы. И это, безусловно, было самым приятным прикосновением, которое удалось чувствовать на себе Синефин по сей день. Но никто не учил ее как правильно дышать, когда тебя так целуют. А нужно ли дышать вообще? Джордж снова смеется и отрывается от шеи девушки, ощущая, как та начинает дрожать всем телом. Кто бы мог подумать — один лишь поцелуй! Синефин не боялась, вовсе нет. Скорее даже наоборот — ей хотелось выть от этого томящего чувства близости, появившегося только от одного взгляда и одного касания. Аккуратные женские губы произносят запирающее заклинание и тем самым подписывают себе договор. Комната Чарли стала комнатой первых живых поцелуев. Спонтанно, тихо, по-домашнему. Джордж встает с поверхности постели и подает руку Тонкс. И внутри что-то обрывается. Висит на одном волоске над обрывом — вниз. Сердце в пятки, Синефин встает вслед за ним. Ноги пошатывались то ли истомы, что зародилась внизу живота, то ли от банальной слабости в коленях. Тишина, прерываемая одним только дыханием не давила, а была мелодией внутри обоих. Набравшись смелости, Синефин коснулась Джорджа, проскользив рукой от плеча до локтя и цепляя пальцами накрахмаленную ткань белой спальной рубашки. Он был таким превосходным для нее, а речь даже не про внешность, хотя и тут природа не оплошала — высокий рост, ровные черты лица, подтянутое телосложение… Он был проницательным, чутким… Лучшим. Джордж тянется к ее плечам, оттягивая воротник футболки ниже, и тем самым оголяя пространство на белоснежной коже. — А я-то думал, что мы храним друг друга до свадьбы. — озорно говорит он и хихикает. Синефин в ответ на это только с блаженной улыбкой закатывает глаза и решает стянуть с себя вещицу самостоятельно. Уж больно хотелось доказать (что было совершенно не нужно) Джорджу свою «компетентность». Только вот он моментально перехватил ее запястья, когда те дернули за низ футболки. — Ты что творишь? Лишаешь меня такого удовольствия! Тонкс словила себя на мысли, что ей безумно нравились эти комментарии Джорджа. Они расслабляли, придавали уверенности. Все именно так, как должно быть. По-живому, без псевдо-страсти и наигранных эмоций. Джордж хотел ее. Хотел все время, начиная с глупых посиделок за котлом зелья и заканчивая данным мгновением, где он, склонившись, обхватывает ее губы своими. Резким, даже чересчур резким движением Джордж тянет Тонкс к себе за бедра и чувствует, как ее тело податливо врезается в его. Синефин тает от ощущения теплой влаги его губ на своих, сжимает ткань его рукава еще сильнее, даже не обращая на это внимание. Болезненно-тугое чувство зарождается внутри нее и спускается к низу живота, оседая там и вынуждая неловко сжимать ноги. Само собой разумеется, что Джордж, который все это время пытался улавливать любую реакцию девушки на их близость, заметил и это короткое движение. — Синефин Тонкс стесняется меня? — выдыхает он шутливо ей в губы и вновь касается их. Воздушно проводит языком по контуру верхней и сразу же упивается полученным стоном. Сдавленным, тихим, смущенным. Первым. «После этих слов еще больше, спасибо.» — думает она и не может сдержать улыбки сквозь поцелуй. Его ладони скользят ниже — от бедер к ногам, а затем снова поднимаются, окольцовывая Синефин и прижимая ее к себе. Он гладит рукой по обнаженной пояснице, проводит кончиками пальцев по изгибу ягодиц и опускается к задней поверхности бедра. Синефин теряется. Перед ней возможность дотронуться до самого неба, обрести ту желанную частицу времени, которой ей не хватало. На внутренней стороне прикрытых век воссоздаются очертания отблесков света, расплывающегося во все стороны. Голова кружится. Его язык пробивается сквозь ее губы и ласково очерчивает их контур, после чего проталкивается вперед и встречается с ее языком. Тепло вновь разливается по телу Синефин, а ноги подкашиваются пуще прежнего. Она не успевает одуматься, когда чувствует, как Джордж ловким движением левой руки разворачивает ее к себе спиной, вынуждая на секунду раствориться в воздухе, а затем вновь почувствовать его тело, плотно прижавшееся к ней сзади. Выдох вырывается через ее приоткрытые губы, и Джордж усмехается. Медленно задевает кончиками пальцев волосы на ее шее и смахивает их в сторону, оголяя тонкую шею и тут же прижимаясь к ней губами. — Мерлин… — шепчет Синефин, запрокидывая голову назад, на плечо к Джорджу, и поднимает руку вверх, зарываясь пальцами в огненные волосы и прижимая парня ближе к себе. — Я бы все-таки предпочел, чтобы это было мое имя. На этих словах его ладони обхватывают запястья Тонкс, вытягивая их выше и оставляя поднятыми над ее макушкой. Синефин снова вынуждена прикрыть глаза. Ясно чувствовалось только шероховатое скольжение ткани футболки вверх. Девушка засмеялась, когда горлышко спальной вещи застряло где-то у ушей, отчего снять ее оказалось немного затруднительно. — Очень сексуально. — комментирует она и поворачивается к Джорджу, прикрывшись руками. Это скорее было на уровне рефлекса, хотя наверняка доля стеснения перед парнем также играла свою роль. Синефин понимала, что волнение сейчас не сделает никому лучше, но с другой стороны… Она стоит перед Джорджем полностью обнаженной и ждет его следующего действия, ждет, пока он покажет ей каково это. А Джордж опытен, знает все тропинки и всевозможные острые углы, о которые успел удариться в отношениях с…

А что если она была лучше? Раскованнее? Привлекательнее?

Мысли такого рода моментально отразились на лице Синефин, и неуверенность Джордж сумел считать с одних ее подрагивающих губ, не говоря уже о сжавшихся вокруг собственных плеч тонких пальцах. Он мягко дотронулся до ее скрещенных рук своими. Холодные. Медленно спустил их вниз вдоль девичьего тела, впервые позволив себе взглянуть на ее грудь. Маленькую и аккуратную. Щеки, как по щелчку, порозовели и Синефин, сжав губы в тонкую полоску, боязливо зажмурилась и выдохнула. — Не говори ни слова. — тихо выдает она. — Это еще более неловко, чем я себе представляла. — Это неловко в твоей голове, потому что ты так решила. — отвечает ей Джордж с какой-то лукавой ухмылкой. — Но это всего лишь я, так что дай мне полюбоваться на твои шикарные сиськи. — Только после того, как ты дашь полюбоваться мне на свои. Все-таки это и вправду было чудесно. Представать перед друг другом абсолютно настоящими. С шутками, колкостями, страхами и желаниями. Живыми и любимыми. Пальцы ловко справляются с каждой пуговкой спальной рубашки поочередно и спускают ее вниз по рукам. Вид на белоснежную кожу с россыпью веснушек открывается перед Синефин, и она поднимает глаза полные восхищения на Джорджа. И в самом деле: это всего лишь он. Тот самый мальчишка в вагоне, который так приветливо улыбается. Который в совятне учит ее ладить с пернатыми; мешает собраться с мыслями и бурчит, что она неправильно пишет букву «а». Который бережно прижимает ее на полу в школьном туалете и открыто говорит, насколько ужасное на ней платье.

Который сейчас с обожанием разглядывает каждую деталь ее лица и называет ее сокровищем.

— Я очень люблю тебя. — он снова это говорит. Второй раз за эту ночь (утро), и сердце у Синефин подскакивает ровно с точно такой же силой, ломаясь о ребра. И, кажется, так будет всегда. — Целуй меня. И он целует, упиваясь ее ответной пылкостью. Руки цепляются за ягодицы, а когда грудь девушки врезается в его, и затвердевшие соски начинают ясно касаться кожи, то ему полноценно сносит крышу. Он сходит с ума, спускаясь губами ниже по скуле и проводя языком по линии подбородка, чтобы сразу после этого сойти вниз мокрой дорожкой к ее шее. Пальцы пробираются сквозь копну каштановых волос и оттягивают их назад, заставляя запрокинуть голову. Кусает и моментально зализывает следы, всасывает кожу и слышит томное дыхание у уха, загорается еще сильнее — и по новой. — Джорджи… — шепчет Синефин и тянется пальцами к резинке его трусов, но тот бесцеремонно сбивает их в сторону, отрываясь от ее шеи и вдыхая запах шампуня. Его ладони ложатся на ее бедра, подхватывая их выше и плотно прижимая к своим. И только тогда Синефин смогла почувствовать масштаб своей работы. Она обхватывает его поясницу ногами и крепче льнет всем своим телом к телу Джорджа. Медленно и очень осторожно двигает тазом, внутренней частью бедра ощущая то, как напрягается его член. И это делает она — пожалуй, самое возбуждающее. Именно она заставляет дышать его чаще, опаляя воздухом припухшие губы. Именно из-за ее действий он давит рукой на ее бедра, подпуская еще ближе. Хотя куда же еще ближе? Он толкает их на кровать, тут же нависая сверху над Синефин и врезаясь тазом меж ее ног. Она громко стонет, прогибается в спине и прижимает Джорджа к себе за шею. Кончики его пальцев пробегают по светлой коже живота, в то время как губы мокро касаются левого полушария груди, прокладывая пусть к соску и легко зажимая его между зубов. Тонкс тихо шипит и закрывает глаза, будучи не в состоянии угомонить елозящие по простыне бедра в нетерпении. Чувствует, как приподнимается тонкая резинка ее трусов, и пальцы Джорджа впервые касаются ее там. — Ты такая мокрая. — чуть ли не хныча говорит он прохрипшим голосом и касается подушечками пальцев ровных складок, раздвигая их. Синефин опаляет его плечо горячим дыханием и осознает, что сейчас исполняются все ее фантазии. Круговыми движениями он начинает ласкать клитор, периодически касаясь ее входа. Сначала медленно, потом набирая темп и резко сбавляя, отчего у Тонкс в глазах начинают мелькать мотыльки, а жаркий ком внутри живота, уходящий ниже к пальцам Джорджа, становится все более четким, открытым и жаждущим разорваться в фейерверке. Он тяжело дышал ей в шею, иногда цепляясь зубами за мочку уха и шепча нежное «Синефин». Он изнывал внутри от удовольствия что он приносит извивающейся под ним Тонкс. Ее тихие неровные выкрики и полустоны были самой прекрасной мелодией, а ритмичные подергивания бедрами ему навстречу нельзя было сравнить ни с чем. Пальцы скользят внутрь удивительно легко, и Синефин напрягается. Джордж не говорит абсолютно ничего, а только смотрит ей в глаза и ловит каждую эмоцию, каждую деталь. Хотелось выть от новых ощущений, от его касаний и прерывистых сгибаний пальцев внутри нее, которые вынуждали молить о большем. Подушечка большого пальца ложится на клитор, одновременно с движениями внутри начиная надавливать на него. — Джордж, я хочу тебя прямо сейчас. — шепчет Синефин ему в губы, чувствуя, что это была последняя капля. — Хорошо.

Они были у друг друга. Прежде и по сей день. Всегда.

;;;

На одной из невзрачных улочек в бедном квартале Кроукворта раздается хлопок, и у порога старого строения в Паучьем Тупике появляется фигура, окинутая в плащ. Дверь отворяется со скрипом сразу после стука. — Ты выполнил поручение? — женский голос раздается из-под капюшона, и порог остается позади нее.  — Да. Но все же смею сообщить, что эта девушка на редкость умна и в полном состоянии отличить нарисованные сказки Легилименции от реальности. — мужчина отзывается из дальнего угла сухим тембром, пропитанным сдержанностью и сухостью. Паузы разделяют каждое сказанное им слово, а женщина, стоявшая на пороге, кривит лицо в дикой ухмылке. — Это приманка. — Для глупцов, Беллатриса. Капюшон слетает вниз и объемная копна черных неаккуратных кудрей вырывается наружу. — Эта девчонка насквозь пропитана темной магией, и лишь дело времени, когда она вырвется из нее. Она клюнет на эту удочку, я обещаю.