Месть

Игра в кальмара Клуб Романтики: Секрет небес Клуб Романтики: Рожденная луной
Джен
Завершён
R
Месть
автор
соавтор
Описание
В историях часто любят писать про то, как один из бывших партнёров добился куда больше успехов в жизни, чем другой. И жалко падает перед ним на коленях, вымаливая прощения и возобновления отношений. Забавно, да? Но что будет, если успешный бывший спустя пять лет хочет наладить отношения, рассказав истинную причину своих поступков, приводящие к разрыву ?
Примечания
Предупреждаю, "Игра в кальмара" играет только в качестве фона. Поведение героев "Секрет небес" и "Рожденная луной" может не полностью совпадать с каноном.
Посвящение
Песне "Hold Me, Thrill Me, Kiss Me, Kill Me" — U2. Именно она вдохновила меня на написание этой работы( и к тому отрывку из одного фанфика, где Энди избивал Вики, после того как изменил ей с Лорой, эх "люблю", когда моего любимого героя выставляют гнилой сволочью на фоне главного секс-символа "Секрета небес"). Также огромное спасибо группе в ВК "➷ romance club style" за вдохновение и пост(https://vk.com/styleromanceclub?w=wall-193196972_4087).
Содержание

Всё только начинается

       Просто я понял,

что жертва ожесточается и сама становится палачом. Дэниел Киз «Войны Миллигана»

                         Фотограф в спешке вытащил из шкафа своё верхнее одеяние, за ним поспешно схватил обувь. Не дождавшись, пока закончит одеваться, он осторожно закрыл дверь. Лишь затем, в потоке волнения, начал натягивать одежду, а дрожащими руками выискивал «язычок», прыгая на одной ноге в нервной суете. В этом танце торопливости он споткнулся и тяжело упал на пол. Повезло, недавно купленные джинсы не порвались, но зато обзавелись светлым пятном в области колена из-за чего из рта бедолаги вышло тихое и короткое ругательство. Первый день только проносил и на тебе!                   Однако на этом неприятности не закончились. Как только Саймон вышел из помещения, в нем разлилось неприятное оцепенение. Он замер, наблюдая, как не стихает яростный поток дождя, а небо, словно гнетущее бремя, становилось все более мрачным. От этого тяжёлого облачного покрова зажглись высокие фонари, их свет бросал блики на сырой асфальт, наполняя атмосферу тревожным предчувствием. Перед его взором, около пикапа, стоял незнакомый человек в черной кожаной куртке. Если бы не отвертка, крепко сжатая в его руках, можно было бы подумать, что тот просто рассматривает машину, но напряжение в воздухе говорило о другом.             Кук без всяких раздумий подбежал к нему, оттолкнул в сторону незнакомца и лихорадочно провел пальцами от дверей до передней шины в поисках всяких отметин. Увы, именно там обнаружилась дырка размером с пулю.             Тут уж нервы бедного парня добили окончательно. Встреча с Энди, беспросветная погода, что не прекращалась на протяжении нескольких дней, отсутствие объективов и вдохновения, а теперь ещё и проколотое колесо — всё это вместе подавило его окончательно. Саймон грубо схватил хулигана, не давая удрать, и рывком прижал к дверям машины. От этого столкновения тот поморщился.             — Совсем страх потерял, падла? — с этими словами он снова начал трясти его, дрожа от ярости. — За такое тебе не отделаться одними сутками в тюряге!             Паренек лишь усмехнулся, не испытывая ни капли страха перед угрозами разгневанного сотрудника «Сверхъестественное сегодня». Чуть повернулся в сторону бампера машины и ответил:             — Так этот ржавомобиль, твой? Ах, прости, мне, — тут он поддался вперед и резко и быстро ударился своим лбом об нос фотографа, заставляя того отойти на несколько метров, — плевать.             Кук замер в состоянии шока, прижимая к лицу руку. Сквозь его пальцы сочилась кровь, и в области носа разгоралась невыносимая боль. Он с трудом поднял голову, устремив взор на хулигана, и его синие глаза наполнились ненавистью, выплескивающейся наружу, как буря. Юноша намеревался спасаться бегством, но вдруг капюшон его резко дернули назад, и он с глухим стуком повалился на холодный и мокрый асфальт, спиной встретив землю.              Дальше всё было как в тумане. Сознание куда-то улетучилось, перед глазами плыло, звуки стали менее осязаемыми. Только странное чувство, поглотившее Саймона полностью.              — Остановись, Саймон! — какой-то неведомый голос вернул в реальность Кука, отчего тот встряхнул головой, смахивая с волос капли, обретая ясность сознания. Опустив голову, он вдруг обнаружил, что его руки были покрыты кровью, но не столь сильно, как будто только что вырезал тушу барана. Под открытой дверцей машины лежал тот самый язвительный паренек, отчаянно хватая воздух ртом, словно утопающий. Его когда-то смазливое лицо теперь вызывало лишь жалость, обремененное опухшим глазом, множеством царапин и синяков, словно на холсте, который кто-то уничтожил в порыве гнева. Светлые волосы сильно испачкались в грязи.                    Саймон оцепенел, сглатывая слюну. Будто не верил, что именно он такое мог сотворить с человеком. Так жестоко и безжалостно, будто этими действами хотел сделать инвалидом. И всё из-за машины. Да и притом за всю свою жизнь он ни с кем особо не дрался, только самооборонялся в случае чего. Но когда это было? В далеком прошлом. И причем судя по виду, пострадал именно парень помладше. Не школьник, конечно, но и больше двадцати лет не дать ему. Сам же пострадавший повернул голову и сплюнул кровь, смешанную с каплями дождя.             Фотограф, охваченный тревогой, осматривался по сторонам, желая убедиться, что на улице нет лишних глаз. Меньше всего ему хотелось столкнуться с осуждением и сплетнями. За его спиной стоял Энди, все еще в той же промокшей белоснежной рубашке, и крепко держал Саймона за плечи.              Парень лишь удивленно округлил глаза. Вместо ярости и ненависти, он был даже рад его присутствию. Кто знает, что было бы, если бы он не остановил драку. В его серых глазах не было осуждения, только искренняя обеспокоенность.             Фостер наклонился и без всяких нежностей поставил покалеченного парня на ноги, придерживая за локоть.             — Не пытайся натравить на нас своих товарищей, если ты не хочешь, чтобы один мой хороший знакомый вас всех распихал по камерам на несколько лет, — его голос звучал до жути строго и деловито. Саймон чуть сжался от такого хладнокровного лица своего бывшего парня. Тот достал из кармана целую пачку бумажных платков и вложил в ладонь. — Утрись и больше не появляйся здесь!             В ответ хулиган угрюмо закивал головой, и не медля, устремился прочь из этого места, прижимая платок к своему лицу. Саймон не ощутил радости возмездия; сердце его было омрачено стыдом за проявленные эмоции. Непрекращающийся ливень омыл голову, будто тушил весь негатив в мыслях. В бледном лице не было ни одной эмоции. Однако по опустившимися плечам видно, что он на самом деле испытывал. Энди подошел к нему, повернул к себе лицом, обхватывая двумя руками за плечи.             — Пойдем, Саймон, — после слов он мягко повел его к себе домой, чуть подталкивая рукой в спину. Сам фотограф не сопротивлялся, чувствуя себя истощенным, опустошенным.             Как только они зашли в квартиру, каждый по очереди принял горячий душ. Это немного приободрило настроение гостя, однако вслед за этим он все никак не мог понять, зачем Энди снова пытается влезть в его жизнь. Сам бы на его месте вряд ли стал так делать или же… помог бы?             Мокрую и слегка грязную одежду сразу отправили в стиральную машину, а после обработали несколько ушибов и вставили в нос вату. На замену Фостер вручил спортивные мешковатые штаны и белую футболку с формой сердца. Кук едва подавил в себе смешок, представляя, как взрослый мужчина разгуливает по дому в этом, однако не стал отказываться от такого набора. Пока сам хозяин квартиры мылился, он позволил себе смелость зайти в спальню. Если бы приходилось оправдываться, дверь была открыта, свет там включен, а, значит, там ничего нет такого секретного.             Сама спальня большая по площади. По правой стороне окна расположена не очень большая, но зато удобная кровать, на которой могут разместиться два человека, даже с лишним весом. Напротив нее стоял приличного размера шкаф (мечта многих девушек), высокий наполненный всякими книгами стеллаж, стол. Здесь всё прибрано, приятно глазу. Саймон сел на край кровати и почувствовал приятный мех серого покрывала на ладони. Единственное, что смущало, что не было дополнительный декораций, всяких висящих на стенах грамот или благодарственных писем. Даже наград не было, хотя за такую деятельность, наверняка, мог бы получить известность в городе. Слишком скромно для молодого инвестора.             «Хотя Энди всегда таким был» — внутреннее усмехнулся парень и сам не заметил, как улегся на кровать и прикрыл глаза.             — Ты б хоть окна закрыл. Холодно же, — спустя несколько минут прервал чей-то голос. Саймон резко поднялся, обернулся в сторону Энди в одном полотенце, и поспешно отвел взгляд. Тот обратил на это внимание и по-доброму усмехнулся.             — Ты это… ничего не подумай! — растерялся фотограф, тряся головой. — Я не собирался здесь спать…              — Да, расслабься ты. Я совсем не против, — успокоил его Фостер и без всякого стеснения открыл шкаф, доставая вещи. Но внимание сотрудника «Сверхъестественное сегодня» привлекло не многообразная кучка сложенных вещей (как у всякого перфекциониста), а обнаженная спина, покрытая уродливыми шрамами будто от столкновения с хищным зверем. До расставания не было этого, тогда откуда они появились? Может этот рассказ и не был выдумкой?             «Может, как бы странно это не звучало, Энди сказал мне правду и на самом деле существуют эти «Голодные игры»? Или же он получил по другим причинам?» — стал задаваться вопросами парень, не отрывая взгляда от спины бывшего. Учитывая любовь того к приключениям, то в принципе, от этого тоже могли появится шрамы. Или с кем-то по-крупному спутался. Энди принялся снимать с себя полотенце, и Кук отвернулся.             Его смущал тот факт, что Фостер вел себя так, будто у них и не было никакого расставания. Что очень странно. Или он таким образом старался расположить к себе?             Потом в голове фотографа возник вопрос касательно личной жизни Энди. Судя по отсутствию всякого уюта в квартире, такому заботливому отношению к бывшему партнеру спустя много лет, парень был явно одинок. И тут же пожалел, что не спросил об этом в самом начале. А что такого? Он за эти пять лет возмужал, стал привлекательнее, обрел уважение в обществе за счет вложений в благотворительных фондах.             У самого Саймона как раз таки были романы продолжительностью несколько месяцев. Вот с ними что только не было. Последняя в памяти и то оказалась самой беспорядочной. За месяцы отношений, за спиной своего парня, спала со своим бывшим без зазрения совести, пока однажды это не вскрылось. Свою выходку она оправдывала отсутствием страсти и грубости в постели, и с презрением добавила, что встречалась скорее из-за жалости. После такого предательства он решил полностью уйти в работу. Больше душа не требовало кого-то рядом. Достаточно чудаков из редакции и матери.             — У тебя с кем-то было… после меня? — тихо и не смело поинтересовался парень, смотря себе под ноги. Фостер, как только нацепил на себя черную футболку с длинными штанами, обернулся с искренним удивлением.             — Нет, — легко ответил он с теплой улыбкой на лице, отчего собеседник поднял голову и удивленно уставился с вытаращенными глазами. — Времени на это нет.                    Гость в первую очередь хотел произнести что-то наподобие: «Да, ты гонишь! В самом деле ни с кем? Одноразовыми связями ограничиваешься?», но смолчал, неловко переводя взгляд на приоткрытый проход в коридор. Звучит не очень убедительно. Ну невозможно в течении пяти лет быть одиночкой и быть при этом успешным? Любой человек захотел бы быть с таким рядом.             Однако, явно не с тем, кто совершил столь жестокое деяние, как избиение молодого человека. Безусловно, подобные увечья на машине требуют соответствующего наказания, но не столь варварскими методами. И остаётся только гадать, насколько серьёзны последствия для пострадавшего. И если ему потребуется операция, то Саймон был бы готов даже заплатить за неё. Только бы найти эту больницу.             Энди с осторожностью и без малейшего шума присел подле него, однако не слишком близко. Кук сделал прерывистый вдох и напрягся всем телом.             — Послушай, этот подонок заслужил. Тебе не стоит за него переживать.             — С чего ты взял, что я за него переживаю? — ровно спросил Саймон, стирая с лица эмоции.             — Потому что я тебя хорошо знаю, Саймон, — уверенно улыбнулся парень. Фотограф в ответ лишь закатил глаза и фыркнул. — И еще кое-что. Я понимаю, что тебе неловко, но тебе лучше переночевать у меня, — начал без всяких неловкостей он. — Иначе у тебя не будет гарантий не подцепить простуду, — после слов Саймон громко чихнул и Фостер рассмеялся, — будь здоров! Заодно твои вещи подсохнут. Тебе завтра на работу?             — Нет, — ответил фотограф и закатил глаза. — Иначе я бы не поехал к тебе.             — Понятно, — усмехнулся Энди, поднялся и отправился куда-то. Судя по дальнейшим звукам стаканов, явно на кухню.             Гость сидел на кровати, уставившись в стену. Его лицо выражало задумчивость и отрешённость. Он уже собирался покинуть эту квартиру, но спустя несколько минут снова оказался здесь. Где-то он слышал, что всё в жизни идёт по кругу. И сейчас у него не было подходящего предлога, чтобы просто взять и уйти. У его пикапа проколота шина, а одежда всё ещё крутилась в стиральной машине.                   Вся накопившаяся за день злоба на Энди испарилась, но неприятный осадок всё же остался. Стыд за свои импульсивные действия. Если в первом случае сыграл свою роль алкоголь, то здесь... Ну почему нельзя было просто промолчать и сделать вид, будто всё прекрасно понимал? Но тогда это выглядело бы как-то неискренне и неправильно. Кук чувствовал себя полным дураком.                   Он вздохнул и поднял глаза к потолку. В голове возникло всё больше вопросов. Зачем Энди пошел вслед за ним, обогрел у себя после того, что было? Другой бы позлорадствовал на его месте. Просто пожалел?                   Теперь надо бы как-нибудь отплатить за доброту. Только вот что мог предложить простой фотограф инвестору? Единственное только, позволить Энди всё-таки дорассказать свою историю. Ведь встреча с тем богатеем — это ведь не конец истории? Как он сам переживал этот момент? Почему сразу не рассказал про эти игры, а предпочел скрыться? Не мог же сразу пойти в благотворительность!                   Саймон не хотел признаваться самому себе, но где-то в глубине душе верил Энди. Ведь до их расставания тот никогда не причинял ему боли, в отличие от многих других бывших. Да и зачем ему просто так визитки печатать в большом количестве? Но скептицизм просто не позволял спокойно выслушивать его.                   Парень лег на спину и прикидывал варианты, как правдоподобно показать свою заинтересованность в рассказе. Чем это обусловлено, неужели шрамы этому послужили? Этот сорвиголова мог где-нибудь в другом месте их получить. Может его кто-то похитил?              Тут же вскочил и с ужасом на лице представил страшные образы пыток над Энди в темном помещении. Может никаких игр и не было, просто какие-то изверги пичкали всякой дрянью и творили с ними страшные вещи?                   Вариант, конечно, хороший, но портило только одно. Откуда деньги? Как ему удалось вырваться? Энди же переводил их, причем не в малом количестве. Что, у своих похитителей карты стащил?                   «Блять, это бесполезно», — мысленно проворчал Саймон и закрыл глаза. Свою прохладную руку положил себе на лоб.                   Фостер пришел с небольшим деревянным подносом с двумя стаканами и одной бутылкой. Гость спешно приподнялся с кровати и ошарашенно уставился. Вот после "Зеленых страниц" что-то резко захотелось держаться подальше от спиртного, хотя бы месяц.                   — Мне один приятель подарил бутылку Dalmore. Уже два года как она у меня пылится, — начал рассказывать парень, параллельно ставя на свой стол два стакана. — Не хочешь попробовать со мной?                                — Что ты за человек такой? — совершенно неожиданно отреагировал фотограф на заманчивое предложение от своего собеседника. Энди же повернулся в его сторону и удивленно приоткрыл рот.                   — Как ты можешь вести себя так… — Саймон зажмурился, в тщетных попытках найти подходящее слово, — по-доброму? После всего, что произошло. В течение этих дней я наговорил тебе столько всего, а ты… твою мать... — тут он замкнулся, не в силах продолжить, и просто устало выдохнул, откинув голову назад. — Скажи мне честно: ты действительно не обижаешься на меня?             Энди в течение нескольких минут неподвижно стоял, выражая удивление на своем лице, а затем, собравшись с мыслями, принял серьезный и сосредоточенный вид.             — Хочешь услышать правду? — спросил он, прямо в глаза гостю.             — Да, — быстро ответил Кук, не задумываясь и явно не испытывая никакого страха.             — Нет, я не держу на тебя обиды, — после слов Фостера Саймон едва сдержался, чтобы в гневе не швырнуть что-нибудь в стол. Что же это с ним происходит? За всю свою жизнь он выслушал столько оскорблений в свой адрес, что подобные слова уже не должны были производить на него никакого впечатления. И одно дело, когда это говорят посторонние люди, но когда такое слышишь от близкого человека, пусть и бывшего...             — Я не настолько наивен, чтобы ожидать, что ты поверишь мне на слово. Это было бы глупо.                     — Тогда я не понимаю. Если ты был готов к такой реакции, то зачем...?             — За все эти годы я так и не смог решиться на откровенный разговор с тобой. Стыд меня сковывал, — уклонился от ответа молодой человек, притянув к губам стакан с напитком, из которого тонко струился цветочный аромат. — Мне лишь хотелось, чтобы мы могли завершить этот незавершенный диалог между нами. Чтобы больше не было недопонимания и непереданных слов. Всё остальное не имеет значения.                   Он мгновенно налил виски в другой стакан, и слегка наклонившись вперед, протянул его фотографу. Тот, с легким смущением, принял напиток в свои руки, собравшись с духом отпил осторожный глоток. И тут же закашлял.             — Вот это крепкая хрень! — хрипло произнес Саймон и почувствовал как по телу прошлось приятное тепло. Можно было предположить, что этот инвестор мог что попало туда насыпать, но это было маловероятно для него.             — Не торопись, — с улыбкой сказал Энди, подходя к Саймону и хлопая его по спине, когда тот поперхнулся. — Так ты не сможешь оценить вкус напитка в полной мере.             — Всё в порядке, — сказал парень, вытянув руку вперёд и зажмурившись. Фостер искренне наслаждался этими милыми моментами без ссор и тревог прошлого. Главное, чтобы вечер закончился как можно приятнее. Внезапно он осознал, что всё ещё держит руку на спине фотографа, и медленно гладит её. Он быстро убрал её и спрятал взгляд, уставившись на стену.                    — Что ж, не стану более обременять тебя своим присутствием, — молвил Энди, поднимаясь с кровати и намереваясь покинуть комнату. Внезапно он ощутил, как чья-то рука крепко сжала его запястье. Удивленно вскинул брови. Саймон же смотрел со всей серьезностью и прямотой. Отчего на душе стало как-то стало тревожно.             — Постой, — он поспешно ослабил хватку, но сосредоточенный взгляд не менялся, — я так и не узнал, что произошло дальше из твоего рассказа.             Фостер был готов услышать что угодно, но только не это. Замер, как статуя, и недоверчиво сощурил глаза. Откуда такая внезапная заинтересованность, если до этого Кук и слушать не хотел? Возможно, этим он хотел искупить свой грех или выразить свою благодарность, хотя бы так, пусть Энди и сделал это по своему желанию.             — Так ты вроде… — неловко начал парень, как его оборвали.             — Да, я повёл себя как последний мудак, — проворчал Саймон и тяжело вздохнул, словно пытаясь собраться с мыслями. — Я бы и дальше не поверил, если бы не твои шрамы… Впрочем, если не хочешь, не рассказывай. Это твоё дело.             Энди не в силах был отвести удивленный и одновременно недоверчивый взгляд. Он мягко освободил свою руку и неожиданно для самого себя, встал на корточки, чтобы приблизиться к лицу собеседника. Стремился прочитать его мысли, понять, действительно ли все, что он говорит, искренне, или в этих словах есть что-то ложное? Саймон, хотя и выглядел как раскрасневшаяся школьница, упрямо смотрел вперед, как будто в лицо самому страху. Все-таки поинтересовался со всей серьезностью в голосе:              — Ты точно этого хочешь? Не уйдешь?             — Нет. Даю слово, — уверено ответил Саймон уже без прежней неловкости.             Фостер погрузился в глубокие раздумья, отводя взгляд, не зная, как поступить. Увы, радость или недовольство Кука оставались для него тайной, невидимой и недосягаемой. Напряжение в воздухе нарастало, и вскоре сквозь закрытые окна до слуха донесся гул надвигающейся грозы.                   — У меня только одна просьба, — произнес он, и эти слова вызвали мурашки по телу фотографа. Возможно, на него оказал влияние до жути серьезный и отстраненный тон говорящего. — Если ты хочешь, чтобы я прекратил, подай какой-нибудь знак. Я бы не хотел, чтобы всё завершилось на такой ноте.             — Красный, — произнёс Саймон с игривой ноткой в голосе, изображая на лице притворный страх, чем вызвал удивление у своего собеседника приподнявшего брови. В воздухе повисла тишина, словно время остановилось, но вскоре её разорвал громкий смех двух молодых людей, словно солнечный луч, прорвавшийся сквозь облака.             — О, Саймон, умоляю, только не это слово! — он слегка приподнялся и взял Кука за руки, словно ища опоры, чтобы не упасть.             — Ладно, так и быть, — с трудом отойдя от громкого смеха, который все еще вызывал у него слезы, произнес парень и, сделав паузу, продолжил: — если я покажу так, — быстро и уверенно он махнул ладонью сверху вниз, — будет ли это нормально?                    — Да-да, подойдет, — тихо произнес Фостер, обретая успокоение, когда Саймон помог ему подняться и снова усесться на кровать. Однако улыбка медленно угасала, словно пламя, охваченное ветром, а его лицо, в один миг, окутала тень печали и тяжести, как будто он только что узнал о какой-то ужасной трагедии. Он глубоко выдохнул, не смея встретиться взглядом с Куком, и начал свой рассказ, его голос был полон меланхолии, а слова несли на себе груз невысказанного:                                 — После той встречи меня сразу же отправили в город. Оставили связанным в тёмном переулке, где почти никто не ходит. Хорошо, что верёвки не были затянуты слишком туго, иначе меня мог бы найти какой-нибудь маньяк, — неловко пошутил он с невесёлой улыбкой.

***

                               Тот самый выигрыш оказался заключён в его челюсти в виде карты, неестественно обременяющей его зубы. Энди с опаской осматривал пространство вокруг, с опаской ловил любые тени, желая избежать встречи с подозрительными личностями. Он начал блуждать по улицам, стремясь отыскать ближайший мотель, где мог бы укрыться от суеты и тревог. Конечно, смартфон мог бы упростить эту задачу, но его батарея давно истощилась, а проглядывать пропущенные звонки от любимого не входило в его планы — слишком мучительно было слышать обеспокоенные послания.                    После бесцельных блужданий он наткнулся на небольшой мотель, где обосновался всевозможный сброд. Внутри царила непримечательная атмосфера: обои, утратившие свою краску, с неохотой цеплялись за стены, а пол поскрипывал под каждым шагом, издавая звуки, которые напоминали о давно ушедших временах. Запахи выветривающегося табака и застоявшегося алкоголя наполняли воздух, но подобные мелочи не тревожили победителя игр. Ему был предоставлен скромный номер с просторной кроватью, напротив которой стояла тумбочка с маленьким телевизором, а под ногами стелился ковёр, покрытый желтоватыми пятнами. Стоило администраторше исчезнуть за дверью, как он без сил рухнул на спину, не потрудившись снять одежду, кроме ветровки, скрывающей обнажённые усталостью плечи.                   Спать совершенно не удавалось, ведь весь путь от этого ада он провел в безмолвной отключке. Лишь пустым взором вглядывался в потолок, его мысли рассеянно блуждали по бескрайним просторам. Дымовой датчик, как предвестник тревоги, мерцал красным огнем, зловеще нарушая безмолвие ночи. Внезапно, охваченный яростью, парень швырнул в него подушку, ошибочно полагая, что это необычная видеокамера, таящаяся в тени.                   Неужели они действительно считают себя столь недальновидными, чтобы так просто отпустить человека, который мог бы выдать их полиции? Ведь даже в помятых штанах осталась визитка. Вспомнив об этом, Фостер задумался и с твердостью решил обратиться в полицию. Как долго будет продолжаться это безумие? Сколько ещё жизней должно быть загублено?             Он подключил телефон к зарядке и терпеливо ждал двадцать минут, разглядывая дорогу из окна. На удивление, вокруг царила непривычная тишина. Собравшись с духом, Энди набрал номер с визитки, хотя это решение далось ему непросто. Волнение сковывало его, но затем его охватило возмущение, когда оператор заявил, что такой номер не существует. Умудрились перестраховаться, мерзавцы! Взбешённый Фостер швырнул телефон о стену и принялся ругаться. Такая хорошая идея была! Всё при нём: и карта, и визитка. Но этого слишком мало для доказательств. Как объясниться с полицией? Примут за идиота, да и со смехом выдворят вон.                   В комнате царила невыносимая духота, и юноша распахнул окно, зная, что насекомым не пробраться сквозь специальную сетку. Воздух стал приятно прохладным. Отсюда громко доносился звонкий смех молодых людей с улицы, а от соседей разился запах табака, отчего гость невольно поморщился.                   Тишина. Невероятная. Лишена множества голосов, что сливаются в единую какофонию, под постоянным надзором, с тем ощущением, что нельзя расслабиться, ведь в любой миг могут обрушиться на тебя ради денег и выживания, исчезли противные писки открытия дверей и силуэты вооруженных стражников. Эта тишина напрягает, пугая, как будто за ней кроется нечто неизбежное и ужасное. Словно всё это лишь сон, и в действительности ему придётся продолжать игру ради спасения.             Энди лег на спину, надеясь захватить сон, но вихрь мыслей не давал покоя, и он лишь ворочался, теребя бежевое стеганое покрывало. Так час за часом он смотрел в потолок, пока усталость не взяла свое. Хотелось просто раствориться в тёмной бездне, забыться и быть ничем. Кто-то утверждал, что люди, не видящие снов — безумцы, но парень мечтал познать это безумие, пусть хоть ненадолго.

Он стоял, сжимая в руках длинное копье, облаченный в доспехи, не привычные для глаз, жесткие и чуждые. Усталость обвивала его тело, словно стальные оковы, дыхание вырывалось из сухих, потрескавшихся губ. В непроглядной растерянности он не знал, где находится. Оглядевшись, Энди заметил вокруг себя бурные аплодисменты и крики, подобные шумному шквалу. Люди поднимались со своих мест, заполняя пространство бурей оваций.

Парень обернулся и увидел груду павших тел, словно армию. Его руки были омыты кровью. Серое небо, тяжелое, расцвело красной молнией. Энди с трудом пытался осознать происходящее вокруг. Каждое движение отзывалось в теле болью; тяжесть копья сливалась с его плотью, как её продолжение. Воспоминания о битве ускользали, словно песок сквозь пальцы. Он перевел дух, глядя в глаза ликующей толпе. Блеск в этих глазах был странен и неестественен: смесь восхищения и ужаса, как если бы они стали свидетелями чего-то одновременно грандиозного и устрашающего.

Накатила долгожданная догадка. Это была арена, где гладиаторы сражались не на жизнь, а на смерть. Огромная, способная вместить тысячи зрителей, возвышающаяся как небоскреб. На каждом этаже, за спинами зрителей, горели факелы, слишком яркие. Взгляд Энди был полон недоумения и страха, он не понимал, как можно наслаждаться такими кровавыми зрелищами. Вдруг он встретился взглядом с мужчиной в центре. Его лицо показалось знакомым. То был Медвежий шлем. Он хлопал медленно, почти саркастично, но улыбка на его губах была одобрительной. Мужчина поднял кубок и осушил его в честь победы.

Сделал глоток. Из угла губ потекло, то ли вино, то ли струйка крови. Фостер не мог вынести крики толпы и опустился на колени, зажимая уши руками. И тут он закричал, обрушивая всю свою боль на зрителей.

            Парень проснулся, весь в холодном поту, его грудь вздымалась, как будто умирало сердце. Он схватился рукой за грудь, стремясь унять бешеный ритм. Перед глазами расплывчатым полотном вставало открытое окно, за которым царила темнота ночи. Горло обжигало сухостью, и вдруг он уловил приближающиеся шаги и взволнованный голос домработницы: "Вы в порядке, сэр?"             Энди сглотнул слюну, с трудом произнося: «Все в порядке». Он осознал, что действительно кричал во сне. Эта беспокойная ночь растянулась, как бескрайний путь, пока усталость, наконец, не сломила его волю, и он погрузился в объятия сна, когда первые лучи солнца осторожно прокрались в комнату, разгоняя тьму.             Эти дни были пусты и одновременно полны зловещих предчувствий. Сон ускользал от него, оставляя после себя лишь тени кошмаров, от которых он просыпался с тяжёлым дыханием. Но это были не сны, а застывшие воспоминания, которые не давали ему покоя. Фостер не мог поверить, что испытания наконец закончились.  

Это всего лишь грезы. На самом деле он все еще там. В этом Аду.

                  Он чувствовал себя так, словно потерял конечности и остался один в незнакомом мире, где ему предстояло заново учиться жить. Неясные перспективы кружились в голове, как в бездонном колодце, который звал его на дно. Внутри него царила растерянность: что делать дальше? Как распорядиться деньгами? Как жить после всего, что произошло?                   Однажды ночью, группа молодых людей решила устроить фейерверк. От неожиданного шума Энди проснулся и упал с кровати. Его сердце бешено колотилось, словно пытаясь вырваться из груди. В ушах стоял оглушительный треск, который, казалось, разрывал саму реальность, вырывая его из зоны комфорта. Воспоминания о прошлом, мучительные и подавляющие, накрыли его, как волна, что обрушивается на беззащитный берег.                   Каждая вспышка света в небе отдавалась пульсацией в голове, а мир вокруг стал расплывчатым, словно окутанным пеленой тумана. Он пытался найти опору, но земля под ногами исчезла – всё вокруг казалось неустойчивым и чужим. Мысли путались, мгновения растягивались в вечность. Парень закрыл глаза, пытаясь вырваться из этого кошмара, но звуки становились всё громче, вызывая в нём первобытный ужас.                   Ему хотелось убежать, спрятаться в укромное место, где его не настигли бы ни звуки, ни страхи. В этот момент он чувствовал, что не справится, и это ощущение наполняло его до краёв, поглощая в водовороте эмоций. Фейерверки продолжали взрываться, словно отвечая на его внутренние страдания, отражая хаос, бушующий в его душе. Фостер сделал глубокий вдох и попытался сосредоточиться. Его память, словно винтовка, готовая к выстрелу, вновь была наготове, но вместо этого он стремился обрести спокойствие, надеясь на долгожданное умиротворение.                   Парень едва покидал комнату, почти не прикасался к пище, а воду черпал из кулера, который стоял в коридоре. Удивительно, но голод не одолевал его. Под кроватью безжизненно лежала его длинная кофта, в то время как на нем были лишь брюки и футболка, пропитанная запахом пота. Обоняние притупилось, даже в ванную он почти не заходил. Если бы ему довелось взглянуть в зеркало над раковиной, он бы ужаснулся собственному отражению.                   Его щеки впали, обнажая скулы, которые стали острыми, словно грани скал. Глаза, когда-то яркие и полные жизни, потускнели, утрачивая свой привычный блеск. Теперь они, казалось, отражали лишь бездну усталости и отчаяния. Его кожа приобрела сероватый оттенок, словно утратила свою естественную свежесть. Такая бледность особенно резко выделялась на фоне его темных, растрепанных волос, которые обрамляли лицо, создавая атмосферу запустения.                   Руки казались хрупкими, пальцы стали длиннее и тоньше, напоминая ветви дерева без листвы. Каждое движение вызывало ощущение слабости. Одежда висела на нём, как на вешалке, подчёркивая утраченные очертания и усиливая ощущение опустошённости.                    Он бы так и продолжал лежать, если бы в один прекрасный день не появилась молодая горничная. Бесцеремонно открыв дверь, которую по недомыслию забыл запереть Энди, она вошла, и неприятный звук катящейся тележки разбил тишину. Гость, лежащий на боку, скривился, обнажив зубы, как будто кто-то прошелся по нему.                   — Ну, Моника, поганка такая, вообще здесь не прибиралась походу… — тихо пробормотала она, окидывая взглядом беспорядок в комнате. Шторы были лишь слегка задернуты, и сквозь узкую щель пробивалась скромная картина потускневшей улицы. Работница уверенно нажала на выключатель, и парень на кровати зашевелился, прищурившись; непривычный теплый свет словно обжигал его глаза. — Здесь убираться придётся не меньше трёх часов.                   Вслед за произнесенными словами раздался громкий чих. Фостер напрягся, съежившись в ожидании, когда шаги приближались к нему. Открыв глаза, он увидел перед собой молодую темнокожую девушку, облаченную в строгую рабочую форму — черное платье с аккуратным фартуком. Ее черные волосы были тщательно собраны в тугой пучок, сжимающий даже малейшую прядь.                   — Как вы можете здесь дышать? Неужели вы никогда не проветриваете комнату? — воскликнула она, не скрывая своего возмущения.                   С этими словами она резко распахнула шторы и обнаружила, что окно было приоткрыто лишь на несколько сантиметров. Пыль, словно невидимые волны, поднялась в воздух, и ей пришлось прикрыть нижнюю часть лица рукой, чтобы не расплакаться от чихания.                   Повернувшись, она встретилась взглядом с гостем и не смогла сдержать своих эмоций. Сначала посмотрела на него с невозмутимой строгостью, словно он сотворил какой-то невообразимый беспорядок в комнате. Однако, увидев его болезненный облик, выражение её лица сменилось на искреннюю обеспокоенность. Постепенно осознавая всю тяжесть его мук, горничная почувствовала, как внутри неё что-то сжалось от сострадания.                   — Не хочу показаться грубой, но вы выглядите… — девушка медлила, ловко подбирая слова, — неважно… Может, мне вызвать врача?                   — Со мной все порядке, — хмуро ответил Энди, принимая удобную позу на боку. Пусть и не видел, но слышал, как горничная устало и одновременно раздраженно выдохнула.                   — По вам и не скажешь. У вас вид уж очень болезненный. Как будто только что вырвались из морга, — хмыкнула девушка, и ее уголок губ дрогнул, словно испытывая отвращение.                   Фостер не удостоил ее ответа, лишь раздраженно поерзал на кровати. Ошеломленная горничная оставалась в ожидании несколько минут, пока, наконец, не пересекла комнату, чтобы встать лицом к лицу с гостем. Энди же, прищурив глаза, невольно обвел ее взглядом с ног до головы, выражая всей своей осанкой, что ей не стоит слишком близко приближаться к нему.                   — Послушайте, ваше номер необходимо привести в порядок прямо здесь и сейчас! Как вы можете тут находиться и дышать пылью! — возмутилась она, с лёгким порывом негодования. — Мне нужно, чтобы вы покинули комнату примерно часа на три.                   — Я понимаю, что уборка номеров — часть ваших обязанностей… — парень скользнул взглядом по её фигуре, ища какой-либо знак её полномочий, но не обнаружил нужного бейджика, — мадам... Мне здесь вполне комфортно. Если я вам доплачу, вы не станете меня беспокоить?                   Удивительно, но это предложение не вызвало у девушки никакой реакции. В отличие от других работниц, она даже нахмурилась ещё сильнее, как будто Энди её чем-то сильно обидел. Возможно, она очень предана своей работе или считает, что этот бродяга не сможет предложить достойную плату за услугу.                   Но не стала спорить, лишь устало выдохнула и схватила тряпку с тележки и обмакнула ее в небольшой тазик с водой.                   — Ну, конечно, вы можете тут полежать, пока я занимаюсь делами, но мне потом нужно поменять постельное белье, — произнесла горничная, звучащая спокойно и почти мирно, избегая конфликта с ним. Энди лишь пожал плечами, смирившись с ее решением. Три часа он вполне сможет выдержать; что тут такого!                   Фостер, чуть поерзав на своем месте, уже был на грани сладкого сна, когда вдруг его уши поразил мужской рев, от которого он вздрогнул. Оказалось, что это вредная девка включила музыку для уборки, выбор которой оказался довольно специфическим. То ли она действительно была поклонницей рок-музыки, то ли пыталась прогнать мешающего гостя, как непрошенную жужжащую осу. Однако парень не собирался уступать из-за подобного пустяка.                   Но это были лишь цветочки. Горничная бесцеремонно катала свою тележку, создавая шум, который мог бы разбудить мертвецов, сталкивая и роняя деревянную мебель и всякие принадлежности с поверхностей. Если бы она действовала менее старательно, Энди мог бы искренне удивиться, как такую неуклюжую работницу вообще наняли, но, к счастью, ни одно зеркало не разбилось. Полчаса страданий достигли своего апогея с оглушительным звуком пылесоса, старого, как мир, и готового, казалось, вот-вот взорваться. Энди зажал голову подушкой и трясся, словно испуганный таракан на кровати. Вскоре он не выдержал и вскочил, выпуская из уст гневный рык.                   — Ладно! Так и быть, прогуляюсь! — после слов парень поднял с пола кофту и тут же сердито поплелся к дверям. Пусть и не видел, но прекрасно слышал, как горничная победно усмехнулась своей выходке.                   Покинув отель, Энди не собирался жаловаться администрации по поводу этой ситуации, ведь в конце концов ничего плохого она не сделала. Прогулка вовсе не повредит. Свежий воздух мягко обвевал его лицо, хоть глаза и щурились от непривычного света дневного неба. Несмотря на облачную погоду, солнце все же проглядывало сквозь скопление серых туч.                   Парень ходил по асфальту, пряча руки в карманы и не обращая внимания, на то как бешено проезжали машины, едва его не задевая. Он смотрел прямо вперед,. Перед глазами показалось не самое людное место. По пути не было ни небоскрёбов, ни жилищных домой, ничего. Только пустая голая земля. И как он умудрился тем вечером добраться до этого мотеля без происшествий.                   На удивление, бесцельная прогулка смогла освежить голову, и хотя тело немного ныло от непривычки двигаться, мысли на какое-то время умолкли — то, что не удавалось сделать даже сну. Образы перед глазами сменялись: лес, автозаправочная станция, и наконец, заветная табличка города. Небо к этому времени уже померкло, и пора было возвращаться домой.                   Домой?                   Энди внезапно остановился, поразившись возникшей из ниоткуда странной мысли. Его домом был ни ничем не примечательный мотель, а скромная квартира в городе. Не роскошная, как у многих, но по-своему удобная и уютная. И дело было не в самой квартире, а в том, кто её с ним делил. Саймон…                   Чувство охватило юношу, словно выстрелили прямо в сердце. Его Саймон, все это время, пока он обитал в мотеле и жил, как комнатное растение на подоконнике, должно быть, изводил себя волнением, обзвонив все полицейские участки в городе. Ах, сколько раз его хобби приводило Фостера в больничную палату, где он с улыбкой выслушивал, как распалившийся от ярости и страха Кук выдавал недовольные реплики и тут же крепко обнимал, кладя рядом с койкой сетку свежих фруктов. А тут…                                       Его взору предстала телефонная будка у кирпичной стены, и Энди кинулся к ней, словно одинокий островитянин к долгожданному кораблю. Пальцы, дрожащие от нетерпения, сами собой набирали заветный номер, с азартом стуча по кнопкам. Раздался долгий, нетерпеливый гудок. Его сердце сжалось от страха, и он совсем забыл, зачем звонит.                   Может, сообщить, что с ним всё в порядке? Или принести извинения за долгое молчание? Но время-то позднее, вдруг Кук спит? Но тот ответил на вызов, и Энди взволнованно обхватил трубку, тяжело вздохнув. Что сказать?                   — Саймон… — стоило лишь произнести имя, как он в ужасе прикрыл рот рукой. Голос изменился, будто другой человек говорил за него — мужчина, охрипший от зноя и жажды, долго живший в песках пустыни.                   — Кто это? — прозвучал голос из трубки.                   "Как же я ему это все скажу? А если не скажу, то как нам быть?" — спрашивал сам себя Энди и осматривался по сторонам, будто боялся найти своего парня в толпе. Нет! Саймон не должен видеть его таким жалким!                   Всё оборвалось. Парень, с пустым взглядом устремлённым под ноги, медленно покинул будку. На душе стало лишь тяжелее, как будто вновь шагнул в тот мир, в который возвращаться не хотелось.                   Он ходил с опаской, изучая стены. Как в дурных фильмах ужасов, из дальних закоулков поднимался дым, заборные сетки зияли дырами, слышался шорох слабых бумажек, скользивших вдоль стен. Даже если на него нападут воры, им нечего будет найти — бояться было бесполезно. Истощенный парень приметил кое-что выделяющееся, отчего остановился.                   На стене висело множество разнообразных объявлений, но взгляд привлекло количество портретов пропавших людей. Энди вглядывался в них, усилиями слабого света удалённых фонарей, стараясь вспомнить знакомые лица. И тут он вздрогнул, увидев, как из глазниц молодой девушки потекли кровавые дорожки, струясь к остальным бумажкам и громко капая на асфальт. Ошарашенный, бедолага сделал шаг назад, точно остерегался капель лавы. Из остальных портретов тоже потекли слёзы, но плакать они не пытались: их лица неестественно широко улыбались, обнажая белые зубы.                          Фостер отшатнулся, не в силах поверить собственным глазам. Сердце застучало быстрее, наполняясь страхом и недоумением. В голове замелькали мысли о том, что его сознание играет с ним злую шутку, но образы перед глазами были слишком реальными. Раньше он встречался с необъяснимым лишь в кошмарах, но сейчас, эти кошмары ожили.                   Он попытался успокоиться, глубоко вдохнув холодный ночной воздух, но звук капель не исчезал. Они создавали зловещее эхо, от которого по спине пробежал морозец. Энди казалось, что время застыло, но растущий страх в груди напоминал о его беззащитности. Внутренний голос твердил, что надо бежать, но ноги как будто приросли к земле, и любое движение требовало невероятных усилий.                   Наконец, собрав волю в кулак, Энди решился отступить от пугающих портретов, стараясь держать их в поле зрения. В сознании карандашом оставался начерчен вопрос: что за мир вокруг распускает такие интригующие и ужасающие картины? Неужели это последствия ошибок и судеб? Каждый шаг давался ему все легче, а вокруг завывал ветер.                                      Достигнув безопасного расстояния, он устремился прочь, не оборачиваясь и не прислушиваясь к их мерзкому смеху. Главное было — убежать подальше от всего этого.             Его глаза блуждали по сторонам, замечая что на каждой стене были размещены эти бумажные пугающие портреты, которые норовили остановить его своими появлениями.                   Он пытался ускорить бег так, чтобы мир вокруг стал размытым, но не заметив, врезался в прохожую. Собрался пробормотать извинения, как вдруг узнал её… Та же зеленая форма, та же крохотная рана от пули на груди. Та союзница, которая погибла из-за него в четвертой игре. Лицо скрывалось за бездонной пустотой глазниц. Короткие русые волосы, достигающие плеч, колыхались в воздухе. В отличие от остальных ее вид был грустный, подавленный. Не стала брать его за ногу своей тонкой рукой, не надвигалась, а лишь смотрела на Энди, дожидаясь каких-то его действий.                    — Прости меня... — испуганно произнес он, — я этого не хотел...                   Ее лицо, ранее страдающее, превращалось в безумную гримасу: рот широко открыт, издающий жуткий звериный рык. Фостер не стал медлить, обежал ее и устремился вперед.                   Его грудь разрывала боль, но ноги, казалось, жили собственной жизнью. В голове бурлили странные голоса, сплетаясь в ужасную какофонию. Он не мог выбраться из этого проклятого переулка, который никогда не кончался. Знакомые силуэты погибших вставали ему на пути, возникая прямо на дороге, но юноша не останавливался, не терял бдительности.                   Силы оставили его, когда он оказался на пустынной улице, по которой только что проехали несколько машин. Наконец-то он выбрался из этого лабиринта. Энди тяжело дышал, обернулся — и увидел, что никого нет. Но облегчение не пришло.                   Он заметил мост, тускло освещенный несколькими фонарями. Подойдя, Энди наклонился, чтобы оценить расстояние до воды. Высота его удивила: невозможно было разбиться, но утонуть — вполне вероятно, к тому же в такой темноте… Он тщательно осмотрелся в поисках фигур, различая то ли обычных прохожих, то ли тени погибших, и сглотнул. В его голове промелькнули все воспоминания, как в ускоренной перемотке: юность в детском доме, радость прыжков с высоты, теплые мгновения, проведенные с любимым человеком, затем — игры, гибель участников, ухмыляющееся лицо Кадела за золотой маской.                   Парень сглотнул. Нет, больше не вынесет этой пытки. Не сможет жить с осознанием того, что из-за него погибли люди. Каждый раз пробуждаться с чувством вины, проклиная тот день, когда опьяненный потерей, ввязался в игру с тем офисным сотрудником.                   Фостер поднял ногу, но тут же застыл. Перед глазами всплыло лицо Саймона. А как же он? Как переживет потерю любимого человека, решившего уйти из жизни? Может, стоит отбросить поспешные выводы и остаться ради него. Пускай каждое утро будет омрачено страшными и тяжелыми воспоминаниями, но помнить, что есть человек, который никогда не отступится и всегда выслушает. Однако… как долго они смогут быть вместе.                   Допустим, можно скрыть от него эту информацию. Но Саймон понял бы его состояние и расспросил, а в ответ ничего не услышал. Тогда страдал бы рядом. И разве Энди желает такого счастья близкому человеку?                   Парень мотнул головой, закрывая глаза, будто готов прямо сейчас расплакаться. Хоть и очень сильно ему этого хотелось. Нет! Саймон не должен жить с убийцей, с тем, по чьей вине погибло столько людей, у которых голодали семьи. Не должен быть несчастным.

***

                  — Ты, в самом деле…? — воскликнул Саймон, забыв о уговоре, охваченный шоком. Фостер лишь кивнул, не показывая ни капли замешательства, будто ожидал такой яркий всплеск эмоций.                   Он замер от осознания. В нем возникло стремление крепко схватить Энди за плечи, трясти его и задать бесчисленное количество вопросов. Каков редкий эгоист! А как Саймону смириться с мыслью о том, что, узнав от полицейского, он поймет: некогда веселый и неунывающий его любимый человек бесследно исчез, а затем бросился в неизвестность.             Но лишь стоило ему задуматься о мотивах Фостера, как все стало на свои места, едва он представил себя в подобной ситуации. Смог бы он носить такую тяжесть тайны на протяжении всей жизни, зная, что никто не удосужится его выслушать? Удалось бы ему спокойно спать, когда в его сознании раз за разом встали бы силуэты павших соперников?                   Удивительно, как Энди, с такой тяжестью на душе, живет уже пять лет и делится этой историей без малейшей эмоциональной окраски. Казалось бы, эта ситуация произошла с кем-то другим, а не с ним. Взгляд его спокоен, словно он давно примирился с судьбой.             Саймон, под пристальным взором своего собеседника, сделал глубокий вдох и выдохнул, стараясь сдержать свой пыл. Обида все еще резала сердце, но теперь это уже не имело значения. Какой смысл в требованиях, когда он сам цел и невредим? А главное, он жив. С этими мыслями юноша встал, подошел к столу, где стоял стакан виски, и одним глотком опустошил его. Сморщившись, как от удара, он таки спросил:                   — Что было дальше?                   Энди был искренне изумлён его внезапному спокойствию, хотя и видел по лицу, каких усилий стоило Куку сохранять самообладание. Однако он не стал заострять на этом внимание и, кашлянув, начал свой рассказ.              

***

                  Не испытывая ни страха, ни смятения, Фостер решительно перешагнул через чёрные ограждения. Его руки крепко ухватились за опору, но в тот же миг он резко ослабил хватку, позволяя себе устремиться навстречу неизведанному. Лишь в последнюю секунду донёсся чей-то крик, но в этот миг его душа была безразлична. Совершенно безразлична.                   Падение произошло стремительно. Первое, что ощутил Энди, — это ледяное прикосновение, пронизывающее его тело до самых глубин, словно лишая движений. Привычный рефлекс стремиться к поверхности всплыл в сознании, и Фостер едва взмахнул руками. Это движение вызвало несколько пузырьков, всплывающих к слабому свету. Затем он расслабился, позволяя тьме окутать себя, словно теплым покрывалом.             Вода вокруг него была туманной и безжизненной. Ни водорослей, ни плавающих рыб, ни случайного мусора — лишь бездонная мгла. Глубина поглощала его, так что под ногами не ощущалось ничего. Тело постепенно привыкает к холодной воде, становится легким, как перо, словно утрачивая свою плотность. В сознании царила тишина: ни страха, ни тревоги, лишь мирное смирение, как покой на дне безбрежного океана.                   Но спокойствие длилось недолго, пока в ноздри не закралось что-то иное – неприятное, с запахом гнили. Открыв глаза, он увидел, как его бледная ладонь повстречала нечто красное, и в ужасе дернулся, заметив вокруг множество существ. Они были бледными и исхудалыми, облачённые в белые одеяния, издавали жуткое и мучительное эхо. Их руки тянулись к Фостеру, словно ветви деревьев, жаждущие прикосновения. В этом странном, навязчивом танце он чувствовал, как холод проникает в его душу. Каждое движение, каждое тянущееся к нему прикосновение вдруг обвивало его, как мрак, ступая по краю реальности и кошмара.                   Впервые юноша почувствовал, как воздух покидает его легкие, и, схватившись за горло, не позволил никому прикоснуться к себе. Незваных гостей стало больше. Их черты становились все более различимыми. Глаза отсутствовали, вместо них лишь пустые глазницы, а рты, без зубов и языка, напоминали бесформенные дыры без губ. Его охватил ужас, который парализовал всё тело, не давая произнести ни слова. Казалось, что его рот наполнился ледяной водой, лишая его возможности выразить свои эмоции.                   Но среди множества однообразных силуэтов Энди смог различить один, что выделялся особым образом. Он находился ближе всех, непосредственно перед лицом, и не был столь схож с остальными плывущими душами. Глаза обладали зрачками, окутанными непривычным оттенком алого, подобным дьявольскому. Внезапно он дернулся в сторону парня, отгоняя своих соплеменников каким-то особым темным дымом, который окутал Энди, словно змея, охватывающая свою жертву своими крепкими тисками.                   Это был он. Тот парень, который напал тогда перед игрой в перетягивании каната.                   Он не был похож на мученика, скорее напоминал тёмного духа. Его широкая улыбка могла показаться одновременно насмешливой и искренне радостной, словно он неожиданно наткнулся на старого друга. Удивительно, но черты его лица остались неизменными.                   Энди не отстранился от странного облика, а, напротив, потянулся к нему, позволяя этому образу окутать себя бестелесными объятиями. В ту минуту он испытал необычайную радость от их встречи. В душе не осталась ни капли ненависти или злобного удовольствия. Он увидел в нем такую же жертву, на которой делали ставки богатеи в своих мерзких играх на выживание. Сердце Энди наполнилось стремлением разделить с ним участь, облегчить его муки. В этом объединении — не союз двух врагов, а встреча двух пленников, искренне желающих найти в мире хоть крошечное утешение.                   Руки бывшего соперника сжались вокруг головы Фостера. Улыбка мгновенно сменилась на чудовищный гнев: глаза вспыхнули, словно раскалённый металл, а хватка стала стальной, готовой сжать череп до такой степени, чтобы он взорвался, как недоваренная бомба. Фостер, не в силах осознать то, что происходит, уставился на него с расширенными от ужаса глазами, полными бездны страха и непонимания                   — Тебе здесь не место, — прорычал мужчина, его голос звучал чуждо и звериным эхо. Резким движением он отвёл руки от Энди, и тёмная дымка рассеялась. Тело парня стало подниматься вверх, словно невидимый кран подхватил его, вознося в бескрайние высоты. В последний миг Энди вытянул руку, в ней застыло множество невысказанных слов, трепещущих в молчании. Вокруг другие души, словно испуганные птицы, резко рассеялись, и в одно мгновение перед глазами молодого человека воцарилась непроглядная тьма.                          Веки разлепились, словно по волшебству, и мир вновь окутал его светом. Этот свет не был ослепляющим, как жгучие лучи солнца в раю, и не казался угрюмым, как блеклое сияние Ада, где истошные крики грешников резали тишину. Размытое изображение медленно обрело четкость, и он с удивлением узнал люстру, заливающую пространство мягким сиянием. Энди, с трудом приподнявшись, ощутил нарастающую слабость, и опустив голову, заметил, как плотно опутан теплым одеялом и уютным пледом. Бесцветные стены угнетали своей стерильностью, а рядом с диваном стоял мольберт, испачканный красками. По полу разбросано несколько клочков бумаги. Парня окатила тревога: кто же его сюда притащил?             Он обхватил голову руками и склонил её, силясь напрячь память в поисках ускользающих образов. Прощание с любимым, безмятежная прогулка, прыжок в бездну неизвестности и те, кто погиб на играх, — всё это пронеслось перед его мысленным взором, подобно призракам, плывущим в пустоте. По его бледной коже пробежала дрожь. Как страшно быть ничем, существовать без разума и души, быть пустотой, лишённой всякого смысла!             До тех пор, как всё изменилось, Энди не проявлял интереса к религии; он, однако, не был столь категоричен в своем отрицании Бога. В глубинах своей души он, возможно, лелеял веру в некий высший дух, что покровительствует порядку в мире, следя за тем, чтобы злодеяния не оставались безнаказанными, а благие дела всегда приносили свой плод. Однако мысли о смерти…             Рай и Ад представлялись ему странными, изолированными мирами, где одни тонут в наслаждениях, а другие испытывают неописуемые страдания. Вся эта картина напоминала хаос. Проще было бы поверить, что после человека не остается ничего, чем принять идею буддистов о том, что душа рано или поздно обретает новое воплощение в другом существе. Но тот жуткий вид, что открылся ему тогда, у реки, обрушил на него волну ужаса.             Куда же привели судьбы погибших участников? Обречены ли они на безвременное исчезновение или же ожидают их вечные страдания или радости? Вспомнились Фостеру легкомысленные книги, тексты которых сам когда-то редактировал. В них молодые души после смерти отправлялись в таинственную небесную школу, где им предстояло выяснить, кем им стать: ангелом или демоном. Те, кто родился на Небесах или под ними, словно блуждали среди людей, манипулируя ими, как марионетками. Одни вдохновляли на самопожертвование и благодеяния, в то время как другие свободно внушали предаваться своим капризам, без оглядки на мораль. Сюжет казался абсурдным, ведь по своему опыту Энди за все деяния отвечал всегда сам и никто не сподвигал его на это.             Он поднял голову, прислушиваясь к постороннему звуку. В центре кухни, за деревянным столом, сидела та самая горничная, которая ранее выгнала его из номера. Её тёмные кудрявые волосы свободно спадали на обнажённые плечи, а строгая рабочая форма уступила место облегающей чёрной майке и лёгким серым шортам. В её руках весело заиграли акварельные карандаши, оживляя лист с изображением городского пейзажа, который становился всё более ярким и привлекательным. Она работала быстро, и кружка с чаем дрожала на столе от её движений, но каждое её движение было наполнено аккуратностью и стилем. Хотелось увидеть её работу во всей красе, и в этом стремлении молодой человек внезапно поднялся, отчего одеяло с дивана неожиданно соскользнуло. Девушка обернулась к нему, и в её глазах отразилось беспокойство. Карандаш выскользнул из её рук и упал на пол, разбив тишину, как хрупкий сосуд. В тот же миг она бросилась к нему, словно его охватил сердечный приступ.             — Ты как? — спросила хозяйка квартиры, взволнованно обхватывая плечи Энди, отчего тот смутился.             — Всё хорошо, — неловко ответил он, вглядываясь в ее карие глаза. Теперь была возможность поближе рассмотреть свою спасительницу. Без всякого макияжа была очень симпатичной за счет аккуратного носа и пухлых губ. Эти же мысли перебились другими.             — Как я здесь оказался? — после вопроса он огляделся по сторонам. — Я...             — Не помнишь, значит — подытожила горничная, приняв задумчивый вид. — Как это объяснить… В общем, ты вчера ночью спрыгнул с моста.             От одной только формулировки сердце едва не пропустило удар. Как если бы в создании разразился гром, не давший ему шевельнуться с места. Казалось, он стал камнем — неподвижным и безмолвным. Перед глазами Энди вновь мелькнули хаотичные куски воспоминаний, обрывки из того времени, когда он наткнулся на кровавую реку, полную страдающих душ. Как силуэт бывшего соперника потом же какой-то неведомой силой потянул назад — вверх.             Теперь картина прояснилась. Его спасли в ту ночь, а всё остальное — просто очередной кошмар.             — Это вы меня спасли? — спросил парень, всё ещё находясь в состоянии шока и не понимая, кому могла понадобиться его жизнь. Возможно, это прозвучит странно, но ему хотелось бы узнать подробности. А может быть, она не спасала его, а просто предоставила убежище? В конце концов, кто знает, что могло заставить человека, который его спас, не впустить незнакомца в свой дом. В голове у него всё смешалось: страх и благодарность, реальность и фантазии. Он чувствовал, как кровь пульсирует в висках, и какое количество вопросов появлялось в его голове.             — Да, — произнесла спасительница без малейшей тени гордости. — Я как раз возвращалась домой после своей смены.             — Еле-еле добралась до берега в такую-то темень. Уже думала, что мы с тобой погибнем в этой холодной ночи без связи и вещей, которые я оставила у моста. Но тут появились несколько добрых людей и вызвали скорую помощь, — изложила афро-американка свою историю кратко и бесстрастно, как будто это было нечто обыденное и не стоящее внимания.             — Благодарю вас... — хотел было выразить признательность Энди, как вдруг осёкся, поскольку не знал, как зовут его спасительницу.             — Виктория Уокер, — добавила за него девушка и тут же улыбнулась. — Можешь звать меня просто Вики.             — А меня Эндрю Фостер, — неловко улыбнулся парень и повторил вслед за ней, — а лучше просто Энди.             — Чем же, Энди, тебе жизнь так осточертела? — спросила Вики с серьёзным выражением лица, заставив Фостера собраться с мыслями. Удивительно, с какой уверенностью она утверждает, что он действительно собирался покончить с собой, сбрасываясь с моста, а не просто испытывал судьбу или находился под воздействием алкоголя. Хотя, если учесть, что их первая встреча произошла в отеле, и Энди был в мрачном настроении, то неудивительно, что она сделала такой вывод.             Парень внутренне сжался, будто находился на допросе. Фостер мысленно перебирал более правдоподобные причины, чтобы она могла поверить ему на слово. Однако сказал совершенно другое:             — Вам это ни к чему, уж поверьте, — произнёс он чуть более резко, чем намеревался, и тут же смягчил тон, — после моего рассказа вряд ли вы сможете спать спокойно.             — Не переживай, после фильма «Кожа, в которой я живу» меня уже ничем таким не напугаешь, — усмехнулась Вики, подбадривающее хлопнув по спине собеседника. — Я понимаю, насколько эта тема для тебя личная, но, знаешь, малознакомому человеку проще что-то рассказать, чем своим близким. Заодно тебе полегчает на душе.             Энди нахмурился. Только этого не хватало — доверять свои тайны первому встречному. И причем на самом деле же не поверит и лишь посмеется или возмутиться с его безумной истории. Ее бестактность невероятно раздражала, раз она уже на "ты" перешла.             — На твоем месте я бы не стал интересоваться что там у незнакомого человека на уме,— произнес парень с мрачным выражением лица, приближаясь так, что его губы едва не коснулись ее уха. Вики замерла, напрягаясь в ожидании, но не могла найти в себе смелости отстраниться. На ее обнаженном плече выделялся светлый, но не слишком тонкий рубец. Энди, нарушив свой обычный тон, произнес шепотом: — Никогда не знаешь, кто перед тобой. Может я сотворил уйму бесчинств, поэтому так пытался скрыться от внимания полиции?             Он, стремясь придать словам особую значимость, хотел было отбросить её волосы в сторону, но сдержал порыв. Тогда это ее не убедит, а скорее разозлит. Сама девушка резко отодвинулась от него с нахмуренным взором, приглаживая своё плечо.             — Больше так не делай, — проворчала она, прижимая ладонь к уху. — А то ты в самом деле выглядишь, как маньяк.             Энди впервые за это время искренне рассмеялся, словно сбросив с плеч груз тревог, терзавших его душу. На мгновение забыл о жестоких играх, о погибших, о зловонном Каделе. В этот момент он снова ощутил себя в мире, где его окружали невыносимые, но такие незначительные проблемы, где его любили.             Парень пристально взглянул на Вики и ощутил непреодолимое желание тотчас же задать ей вопрос, почему она его спасла. Но стоило только открыть рот, как ответ возник сам собой. Как могла бы она дальше жить, если бы допустила гибель своего клиента? Когда была возможность спасти, а ты тупо не смог.             Фостер вновь вспомнил, как он хотел уберечь команду от смертельного проигрыша, как спас малознакомую девчонку, к которой чуть ли не привязался, как старался отговорить другую от участия в последней игре. Теперь, глядя на безмолвие, его сердце сжималось от боли: все они мертвы, кроме него. И даже помочь их близким не мог, потому что не знал ни адресов, ни фамилий, ни даже имен.             И она, без колебаний, спасла его, недостойного, рискуя своей жизнью. С которым никогда близко не была знакома. Просто, чтобы спасти не только его жизнь, но и свою душу от мук и страданий. Только вот вместо благодарности, он ее припугнул.             — Знаешь, ты всё-таки прав, — тихо произнесла Вики, замечая его перемену настроения. Придвинулась чуть ближе и положила на плечо руку. — Не стоило мне лезть к тебе с расспросами. У всех есть свои тайны.             В ответ он лишь благодарно кивнул.             — Спасибо, — таки сказал Энди, не глядя на нее, словно извинялся, а не благодарил. Как только встретился с удивленными глазами, тут же добавил: — Что спасла меня.             Потом закатил глаза и тихо выругался. Ну, не должно быть! Почему всё это выглядит так неловко и нелепо?             — Поверь мне, я хотел бы выразить свою признательность чем-то более значимым, нежели словами, — с чувством произнёс юноша и тут же вспомнил, что, вероятно, потерял свою карту, возможно, она выпала из кармана брюк и утонула в реке.                    — Ну, если ты так настаиваешь, то я бы не отказалась от несколько коробок пиццы и роллов, тогда, считай, мы с тобой в расчете, — после слов парень насупился и занервничал, Вики же рассмеялась.                    — Да, я шучу, господи. Если ты не проделаешь тот же фокус с мостом, то, мне этого вполне будет достаточно.             Затем она обратила внимание на приоткрытый шкаф, из которого что-то выглядывало. Похоже, этот был рукав от пальто. С раздражением выдохнув, она поднялась с дивана.             Фостер, охваченный отчаянием и печалью, погрузился в пучину своей безответственности. Он вновь потерял деньги, и теперь всё в его жизни казалось бессмысленным. В его голове крутилась мысль, что даже смерть, на которую он, возможно, надеялся, оказалась недостижимой. У него не было иного выхода, кроме как смириться с этой жалкой участью и затеряться в бесконечной череде похожих друг на друга дней. Вот только, что делать с Саймоном?             Тяжелые, самоуничижительные думы мгновенно рассеялись при звуке, нарушившем тишину. Вики вытряхнула из своего шоппера вещи на диван, явно чужие. Вглядевшись пристальнее, юноша осознал, кому они принадлежат.                   Документ, удостоверяющий личность. Небольшой смартфон с незначительным, но отнюдь не пугающим дефектом в виде трещины на экране. Он взял его в руки и освободил от надёжного чехла, обнаруживая неповреждённую чёрную карту — ту самую, из-за которой многие лишились жизни. Можно было бы предположить, что кто-то воспользовался ею и, чтобы избежать подозрений, вернул на прежнее место, но она находилась точно там, где и была.                                      Парень поднял голову и вопросительно посмотрел на хозяйку квартиры.                   — Ты внезапно пропал из номера. Мои коллеги забеспокоились, тебя набирали, а ответов не было, так как телефон видимо ты не взял с собой. Поэтому и перетащили вещи в сейф.             Энди сдержал в себе желание отпустить саркастическое замечание. Как же легко руководители отдали своим коллегам чужие вещи, даже не подозревая, что возможно кто-то собирается прикарманить себе! Это же верх беспечности! Хотя, возможно, с Вики потребовали небольшой фотоотчёт, так сказать, в качестве доказательств, что мол хозяин живой и всё с ним в порядке. Не могут же в таком месте работать одни бестолковые идиоты!                   — Я впервые вижу человека, который вообще не носит с собой ни телефон, ни деньги, — добавила девушка, чуть ли не смеясь.                   Фостер не мог отвести от нее своего изумленного и в то же время теплого взгляда. Не мог он уловить, что же побудило её делать так много для какого-то незнакомого паренька: и в темную ночь в реку броситься, и у себя приютить, и лично вещи доставить. Это же так хлопотно! И причем не каждый за такую помощь может поблагодарить, а даже и послать может.                   Неосознанно приблизившись, он порывисто захотел заключить Вики в объятия, но вдруг замер. Неловкость нашла пристанище в сложенных на коленях руках. В этот момент его взгляд дотянулся до телефона. Взял телефон в руки и принялся что-то активно искать.                   — Какую пиццу ты предпочитаешь? — спросил Энди, невозмутимый и безмятежный, плавно скользя указательным пальцем по меню.                   — Что? — удивленно открыла рот собеседница.                   — Я заплачу.

***

                               Энди повернулся в сторону Саймона, замечая его столь скучающий взгляд. Его пальцы барабанили по колену в ритме невидимой мелодии, словно он был пианистом в собственном воображении. Но эта реакция вызывала лишь тихую усмешку.             — Наверняка, ты задаешься вопросом: почему я уделил ей внимание в своем рассказе? — продолжил он, наслаждаясь тем, как его собеседник внезапно встрепенулся, словно ученик, пробуждённый от сна строгим замечанием наставника.             — Ничего подобного, — насупился Саймон и, получив в ответ смешок, продолжил, — я просто задумался, как твоя спасительница смогла тебя дотащить до берега ночью. Ей бы в FEMA работать с такой силой и ловкостью, а не горничной.             Энди же, ответив улыбкой и кивком, выразил согласие с мнением Кука.              — А она больше там не работает, — ответил Энди с какой-то гордостью за нее, отчего у Саймона подкрались подозрения, что у них могло выйти что-то за пределы дружбы. И тут мысленно дал себе по лбу. Откуда вообще такие мысли? — Два года назад закончила университет и теперь творит как художник-иллюстратор. Очень востребованная, кстати.             — Рад за нее, правда, — искреннее сказал Кук, чуть улыбаясь.             Энди встал с кровати и вновь налил себе стакан виски.             — Знаешь, я тебе всё-таки приврал, что не помню имен участников. Одного таки узнал, правда, спустя время, — в этот момент Саймон выпрямился, всматриваясь, как инвестор, опершийся спиной о край стола, задумчиво уставился в окно. Небо потемнело еще больше, и только фонари дорог и окон близлежащих домов прорезали тьму.             — Тот парень, что напал на меня тогда перед третьей игрой, был бывшим Вики.                                Саймон был потрясён до глубины души. Он взирал на происходящее с широко раскрытыми от изумления глазами и отвисшей челюстью.             — Ни хера себе! — воскликнул он.             — У меня такая же реакция, — невесело усмехнулся Фостер и прикрыл глаза. — Эрл вначале жил своим отцом-олигархом, который имел при себе несколько заводов. Мне однажды доводилось с ним видеться, и впечатление оставляет... мягко говоря, неприятное. Мерзавец, одним словом. Удивительно, как его сын так долго его терпел, раз по словам Вики он чуть ли не за каждую провинность избивает.             Саймон впервые ощутил толику сочувствия к этому человеку. Безусловно, такая жестокость не возникает сама по себе, она является результатом чьего-то влияния. И этим как раз и стал его жестокий и низменной натуры отец, которому следовало бы обратиться за помощью к специалисту, а лучше всего — в специализированное медицинское учреждение.                   — В шестнадцать лет он таки сбежал. Однако не учёл, что, за пределами его бывшего дома ничем не лучше, если он привык жить в роскоши. И самое печальное, что его отцу было абсолютно плевать, что происходит с его сыном, где он находится, через что ему приходится идти, — эти слова были произнесены молодым человеком с невозмутимой и безразличной интонацией, словно он рассказывал о каком-то проекте перед скучающими коллегами, не вызывая ни радости, ни осуждения. — Ему там было явно не сладко, что даже успел связаться с какой-то бандой и отсидеть потом три года за решеткой.                          — А за что его посадили? — поинтересовался фотограф. Вот следующий факт его совсем не удивил.                          — Да, обворовывал людей. Сначала бил до беспамятства, а потом крал.             — Вот ублюдок конченный. Тьфу, — фотограф с чувством отвращения и презрения демонстративно сплюнул в сторону. — Ты говоришь, ему дали три года? — за ответом последовал кивок. — Да ну нахуй! Я бы ему десять лет дал или даже пятнадцать.             «Ой, кто бы говорил, Саймон. Сам то ты чем лучше, что из лица этого мелкого барана чуть ли не кровавое месиво сделал», — мелькнула в его голове мысль, и он почувствовал, как его недовольство сменяется тревогой, а внутри нарастает чувство дискомфорта.             — Это скорее всего из-за юного возраста ему так уменьшили, — добавил Энди и тут же приступил к другой части рассказа. — После того как отсидел, Эрл познакомился с Вики. И непонятно, за что она его полюбила, раз на протяжении нескольких месяцев за ним ухаживала и терпела все его выходки. И никакой благодарности, одни лишь упреки и оскорбления...             Энди отвернулся, пытаясь скрыть бурю эмоций, внезапно охватившую его сердце. Помнится, Вики открылась ему не сразу; её признание звучало, подобно горькой мелодии, из уст, полных слёз. Она вновь переживала те мучительные моменты, связанные с тем неблагодарным человеком, который оставил в её душе неизгладимый след. Каждое слово, произнесённое в тот день, было исполнено болью и утратой, и он, невольно ставший слушателем, ощущал их тяжесть.              Если бы она только знала, что с Эрлом произошло дальше... Стало бы ей легче?             — У всего бывает предел. Она таки решила с ним расстаться и вскоре объявила ему об этом. Только вот этот мерзавец ни с того ни сего на нее набросился. И, по её словам, он не был ни пьян, ни под наркотиками. Возможно, он внезапно понял, что потерял всё лучшее, что было в его убогой жизни. Вот и цеплялся за нее таким способом... что чуть не убил, — эмоции выплеснулись с яростью, парень сжал край стола, чуть оставляя там царапины. Стоило ему осознать, как начало ускользать самообладание, как он сделал глубокий вдох и одним мгновенным глотком опустошил весь стакан. Судя по его напряжённым плечам, Энди поморщился.             — Но она тоже не промах. Смогла дать отпор — оставила на его лице тот самый шрам, — с гордостью и злорадством протянул мужчина, поворачиваясь к Куку. Провел указательным пальцем между глазом и носом, будто наносил тени. — Выпроводить его не удалось, и Вики пришлось спасаться самой. Но стоило ей написать заявление в полицию, то след Эрла тут же простыл и даже после тщательных поисков его так и не нашли в городе.                   После этого разговор прервался внезапной мелодией. Саймон потянулся к своему смартфону и направился на кухню. Судя по тому, как его голос наполнился радостью и изменил тон в обсуждении различных тем, это был его коллега, тот самый журналист Тревор. Хотя Энди не вникал в суть их беседы, он улавливал интонацию, с которой Кук общался с другом, и неизбежно испытывал зависть к их теплым отношениям. Глубоко вздохнув, он почувствовал, как его сердце сжалось, и, подошел к окну, пытаясь отогнать грусть.               Фостер вновь погрузился в размышления о своих связях, о том, почему ему так не хватает подобного общения. В его жизни оставалась лишь Вики, с которой, к сожалению, удавалось встретиться лишь изредка — всего несколькими телефонными разговорами в месяц, из-за бесконечной занятости. Остальные отношения носили сугубо деловой характер. Как же хотелось вернуть утраченные дни, вновь ощутить радость беззаботных мгновений!             «В любом случае ничего не изменить. Если после этой встречи мы хотя бы сможем спокойно разойтись, это уже будет неплохо. На большее я все равно не рассчитываю. Так будет только лучше для него», — размышлял Энди, любуясь, как теплый свет освещает окружающее пространство. Сквозь задернутые шторы он не смог различить силуэты людей, и не особенно стремился к этому. Внезапно на него посмотрело собственное отражение, и он уставился в него пустым взглядом, как будто искал ответы на вопросы, которые давно давали о себе знать, но оставались без ясных слов.             Затем в поле зрения возник силуэт Саймона, который с некоторой неловкостью и медлительностью приближался к порогу комнаты. Он почесал бровь и устремил свой взор куда-то в сторону.              — Извини, — тихо произнес фотограф. — По работе звонили.             — Всё нормально, — сказал его собеседник, не отрываясь от окна.             Сначала Саймон застыл, словно его застали за чем-то постыдным. По появившимся на его лице морщинам можно было понять, что он глубоко о чем-то задумался. Тут же не смело поинтересовался:             — Ты все еще поддерживаешь связь с этой Вики?             — Да, но в последнее время мы общаемся только по телефону. Сам понимаешь, как трудно найти подходящее время для встречи, учитывая мою работу, — попытался изобразить улыбку Фостер, но вышло весьма неубедительно.              — Я вообще удивлен, как ты выбрал себе такую профессию. Я даже представить себе не могу, — с нескрываемым изумлением вопросил фотограф, не сдержав смешка. Ведь тогда еще в отношениях его бывший парень объявил, что ему явно не по душе такие мудреные дела. В этой сфере деятельности необходимо обладать навыками взаимодействия с миром бизнеса, умением находить общий язык с влиятельными персонами, а также осуществлять строгий контроль над всеми процессами. В то же время в графоманских романах молодые предприниматели, кажется, всегда находят время для того, чтобы потакать своим возлюбленным. Однако в действительности всё обстоит иначе: реальность требует решительности, жёсткого контроля и непрерывной работы, наполненной серьёзными решениями.                   Удивительно, как после всего произошедшего Энди решился работать в этой сфере. Он оторвался от окна и посмотрел на Саймона, чей более серьёзный и прямой взгляд заставил его ощутить неловкость. Неужели своими словами он задел его чувства?             Фостер неспешно опустился на кровать и сложил руки на коленях, погрузившись в глубокие раздумья. Его брови были сведены к переносице. Фотограф же продолжал стоять, широко раскрыв глаза от изумления.                   — Знаешь, когда я пережил то падение с моста, я осознал, что жизнь дарует нам шанс, — начал он, его голос напоминал шёпот ветра. — Шанс изменить себя и принести миру хоть немного света, особенно когда понимаю, сколько людей погибло из-за меня, — за его словами последовал тяжёлый вздох, словно с каждого дыхания срывалась тяжесть прошлого. Он мгновенно поднял ладонь, предчувствуя, что собеседник захочет вмешаться. — Показания против этой организации не принесут никакой пользы, но если я смогу оказать помощь тем, кто в ней нуждается через благотворительность, для меня это станет хоть каким-то искуплением.                   В его словах звучала неподдельная искренность, а также настойчивое желание выполнить свой долг перед теми, кто нуждался в помощи. Саймон пристально смотрел на своего собеседника, и в его душе переплетались разнообразные чувства. Восхищение вместе с состраданием смешивалось с горьким стыдом за свои поступки, и в конце концов, с неутолимым желанием протянуть руку помощи, чтобы не видеть Энди в таком подавленном состоянии.                   Он тихо опустился на кровать рядом, чувствуя всю тяжесть момента, и мягко положил руку на плечо, едва касаясь, словно боясь нарушить его покой. Чтобы как-то выразить хотя бы часть той поддержки, которая переполняла его сердце. Плечи Фостера заметно расслабились и вслед за этим последовал выдох.                    — Если тебе станет от этого легче, то ты с этим хорошо справляешься, — тепло улыбнулся парень. — Я как-то читал о тебе в интернете.                   — А я смотрю, ты готовился, — усмехнулся шатен, поворачиваясь к собеседнику.                   — А как же, — с ухмылкой ответил Саймон, горделиво вскинув голову.                    Парни сидели, погруженные в молчание, взгляды их встречались, и на лицах играли легкие улыбки, как лучи солнечного света в утреннем тумане. Кук вновь ощутил те нежные, волнующие чувства, что охватывали его в моменты, когда они еще были вместе несколько лет назад. В этом безмолвном диалоге он чувствовал, как время теряет свое значение, и ему хотелось, чтобы это мгновение, переполненное теплом, продолжалось бесконечно.                   И тут он отвернул взгляд в сторону. Тихо произнес:                   — Послушай… — сначала замялся фотограф, но вскоре, собравшись с мыслями, произнес с большей уверенностью, — я не собираюсь делать поспешных выводов о твоей истории, — после этих слов сердце Энди на мгновение замерло. — Но мне нужно время, чтобы все это осмыслить, принять…                          — Саймон, не стоит. Я всё понимаю, — мягко остановил его Энди, хотя его лицо стало серьёзным.                    Он хотел было заговорить о необходимости хранить тайну, но в последний момент передумал. Даже если Кук и решится рассказать об этом, вряд ли ему кто-то поверит. Скорее всего, все решат, что он просто бредит. Да и способен ли он на такой поступок, даже если у него есть какое-то мотив?             Энди почувствовал, как тягостная тишина окутывает их разговор, словно невидимая паутина, связывающая их мысли. И тут встал с кровати по пути захватив бутылку с пустыми стаканами и спешно направился к двери. Прежде чем уйти, сказал:             — Благодарю за то, что выслушал меня, и прости, что так долго скрывал все это от тебя, — произнес он, взглянув на Саймона, и на его губах появилась слабая улыбка, хоть в глазах все равно читалась какая-то глубокая печаль. Может быть, это горечь утраты от осознания того, что их пути больше не пересекутся?             — Если что, я буду в гостиной. Спокойной ночи.             На этом беседа была окончена. Саймон погасил свет, улёгся в постель и вскоре погрузился в приятный и долгий сон.

***

                                     Спустя две недели, удивительно, но дождливые тучи на время разошлись, и улицы окрасились тёплым солнечным светом, что не могло не радовать. В свой выходной Кук решил пройтись по городу в поисках идеальных объективов. Не желая беспокоить свою любимую машину, он отправился пешком — в этом была своя прелесть. Так он находил вдохновение и избавлялся от лишних мыслей. К счастью, на пути ему не встретились тот самый хулиган с его товарищами. Да и парень сам позабыл о прошлой встрече.                   Саймон после того дня больше не контактировал с Энди и никому не говорил о тех самых играх на выживания. Причина не заключалась в обиде; скорее, дело было в бесконечной занятости. Как только погода наладилась, объем работы значительно увеличился — не только из-за мистера Боу, но и в связи с наплывом дополнительных заказов. В силу этого даже не оставалось времени размышлять о той истории. Силы иссякли, и он сразу ложился спать, почти не успев обдумать последние события. Отдыхать вообще толком не получилось до сегодняшнего дня.                   Когда стрелки на часах указывали позднее время, Саймон с тяжёлым вздохом пожалел о том, что ночь незаметно окутала город. Он провёл более двух часов, погружённый в уличные прогулки, но завтра, как бы ни было трудно, ему предстояло явиться в редакцию без опозданий. Зная каждый закоулок мегаполиса, он спустился в метро через торговый центр, зная, что такси обременит его кошелёк, а пешком идти слишком далеко. Здесь, в непривычно холодной подсветке станции, он нашёл дешевое и удобное решение своей проблемы. Спустя мгновение, оплатив проезд у кассы, Саймон встал у дороги, ожидая свой транспорт. Он ощутил, как прохладный воздух станции окутывает его, и, закрыв глаза, на мгновение погрузился в мысли о завтрашнем дне, о предстоящих задачах.                   Парень, охваченный нетерпением, покачивался на носках, переходя взглядом с одного яркого рекламного плаката на другой, на которых были изображены концерты рок-групп или постеры к фильмам. На одном из экранов предстала пара, чьи губы слились в нежном поцелуе среди бушующей природы, охваченной пламенем вулкана. У одного из них были ярко-красные крылья, как у демона Ада. Саймон скривил нос и высунул язык, как при виде протухшего овоща. О фильме он услышал от Мии, которая недавно посетила кинотеатр в компании своей девушки. Такого недовольства сюжетом и героями он у нее еще не наблюдал. Она даже умудрилась сопровождать свой рассказ нецензурными словами, но лишь у входа редакции, когда рядом не было Камиллы и Боу. Обычно от такой спокойной девушки услышать подобное для Тревора и Саймона было в новинку.             Вокруг не было других людей, и это лишь усиливало его ощущение одиночества, заставляя сердце биться быстрее от волнения и тревоги. Тёмная и безлюдная станция напоминала ловушку, где чувство опасности витало в воздухе, словно хотелось, чтобы кто-то появился, чтобы разделить этот гнетущий момент. Особенно тревожили белоснежные плитки на полу, которые вызывали воспоминания о больничных коридорах, наполненных бледным светом и тишиной. Поэтому Саймон надел наушники, и звуки музыки унесли его далеко от неприятных ощущений. В этот момент все проблемы, тревоги и сомнения рассеялись.             — Oh no, don't be shy! There's a crowd to cry. Hold me, thrill me, kiss me, kill me! — парень не заметил, как начал подпевать певцу и танцевать в плавном ритме, покачивая корпусом и вздрагивая плечами. Кружась и скользя по полу, он вдруг наткнулся через стеклянную дверь на двух играющихся людей.             — Что за хрень? — тихим голосом недоумевал Саймон, вынимая из своих ушей наушники. Подошел к дверям чуть ближе, но ближе к стене, чтобы была возможность тут же спрятаться.                   Оттуда было видно, как зрелый мужчина, облачённый в поношенную и разорванную, словно после побоев, одежду, играл с молодым офисным работником, перекидывая между собой яркие цветные конверты. Причём, как в рассказе Энди, один конверт был красного цвета, а другой — голубого. Может они просто так развлекаются?             Следом за упавшими конвертами раздался резкий звук пощечины от юноши. Саймон несколько раз моргнул, пытаясь осознать, что это происходит на самом деле, а не лишь в его воображении. Вскоре удача улыбнулась этому несчастному мужчине, на щеках которого красовались следы удара. Фотограф инстинктивно упрятал голову, стараясь не привлекать внимания, но краем глаза заметил, как офисный работник извлёк из чемодана пачку зелёных купюр вместе с визиткой, передавая своему игроку. Мгновение, полное тревоги и ожидания, застыло в воздухе, как между ударами сердца.                    «Нет, этого не может быть!» — эта мысль звучала в его голове, словно колокол в церкви. Он изо всех сил сдерживал желание сползти по стене, стиснув зубы, чтобы унять тяжёлое дыхание. Внезапно Саймон опустился на скамью и, пытаясь унять тревогу, достал смартфон. Он делал вид, что внимательно читает, хотя на экране мерцала забавная фотография Тревора, облачённого в костюм оборотня.                   Дверь распахнулась, и из нее вышел тот самый таинственный незнакомец с чемоданом. На его губах играла лёгкая усмешка, когда он проходил мимо фотографа, не удостоив его даже взглядом. В то время как Саймон пытался унять дрожь и скрыть волнение, бушевавшее внутри, минуты ожидания казались бесконечными. Звуки лёгких мокасин, эхом отражавшиеся от холодных плит, затихли, и парень остался один со своими мыслями. Лишь тишина, подобно невидимому грузу, окутывала пространство.                   Ещё раз взглянув на стеклянную дверь и заметив, как поражённо-счастлив мужчина, потрёпанный жизнью, от своего выигрыша, Кук быстро подбежал к нему и, не раздумывая, вырвал визитку из рук.             — Какого хрена, чувак? — с недовольством спросил победитель, заметив, как фотограф с тревожным выражением лица рассматривает эту картонку. Она оставалась такой же светлой, с примитивными фигурами, хотя чернила слегка стерлись от грубого обращения. Это была точная копия предыдущих экземпляров у Энди. Понимание этого факта лишило Саймона спокойствия, и в ярости он порвал билет к смерти на две части, засунув его в карман джинсов. В этот момент к платформе подошло метро, и только начали выходить пассажиры.             — Что ты творишь? — не унимался мужчина и попытался схватить за руку, но Кук к этому времени уже спешно направлялся к транспорту.             — Спасаю тебе жизнь, балбес, — единственное, что успел крикнуть юноша напоследок, прежде чем устремился к входу в метро.                    Он устало сел на сиденье, настойчиво присматриваясь к окружению в поисках загадочного типа с чемоданом или его соратников. К счастью, поблизости не оказалось ни его, ни других пассажиров. Саймон медленно вытащил визитную карточку и начал сосредоточенно изучать её, соединяя две смятые половинки. В голове всё время крутилась мысль о том, что, возможно, витающая вокруг него паранойя — лишь результат зловещей истории о играх на выживание, а он случайно прихватил лотерейный билет или другую визитку у бедолаги. Он зажмурил глаза и снова открыл их несколько раз, но перед ним была всё та же мерзкая картонка. Внутри словно что-то гремело, как будто молот ударял по его сознанию, а окружающие звуки становились всё более приглушёнными; метро больше не раскачивало его так сильно. Он несколько раз ударил себя по лбу, словно надеясь пробудить разум и развеять туман отчаяния.                   «Энди не обманул», — понял сотрудник "Сверхъественное сегодня", опустив голову, словно от тяжести невысказанного чувства вины. Его руки, охваченные гневом, крепко сжимали плотный картон, пока он не смялся в его пальцах. 

***

                               В тот вечер в воздухе витала атмосфера торжественности. К величественному особняку, едва отличавшемуся от прочих современных зданий, приближались множество автомобилей, сверкающих яркими красками. Из них выходили уважаемые персоны, окруженные телохранителями, которые словно грозные тени, охраняли своих хозяев. Это завораживающее место располагалось вдали от суеты города, в уединении, где подобной красоты не встретить нигде. В лучах фонарей лица гостей озарялись улыбками, словно это был источник света, наполняющий окружающее пространство. Они уверенно шли к дверям, предвкушая нечто грандиозное, нечто незабываемое, что свяжет их судьбы на этом великолепном мероприятии.                   Войдя в богато украшенную гостиную, состоятельные гости были ослеплены красотой золотых и красных оттенков, которые сверкали в свете, как драгоценные камни. Антикварные зеркала в барочных рамах создавали впечатление, что пространство бесконечно расширяется, а аппетитные ароматы наполняли воздух. На столах, покрытых белоснежными скатертями, красовались разнообразные угощения: морской гребешок в лимонном соусе, утка с вишневой глазурью и экзотические тропические фрукты, нарезанные с такой тонкостью, что казались настоящим произведением искусства. Официанты в тёмных масках, с безупречными манерами, скользили между столами, наполняя бокалы игристым вином, которое, словно звезды, освещало пространство своими искрящимися пузырьками.                   Гости были погружены в бурное общение и легко обсуждали самые разнообразные темы. Однако идиллию нарушала одна эксцентричная особа в длинном до пола красном платье, увенчанная столь экстравагантным украшением на светлой макушке, что оно напоминало люстру. Она резко размахнула бокалом, как веером, вызывая брызги, которые тут же попали на безупречно белую одежду официанта.                   — Что ты мне подаешь, вошь треклятая? Я же просила белое игристое вино, а не эту кислятину? — яростно возмущалась дама, отчего казалось, что ее глаза заискрились. Однако официант не сдвинулся с места и никак не реагировал на ее выпад, будто окаменел.                                      — Марта, Марта, что ты такая заведенная сегодня? — прозвучал приятный мужской голос, останавливая истерики. Высокий крупный мужчина в темном смокинге с золотыми узорами приобнял за плечо свою гостью, прижимая к себе. — Даже с сада можно услышать твой ор!                   Марта уперла руки в грудь своего братца и оттолкнула его от себя.                   — Что-то твои работнички плохо справляются со своими обязанностями, Джим, — она метнула последний разъяренный взгляд на смуглого официанта и добавила с насмешкой, — ты что всякий сброд по заявлению набираешь?                   Повезло, их перепалкой никто особо не интересовался, однако хозяину столь обширного особняка совсем не понравились её слова.                   — Умерь пыл, — неожиданно серьезно заговорил Джим. — То что ты моя сестра, это еще не значит, что имеешь право так обращаться с моими людьми. Ты не у себя дома.                   Он бросил на своего работника извиняющийся взгляд и помахал рукой в сторону, намекая ретироваться из зала. Однако Марта расслабилась в лице, получая удовольствия от его перемены настроения.                   — В следующий раз возьму кого-то из своих, — ответила она, растягивая свои красные от помады губы.                   Чуть-чуть поболтав с сестрой, Джим быстро направился по коридору, бросая гостям короткое: «Здрасте». Дурная резинка от маски невыносимо давила на уши, вызывая зуд, будто от укуса муравья, и ему приходилось время от времени поправлять свой длинный пепельный хвост. Единственное, что связывало его с Мартой, — это цвет волос, и оба они были крашеные. Если для нее, с бледной кожей, этот оттенок выглядел гармонично, то афроамериканец со светлыми волосами производил эффект, едва ли вписывающийся в общую картину, и заинтересованные взгляды окружающих не удавалось скрыть. Однако этому господину было абсолютно все равно на мнения других. Он уверенно шагал вперед, словно бросая вызов всем предвзятым суждениям, уверенный в том, что индивидуальность — это его главный козырь.                                      Глаза приметили знакомую фигуру, курящую у балкона, обколотившись спиной об стену и задумчиво всматриваясь в темное небо. Щуплый бледнолицый мужчина отличался тем, что был полностью в черной одежде и не парадной. Даже плащ не снял. Джим же улыбнувшись, двинулся в его сторону и собирался было обнять, как гость повернулся к нему, выдыхая дым прямо в лицо.                   — Кхе-кхе, — хозяин особняка помахал рукой и колко заметил, — какое оригинальное приветствие, Перри! Может ты скоро перейдешь на перегарный алфавит?                   От своей шутки он рассмеялся, а его собеседник устало выдохнул и закатил глаза.                    — Что тут стоишь, как не родной? Хоть бы поел чего-нибудь, а то так всё разберут, как на рынке.                   — Аппетит тут пропал, когда на горизонте маячит Марта, — скучающее и недовольно ответил Перри со сощуренными зелеными глазами и кивнул головой в сторону своей сестры, которая вновь с кем-то там спорит. — Зачем ты пригласил эту дуру? Как капризная девчонка, внимания ищет.                   Джим усмехнулся, наблюдая, как Марта с жадностью опустошает один бокал вина за другим. Вскоре она энергично начала указывать музыкантам, какую музыку им следует исполнять. Ее голос, сначала нервный и трепещущий, постепенно успокоился, придавая ей некую игривую безмятежность, и звуки стали почти нечленораздельными. Парни, сидя в уголке, не могли сдержать смех. Энергия веселья наполнила пространство, а музыканты, обреченно выдыхая, принялись исполнять желание подвыпившей гостьи и наблюдать за ее жестикулированием.                   — Ну, знаешь, без нее было бы как-то совсем уныло. Так хоть поржать можно, — пояснил Джим, усмехаясь очередным закатыванием глаз своего старшего братца. — В конце-концов она тоже часть нашего небольшого общества.                   — Какой же ты мазохист, Джим, — нервно рассмеялся Перри и тут же вновь вернул тоскливое выражение лица. — Иди, давай, развлекайся, я хочу один побыть.                                Тот напоследок похлопал по плечу младшего братца и, чуть приподняв голову, незаметно ушёл. В первый раз за многие годы он действительно испытывал радость, вновь увидев его, после того как их приемная, властолюбивая мать, разделила имущество, унося с собой раздор. Все оказались вовлечены в эту борьбу, особенно Марта. Однако ему не было поводов для недовольства, ведь он вышел из спора с роскошным особняком и внушительной суммой денег. Не последнюю роль в этом сыграла и смерть старшего братца — строгого и невыносимого члена семьи. Интересно, пришел бы он на это мероприятие или же нет? Но сейчас, на фоне этого запутанного наследства, его отсутствие ощущалось почти как облегчение, позволившее присмотреться к своим близким с иным восприятием — освобождённым от старых обид.                   Джим наконец-то достиг своей заветной комнаты, места уединения, о котором мечтал. Открывая дверь, он с удовольствием заметил, как все было просторно и гармонично расставлено. Помнится, он долго трудился над дизайном этого убежища, игнорируя любые стандарты. Под мягким светом люстры величественно возвышался огромный экран, несомненно, превосходивший семейные портреты, что украшали коридоры. Рядом на красных стенах восседали несколько голов животных с разинутыми ртами — трофеи его охотничьих подвигов, напоминающих о смелых вылазках. В углу гордо стоял шкаф, наполненный алкогольными напитками — эта тщательно собранная коллекция сияла, как драгоценности, отражая ту самую любовь и усердие, с которыми он собирал каждую бутылку.             Мужчина, утомленный весельем гостей, подошел к дивану, обитому мягкой тканью, и с облегчением опустился на него. Наслаждаясь мягкостью и комфортом, он позволил глубокому вздоху расслабления вырваться из груди, закрыв глаза и на мгновение погружаясь в тишину. Вдалеке доносились звуки смеха и звон бокалов, но здесь, в этом уединенном уголке, царила умиротворенность. Эти помпезные мероприятия не приносили ему удовлетворения в отличие от его младшей сестренки, а только утомляли. Всем улыбаться и проявлять манеры, делать вид, что разговоры его увлекают, хотя на самом деле, сердце его томилось от безразличия. Каждый светский раут был словно маскарад, где гнездились фальшивые улыбки и наигранные интересы, в то время как он мечтал поскорее оказаться от всего этого подальше. Хоть что-то общего с Перри, правда тот вообще ни с кем связь не поддерживал. Спрятался у себя на далеком острове и живет там в своем удовольствие.             Однако празднование это было задумано не просто так. С момента триумфа его "золотой подковы" организаторам пришлось скрываться на протяжении нескольких лет, чтобы избежать опасности со стороны закона. К счастью для Джима и всех остальных, их любимые забавы вновь обрели дыхание. Даже его родственнички не оставались в стороне от этого зрелища: Марта наслаждалась выражением отчаяния на их лицах, а кто-то другой наблюдал с необычайным интересом за их беспомощностью перед лицом неминуемой гибели. Средний сын Петерсен был в полном восторге от жестоких битв и драк, от той жгучей ненависти, что кипела между игроками, готовыми пойти на все ради сохранения своей жизни и шанса на денежный выигрыш.             Минуты молчания растянулись в воздухе, пока вдруг не раздался стук в дверь. Джим с недовольным вздохом произнес: —Что надо? В ответ на его слова в проеме двери показалась голова слуги. Его маска закрывала всё лицо, скрывая даже губы, что придавало ему вид таинственной тени.             — А, это ты, уж думал, что кто-то из гостей не может найти уборную. Входи, — облегченно сказал мужчина, подзывая рукой к себе.             Парень осторожно и довольно быстро захлопнул за собой дверь, оказавшись напротив своего хозяина на недостижимо близком расстоянии, словно замышляя тайное воровство. Хозяин, устроившись с явным пренебрежением на диване, взглянул на него с ехидством, будто видя сквозь маску его неуверенность.             — Как там гости? Не устроили дебош? — поинтересовался он с ухмылкой. По крайней мере ради этого мог покинуть свое убежище.             — Нет, господин. Всё спокойно, — безэмоционально ответил работник. Джим разочарованно выдохнул и нарочито изобразил грустную физиономию.             — Жаль, я как раз надеялся, что после нескольких бокалов Марта снова будет танцевать на столе или хотя бы с кем-нибудь подерется, — сказал он с улыбкой. — Но ничего, у нас ещё вся ночь впереди. Только неохота никуда идти, а следить за своим домом надо. Мало ли кто из этих гостей захотят у меня что-нибудь поломать!             — Может мне стоит настроить камеру видеонаблюдения, что вы могли понаблюдать, не выходя из комнаты? — предложил парень, отчего Петерсен изумился.             — Зачем же так радикально? — ответил Петерсен с лёгкой иронией в голосе. — У нас и без этого достаточно средств для наблюдения. Окно, например.             Собеседник усмехнулся и сделал шаг ближе, его глаза сверкали любопытством.              — Уверяю вас, иногда лучше наблюдать издалека. Не привлекая внимания, можно увидеть больше. Вам интересно, что происходит за пределами этой комнаты?             Петерсен нахмурился от предложения своего персонала. Из таких мозговитых был только дворецкий и его личный адвокат, а остальные молча и покорно выполняли поручения. А потом же расслабился в лице.              — Вполне хорошение решение...э-э-э — запнулся мужчина, задумчиво поднимая глаза к потолку.             — Эндрю, господин, — добавил за него Эндрю.             — Да-да, приступай.             Официант, без малейших подсказок, отодвинул на стене голову оленя, слегка приподняв ее, чтобы ввести код на крошечном экране. Он справлялся с этой задачей с удивительной быстротой и ловкостью, словно был хозяином этой комнаты, а не сам Джим. Тот наблюдал за ним с нескрываемым интересом, не в силах понять, как мог нанять такого работника. Его взгляд зацепился за короткие гладкие каштановые волосы на затылке официанта. Вдруг возникло стремление взглянуть глубже, узнать, что скрыто под маской этого человека.                   «Боже, почти все сотрудники бывали в этой комнате, а я волнуюсь, как последний идиот? Может быть, я просто устал от этого вечера и поэтому надумал всякого лишнего?» — спрашивал сам себя Петерсон, потирая пальцем свой подбородок.                   Вместо стены открылся проход в тесную темную комнату, наполненную светом многочисленных включенных камер. Эндрю быстро переступил порог и сел на стул, уверенно взявшись за мышь. Минуты пролетали незаметно, и вскоре парень с удовлетворением воскликнул: "Готово!"                    На большом экране проявились образы групп людей в зале, и по велению Джима работник медленно перелистывал локации, стремясь выяснить, чем заняты гости. Самые сдержанные оставались собраны в одном углу, в то время как некоторые предпочитали уединиться в саду. Среди них был и его старший брат Перри, погруженный в собственные размышления. В этом тихом уголке, словно оазисе, он искал укрытие от суеты и шума, которые царили вокруг.                                Но по сути ничего не произошло, и вернуться пришлось к тому моменту, когда рядом с музыкантами у небольшой сценки появилась изумительная рыжеволосая девушка в коротком золотом платье. Ее взгляд, полон таинственного озорства, привлекал восхищенные взгляды всех присутствующих. Её красота, словно яркая вспышка, освещала окружающее пространство. Звук камеры вполне хорошо улавливал ее пение, но, безусловно, живое исполнение подарило бы зрителям нечто несравненно более глубокое и радостное.             — Эндрю, налей-ка мне бренди, — не отрывая от экрана, сказал Джим.             — Конечно, господин.                   Было слышно, как он действовал стремительно и почти незаметно. Даже на расстоянии можно было почувствовать аромат бренди с нотками сухофруктов и миндаля, который словно невидимая дымка окутывал хозяина комнаты. Как только стакан оказался в его руках, Петерсон сразу же сделал глоток. Он почувствовал, как приятное тепло, словно мягкое одеяло, обволакивает его тело, наполняя энергией и спокойствием.                   Краем глаза он заметил, как Эндрю смотрел на него с холодностью и одновременно с каким-то любопытством в глазах. Опасается, что не тот напиток налил? Или же у него другая цель?                   Погрузившись в само выступление, он начал безмолвно сканировать окружение, стараясь разглядеть силуэты своих друзей. Кто-то шептался и смеялся, в то время как другие погружались в глубокие споры. Таким образом, он мог наблюдать за всем без укрытий, ощущая себя беззащитным осужденным, потупившим взгляд жертвы. Однако вскоре это занятие стало ему скучным, и он попросил перемотать к другим уголкам дома, надеясь, что вскоре произойдет что-то увлекательное.                         Внезапно Джим почувствовал, как по его телу пробежала странная волна, оставив после себя ощущение тяжести и удушья. Это было похоже на то, как будто он проснулся после долгой ночи, проведённой за игрой, и выпил слишком много, потеряв счёт времени и чувство меры. Джим с трудом пошевелил пальцами, разжимая их и снова сжимая, ощущая лёгкую дрожь, но боли не было.                   — Господин Петерсен, позвольте мне продемонстрировать вам нечто особенное, — в голосе Эндрю прозвучала нарочитая вежливость, и, казалось, он улыбается через маску. — Уверен, вам это понравится.                   Владелец столь вместительного дома улыбнулся. В его глазах цвета янтаря мелькнуло любопытство.                                      — Ну, что ж, удиви меня, — после слов он расслабленно сложил одну ногу на другую.                         Работник удовлетворенно хмыкнул и сел за стол. Он что-то зашевелил губами, но его слова удалось уловить лишь смутно. Джим вновь уставился в экран, его скучающий взгляд сметал силуэты гостей. Все происходило по привычному сценарию, пока одна кудрявая барышня в зеленом платье не качнулась и не коснулась своих губ рукой, на которой сверкала кровь.                   В вихре ужаса и неизведанного, на экране разыгрывалась картина смерти. Гости события, ранее окруженные атмосферой веселья и праздника, теперь превратились в жертв коварный игры. Только вот на то, на что они ставили, из участников выжить мог только один, а здесь... Никто. Из их глаз на землю струилась кровь, а губы, некогда искренне улыбающиеся, сейчас были искажены судорогами агонии. Яд, находящийся в бокалах, медленно, но верно вымывал жизнь из тел.                   В хаосе паники музыканты, скрывавшиеся за масками ледяных улыбок, выходили из своих ролей. С укрытыми в тени злобными намерениями, они схватили холодное оружие из ножен на ногах и начали жестокую расправу. Официанты, ранее уверенно сервировавшие столы, теперь с безумной ненавистью метали ножи, стреляли из арбалетов, пронзали стальным холодным оружием в гостей. Звуки гнева и страха переплетались мелодиями, которые пусть и придавали зловещую атмосферу празднику, унесли в бездну вечности тех, кто не осознавал, что торжество обернется резней.                   Тот официант, обросший пятнами от шампанского, приближался к Марте, которая едва могла двигаться, окутанная алкогольным опьянением. Внезапно, с безжалостной ловкостью, он одним движением меча отрубил ей голову. Джим издал испуганный и шокированный вздох. Кто-то, охваченный паникой, стремился к бегству, в то время как другие отчаянно сопротивлялись, но их усилия были тщетны перед численным превосходством обслуживающего персонала. И вот, на экране, за страшным и мерзким спектаклем, появилось новое изображение — нечто совершенно иное, что поглотило внимание уставших глаз.                                      В саду Перри, проколотый несколькими кинжалами, прижат к дереву, будто он служил своим телом игрой в дартс. Его глаза, расширенные от ужаса, смотрели прямо вперед, на камеру. Образы сменялись один за другим, создавая ужасающую панораму смерти. Куда ни посмотри — повсюду лишь трупы: по коридорам, в залах, у входа. Лишь телохранителей оглушили, оттащив в безмолвный уголок, где они теперь не могли воспрепятствовать тому, что происходило. Джим вдруг ощутил что-то холодное и мокрое. Прикоснувшись к носу, он осознал, что это — кровь.                   Петерсон с глубоким усилием поднял голову и устремил на своего работника взгляд, полный ужаса и ярости. Он искренне не мог понять, кому приспичило совершать такое? И ладно бы, сам был из самой главой какой-нибудь мафии, но нет. Между тем, парень в маске остался неподвижно стоять у экрана.                   — Кто ты, тварь? — вырвался из его горла крик, пропитанный хрипом. Джим не заметил, как он вскочил с кровати, с яростью сорвав с лица маску, сжимая и искажая её в руках, как будто в попытке выжать из неё все свои гнев и отчаяние. Работник перехватил его руку, удерживая её в своей тёплой ладони, но не отпустил.                   Помятая чёрная маска с глухим стуком упала на пол. Лицо Петерсона исказилось от гнева, смешанного с удивлением, когда он увидел знакомое лицо.                   Тот самый юноша, на которого пять лет назад он поставил крупную ставку и получил за него огромный доход. Точнее, то, что от него осталось.                   Непокорные кудрявые волосы, ныне выпрямленные, отразили его новый облик, а усы и щетина тщательно подправлены. Он возмужал, не оставив шанса напуганному усталому пареньку, который когда-то носил в себе следы неуверенности. Его тело явило собой результат упорных тренировок в спортзале, и в нем царила уверенность. Сейчас он смотрел с самодовольством, с злорадной ухмылкой.                   — Двести восемьдесят один, — едва произнес Джим, уставившись взглядом в свою "золотую подкову". Будто всё еще не верил, кто стоял перед ним.                   — Приятно осознавать, что спустя столько лет ты все ещё помнишь меня, Кадел, — наконец произнёс инвестор, изображая теплую улыбку. Он сделал шаг вперед и толкнул так, чтобы единственный выживший среди своих мог упасть спиной на диван.                   Петерсона охватило чувство глубокого отчаяния. Не столько от гибели близких и дорогих ему людей, сколько от осознания собственного ничтожества. От осознания того, что он позволил себе проявить беспечность в выборе персонала, и это привело к тому, что теперь его больше не уважали и даже не боялись. Его, как глупого ребёнка, обманули, напоив каким-то ядом, и с каждой секундой боль становилась всё более невыносимой. И самое ужасное, он больше не властен над собственным телом. Или же...                   — Так это ты… — из уст его хлынула кровь, выступая как багровый ручей, голос его прерывался, а муки становились всё более нестерпимыми. Но Джим не желал поддаваться; в его сознании царила лишь неудержимая решимость: — всё устроил…                   Это не было вопросом, скорее, утверждением.                    Мужчина был поражен внезапным открытием. Энди, используя свои средства, мог нанять искусного киллера, устроить тщательно спланированную аварию и похитить близких. Для чего же ему все эти ухищрения? Вопрос витал в воздухе, тяжелый и неотвратимый, словно тень, окутывающая его мысли.                   — А что? Не понравилось? — в ответ Джим нахмурился, после чего Энди не по-настоящему загрустил. — Жаль, а ведь я так старался! Тебе же так нравились все эти бойни, как это обычно бывает в твоих любимых играх.                   Фостер, к большому неудовольствию Петерсона, уселся рядом с ним, одарив его уверенной улыбкой. Его движения были такими непринуждёнными.                   — Не переживай, Джим. Я не стану обременять тебя долгими желчными речами, иначе ты просто откинешься на середине, — пролепетал парень нарочито заботливым голоском, бережно поднимая подбородок собеседника, чтобы развернуть его лицо к себе. — А так дело не пойдет.                   В действительности, ему хотелось сказать гораздо больше. Излить всю ту горечь, что копилась в его душе на протяжении пяти долгих лет. Как он жаждал этой встречи! Как тщательно он выстраивал каждый шаг своего плана! Как искал союзников, таких же победителей, как он, переживших тот же ужас! Он даже собирался расправиться с Петерсоном в последнюю очередь, уничтожив причастных к созданию игр и всех стражников. Но судьба вновь внесла свои коррективы, когда возобновились игры, и Джим отважился устроить вечеринку для своих. О, да, Энди проявил хитрость, устроив своих сообщников к нему в качестве рабочих.                   Это тот момент, когда всё придёт к своему логическому завершению, ведь он так долго ждал и строил свои планы. Теперь ему лишь предстояло найти нужные слова, чтобы выразить всю ту накалённую страсть и гнев, что готовы были вырваться наружу. Волнение переполняло его, приручая мечты, мечты о мести, о справедливости и о том, чего он лишился, хоть внешне Фостер старался держать свое лицо.                   — При первой нашей встрече ты как-то обмолвился, что умирают те, у кого жизнь не имеет смысла, — заговорил он, отчего Джим изумленно распахнул глаза. — До сих пор так думаешь?                   Петерсон лишь усмехнулся, и, издав сухой кашель, случайно окропил одежду Энди своей кровью. Но тот, словно не заметив происходящего, сидел неподвижно, погруженный в свои размышления.                   — В твоих словах есть доля правды. Например, я могу сказать тоже самое о твоей жизни, — произнес парень, внезапно посерьезнев, с презрительной усмешкой на губах. — Поверь, мне потребовалось не мало времени, чтобы узнать, какой деятельностью ты занимаешься. И что же? За всю твою жизнь ты только и делал, что тратил деньги своей покойной матушки на всякие развлечения.                         Сам же Фостер сразу же поступил в один из самых престижных университетов Америки, чтобы стать достойным инвестором. Днями и ночами он погружался в книги, маскируя перед окружающими свои переживания, когда в голове все еще мелькали изуродованные силуэты его погибших товарищей. Его единственной отдушиной были ежедневные физические тренировки, которые хоть как-то смягчали груз страха и тоски. Кровавые деньги он щедро направлял в приюты для животных, находящиеся на грани закрытия, и посильно поддерживал волонтеров, стремящихся сделать мир хоть немного лучше. Но этого было недостаточно. Это было слишком мало по сравнению с трагедиями четырехсот утраченных жизней и страданиями их семей. Глубина его вины не поддавалась измерению, и каждый день напоминала о том, что восстановить утраченное невозможно.                   И кто бы стал так поступать, если бы Энди погиб тогда на играх? Кто бы не сломался духом и попытался жить дальше? И спасибо Вики, что таки спасла его жизнь тем самым вечером.                   Теперь он явственно ощущал, что хотя и уступает Каделу финансово, во всех прочих отношениях превосходит его. Этот некогда грозный и внушающий страх великан теперь казался жалким и ничтожным.                   Джим улыбнулся. Не с насмешкой, без злорадства, без каких-либо фальшивых нот, а с искренностью, пусть не широко. Словно он не был на краю гибели от рук врага, а находился в уютной компании приятного собеседника. Энди оцепенел, не в силах понять, откуда взялась такая реакция.                   "Да он издевается!" — мелькнуло у него в голове, отчего внутреннее инвестор напрягся от ожидания.                   Вот он, вероятно, напоследок произнесет угрозу, уверяя, что на этом всё не закончится. Скоро за него и его товарищей хватятся, а злого негодяя Энди отправят за решетку на всю жизнь или же приведут к расстрелу те же самые стражники в розовых комбинезонах и дурацкими решетчатыми масками. Но этот господин умеет удивлять.                   — Знаешь... я нисколько не жалею... когда я ставил на твою победу — как во время ангины он говорил тихим и хриплым голосом, сопровождаемым кашлем. — Ты в самом деле оказался сильнее всех своих соперников, раз смог провернуть такое.                   Ему было тяжело, как никогда прежде, но стоит отдать должное, Петерсон проявил удивительную стойкость. В глазах Фостера он больше не выглядел столь же уязвимым. Его огромная ладонь с усилием поднялась и опустилась на плечо собеседника, ободряющее и слабо похлопывая.                   — Жалко, что я не доживу до того момента, пока ты там всех порешаешь. Твое упорство, твое стремление так впечатляют... Энди.                   Ему хотелось сказать еще, но то, что он произнес целое предложение почти без кашля, было уже своего рода подвигом. Особенно радостно перед лицом смерти созерцать недоуменное и ошарашенное выражение лица врага, к которому не испытывал ни капли презрения или ненависти. В глазах Джима читалась искренняя гордость. И даже никакой обиды не испытал, когда слушал речь про себя. Потому что это правда. А на правду не обижаются, верно?                          Сам Фостер, потрясённый, с недоумением глядел на него, не в силах найти слова. Это было не то, что он ждал услышать. Угрозы, оскорбления, жалостливые слезы — всё это можно было бы принять, но не это. Этот урод, наверняка, просто храбрится, стоя на краю пропасти, не позволяя страху овладеть собой. Но почему же он не послал его подальше? Почему же не пожелал, чтобы планы у его "золотой подковы" разбились в пух и прах?                   Энди еще присмотрелся, но, к своему разочарованию, Джим смотрел с той же теплой, хоть и слабой улыбкой. Тут же вместо оцепенения пришла ярость. Заглушающая все мысли. Только желание стереть с физиономии эту мерзкую эмоцию.                   — Ну, нет, сукин, ты, сын, я не позволю, чтобы ты так лыбился, — рассвирепел парень и зарылся пятерней в пепельные волосы, намотал на кулак и оттянул со всей болью, заставляя смотреть на него. Из глаз Петерсона, вытекала маленькими ручьями кровь, будто он плакал.                   — Смотри на меня, — прокричал он, его голос звучал как грозовой раскат, — и запоминай: я не остановлюсь и расправлюсь с теми, кто продолжает вбрасывать деньги в это зверство. После — с теми, кто собирает людей, заманивая на этот проклятый остров, и с теми, кто там работает. Вы недостойны жизни, вы — мерзкие паразиты, которых следует истребить. И я с величайшим удовольствием выполню этот долг.                   Его взгляд задержался на мерцающем экране, на котором по-прежнему покоились тела гостей, а вокруг мельчила тень его сообщников. Энди усмехнулся, ведя Джима, не отнимая руки от головы. Приблизившись, он с силой обрушил удар — оставив лишь небольшую вмятину. Повторил, на этот раз с еще большей яростью. На экране возникло темное пятно, и изображение исчезло. Третий удар последовал за ним, и экран потух, погрузившись в зловещую темноту. Несколько осколков разбилось о ковер, отчаянно сверкая на мягком ворсе. Четвертый, затем еще несколько — разряды гнева гремели в тишине.                   Петерсон издавал предсмертные и болезненные хрипы и стоны, пока Фостер безжалостно обходился с его лицом, словно с жалким предметом, обрушивая удары о холодный экран. Кровь словно алые слезы, падали в след за осколками, смешиваясь с пылью. Удары были беспощадными, грубыми, пронизанными звериной жестокостью, которая с каждым мгновением лишь усиливалась. Сжатые в мужской руке волосы, отражали теперь новый ужасающий цвет — цвет крови.                   И так продолжалась эта бесконечная череда, пока, вдруг, за экраном не образовалась зияющая дыра, и в ней внезапно показалась голова Джима Петерсона — вернее, кровавое нечто, что некогда было им. Парень отшатнулся и отпустил его, и телевизор с глухим ударом обрушился на обмякшее тело, разрывая мучительное молчание.                   Энди остановился, вытирая пот со лба. На душе его не было ни капли удовлетворения, не ощущалось и тени удовольствия. Ранее он предавался мечтам о том, как будет пытать, мучить и уничтожать, подобно Патрику Бэйтману. Но ему не хотелось марать руки в этой грязи, хотя и было приятно представлять, как Джим будет корчиться в муках, страдая от своего единственного решения — поставить на того, на кого не следует. Мучительные последствия его выбора должны стать его концом, а также концом его несчастных спутников. А вот хороший яд был бы идеальным решением — холодным, безмолвным, способным вызвать мучения, не оставляя следов.                   И ведь довел зараза, что аж теперь лежит с головой в большом телевизоре, как страус в песке. И теперь мертв.                   Фостер ощутил гнетущую пустоту, порождённую этой местью. Столь же мучительно было бы, если всю жизнь жаждать какого-то лакомства и, наконец, испробовав его, не ощутить желанного восторга. С отягощенным сердцем он направился к шкафчику, где стояли бутылки, бесстрастно выбрав одну из нераспечатанных. Сорвав крышку, жадно сделал несколько глотков, после чего послал её в полет, задев портрет Джима, изображавшего Всадника Апокалипсиса. Как гордо восседает на лошади и машет мечом. Даже кличку себе дурацкую выбрал — Кадел.                   "Интересно, если я действительно уничтожу их всех, что же случится со мной потом? Придется ли мне убегать от полиции? Вряд ли они захотят превозносить меня как героя народа", — после размышлений горько рассмеялся и покачнулся на ватных ногах.                   Внезапно в карманах брюк завибрировал телефон, издав неприятный звук. Фостер с недовольством застонал и протянул руку, мысленно упрекая себя за то, что забыл отключить его, а лучше бы и вовсе не брал в такое время. Он уже собирался отклонить звонок, как вдруг на экране высветился номер Саймона. Это его удивило. Без лишних раздумий он ответил.             — Энди, слава богу, ты ответил. Тут я такое нашел, что… — голос фотографа был дрожащим, переполненным страхом, каждое слово вытекало с трудом, дыхание его было прерывистым. Вокруг царил уличный гул, и ясно было, что он где-то на открытом воздухе.                   Что заставило его бродить ночью? К счастью, Энди не спал, иначе проигнорировал бы звонок или в дурном настроении отослал его подальше. Хотя и сейчас он не был в превосходной форме, услышать голос бывшего возлюбленного после двух недель молчания было почти приятно.                   — Прости... Прости меня, дурака, что... я тебе не поверил. Ты был прав... целиком и полностью... Они в самом деле...                   — Саймон, не спеши. Сначала глубоко вдохни, — Энди для наглядности сам следует своим словам, чтобы хотя бы немного успокоить Кука. — Теперь медленно выдыхай. Легче? — из смартфона донеслось тихое угу. — А теперь рассказывай.                    Кук, несколько успокоившись, наконец смог поведать, что же его глубоко потрясло, и Энди с каждым словом становился всё более мрачным. Однако стоило посмотреть на мертвого Джима, то тут же усмехнулся.                   — Ты всё сделал правильно, — мягко, но серьезно сказал Фостер, — а теперь иди домой, отдохни. На тебя столько свалилось.                   — Да, блять, Энди, как я спать буду, зная, что там такой пиздец твориться в нашем мире? — закричал Саймон, не сдерживая себя в выражениях. Отчего парень раздраженно выдохнул.                   — Пожалуйста, успокойся, иначе наделаешь глупостей, — прервал его инвестор ледяным тоном. — Не смей, слышишь, никому об этом ни говорить, ни писать, даже самым близким. И ты сам это прекрасно осознаешь. А я… — он замялся, не зная, как поступить в этой ситуации, — что-нибудь придумаю. Спасибо, что сообщил мне и не выбрасывай визитку. Она нам еще понадобится.                   — Энди! Черт тебя подери!                   — Жди моего звонка, и мы все обсудим. До свидания, Саймон! — резко оборвал разговор, услышав приближающиеся шаги по коридору. Энди тут же выбросил телефон в открытое окно, и звук разбившегося об каменные плиты аппарата эхом разнесся в тишине.                   «Хорошо, что в телефонной книжке записал все номера, но всё равно жаль. Такой полезный телефон… был», — мысленно заныл молодой человек. Однако он прекрасно осознавал, что в данной ситуации это, возможно, к лучшему, ведь его могли быстро рассекретить. Но после стольких операций допустить такую глупую ошибку было просто недопустимо!                   Дверь распахнулась, и в проеме возник силуэт того самого официанта, которого Марта облила шампанским. Маска исчезла с его лица, а одежда была покрыта кровью. Высокий смуглый юноша с необычными, то ли серыми, то ли зелеными глазами, исподлобья взглянул на своего союзника с подозрением.                   — С кем это ты разговариваешь? — осведомился он, скрестив руки на груди. Его губы удивлённо приоткрылись, как только он заметил тело Петерсона, покоящееся с головой в телевизоре. Необычный способ убийства, ничего не скажешь!                   Фостер чувствовал себя словно школьник, ошарашенный уличением за шпаргалкой на экзамене. Но, подавив страх, он сразу же ответил своему товарищу с едкой насмешкой в голосе:                   — С моим дорогим другом Джимом, — произнес инвестор, приблизившись и грациозно опустившись на корточки возле тела, под котором образовалась огромная кровавая лужа, словно он был неким музейным экспонатом. Его собеседник поморщился.                   — Не ври мне, Энди. Думаешь, я по звуку не разберу, что ты выбросил из окна свой телефон?                   Сам Энди устало выдохнул, понимая, что ему не отвертеться. Все же за время сотрудничества Лой успел хорошо его изучить. Самый разумный и ценный союзник из всех, кто у них был. В конце концов, если бы не он, столь грандиозный план еще десятилетие оставался бы без реализации, унося по пути тысячи жизней невинных людей. Однако выслушивать его недовольства совсем не хотелось.                   Перед отправлением к особняку, Лой ворчал и сетовал на то, что оставлять телохранителей в живых — занятие слишком обременительное и рискованное. Ведь кто знает, что они натворят, пробудившись вдалеке от цивилизации. Тем не менее, Фостер твердо заявил, что не все из них осведомлены о грязных тайнах своих хозяев, и убивать непричастных было бы сущей несправедливостью. Как он мог противоречить тому, за что боролся? Лою тогда пришлось согласиться.                   — Прошу, избавь меня от упрёков, — проворчал Энди, закатывая глаза. — Да, я поступил безответственно, взяв его с собой. И больше не собираюсь так рисковать.                   — Молодец, что признаешь свои промахи, однако вопрос у меня совсем иной, — произнес собеседник с невозмутимым видом.                                — Ничего особенного, Лой. Один из наших сообщил, что сегодня вечером эти мерзавцы собирают народ для своих игр, — наконец ответил Фостер, хоть и не полностью. Связь с бывшим возлюбленным только спровоцирует конфликт.                   После ответа Лой невольно нахмурился, но, по крайней мере, его взгляд больше не выражал недоверие.                   — Ещё один… — пробормотал он, запрокинув голову. Нет смысла сейчас распинаться. Сколько уже сил потрачено за этот вечер, разрываясь между ролью официанта и выдержкой перед высокомерными гостями. А эта выскочка в красном, обозвавшая его вошью и облившая шампанским… Теперь её мерзкая голова словно ненужный мяч валяется где-то в зале. От этой мысли чуть улыбнулся.                   — Как вообще дела обстоят? — поинтересовался Энди, решая прервать неловкое молчание.                   — А как они могут обстоять? — едко прокомментировал парень, на что получил чужой недовольный вздох, — кого нужно — истребили, остальных увозят прочь.                   — Прекрасно. Именно это я и хотел услышать, — произнес Фостер с серьезностью, даровав искреннюю, хоть и сдержанную улыбку, выражая свою благодарность. Не только за этот вечер, но и за долгое сотрудничество. Лой все понял и ответил ему таким же взглядом.                   — Ладно, я тогда пойду, — сказал он и отвернулся, приоткрывая дверь.                   — Я тоже скоро спущусь.                   Как только Лой ушел, Энди перевел дух. Из окон доносился шум — его подручные таскали тела и вполголоса переговаривались. Всё это теперь не имело значения. Пусть даже бренные сокровища перепадают им, ведь вскоре от всего этого останется лишь пыль, как и от самого места.                   Он направился к комнате с мониторами. На центральном экране вместо скрупулёзной работы его сообщников отразился его собственный облик. Верх смокинга был омываем багряными следами, кровь покрывала лицо и руки. Сейчас от доброго и благородного инвестора ничего не осталось.                    Внезапная гроза расколола небо, и в слепящем свете молнии на мгновение возникло лицо той сломленной и запутавшейся души, которая не познала убийства, в той же зеленой форме и с виноватым взглядом.                   Энди, охваченный тревогой, поспешно отпрянул и, настороженно выглянув из-за двери, устремил свой взор в окно. Однако всё было тихо, и ничто не нарушало безмолвия. Вероятно, ему лишь померещилось.                   Взгляд его вновь устремился вперед, скользя по множеству тел, разбросанных по всему особняку и за его пределами. Интересно, как пройдут игры, когда зрителей больше нет? Некому делать ставки. О, как заманчиво было бы увидеть потрясенные лица организаторов. Что же делать им, бедняжкам? Как выкручиваться?                   Пять лет минуло — это так много для того, чтобы совершить первый решительный шаг против этого мракобесия. Пять лет — и столь мало сделано. Если властям наплевать, то ему точно нет. Даже если это будет стоить ему жизни. Лучше так, чем притворяться, что ничего не происходит.                                Энди, напоследок ударил кулаком экран, тот угас в ответ, разодрал костяшки пальцев до крови. Боли не ощущалось. Злобно усмехнулся. Скоро начнутся новые игры, и он будет непременно в них участвовать.

Награды от читателей

Войдите на сервис, чтобы оставить свой отзыв о работе.