Pleasure Beyond Pain

Дорога тянется вдаль, теряясь меж зелёными холмами. Живописного фона безоблачного неба должно хватить для успокоения и прекращения, вызванной напряжением, сверлящей боли в висках. Но Сынмин чувствует себя несчастным. «Несчастный» — хорошее слово, чтобы описать закрутившийся хаос его жизни. Он съезжает на обочину, не в силах вынести боль, пронзавшую то одну сторону головы, то другую. Он не может принять обезболивающее; если бы вернулся в свою двухкомнатную квартиру, удобно лежал в постели с включённым телевизором, то, конечно, смог бы принять две, может быть, три таблетки. Но у него даже квартиры больше нет. Его просто сняли с дела после того, как он задал слишком много вопросов — правильных вопросов. Дали новое задание, из-за которого надо уехать далеко от города. Возможно, ему не следовало встречаться с шефом полиции. Может быть, следовало просто подождать, пока… До чего? Больше доказательств чудесным образом не появится. Он проводит рукой по волосам, расстроенный тем поворотом, который приняла его жизнь. Возможно, пришло время бросить всё это, но уходить так неправильно. Он ненавидит незаконченные дела. Сынмин тянется к телефону, который небрежно был брошен на пассажирское сиденье. Всего одно касание — Чонин всё ещё не ответил на сообщения — и телефон снова отброшен. Всего двадцать минут, и он пересечёт границу города. Тяжело опускает голову на руль и вздыхает. Он надеялся хотя бы на ещё одну встречу с Чонином, но тот перестал отвечать на звонки и сообщения. Дверь квартиры ему даже не открыли. Чонин либо прятался, либо просто жил где-то в другом месте. Да, он мог бы быть более настойчивым, возможно, отследить телефон или ворваться без приглашения, но так поступают с преступниками. Чонин… другой. Обычно Сынмин пытался провести черту между работой и личной жизнью. Но в последнее время линия стала слишком размытой. На самом деле вовсе исчезла, а жизнь превратилась в огромный хаос. Особенно когда дело касается Чонина. Дело не только в сексе, Сынмин вынужден признать. Если бы речь шла о сексе, отсутствие Чонина в последние несколько дней не сводило бы с ума. Отношения не входили в список приоритетов. Ну, может быть, несколько лет назад. Но не с тех пор, как ему поручили это дело. Случай, перевернувший жизнь с ног на голову, и превративший его в оболочку человека, которым он был раньше. Сынмин стал одержим, особенно когда каждая улика указывала на Чанбина, но никто — ни одна живая душа в полицейском управлении — не подозревала его. Предполагалось, что Чонин всего лишь ещё один игрок, средство для достижения цели. Но из-за него Сынмин думал о том, кем стал, и позволил представить, кем мог бы быть, если бы чёртов Со Чанбин не досаждал. Чанбин… Сынмин выпрямляется, на задворках сознания появляется идея. Это плохая идея, но что может произойти в худшем случае? Долгие годы он представлял себе, каково это — держать Чанбина в комнате для допросов, заставить признаться, видеть, как его судят и сажают за решетку. Не будет ни комнаты для допросов, ни обвинения в убийстве, ни суда, не говоря уже о приговоре, но Сынмин чертовски уверен, что не уедет из города, не допросив Чанбина.

***

Хёнджин. Ему нужно найти Хёнджина. Это приоритет Чанбина с момента, как он увидел клубы дыма и почувствовал жар, проникающий через дверь. Мысль о том, что Хёнджин, накачанный лекарствами, спит наверху, вызывает у Чанбина безумную панику. Но как ни старается, люк не поддаётся. Он тратит драгоценные минуты, пытаясь выбраться через люк, и только соскользнув вниз по лестнице, замечает лужу и дорожку жидкости, ведущую обратно в комнату. Не нужно даже думать, чтобы понять, что это бензин. Достаточно малейшей искры, чтобы воспламенить здесь всё. Подвал словно гигантский фитиль, жаждущий быть зажжённым. Чанбин не хочет думать о том, кто это затеял. Не сейчас. Но когда выберется отсюда, виновнику придётся чертовски дорого за это заплатить. Он пятится, отмахиваясь от дыма, и поворачивается, чтобы вернуться в комнату. Игнорируя панику, сжимающую всё внутри, заставляет себя думать ясно. Выход есть, но действовать нужно быстро. Он мчится со всех ног, нахмурив брови, слыша, как собственное имя эхом доносится до него. Джисон. То, что его ожидает, вызывает волну агонии, пронзившую всё тело и заставляющую упасть на колени. Он видит кровь на лице Чонина, нож в его руке, и Джисона. Джисон корчится на полу, кровь течёт из ран. — Сон, — выдыхает он, вбирая полный рот дыма, забивающий дыхательные пути и вызывающий приступ кашля. Глаза щиплет, и приходится сморгнуть навернувшиеся слёзы, чтобы отчетливо разглядеть Джисона. — Мы… мы должны выбраться отсюда, — говорит, зная, что тот не способен никуда уйти. Может быть, если Чанбин понесёт его… Джисон издаёт вопль боли, стихающий на его губах, когда глаза начинают закрываться, а дыхание затрудняется. Этого не должно было случиться. Не должно так закончиться. — Джисон, — шепчет хриплым голосом. — Давай же. Ты… ты не можешь… Бесполезно, понимает он, думая только о Хёнджине. Джисон будет только мёртвым грузом на руках, если попытаться унести его. Приоритет Чанбина — Хёнджин. Он и так уже потратил столько времени впустую.

***

Дом в огне. Это может быть единственным разумным объяснением всего этого дыма. Часть Минхо рада, что всё это сгорит дотла. Пусть всё горит. Пусть превратится в пепел. Он усмехается Чанбину, склонившемуся над телом Джисона. Пусть все они обратятся в пепел. Но другая его часть умоляет бороться, найти выход, оставить всё позади, надеяться на свободу, на шанс выжить. Он смотрит на Чонина, который замер с широко раскрытыми остекленевшими глазами, в шоке от того, что сделал. Минхо понимает. А потом обращает взор на Чана. Мужчина отрывает взгляд от безжизненного тела Сэуна и теперь замечает всё происходящее. Как только приходит осознание, ужас берёт верх над горем. Путаница цепей сковывает руки и ноги Чана, а висячие замки удерживают их на месте. Минхо вытаскивает кляп изо рта, но тот не сразу начинает говорить, всё ещё ощущая горечь потери Сэуна. — Минхо, — произносит почти шепотом. — Слушай меня. Ключи от этих замков находятся у одного из них, — голова склоняется вбок, указывая на Джисона и Чанбина. — Нужно освободиться от этих цепей, и тогда мы выберемся отсюда. Предыдущие попытки Минхо ослабить путы были тщетны. Он отчаянно нуждается в этих ключах. Он смотрит на Чанбина, который отстранился от Джисона. На краткий миг их совместная жизнь проскальзывает перед глазами. Было время, когда он был счастлив с Джисоном; это кажется совершенно другой жизнью. Он не заметил в какого монстра превратился Джисон. — Прости, — извиняется Чанбин, в последний раз погладив лицо младшего, прежде чем подняться на ноги и убежать. Вот тебе и братство. Минхо, не раздумывая, бросается к телу Джисона, чувствуя отвращение к запаху мочи и крови, покрывающей руки. От вкуса желчи на языке тошнит, но он заставляет себя проверить карманы Джисона. Пусто. Значит у Чанбина… Но он уже ушёл. Минхо беспомощно смотрит на Чана. — Что же нам делать? — Всё в порядке, — хрипит Чан, в его глазах появляется слабое смирение. — Следуй за ним. Должен же быть какой-то выход. Тебе нужно уйти. — Что? — Минхо мотает головой и подползает к Чану. — Я не оставлю тебя, — он поворачивается к Чонину, — помоги мне, пожалуйста, — умоляет. Несколько мгновений — мучительных для Минхо — Чонин просто смотрит на Чана. И Минхо знает, о чём он думает. Чан заслуживает смерти. Он тоже творил ужасные вещи. Минхо избавился от подобных мыслей всего несколько минут назад. Он любит Чана, и, если Чан — убийца, пусть так и будет. Но Минхо не собирается бросать человека, которого любит, гореть заживо. — Чонин, пожалуйста! — дым смыкается вокруг них, такой густой, что образует между ними барьер. Минхо вздрагивает от неожиданности, когда на пол падает ножовка, и Чонин опускается на колени рядом. — Мы должны спешить, — сглатывает Чонин. — Огонь… — не нужно ничего объяснять. Минхо видит и ощущает вкус пепла. Огонь уже распространился. Он пытается распилить цепи, поморщившись, когда лезвие вонзается в кожу Чана, оставив глубокую рану на предплечье. Времени на осторожность нет. А ебучие цепи даже не сдвинулись с места! Он чертыхается и оглядывается через плечо, широко раскрыв глаза на пламя, ползущее к мебели. — Минхо, — Чонин поднимается на ноги, отодвигаясь. — Нам нужно идти. Минхо бросает ножовку и смотрит на Чана, видя в его глазах отражение собственной боли. — Я не могу оставить тебя. Но Чан только улыбается, взглядом цепляясь за вид Минхо. — Хей, я люблю тебя, хорошо? Минхо вздыхает, принимая ситуацию, и соединяет их губы для последнего поцелуя. Он запомнит это. И позволит воспоминанию преследовать себя днём и ночью, позволит терзать, насмехаться за то, что оставил возлюбленного, за то, что спас себя. — Я тоже тебя люблю. — Ты можешь что-нибудь для меня сделать? — Всё, что угодно, — кивает Минхо. — Возьми нож, — Чан кивает в сторону орудия, которое отбросил Чонин. Минхо выполняет просьбу. — А теперь, — голос дрожит, — поднеси его к моему горлу. Минхо всхлипывает, нож со звоном падает на пол. — Нет, — мотает головой, дурманящее онемение охватывает всё тело, — нет, нет, нет. — Минхо, пожалуйста, — умоляет Чан, его щёки мокрые от слез. — Я лучше умру от твоей руки, чем сгорю заживо. Пожалуйста. — Я сделаю это, — Минхо удивлённо моргает, наблюдая, как Чонин подбирает нож. — Ты иди, — настаивает Чонин. — Не обязательно это видеть. Я тебя догоню. Минхо почти сопротивляется, когда Чонин поднимает его на ноги и подталкивает к выходу. Почти. Но инстинкт самосохранения слишком силён и эгоистичен, чтобы позволить задержаться. Он бежит так быстро, как только позволяют ни на что негодные силы.

***

Чонин знает, что может этого не делать. Больше никому не подчиняется. Он ушёл от этой фазы своей жизни. А Чан солгал ему, убил Джемина, человека, которого любил Чонин. Но ведь Джемин тоже лгал. Кажется, в жизни Чонина не было никого, кому можно доверять. Его жизнь построена только на лжи… Единственная причина, по которой он оказывает Чану эту маленькую услугу, заключается в том, что, несмотря на всё, он благодарен за помощь себе и семье, даже больше, чем требовал контракт. Чан позаботился о том, чтобы семья Чонина ни в чём не нуждалась. Это больше, чем Чонин когда-либо смог бы сам сделать для них. Значит, он может даровать ему это маленькое милосердие. — Спасибо, — шепчет Чан, остекленевшими глазами смотря на нож, готовый перерезать ему горло. — Спасибо тебе за всё. Не знаю, где и чем бы я был без тебя. Всё, что Чонин может — слегка кивнуть. Убить Джисона было легко; он чудовище до мозга костей, но Чан… Чонин отказывается верить, что такая же безжалостность живёт и в Чане. Что бы тот ни делал, как бы ни ошибался, это было вызвано каким-то ошибочным чувством любви к своей семье. Поэтому, когда Чонин подносит лезвие к горлу Чана, не может смотреть. Одного рывка руки достаточно, чтобы Чонин стал убийцей. Это убийство, не так ли? Независимо от причины, это всё ещё убийство. Он жмурится и проводит лезвием по горлу Чана. Хотелось бы найти способ заглушить звук захлёбывания кровью, от которого у Чонина сводит живот. Всё ещё отказываясь смотреть, он роняет нож, руки дрожат и колени слабнут, пока пытается удержаться на ногах. Справившись со второй попыткой, звук потрескивающего дерева привлекает его внимание. Он смотрит широко раскрытыми глазами, как языки пламени лижут полки, заставляя их падать на землю, искры летят, от чего загораются другие предметы. Всё произошло в одно мгновение. Огонь бушует, пожирая всё, к чему прикасается. Пот пропитал одежду, Чонин кашляет, начиная пробираться через лабиринт, созданный огнём. Он использует железный прут, чтобы убрать с дороги обломки горящей мебели, держа выход в поле зрения. Почти добрался.

***

Коридор длинный и узкий, вдоль стен тянутся несколько тёмных дверных проемов. Минхо прячется на безопасном расстоянии от Чанбина, но не спускает с него глаз, пока тот мчится по коридору. Он оглядывается через плечо, надеясь, что Чонин скоро догонит. Подавляет желание вернуться и проверить. Часть входа в подвал обрушена и полностью окутана пламенем, медленно пробирающимся в комнату, и как только мебель загорится, оттуда уже не выбраться. Минхо видит, как Чанбин поворачивает налево, и испытывает искушение последовать за ним. Но не может оставить Чонина. Он прикусывает губу и всё-таки прокрадывается дальше. Нужно хотя бы увидеть выход. Выглядывает из-за двери и щурится, вглядываясь в темноту. Тьму, окутывавшую комнату, прорезают несколько узких полос света, падающих из решётки, встроенной в потолок. Но каким образом достичь её? Он наблюдает, как Чанбин складывает ящики один на другой, образуя лестницу. Но даже с этими ящиками, Минхо понимает, добраться до решётки будет почти невозможно. Почти. Минхо мог бы заключить сделку, чтобы сделать это возможным. Он испуганно подпрыгивает, когда чувствует руку на своём плече, но вздыхает с облегчением при виде Чонина. Отлично. Теперь, когда они оба здесь… Минхо игнорирует тревогу на лице Чонина и тянет за собой в комнату. Чанбин направляет на них пистолет в одно мгновение. — Если ты поможешь нам, мы поможем тебе, — Минхо поднимает руки в сдающемся жесте. Чанбин с трудом сглатывает, раздражённо дёргает головой и стискивает зубы, перебирая в уме возможные варианты. — Ладно, хорошо. Но один из вас останется здесь, пока я не поднимусь наверх. Минхо не может этого допустить. Он не доверяет Чанбину, особенно с пистолетом. — Сделаем по-моему, иначе сгорим вместе. Ты действительно винишь меня за то, что я не доверяю тебе? — спрашивает он, дёрнув плечами. — После всего этого, — взмахивает рукой, указывая на окружающую обстановку, — ты винишь меня? Мы просто теряем время, Чанбин, — пристально смотрит на Чанбина, пока тот не опускает пистолет и, смягчившись, кивает. Чанбин переключает своё внимание на решётку, сделав три быстрых выстрела, чтобы сорвать крышку. Он бросает на них полный отвращения взгляд и указывает на ящики. — Давайте. — Ты первый, — убеждает Минхо Чонина, зная, что сам слишком слаб, чтобы подняться первым. — Ты сильнее. Мне понадобится твоя помощь. Минхо надеется, что Чанбин ослабит хватку на пистолете, помогая Чонину подняться. Но этот человек не глуп. После нескольких ворчливых попыток Чонин умудряется выбраться наверх. Минхо чувствует, как напряжение в груди начинает ослабевать, но лишь слегка. Воздух становится плотным, серо-чёрный дым почти ослепляет. — Моя очередь, — говорит он, наблюдая, как Чанбин разминает руки. Он всё ещё не уверен, что сможет это сделать. Знает, что работает на адреналине и отчаянно нуждается в спасении, но маловероятно, что хоть что-то поможет его хрупкому телу. Минхо глубоко вздыхает, когда Чанбин помогает ему подняться. Невозможно оторвать пристального взгляда от этого человека, страх преследует его с тех пор, как он оказался в подвале. Чанбин крепко сжимает его ноги, Минхо заставляет себя поднять голову. Чонин наклоняется, протягивая ему руки. Решительно сжав челюсти, Минхо тянется своими, мышцы начинают болеть от напряжения, а кончики пальцев лишь слегка касаются Чонина. Внизу пламя прорывается в комнату, летят искры, поджигая провода, тянущиеся вдоль стен. Минхо чертыхается и пробует ещё раз, нащупывая выступ. Чонин обхватывает запястье Минхо и тянется к его другой руке. Он мычит, начиная его вытягивать, и Минхо, почувствовав дополнительный прилив сил, подтягивается, пока не чувствует твёрдую почву под животом. Измученный, Минхо тяжело дышит, вдыхая свежий воздух и щурясь от падающего на них света. Ему кажется, что он попал в другой мир, но жар, исходящий от земли, напоминает об ужасе внизу. Чонин уже переключает своё внимание обратно на Чанбина, но Минхо останавливает его, как только тот начинает протягивать руку. — Ты что, с ума сошел? — рычит Минхо. — Нам не нужно ему помогать. — Что? — Чонин выглядит озадаченным. — Я не могу просто уйти и оставить его гореть заживо. Да, знаю, что он этого заслуживает. Но всё же… — дыхание спирает, когда Чанбин кричит, умоляя их о помощи. — Минхо, брось. — Мы ему ничего не должны, — шипит. — Он убийца. Он истязал нас! Смешно, что после всего, Чонин всё ещё хочет помочь. Минхо не нужно смотреть, чтобы понять, что комната прямо под ними превращается в печь. Это то, что заслужил Чанбин. Нет, на самом деле заслуживает худшего, но это всё, что получит. — Существует система уголовного правосудия, — хмурится Чонин, пытаясь вывернуться из хватки Минхо. — Пусть эта система позаботится о нём. — Система уголовного правосудия — полное дерьмо. И Минхо, и Чонин отстраняются друг от друга, когда понимают, что они не одни. И Минхо удивлён, увидев человека, идущего к ним. Чонин перестаёт ёрзать, его глаза широко распахиваются. — Сынмин.

***

Сынмин нуждается в простой конфронтации. Хочет посмотреть Чанбину в глаза и сказать, что знает — знает обо всех совершенных им преступлениях, и что ему никогда не будет предъявлено обвинение в убийстве, но Сынмин знает, кто он такой. Но как только видит столб дыма, спиралью поднимающийся в небо, все мысли о противостоянии покидают разум. На этой стороне города построен только один уединённый дом. Добравшись до туда, большая часть здания уже охвачена пламенем. Сынмин обходит дом сбоку и уже собирается вернуться и вызвать экстренные службы, когда слышит голоса — один из них настолько знакомый, что в груди зарождается паника. Чонин. Он не знает, что делать со сценой на заднем дворе. Двое мужчин — один с обнажённым телом и такими ужасными ранами, что у Сынмина живот сводит, а другой с пятнами крови на лице, в разорванной одежде — смотрят вниз на то, что кажется канализацией. Но Сынмин быстро приходит в себя. И, когда он понимает, что это Чанбин там — внизу… — У него слишком много связей, — поясняет, бросая свою куртку ошеломлённому Минхо. — И, — быстро оценивает состояние Чонина, с облегчением отметив, что, несмотря на кровь на его лице, никаких явных ран нет, — если он попадёт в тюрьму, с ним будут хорошо обращаться. Во всяком случае, лучше, чем он обращался с вами обоими. Сынмин наклоняется над решёткой, наблюдая за пламенем, которое медленно ползёт к человеку, стоявшему на груде ящиков, прижавшись спиной к стене в ожидании своей смерти. Он ухмыляется. Сначала загорятся ящики, а потом и человек на них. Как будто Чанбин стоит на собственном погребальном костре. Тот поднимает голову, глаза немного распахиваются, когда взглядом встречается с Сынмином. Чанбин умоляет: — Пожалуйста, помоги мне. Ты не можешь оставить меня здесь умирать! Сынмин издаёт невёселый смешок. — Но я могу, Чанбин. Ты знаешь, что заслужил это. Подумай обо всех тех людях, которых ты убил. — Сынмин, — Чонин кладёт руку ему на плечо. — Сынмин, мы не можем этого сделать. Это неправильно, — на лице написано отчаяние, и Сынмин почти поддаётся искушению сдаться. — Ты знаешь, как долго я ждал этого? — спрашивает он. — Знаешь, сколько жизней этот человек оборвал, не задумываясь? Он чудовище, Чонин. — И, если мы сделаем это с ним, — Чонин кладёт руку на подбородок Сынмина, заставляя его отвернуться от Чанбина и увидеть боль в своих глазах, — мы ничем не лучше его. Сынмин разочарованно вздыхает и бормочет: — Ты не можешь быть серьёзным, — но протягивает свой пистолет Чонину, — слушай, я ни за что не помогу ему выбраться оттуда. Но ты можешь дать ему быструю смерть, если хочешь. Если нуждаешься в этом. Минхо начинает протестовать, но Чонин направляет пистолет на Чанбина, хоть и очень дрожащими руками. Возможно, зная, что его судьба решена, Чанбин падает на колени. Пламя охватит его через несколько секунд, и Сынмин будет рад видеть, как тот извивается и кричит в агонии, хотя это будет лишь малая часть того, что он действительно заслужил. — Нет! — к удивлению, Минхо, явно взбешённый, вырывает пистолет из рук Чонина, отбросив одним движением. — Я не позволю тебе сделать это! Он заслуживает страданий! Чонин поднимается на ноги, намереваясь поднять пистолет, и Сынмин встаёт рядом с ним. — Чонин, просто оставь это. — Нет, — отрезает Чонин, отталкивая Сынмина. — С меня хватит этих убийств, лжи и предательств. Мне это надоело! Я вытащу его оттуда. Всего мгновение, но его достаточно, чтобы отвлечь всех троих от того, что человек внизу целится в них из пистолета. Позже Сынмин будет задаваться вопросом, в кого нацелился Чанбин. Будет гадать, мог ли предотвратить это и виноват ли он сам, или это вина Минхо? Сынмин может только изумлённо смотреть, как Чонин застывает с широко раскрытыми глазами, брызги крови и серовато-белое вещество появляются в воздухе. А затем с неглубоким вздохом Чонин падает. Сынмин не знает, чьи крики звенят у него в ушах. Кто это — он или Минхо? Возможно, оба. Неизвестно. Но он беспомощно смотрит, как Чонин падает обратно в огонь внизу. Сынмин кидается за ним, но слишком поздно. Пальцы сталкиваются лишь с обжигающим пламенем, а Чонин исчезает, словно согнутая масса в огненном потоке. И когда то же самое пламя пожирает тело Чанбина, лицо мужчины искажается в усмешке, злорадствуя последней победе, даже когда огонь сдирает плоть с его скелета.