Зеркальные

       Старк всегда знал, что в один прекрасный день Вселенная решит отметить его личные заслуги особым образом, это был лишь вопрос времени.        Но то, что ему, словно в пику за темперамент и кипучий нрав достанется самый редкий из всех канонов соулмейтов, да и с Парой так «повезет», было за гранью добра и зла.        — Черт, ну почему мне? — спрашивает сам себя Тони, пытаясь, мучительно пытаясь не смотреть и все равно притягиваясь к этой чертовой фотографии.        К идеальному лицу и ровно такому же исключительно образцовому телу.        К ходячему памятнику порядку и стабильности.        Стиву черт его побери Роджерсу.        Каково? Нет, это ошибка.        — Не ошибка, босс. — невозмутимо сообщает Джарвис, когда Старка уносят в машину на носилках скорой прямо с собрания акционеров.        — Что это такое, Джарвис? Что случилось?        — Босс, пока врачи ставят вам капельницу, сразу скажу. Беда не с вами, беда с мистером Роджерсом.        — Погоди, значит, если он будет ранен или впишется в засаду, то огребу я?        — Можно и так сказать, сэр. Вы с мистером Роджерсом соулмейты Аичарра. Вы зеркальные, босс. Это значит, что связь по крови, и если вторая половина, так называемый «сибриант» не признает связь, то древнее пророчество будет намеренно подставлять под удар второго. Дабы наказать. Чтобы откат точно заставил отказника задуматься, правильно ли он поступает.        «Нет. Ну уж нет. Я не согласен все это терпеть.» — в третий раз за неделю покидая уже ставшие почти родными стены клиники, думает Тони.        Но новый приступ вкупе с черным синяком на ноге явно доказывает Тони всю ошибочность его позиции.        И одних слов тут явно мало.        Старку нужно пойти к источнику бед и самому отказать Стиву.        — Мистер Старк! Вы уверены, что это верное решение? Вы ведь понимаете, что вы сознательно лишаете пары и надежды на личную жизнь не только его, но и себя! Вам при всем желании все равно не изменить ситуацию, ведь Пара неделима, и если вы соулмейты, то это навсегда. Вы ведь это помните, босс?        — Боже, Джарвис, я всего лишь хочу поговорить. Так не может больше продолжаться. Я не понимаю, почему я не вылезаю из клиник, а листы с рекомендуемыми медиками колесами уже завалили весь стол. Я хочу нормально жить и работать. Работать, не чувствуя, что через минуту рухну в обморок. Работать, не думая о том, что где-то на краю космоса один бесхозный придурок опять воюет. Я что, требую чудес? — возмущенно заявляет Тони, с неописуемым выражением лица разглядывая пару впечатляющих свежих гематом и славный удар ножом на своем правом предплечье.        — Так-то оно так, босс, но и он тоже имеет право.        — Право на что? На то, чтобы я, как последний псих, зависел от малейших перепадов в его насыщенной боями и захватами жизни? Джарвис, я об этом не просил. И точно не собираюсь терпеть подобные эскапады далее. Если Роджерсу по вкусу русская рулетка, то у меня несколько другие планы. Я хочу жить, Джарвис. Трудно поверить, знаю, но это правда….        — Стив, нам нужно поговорить. Это срочно! И не прячься, я в курсе, что ты дома!        Старк идет вперед, стараясь не спешить. Тони не хватало только показать Роджерсу, насколько он взволнован. Тони быстро прячет руки, ноющие от почти каждодневных капельниц, за спину и застывает на месте.        — Я не туда попал. Это … это не комната Стива, нет.        Пока Старк, морща лоб, припоминает, когда был здесь в последний раз, его глаза жадно обшаривают обстановку, изучая каждую мелочь.        Или Тони был раньше в гостях у другого Роджерса, или планета когда-то сдвинулась с оси и теперь в моде сумасшествие.        Потому что иначе назвать то, что он видит, Старк не в состоянии.        Каждый сантиметр, каждый свободный уголок комнаты принадлежит…        Тони. Он везде. Его фото, его машины, его книги, его картины.        Все увешано фото, вырезками из газет и журналов, а на самом видном месте висит недельной давности доклад Старка на открытии нового филиала.        Он аккуратно прикреплен магнитными кнопками к доске в рамке из светлого дерева в центре этого иконостаса. И Старк понимает, что им занялись всерьез…        — Не ожидал? — вопрос от абсолютно бесшумно, словно привидение, материализовавшегося в дверях Роджерса застает Старка врасплох.        — Да, Стив… И ты считаешь, что этот рукотворный памятник способен растопить мое каменное сердце? — спрашивает Тони, чувствуя, как ему становится трудно дышать.        В самом прямом смысле. Что-то тянет слева, и Тони, с тоской сжав губы, думает: «Нет, не сейчас. Лишь бы не сейчас… Только не сердечный приступ…»        — Тони, что с тобой? — Стив, живо подлетев к Старку, усаживает его на диван и смятенно замеряет пульс.        — Тони, как ты? Скажи что-нибудь, Тони или я вызываю скорую!        — Все хорошо, Стив. Я просто устал. Можно воды? — нехотя бурчит Тони, откинувшись на спинку дивана и дыша чуть легче.        — Стив, я пришел, чтобы сказать…. — напряженно вздохнув, начинает было Старк, едва придя в себя и выпив воду, поданную не сводящим с него гипнотического взора Стивом залпом.        — Тони, нет, так не пойдет. Ты пришел ко мне. Сам. И говорить, уж извини за наглость, буду я. — Стив мягко прерывает Тони, держа его за руку и очень осторожно поглаживая пальцы.        — Стив?        — Тони, выслушай меня. Как видишь, я уже не смогу смотреть тебе в глаза и молчать, не выйдет. Я люблю тебя, и мы связаны. Сейчас ты станешь спорить и скажешь мне, что против, но… Как мне быть с этим?        Стив стягивает футболку, ослепив Тони загорелым телом, и, указывая на длинный шрам ровно посредине идеального торса, слишком спокойно сообщает: «Это Фардинна, Тони.» И тут же, сразу, без паузы: «А это твоя поездка в Бейрут.», проводя указательным пальцем по следу от пулевого ранения…        — Тони, хочешь увидеть еще?        — Нет, Стив… Стив, я не знал, что на тебе все отражается, клянусь.        — Отражается, Тони, зеркалит, как солнечный луч. Ведь мы же зеркальные соулмейты, мы ловим боль друг друга. Поэтому я знаю, что ты хочешь сказать. И я готов. Только прежде чем все сломать, я хочу, чтобы ты услышал меня. Я все равно буду тебя любить, Старк. Поздно.        И Стив, отпустив руку Старка, нервно отходит в сторону, ломая руки.        Тони странно смотрит на руки Стива, на его покрытое шрамами и гематомами тело и молчит.        Старк молчит и смотрит на Стива.        В темных зрачках Тони плавится что-то больное и тает, причиняя Стиву, тонущему в этом, почти физическую боль.        И Роджерс, будучи опять и опять простреленным навылет этим безумием, внезапно перестает бегать по комнате и решительно схватив Старка и обняв, целует в губы, успев сказать перед этим: «Черт с тобой, Тони. Молчи и дальше, пока я буду признаваться в любви.»        И целует, упоительно целует губами губы, даря себя так открыто и честно; выстилает нетерпеливыми, дразнящими поцелуями шею, плечи, стягивает с Тони рубашку и завороженно вдыхая запах Старка, нежно и томительно тихо выдыхает, не забывая целовать каждую частичку кожи: «Люблю, Тони. Люблю и буду любить… Плевать, что ты не хочешь. Все равно, что я не нужен тебе, пусть… Но забыть это ты уже не сможешь…»        И Роджерс, бескомпромиссно и словно подведя черту, обжигает губы Тони горьким прощальным поцелуем.        И Старка окатывает, словно ледяной водой, черная волна сожаления.        Сожаления, горечи и безудержной тоски.        Ведь, чтобы Тони не плел в запале, но любовь уже согрела сердце, и позволить себе разрушить, может быть, последнюю надежду на личное счастье Старк не сумеет.        И он ловит руку Стива, не давая ему шагнуть прочь..        — Стив, ты не понял. Не уходи!.. Я не могу допустить, чтобы моя пара ушла. Стив, я ведь так долго боролся лишь потому, что все не мог поверить, что мы связаны. И теперь у тебя нет шансов, Стив. Даже не мечтай!        Тони, приняв их как данность, тепло прижимает к себе Стива.        И горячо, неистово раздевает его, желая сегодня подарить своему человеку все, чего он достоин.        Стив, совсем ошалев от такого напора, сдается.        Сдается в плен своему Тони. Только своему…        — Мой Тони… Ты мой…        — Да твой, твой, успокойся уже, никуда я не уйду...