Предположение

      В голове тревожно шелестят беспокойные мысли, сплетаются в тугой клубок и все никак не хотят распутываться. Тадаши даже не сразу осознает, что мучается с кроссовками, наверное, минут пять, и зачем-то зашнуровывает их заново, хотя надо бы снять. Тренировка давно закончена, но что-то как будто бы тянет обратно. Тадаши раздраженно кусает губу. Слишком, слишком плохо. Зря только убеждал себя перед тем, как переступить порог спортзала, что на этот-то раз все непременно получится. Слишком плохо. Руки по-прежнему неслабо вибрируют, стоит только стиснуть мяч ладонями. Тело не слушается. Мяч — тоже. Его персональный козырь, единственное оружие все никак не оттирается до блеска. Пальцы несмело сжимают воображаемое копье, которое — черт возьми! — так и норовит вывалиться из рук и с громким стуком рухнуть на пол.       До заветного места в основном составе еще расти и расти.       «Нужно стараться еще больше!»       Узел шнурка наконец поддается. Тадаши нехотя стаскивает обувь. В раздевалке непривычно пусто — только Хината с Кагеямой о чем-то оживленно спорят в углу. Самые поздние визитеры волейбольного клуба. И кто бы мог подумать, что тихий Тадаши однажды окажется в одной компании с двумя неиссякаемыми батарейками, жадно проживающими каждую секунду на площадке? Тадаши и сам толком не понимал, как так случилось. В какое-то мгновение их жадность и дикое рвение оказались совершенно простыми и понятными. Жажда тренировок была страстью в общем-то абсолютно естественной. Так же, как и желание стать лучше. Превзойти самого себя. Одержать победу.       Возможно, все началось с неожиданного, но вполне себе безобидного «Ямагучи-кун, побросаешь нам мячи?» и самого несчастного выражения на лице Хинаты. Тадаши быстро признался себе в том, что даже одного взгляда на этот чудной дуэт сполна хватило бы для того, чтобы надолго зарядиться вдохновением. Быть с ними на равных — что вообще может быть лучше? Нечеловеческая страсть к дополнительным нагрузкам оказалась довольно живучим вирусом. Это был вызов. Вызов, который Тадаши бросил сам себе. Он твердо решил не уступать ребятам ни в чем. Тем более — в усердии.       «Еще больше! Не останавливаться на достигнутом!»       Перед глазами так и пляшет довольная улыбка Нишинои-семпая. Юркому гению, конечно, не нужно и напрягаться особо, чтобы играючи принимать эти чертовы подачи, в которые Тадаши честно пытается запихнуть весь свой боевой дух. Нишиноя-сан растягивает рот до ушей и восторженно выставляет вперед большие пальцы. «Отличная подача!» Да, как же… Внутри закипает тихая, но неприятная до жути злость. Отлично — это уже чересчур мало для него. Тадаши хочется большего.        — Эй, Ямагучи, а ты что думаешь?       Тадаши вздрагивает, выдернутый из размышлений. Звонкий голос Хинаты мигом возвращает к реальности. Да, тренировка давно закончена. А они все никак не могут уйти из этой несчастной раздевалки. Хината ловко перепрыгивает через лавку и оказывается рядом. Маленький, напористый, кулаки крепко сжаты. От энергии Хинаты не пропало ни капли, в глазах сияют неугомонные огоньки.       От Хинаты пахнет потом, белая футболка промокла насквозь. Хината гордо поправляет форменную куртку на плечах и громко выдает — выпаливает, захлебываясь от восторга:        — Готов спорить, что ты со мной согласишься!       И тут же получает подзатыльник от Кагеямы, безмолвно подобравшегося сзади.        — За что-о-о?!        — Незачем так орать, придурок, — цедит сквозь зубы Кагеяма. И прав ведь — от диких воплей Хинаты постоянно закладывает уши. Хината обиженно вскидывает голову. Кажется, между ними вспыхивает самая настоящая молния — можно даже разглядеть невооруженным глазом. «Неужели снова ссорятся?» Самое время вмешаться. Тадаши смущенно колупает щеку.        — Прости, Хината-кун. Я даже не слушал, о чем вы разговаривали, — робко начинает он. Хината понимающе трясет головой.        — Ничего страшного! Просто мы поспорили.        — Опять? — Тадаши очень хочется улыбнуться во весь рот, но хмурая тень Кагеямы, над которым уже скапливаются грозовые тучи, тут же отбивает желание.        — Мы так часто спорим, по-твоему? — глухо говорит Кагеяма. И даже ресницами хлопает как-то по-зловещему.        — Ты грубиян, Кагеяма-кун! — разочарованно восклицает Хината.        — Я? Но я даже ничего такого не сказал!       Да. Часто. Они определенно спорят слишком часто. Тадаши растерянно почесывает голову. «Вы, ребята, не забыли еще, из-за чего поссорились в первый раз?»       Но Хината вновь не дает уйти в себя. Он дергает за воротник куртки, которая вот-вот, кажется, свалится на пол, и, невероятно довольный собой, заявляет:        — Мы решили, что ты будешь нашим капитаном, Ямагучи!        — Я-я?..       Горло начинает царапать изнутри. Тадаши чувствует, как по шее пробегают мурашки, а следом соскальзывает вниз тонкая струйка холодного пота. Хината торжествующе упирает руки в бока.        — Ага! Конечно, ты. Кто же еще?       Возможно, каких-нибудь года два-три назад такие слова показались бы насмешкой. И ударили бы больно. Ну да, разумеется, кто же еще, если не он, Ямагучи Тадаши, вечный запасной, лидер команды поддержки, намертво приклеенный к скамейке? Тадаши недоверчиво поднимает глаза. Круглое лицо Хинаты сияет безупречной детской искренностью. Хината никогда бы не стал смеяться над ним. Прошлое в прошлом, огромные фигуры обидчиков давным-давно растворились в темноте. Тадаши сглатывает.        — С-спасибо… Спасибо, конечно, но… Почему вы вдруг так решили?       Хината раскрывает рот, но Кагеяма сказать не дает и властным движением руки оттесняет друга.        — Не мы, а Хината, — поясняет он. И тут же исправляется, чтобы тоже ненароком не обидеть, хоть и не обижать у него обычно получается из рук вон плохо:        — Ну… Я ничего против тебя не имею. Но как-то рано о таком думать.       Он дергает плечом и пылко заявляет:        — Тем более, когда скоро соревнования!        — Кагеяма зануда, — говорит Хината и с непринужденной ловкостью уворачивается от нового подзатыльника. — Ты будешь отличным капитаном, Ямагучи-кун.       Отличным капитаном… Тадаши чувствует на себе пристальный взгляд будущего Маленького гиганта, и… Стыдно становится. Черт возьми, стыдно! Если даже Хината верит в него, почему сам-то на такое не способен?        — Я даже не в основном составе, — мягко замечает Тадаши.        — Ну и что? — нетерпеливо отзывается он. — Сугавара-сан тоже не в основном составе, но это не делает его менее крутым! Я, разумеется, не хочу, чтобы семпаи уходили… Но однажды придет и наше время! Мы будем стоять на их месте. Представляешь?       В глазах Хинаты пламенеют даже не звезды, а целые созвездия. Тадаши снова тянется руками к лицу — от растерянности.        — Кагеяма-кун прав. Об этом думать еще рано, Хината.       Хината вытягивается во весь рост — натянутая тетива — и с размаху шлепает ладонью по плечу, заставляя опять вздрогнуть.        — Без тебя мы пропадем. Понимаешь, просто Кагеяма и я… Мы жутко тупые.        — Эй! За себя говори, идиот! — вспыхивает Кагеяма. Хината разводит руками:        — Но ведь это правда. Семпаи бы не доверили нам такое. Или ты так не считаешь?       Новая молния. И откуда только они появляются? Бесконечный запас стрел и копий. Хината выпячивает грудь колесом и угрожающе переходит в наступление — насколько вообще может быть угрожающим мальчишка в метр шестьдесят. Кагеяма тоже подается вперед, нахмурив брови. Тадаши осторожно проскальзывает между ребятами и легонько трогает обоих за плечи. «Пожалуйста, только не снова!» И выдыхает с облегчением, когда битва угасает, так и не начавшись.       Кагеяме и Хината даже хочется немного подыграть.        — Если честно, — говорит вдруг Тадаши, чуть-чуть осмелев от этой маленькой победы, — мне кажется, что Цукки подошел бы на эту роль лучше, чем я.       Щеки заливаются краской, даже кончики ушей горят от необъяснимого смущения, когда и Хината, и Кагеяма, окончательно позабыв про свою вражду, впиваются взглядами в Тадаши и, как по команде, в один голос отчеканивают:        — Нет!       Ну да. Разумеется. Тадаши прикусывает язык: чуть было не извинился за свои слова. Хината корчит весьма недвусмысленную гримасу.        — Цукишима противный! А еще слишком часто жадничает.       Стоящий рядом Кагеяма согласно кивает, буквально прожигая взглядом насквозь. «Очень плохая идея», — это на его лице читается четко.        — Прости, Ямагучи-кун, — подводит итог Хината, — но Цукишима справился бы еще хуже, чем мы.        — Нет-нет, все в порядке!        — Хотя, наверное, он очень ответственный, — перебивает собственную мысль Хината. — Он даже ни разу не прогуливал занятия. И у него нет хвостов…       Приятное чувство гордости теплом отзывается в ладонях. Цукки невероятный. Это признают и соперники. Тадаши удовлетворенно кивает, расплываясь в улыбке:        — Верно!       А потом добавляет с некоторой ноткой серьезности:        — Цукки, может, не очень хорошо ладит с другими, но он не такой уж и противный, как вам кажется. Если узнать его получше…        — Уговорил! — со вздохом говорит Хината, опять перебивая. — Но я голосую за тебя, Ямагучи! Имей в виду!       И, вероятно, чтобы доказать всю серьезность своих намерений, Хината со значительным видом тыкает Тадаши пальцем в грудь.        — Ох!       «Вы ведь забудете об этом через пару минут», — с улыбкой думает Тадаши. Да даже если и забудут, все равно приятно как-то. Настоящая честь, раз юные гении готовы головы склонить перед таким неудачником. Тадаши подхватывает сумку на руки и, кое-как пытаясь распрощаться с товарищами по команде, пятится к дверям. Черт. Задержался ведь. Ну, а еще дольше можно было размышлять о том, что вряд ли когда-нибудь вообще случится?       На улице уже темным-темно. Сердце немного покалывает: хоть бы не подрались эти неугомонные опять, раз уж Тадаши не смотрит. «Не подерутся», — успокаивает он себя, подавляя тревогу. На секунду тело как будто бы становится ватным, и Тадаши понимает, что измотан, черт возьми. До предела. Но разве замечаешь это, пробуя угнаться за мелькающими в воздухе черными крыльями?       Свежая энергия растекается по сосудам, согревая озябшие конечности, когда Тадаши, прищурившись, замечает наконец у ворот школы знакомую фигуру и радостно машет рукой. Ноги словно несут его сами. Боль от тренировки отдается колотьем в боку, но Тадаши закрывает на это глаза. Добежать как можно быстрее — вот что действительно важно.        — Прости, Цукки! — на бегу выкрикивает он. — Я мигом!       И мчится еще быстрее, рискуя споткнуться, чтобы предстать перед другом уже «во всей красе» — измотанным до ужаса. Тадаши едва переводит дыхание и выдавливает из себя отчаянную улыбку.       Цукишима, плотно укатанный шарфом (холодает, черт!), стаскивает наушники и одаривает высокомерным взглядом. «Не такой уж противный, как вам кажется…» — проносятся со скоростью выстрела в голове собственные слова.        — Прости, — повторяет Тадаши. — Долго ждал?       Он пожимает плечами        — Подумал, что не буду терять времени, и зашел к сенсею. Нужно было кое-что обсудить.        — А… Ага…       Он по привычке зацепляется взглядом за наушники Цукишимы, мирно обхватывающие шею поверх шарфа. «Не такой уж противный…» Цукки себе не изменяет: никогда не станет залипать в наушниках, если домой идет вместе с Тадаши. Самолюбие жмется в грудной клетке маленьким бездомным котенком, но довольно мурлычет, когда невзначай чешут за ухом. Тадаши чувствует себя безумно значимым — пусть и всего-то на несколько мгновений.       Цукишима как обычно не очень-то настроен на разговор, но откуда-то неожиданно берется уверенность. Будто бы поделился Хината этой россыпью бесстрашных звезд.        — Цукки!        — Что?        — Только не обижайся. Можно задать глупый вопрос?        — Давай, — великодушно соглашается Цукишима. В голосе у него не то усталость, не то равнодушие. «Нет, какое там равнодушие!» — одергивает себя Тадаши. Цукки не может быть все равно. Каким бы холодным он ни казался.       Цукишима закрывает рот шарфом и невнятно выдыхает:        — Что там у тебя?        — Ты бы хотел быть капитаном?       Цукишима удивленно поворачивает голову.        — Это в смысле?        — В смысле… Капитаном «Карасуно».       Руки очень срочно нужно куда-то деть. Тадаши прячет ладони в карманы. И правда похолодало. Ладони, однако, покрываются потом.        — Чего это ты вдруг?        — Ответь, пожалуйста.        — Не знаю. С чего бы мне этого хотеть? Эти идиоты не слушаются даже Дайчи-сана. Думаешь, я бы смог их собрать?        — А почему нет?        — Многовато чести, — с достоинством отвечает Цукишима и поправляет съехавшие очки. — Я дорожу своими нервными клетками.        — Угу… Понимаю, — бормочет Тадаши и думает, что разговор, наверное, на этой ноте и обрубится. А то и вовсе будут молчать всю дорогу — до той самой развилки, где расходятся по традиции уже несколько лет подряд. Но Цукишима выдерживает паузу только для того, чтобы самому потом задать вопрос. В его спокойном голосе чудится мнимая неуверенность.        — Ну, а ты-то… Почему сам не хочешь?       Сердце пропускает удар.        — Ты… Серьезно, что ли? — несмело произносит Тадаши. Цукки склоняет голову набок.        — А почему я не должен быть серьезен? В конце концов, мы просто разговариваем. Я же никуда не выдвигаю твою кандидатуру. Так, предположение.       «Какие же вы разные с Хинатой».        — Предположение, — повторяет Тадаши.        — Думаю, у тебя получится, — говорит Цукишима. Так, словно это самая обычная вещь. Словно нет никаких сомнений в этом. Словно Тадаши не погряз в зыбучих песках вечных неудач.        — Правда, Цукки?        — Почему бы и нет, — следует льдисто-спокойный ответ. Расшифровывать нужно следующим образом: «Ты идиот, Ямагучи? Я же сказал уже».        — Значит, буду стараться изо всех сил, — твердо говорит Тадаши, прикрывая рвущуюся наружу решимость несуразной улыбкой.        — А?        — Вдруг твое предположение сбудется, — поясняет Тадаши. Цукки прячет в шарфе беззлобную усмешку. Совсем не противную.        — Ну, проверим.       Превзойти самого себя. Одержать победу.       Стараться еще больше.       На горизонте новым ориентиром подмигивает мерцающий огонек. Приглашает рискнуть.