Свидание со смертью

— Проснись. Где она была? Поверхность под ней была твердой и холодной. — Ты проснешься! Это был Блэкхит? Гермиона почувствовала, как кто-то крепко взял ее за плечи. — Кгрх… - Гермиона старалась изо всех сил, но слова просто не выходили должным образом. — Ну вот, добро пожаловать обратно. Она посмотрела в темные и бездушные глаза Блэкхита. Еще несколько морганий, и все остальное перестало казаться размытым и расплывчатым. — Не прикасайся ко мне, — наконец пробормотала она. — Как пожелаешь, — неторопливо ответил Блэкхит. Он отпустил ее без предупреждения. Голова Гермионы ударилась о деревянный пол под ней. Гермиона застонала, когда появилась острая боль. Она оперлась на одну руку и потерла затылок свободной рукой. — В этом не было необходимости. — Вставай, мы уходим, — приказал Блэкхит. — Это сработало? — Удивленно спросила Гермиона. — Он пошевелил пальцами, это хорошее начало. Ты вернешься завтра. Кроме того, тебе нужно записать его воспоминания в дневник. — Зачем записывать в дневник? — Это, откровенно говоря, не твое дело, — сказал он, собирая вещи. — Я не думаю, что леди Малфой хочет, чтобы больше людей узнало о личных делах ее сына. Гермиона приподнялась с помощью столбика от кровати. Блэкхит уставился на нее, выражение его лица не выдавало его мыслей. Это взволновало ее не меньше, чем то, что он крепко держал ее за плечи. Что-то в нем было не так. Что-то было очень не так. Он не вписывался ни в какие рамки. Он был слишком непредсказуемым, и это заставляло Гермиону опасаться его. Блэкхит порылся в кармане, затем достал кусочек шоколада, завернутый в блестящую розовую фольгу. Гермиона удивленно подняла бровь. — Ешь. Похоже, ты сошла с ума, находясь у мистера Малфоя в мозгах, — сказал Блэкхит, направляясь к двери. — Пошли. — Я сошла с ума в той тюремной камере задолго до этого, — прошептала Гермиона, следуя за ним из комнаты и разворачивая шоколад. Сладкого ощущения, коснувшегося ее языка, когда она отправила его в рот, было почти достаточно, чтобы поставить ее на колени. Слишком долго она не ела по-настоящему, потому что в тюрьме на это тоже было наложено заклятие. Когда они добрались до внутреннего двора, Блэкхит остановился, чтобы посмотреть на цветущие цветы вокруг них. — Ты знала, что их подбросили, потому что они также называются Нарциссами? — он спросил. — Для леди Малфой, — закончила Гермиона. — Люциус был безнадежным романтиком, — продолжил он. — Единственным человеком, которого он когда—либо любил, была она. — Что с ним случилось? — Гермиона задавалась вопросом, когда сцена с плачущей матерью Малфоя прокручивалась у нее перед глазами. — Он умер. — Его глаза перебегали от окна к окну, внимательно осматривая их. Он не хотел, чтобы его увидели болтающим с грязной незваной гостьей, которую она изображала — подумала Гермиона. — Пожиратели смерти дают клятву, как ты знаешь. Если вы не подчинитесь, смерть поглотит вас целиком. Гермиона молча смотрела на него. Кто был этот человек? Истинный последователь Волан-де-Морта никогда бы не стал обращаться с ней так, как он. Но он, похоже, был доверенным целителем из высших слоев общества. Что-то не сходилось, и Гермиона ненавидела это. Она ненавидела быть неосведомленной во всем. Она ненавидела незнание. Лавандовое небо уже освобождало место для яркой полной луны. Им потребовался целый день, чтобы погрузиться в воспоминания Малфоя. Тело Гермионы болело, а свежий воздух вызывал у нее дрожь. Ее мантия целительницы была не совсем подходящим нарядом для ранней весенней погоды. Кусочек шоколада немного помог, но этого было недостаточно, чтобы снять головокружение. Ей требовался хороший ночной отдых. Настолько хороший, насколько это могло быть в тюремной камере без дверей и окон. — Нам нужно уходить, — наконец сказал Блэкхит. Они поспешили по бесконечным коридорам Малфой-Мэнора, пока не достигли гостиной с камином, где их ждала Кирби, громко выдыхая, когда они вошли. — Ты мог бы сказать мне, что это займет весь день, — раздраженно сказала Кирби. — Твой приказ, твоя ответственность, — ответил Блэкхит. — Верни ее завтра утром — и это теперь принадлежит ей, это для документирования процесса исцеления, — сообщил он Кирби, держа дневник в коричневой коже. — Ей запрещено держать что-либо в своей камере, — ответила Кирби с растущим беспокойством. — Если бы был шанс, что она использует это для чего-то другого, я бы подумал об этом и давно устранил эту бесполезную возможность. — Я не буду той, кто возьмет вину на себя, если что-нибудь случится. — Конечно, нет, твоя верность принадлежит не мне. — Этого было достаточно, чтобы она закрыла на это глаза. — Мы уходим, грязнокровка, — объявила Кирби, вставая в тусклое пламя камина. Блэкхит вручил Гермионе блокнот и маленькое перо. — Постарайся никого этим не ударить, ладно? — прошептал он, и его губы растянулись в ухмылке. — Я не могу обещать, — ответила Гермиона. И она тоже это имела в виду.

***

Как ни странно, она почувствовала себя в постели так, словно вернулась домой. Ее голова раскалывалась пополам, а глаза не переставали слезиться от сильного давления внутри черепа. Легилименцией нельзя было заниматься часами подряд. Теперь она расплачивалась за то, что была такой же любопытной, как Филч и его кошка. Она улыбнулась, думая о них, но вспомнила, как судьба обошлась с ними обоими. Когда Луна, Падма и Гермиона все еще пытались поговорить друг с другом, Падма рассказала им, как Филча поймали и утащили в Запретный лес после битвы. Миссис Норрис побежала за ним, шипя и визжа, требуя вернуть своего хозяина. Их больше никто не видел, как и многих других после битвы. Но теперь она знала, что Луна и Падма в безопасности. Когда Малфой добрался до холодильной камеры, кто бы ни был ответственным, он должен был знать, что Луна и Падма были спасены. Стратегически имело смысл использовать их в качестве рычага воздействия, даже несмотря на то, что они были вне досягаемости для них. Гермионе было интересно, как нашли Малфоя и раскрыто ли его прикрытие. У нее кружилась голова от воспоминаний о нем, и было трудно представить картину в целом. Она помнила его подлым хулиганом, который думал только о себе и о том, как получить преимущество для достижения своих личных целей. Теперь эта картина разбилась вдребезги, и она не могла видеть, что лежит перед ней на сотнях осколков. Последнее, чего она ожидала, это увидеть Рона и Джорджа. Конечно, она была в восторге, узнав, что они выжили и сбежали. Но в то же время она чувствовала что-то внутри себя. Это жгло, жалило и мешало дышать. Рон был уже не тем мальчиком, который целовал ее, когда вокруг них разверзся ад. Она глубоко заботилась о нем, всегда заботилась и всегда будет заботиться. Однако теперь, когда она думала о нем, на ее губах появлялся горьковато-сладкий привкус. Горький, как расстояние или потеря кого-то из виду, и она больше не знает, кто это. Мило, это как первое увлечение подростка, не знающего, ответят ли его чувства взаимностью. Несмотря на то, что ей отчаянно нужно было закрыть глаза и убежать от интриг войны, она должна была выразить то, что она видела, словами. Если бы Малфой действительно помогал Рону, она не посмела бы раскрыть операцию. Это означало, что ей пришлось солгать и сделать это правдоподобным. Она села на пол, положив блокнот на край кровати, и начала плести свою паутину. Когда она добралась до конца, ее глаза больше не могли оставаться открытыми. Собрав последние остатки сил, она заползла на не очень мягкий матрас.

***

После ночи без сновидений Гермиона проснулась, не чувствуя себя совершенно разбитой. Был 704-й день, что означало 5 апреля. Она прочитала блокнот перед тем, как ей пришлось вернуться в Малфой-Мэнор. Она запомнила свои записи за вчерашний день, убедившись, что каждая деталь запечатлена в глубинах ее мозга. Закончив, она осмотрела свои новые вещи. Оно было размером с ее ладонь, а перо выглядело так, словно прожило уже тысячу жизней. Ей было интересно, какие заклинания наложил на них Блэкхит, прежде чем она их получила. У нее, конечно, был способ выяснить, но Кирби уже открывала ее камеру. С этим пришлось подождать до другого раза. Возможно, в конце концов, было разумнее подождать, пока она не получит от Малфоя всю необходимую информацию. Ей было некомфортно из-за своей новой магической способности, которая делала ее осторожной. Если что-то пойдет не так, ей нужно было сначала покончить с ней. Прежде чем дверь полностью открылась, Гермиона уже была на ногах. — Проснись и пой, 183, — поприветствовала ее Кирби своим обычным неприятным тоном. Ее глаза встретились с глазами Гермионы, затем они осмотрели небольшое пространство вокруг нее. Похоже, они нашли то, что искали. — Возьми это с собой, — сказала она, кивнув на дневник, лежащий на ее кровати. Гермиона быстро схватила его. Кирби не потрудилась надеть ей на запястья какие-либо наручники. Казалось, что она чувствовала себя настолько беззащитной перед беспомощным магглорожденным, что беспокоиться о протоколе было слишком хлопотно. Не разговаривая, они снова направились в Малфой-Мэнор. В тот день коридоры тюрьмы казались другими. Тише и не такими мрачными. Возможно, это было из-за ее нового распорядка дня и того, что она больше не торчала на одном месте. Она задавалась вопросом, сколько раз она выйдет из тюрьмы, прежде чем ей придется вернуться навсегда. Это было не то, о чем она хотела думать, поскольку это вызывало у нее тошноту. Вдыхая свежий воздух и видя небо, стало до боли ясно, как сильно она скучала по своей свободе. Блэкхит ждал их в поместье, как и накануне. На этот раз между двумя пожирателями Смерти не было никакой болтовни, и Гермиона последовала за ним, как только он начал действовать. Она запомнила разные лестницы, коридоры и двери, пока они не вышли во внутренний двор. Над особняком нависли темные тучи. Они были черно-серыми с чудесными завихрениями, врезающимися друг в друга. Облака стояли высокие и широкие, закрывая все видимое небо. Это было красивое и трагическое зрелище. И тут она услышала это. Могучий рев сверху. Раскаты грома отдавались эхом, требуя, чтобы их услышали. На ее кожу упала одинокая дождевая капля. Сначала было холодно, потом стало теплее от температуры ее тела. На нее обрушился великолепный дождь, и ее одежда и волосы пропитались им. Через несколько секунд она промокла насквозь. — Ты подхватишь обычную простуду, если будешь продолжать стоять здесь! — Крикнул Блэкхит с другой стороны. Он наложил защитное заклинание над головой, чтобы оставаться сухим. — Это прекрасно, — сказала она, стуча зубами. — Эксареско, - сказал он, указывая на нее палочкой. Лишняя влага вытекла из ее волос и одежды, в то время как его защитное заклинание распространилось на нее. — После тебя. — Он придержал дверь на лестницу. Они не разговаривали, пока поднимались в комнату Малфоя. Когда они вошли, Нарцисса снова сидела у кровати. Она встала и ушла, не сказав ни слова и даже не взглянув на них. Правда, Гермиона заметила, что на ее щеках стало немного больше румянца. Малфой не двигался со вчерашнего дня, но она заметила его руки. Его пальцы были сжаты в расслабленный кулак, как будто он сжимал их до этого. Как будто его так раздражало ее присутствие, что это отразилось на его теле. Она ухмыльнулась при этой мысли. — Приготовься, — сказал Блэкхит, указывая на Малфоя. — Ты можешь передать мне дневник. Упоминание о ее записях заставило сердце учащенно забиться. Она надеялась, что он ничего не заметил, когда держал блокнот в руке. Что, если он прочтет это и не поверит тому, что она записала? Кто еще собирался их читать? Нахмурив брови, она села на мягкий матрас. Она положила большой палец на лоб Малфоя, в то время как другие пальцы теперь мягко касались его щеки. Она все еще не могла поверить, что находится здесь, копаясь в сознании своего бывшего хулигана. — У тебя есть гипотеза о том, какие воспоминания вызывают у него больше всего? — спросила она Блэкхита, стоявшего позади нее. — Все, что имеет к нему эмоциональную привязанность, я думаю. Я бы не стал просыпаться из мертвых, наблюдая, как я пожираю полный английский завтрак, не так ли? — Правильно. — Она сосредоточилась на своем намерении, затем закрыла глаза. Она слышала, как дождь барабанит по окнам. Она задавалась вопросом, что она найдет на этот раз и покажет ли он ей все снова. Дыши. Что, если это Рон убивал еще людей? Дыши, Гермиона. Сделав еще один глубокий вдох, она была готова. — Легилименс.

***

Гермиона знала, что следует ожидать появления удушающей темной материи в его сознании. Она приготовилась к беспокойству, которое пришло с этим, но вместо этого оказалась в гостиной. Она была плохо освещена, и все было размазано. На диване было расстелено красочное лоскутное одеяло, на ковре был красивый цветочный узор, а по нему были разбросаны коробки со всевозможными вещами. На столике у дивана была оставлена горстка использованных кружек, окружавших стопку газет. Дверь с грохотом распахнулась, и вместе с ней в небольшое пространство ввалилась группа людей, которые разговаривали одновременно. Рон и Джордж первыми вступили в жаркую дискуссию, неся кого-то на руках и осторожно укладывая на диван. Джинни Уизли, Ханна Эббот и высокий молодой человек последовали за ними. Гермиона сначала не узнала его. Его безупречно уложенные волосы и безупречно сшитый костюм заставили его выглядеть достойно. Он выделялся из толпы, как больной палец. Конечно, это был Теодор Нотт. Но, во имя Мерлина, что он с ними делал, подумала она. Она не заметила кресло рядом с собой, пока кто-то в нем не откашлялся. Там сидел человек в черной маске. Малфой. Рон посмотрел на него. — Все вон, — сразу же сказал он. Никто, казалось, не поддался требованию и не ушел, за исключением человека на диване, который все равно выглядел не слишком отзывчивым. Рон все еще ухаживал за ним, пока накладывал быстрое маффлиато на дверь и окна. Малфой громко выдохнул и положил маску на подлокотник. — Что случилось? — спросил он. Под его глазами залегли темные тени, создавая резкий контраст с его серебристыми глазами. Они выглядели еще острее, чем обычно. — Мы привели в действие ловушку, они вырезали руны на потолке, где Невилла держали в плену. Невилл? Гермиона присмотрелась повнимательнее. Он был хрупкой тенью того, кем был раньше, кости торчали из-под грязной одежды, а волосы слиплись, как гнездо дикой птицы. -Ты видел, что это были за руны? — Я смог разобрать только пограничную руну. — Он был таким с тех пор, как ты активировал ловушку? — Да. — Ты уверен, что это Лонгботтом? — Малфой, у меня нет ни времени, ни сил на один из твоих уроков философии, — раздраженно сказал Рон. — Это не философия, ты, бескультурная свинья, — сказал Малфой, не менее раздраженный. — Руна могла привязать его к этому месту. Я так понимаю, вы пробовали восстанавливающее зелье и тому подобное? — Все, что было у нас под рукой. — Может быть, это его копия. Я вернусь и посмотрю, там ли еще настоящий. — Ты с ума сошел? — Спросил Рон. — Я понятия не имею, сколько их там осталось. — Прошу прощения. — Малфой надел маску. — Как ты смеешь сомневаться в моей способности победить неизвестное количество людей, которые хотят меня убить. — Святой Мерлин, ты невыносим. — Рон лег на ковер и уткнулся лицом в локоть. — И невероятно умный и красивый, спасибо. — Малфой провел пальцами по волосам. — Приглядывай за ним, у меня плохое предчувствие насчет этой штуки с рунами. — Когда у тебя нет дурного предчувствия? — Пробормотал Рон. — И скажи мне, проныра, когда я ошибался в своих предчувствиях? — Малфой ответил, вставая. — Если я не вернусь утром, не приходи искать. — Я бы никогда. Все перевернулось, когда воспоминание сформировалось во что-то новое. Они истекали кровью друг в друга. Малфой выходил из комнаты в поместье, и Гермиона услышала, как кто-то плачет позади них. Он бросился по коридору, а затем, наконец, остановился, его рука потянулась к стене рядом с ним. Другой рукой он схватился за грудь, хватая ртом воздух. Он закрыл глаза и сделал глубокий вдох, затем глубокий выдох. — Так, так, так — смотрите, кто снова шныряет повсюду. Теперь в сознании Гермионы эхом звучал голос Малфоя. Он нашел ее. — Привет, Малфой, — ответила Гермиона. — Привет, Грейнджер. — Ты хочешь, чтобы я объяснила, или ты уже знаешь, потому что ты — могу я процитировать — невероятно умен и красив? — Так теперь ты думаешь, я красивый? Гермиона почувствовала, как ее щеки вспыхнули в физическом мире. — Это то, что ты сказал Рону. — Хорошо. Скажи мне, в чем проблема сейчас? — Мой последний визит привел только к тому, что ты пошевелил руками. — Я пытался вернуться в свое тело, но это оказалось более неприятной задачей, чем я ожидал. — Тогда как именно ты пытаешься проснуться? — Тебе когда-нибудь снился сон, в котором ты смотрела на свои руки и замечала, что на них слишком много пальцев? — Спросил Малфой. Гермиона не поняла, к чему он клонит. — Да? — тем не менее спросила она. — В этот момент ты понимаешь, что спишь. Теперь ты можешь делать все. Красть метлы, летать на Луну. — Никогда этого не делала. — О, да ладно. В любом случае, тогда ты случайно слишком сильно раздвигаешь границы, вырываешь себя из сна и просыпаешься. — Это… не имеет никакого смысла. — У тебя есть идея получше? — Я думаю, мне следует просмотреть твои воспоминания. Самые важные. — Ни за что. — Ты сказал, что твоя мать была права. Ты сказал, что тебе нужно вернуться, Малфой. — Тогда почему это так важно для тебя? — Ты не единственный, кто подвергается риску. — Лавгуд и Патил в безопасности, чего еще ты хочешь? — Я думаю, они напали на твой след. — Как же так? — Ты умер в маске в лесу, где была конспиративная квартира с Луной. Ты когда-нибудь задумывался о том, кто тебя нашел? — У меня есть… — И? — Я наложил заклятие на маску, чтобы она распалась, когда я умру. — Почему? — На всякий случай, Грейнджер. Никто, кроме горстки людей, не знает, что я работаю на Орден. Я умер, маски не было, когда другие Пожиратели Смерти нашли меня. Они, вероятно, подумали, что меня послали помочь, а оппозиция добралась до меня. — Тогда почему Блэкхит хочет, чтобы я записала твои воспоминания? — Блэкхит? — Голос Малфоя стал резким, когда он услышал фамилию. — Да, это он научил меня быть целителем. — Что бы ты ни делала, не доверяй ему, Грейнджер, — предупредил ее Малфой с такой настойчивостью, что у нее по спине пробежали мурашки. — Он опасен. Стены в его памяти начали рушиться. — Малфой, что происходит? — Тебе нужно держаться от него подальше. — Голос Малфоя ускользал от Гермионы. Пол дрожал, а потолок обрушивался. Гермиона почувствовала, что ее вытаскивают из его сознания. Она выбралась на поверхность реального мира и открыла глаза. Её встретил самый холодный взгляд.